— Аманда. — Он выдохнул ее имя едва слышно, однако в напряженной тишине, повисшей в вигваме, оно прогремело как выстрел. — Не бойся меня. Иди сюда.
Чингу заключил в объятия неловкое, застывшее тело, стараясь развеять сковавший ее испуг. Еще шире раскрыв глаза, бедняжка не в силах была двинуть и пальцем, хотя и боялась разгневать Чингу непослушанием.
Он долго всматривался в ее лицо, потом ласково улыбнулся и спросил, положив руки ей на плечи:
— Аманда, разве ты еще не была близка ни с одним мужчиной?
Увидев, как она удивилась, он продолжил;
— Ты никогда не делила с мужчиной постель? Ты… — Чингу замялся в поисках нужного слова и наконец проговорил; — Ты девственница?
При виде яркого румянца, залившего нежные щеки, Чингу улыбнулся еще шире. Аманда смущенно кивнула. Он привлек к себе дрожавшую от напряжения девушку, прижал ее лицо к своей сильной, гладкой груди и прошептал, уткнувшись носом в светлую макушку:
— Я хочу тебя, Аманда, девственница ты или нет, но теперь, когда я уверен, что никто не успел познать тебя так, как сегодня познаю я, ты стала для меня желаннее вдвойне. — И он продолжал, немного отстранившись, чтобы видеть ее лицо: — Я много раз делил ложе с женщиной, но в некотором смысле меня также можно считать девственником. Мне еще ни разу не приходилось быть близким с любимой женщиной, потому что я не любил никого, пока не повстречал тебя. А значит, для нас обоих такое случится впервые, и нам вместе придется учиться любить.
Чингу охватила удивительная нежность к этому беззащитному, покорному созданию, и каждое его прикосновение было полно любви и ласки. Он не спеша развязал ее платье и снял его, негромко приговаривая:
— Ты такая красивая в своем свадебном наряде, Аманда. — Однако при виде открывшегося его взору юного нагого тела его низкий голос совсем осип, и он продолжил: — Но теперь ты стала еще прекраснее!
Его пылающий взгляд скользил по молочно-белой коже, которая словно светилась в сумраке, царившем в вигваме. Чингу смотрел и не мог налюбоваться божественным, хотя и искаженным от страха лицом, стройной нежной шеей, хрупкими округлыми плечами и маленькими грудями, увенчанными острыми розовыми бутонами сосков, которым еще предстояло достичь своего полного расцвета от интимной, возбуждающей ласки. А Чингу все смотрел на неправдоподобно тонкую талию, на стройные, но уже набравшие округлость бедра, на золотистый треугольник курчавых волос внизу живота, под которым таился источник влечения, страсти и наслаждения.
Одним скользящим движением Чингу сбросил с себя набедренную повязку, и глазам Аманды впервые предстало мужское тело, готовое к любви. Она с таким удивлением уставилась на его напряженную плоть, что Чингу едва не рассмеялся. Сдерживаясь, он осторожно подхватил невесту на руки, отнес на лежанку и улегся рядом.
Крепко прижимая к себе се горячее тело, он принялся ласкать его. Он хотел, чтобы Аманда немного пришла в себя.
— Аманда, я полюбил тебя сразу, как только увидел в форте Эдуард. И сразу понял, что, если даже смогу убежать, ни за что не расстанусь с тобой, потому что на свободе окажется только мое тело, а душа по-прежнему останется в плену у тебя.
— Но ты же пригрозил, что убьешь меня, если я подниму тревогу, и потом так жестоко обращался со мной, заставляя идти как можно быстрее!.. — Аманда замолчала, только сейчас сообразив, что осмелилась высказать вслух давнюю обиду.
— Да, Аманда, я говорил так, но это была лишь пустая угроза, потому что если бы я и правда убил тебя, я бы и себя лишил жизни. — Он помолчал и ответил на второй ее упрек: — Разве тебе не известно, как принято поступать с заложниками, которые не могут передвигаться достаточно быстро? — Чингу прочел ответ на ее испуганном лице и продолжил: — Мне не хотелось оказаться перед выбором между твоей жизнью и жизнью Сакачгука, самого преданного моего друга.
Скоро Аманда успокоилась. А Чингу, лаская ее, говорил;
— Аманда, у моего народа есть сказка про давние-давние времена, когда были сотворены первые индейцы и один из них жил очень, очень далеко от своих собратьев. Он не умел обращаться с огнем и ел одни коренья, плоды и орехи. Этот индеец очень тосковал в одиночестве. В конце концов ему надоело копаться в земле в поисках корешков, и он много дней провалялся на солнце, предаваясь мечтам, а когда наконец очнулся, то увидел, что рядом кто-то стоит, и поначалу сильно испугался. Но когда это существо заговорило, сердце индейца возликовало, потому что перед ним стояла женщина — белая, с длинными светлыми волосами, совсем не такими, как у индейцев. Он попросил ее подойти поближе, но она отказалась, и всякий раз отступала, стоило ему шагнуть в ее сторону. Тогда индеец сложил для нее песню о своем одиночестве и умолял не покидать его. В конце концов женщина смягчилась и пообещала, что если он станет делать все в точности так, как велела она, то никогда не расстанется с ней. И индеец поклялся, что все исполнит.
Она отвела его на поляну с совершенно сухой травой, дала две палочки и приказала тереть одну о другую как можно быстрее, держа поближе к траве. Вскоре показались искры, и трава вокруг моментально сгорела. Тогда женщина сказала:
— Когда сядет солнце, схвати меня за волосы и протащи по выжженной земле.
Он очень не хотел выполнять этот приказ, но женщина пообещала, что там, где он ее протащит, из земли вырастет нечто, похожее на траву, а позже между листьями он увидит напоминание о ее волосах и тогда сможет считать, что семена готовы для еды. Индеец сделал все, как велела женщина. С того дня мы до сих пор верим, что она не забыла нас. Мы видим ее волосы на початках кукурузы.
Аманда слушала своего жениха, затаив дыхание.
— Для индейцев, — продолжил Чингу, — кукуруза является символом всего живого. И я, как индеец из легенды, долгие годы был одинок и ждал того дня, когда мечта моя сбудется и я найду женщину, которая положит конец моему одиночеству. И вдруг во дворе форта Эдуард я увидел тебя. Я понял, что нашел ту, которую Великий Манито создал именно для меня, потому что испытывал невероятную радость всякий раз, стоило просто взглянуть на твое прекрасное лицо.
Постепенно желание Чингу нарастало, и его руки смелели, все ближе привлекая Аманду и легонько раскачивая ее в такт собственным движениям. Она невольно охнула, когда напряженное мужское копье прижалось к золотистым завиткам между ног.
Однако Чингу не останавливался, и его глаза сверкали все ярче, пока он говорил:
— Но в отличие от индейца из легенды мне мало будет одного лишь напоминания о тебе, Аманда, потому что ты стала светом для меня, отрадой для души. Мне нет жизни без тебя, и оттого мне так хотелось привязать тебя к себе, чтобы мое тело стало частью твоего тела, как ты давно стала частью меня. Не отвергай меня, Аманда. — Искренняя любовь, от которой дрожал его умоляющий голос, не могла не тронуть чуткое сердце. — Отдайся мне, чтобы я снова смог стать целым человеком. — Придерживая ее за шею, он наклонился и припал ртом к ее чудесной нежной коже. Аманда содрогнулась от непривычного трепета, разбуженного горячим прикосновением влажных губ и языка, опускавшихся все ниже, к ямке над ключицей, к ложбинке между грудей. Вот он жадно накрыл губами розовый бутон соска, и Аманда охнула от всплеска новых эмоций и томного тепла, зародившегося в разбуженном лоне. А он продолжал свои ласки до тех пор, пока ей не показалось, что больше невозможно терпеть эту сладостную пытку.
— Чингу! — отчаянно выкрикнула она, вцепившись в его волосы. — Пожалуйста, перестань! Мое сердце вот-вот разорвется!
— Нет, Аманда, — с трудом сдерживая страсть, возразил он, — оно не разорвется, а распахнется, чтобы ты приняла меня!
И он снова ласкал ее языком и губами — пока не достиг заветного треугольника золотистых волос.
На миг приподнявшись, чтобы заглянуть в ее потрясенное лицо, он громко прошептал в тишине пустого вигвама:
— Аманда, мое тело желает познать тебя всю, целиком, так же как мои губы жаждут испить всю твою сладость. — Он медленно опустил лицо и припал к завиткам мягких волос. Сначала Чингу лишь слегка пощекотал золотистый треугольник, но от этих легких прикосновений ноги Аманды раздвинулись, позволяя языку проникнуть в самые укромные, потаенные уголки юного тела. И как только это случилось, Аманда не смогла удержаться и застонала от острого, непривычного наслаждения. Тело ее затрепетало и содрогнулось, впервые познав сладость разрядки, пока наконец не затихло в руках у Чингу — обмякшее, обессиленное. Только тогда он позволил себе настоящую близость — медленными, ритмичными движениями Чингу проникал все глубже, пока не прорвался до конца, вызвав у Аманды громкий вскрик от неожиданной боли. Он тут же застыл и внимательно следил за сменой чувств на ее лице. От навалившихся на нее неожиданных ощущений в глазах у Аманды стояли слезы.
— Теперь я овладел тобой, Аманда, так, как никто еще не владел и уже не овладеет. Ты стала частью моего тела, как я стал частью тебя, и вместе мы вознесемся к звездам.
И Чингу снова стал двигаться внутри ее в медленном, возбуждающем ритме, и его движения набирали скорость и силу, по мере того как в теле Аманды нарастала ответная страсть. Под конец его рывки сделались столь частыми, что Аманда снова забыла обо всем, кроме шума крови в ушах и неистовой жажды разрядки. Чингу уверенно подвел ее к самому пику блаженства, на секунду замер, предвкушая этот чудесный взрыв, и наконец отдался на волю страсти, захватившей обоих. Все еще вздрагивая от экстаза под телом Чингу, Аманда выдохнула у него над ухом:
— Да, Чингу, ты действительно вознес меня сегодня к самым звездам.
На протяжении всей этой длинной ночи Чингу не выпускал Аманду из своих объятий и прижимал ее к груди даже в те минуты, когда позволял себе подремать, пока в молодом сильном теле не зарождалась новая волна неистовой страсти. И он снова и снова будил свою молодую жену, чтобы неустанными ласками разжечь в ней ответный костер любви.
Первые лучи рассвета упали на два крепко сплетенных измученных тела. Чингу тут же проснулся и осторожно повернул к себе ее лицо, любуясь неземной красотой милых черт, едва освещенных слабым светом утра, проникавшим через дымовое отверстие.
— Аманда, — ласково окликнул он, — Аманда! — В ответ на это длинные золотистые ресницы затрепетали и сонно приподнялись. Чингу погладил нежные щеки и прошептал: — Аманда, жена моя, я люблю тебя!
Его ласковый голос и легкие касания усыпили юную красавицу, и так, в полусне, Чингу снова овладел ею с нежностью и любовью.
Солнце уже почти достигло зенита, когда молодая пара Проснулась окончательно. Чингу чувствовал себя совершенно счастливым, любуясь обнаженным телом своей жены, распростертым возле него на лежанке. Ее лицо удивляло детским выражением невинности и чистоты. Чудесные волосы рассыпались по постели. Он осторожно встряхнул ее и промолвил:
— Аманда, проснись, день давно уже наступил. Или ты собралась проспать весь первый день нашей новой жизни?
Ее глаза медленно открылись. Она не сразу вспомнила, где находится. Вдруг осознала, что лежит перед Чингу совершенно голая средь бела дня!
При виде такого проявления девичьей стыдливости, от которой залилось краской милое лицо, Чингу не смог удержаться от лукавой улыбки. Игриво привлекая ее к себе, он со смехом заметил:
— Хватит, Аманда, мы же не можем провести в постели весь остаток жизни, как бы тебе этого ни хотелось. Нам непременно нужно пойти искупаться, ведь в это время дня к пруду никто не ходит, и нам не будут мешать! — Нарочно делая вид, что не замечает густого румянца, все еще покрывавшего ее щеки, Чингу как ни в чем не бывало встал, быстро оделся и терпеливо подождал, пока Аманда натянет свое новое платье. Затем, подхватив кое-какие необходимые мелочи, взял ее за руку и повел из вигвама.
Аманда очень стеснялась их позднего пробуждения и напрашивавшихся при этом мыслей и оттого не смела поднять глаза на обитателей деревни, мимо которых Чингу вел ее с гордым видом к месту купания.
Как он и предсказывал, у пруда никого не было, и под ласковым октябрьским солнышком Чингу быстро разделся и пошел к воде. Тут он с удивлением обнаружил, что его жена неподвижно стоит на берегу. Поняв, что ее снова одолело смущение, он не спеша подошел к ней, встал рядом и ласково улыбнулся. Точно так же, как прошлой ночью, Чингу осторожно снял с Аманды замшевое платье, а потом одним стремительным движением подхватил на руки.
Вдруг ожила упрямая память Аманды — смотревшие на нее сверху вниз глаза засветились мягким зеленым светом, а на широкой груди почудились легкие золотистые завитки, отчего Аманда вздрогнула и потрясла головой, стараясь избавиться от ненужного наваждения. В ответ на ее движение Чингу еще сильнее сжал ее в объятиях и пошел к пруду.
Они долго плескались и играли в воде, а потом даже немного вздремнули, пока сохли на солнце. Аманда лениво думала, как это приятно — вот так нежиться на берегу пруда и подставлять нежарким лучам обнаженное тело, любуясь всполохами оранжевого света под плотно зажмуренными веками. Она не сразу сообразила, что что-то ее беспокоит, неохотно приоткрыла глаза и увидела, что Чингу лежит на животе, приподнявшись на локтях, и внимательно разглядывает ее лицо. Его глаза снова казались загадочными и пронзительными, отчего Аманде почему-то вдруг стало страшно.
— Что с тобой, Чингу? Что случилось? — Не дождавшись ответа и чувствуя себя все более неловко под этим напряженным взглядом, она заговорила вновь: — Всего минуту назад все было прекрасно, и ты казался таким довольным и счастливым. Почему ты не хочешь сказать мне, что случилось?
Но и теперь Чингу ответил не сразу. Его взгляд скользнул по мягким пушистым завиткам волос, обрамлявших милое лицо, и он осторожно погладил эти завитки, прежде чем заговорил:
— Аманда, наша первая ночь принесла мне наслаждение и счастье, и я сгораю от желания знать, испытала ли ты такое же удовольствие.
Чингу в ожидании ответа неотрывно смотрел ей в глаза, отчего Аманда снова покраснела. Спотыкаясь на каждом слове, она пробормотала:
— Д… да. Да, Чингу, я даже не ожидала, что это может принести такое… такое удовольствие.
Этот трогательный наивный ответ вернул улыбку на сосредоточенное лицо Чингу, и он промолвил, явно польщенный:
— Если это правда, Аманда, я бы хотел попросить тебя об одной веши. — Он видел, с каким нетерпением она ждет продолжения, но говорил все так же неторопливо: — Там, в крепости, я заметил, как ты приветствовала того, кого называла своим женихом. — Его темные глаза прищурились, словно всматриваясь в картины прошлого. — Ты подняла лицо, подставила ему губы и прижалась к его губам так, что ему это явно было приятно. Ты стала моей женой, Аманда, но ни разу не подставила мне своих губ.
От удивления она широко раскрыла глаза. Неужели Чингу ревнует к мимолетному поцелую, которым она наградила Роберта, мучаясь от угрызений совести в то утро в форте Эдуард? Теперь настала ее очередь улыбаться, и она широко улыбнулась, от чего на щеках появились знакомые милые ямочки, сводившие Чингу с ума.
— Чингу, я и думать не смела, что у твоего народа есть обычай целоваться, чтобы выразить свою привязанность.
— Это верно, Аманда, — без тени улыбки отвечал он. — Но мне нужно изгнать из памяти поцелуй того человека на твоих губах. Я не нахожу ничего приятного в том, что кто-то чужой обменялся с тобой такой лаской, какая неизвестна мне.
Простое, искреннее признание Чингу так тронуло Аманду, что в горле возник тугой комок, мешавший говорить. Судорожно сглотнув, чтобы не дать пролиться слезам признательности за такое доверие, она просто обняла Чингу за шею и привлекла к себе. Медленно, осторожно Аманда приникла полуоткрытыми губами к его рту и почувствовала, как мягкие податливые губы приоткрылись ей в ответ.
Застонав, Чингу обнял ее так, что мягкая грудь плотно прижалась к его широкой безволосой груди. Стоило ему испробовать на вкус эти дивные губы, как зародилось желание целовать и целовать ее без конца, и вот уже его трепетный язык сам пробрался во влажную, горячую глубину рта. Вместо ожидаемого удовлетворения Чингу почувствовал острейшую вспышку желания.
Наконец он заставил себя отстраниться и прерывистым голосом прошептал:
— Впредь ты не будешь делать этого ни с кем, кроме меня. Твое тело будет принадлежать мне, мне одному!
— А ты — ты будешь принадлежать мне одной, Чингу? — Едва этот невольный вопрос сорвался с языка, Аманда осознала, что до сих пор мучается сомнениями: можно ли всерьез воспринимать эту их свадьбу, совершенную на индейский манер?
И Чингу, не спуская с нее открытого, любящего взора, отвечал:
— Я не любил ни одну женщину, пока не повстречал тебя, Аманда, и теперь, когда у меня есть ты, мне не нужен никто другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38