Карабин выстрелил с первого раза.– Что? Значит, кто-то покопался в нем, Билл! Говорю тебе, он не действовал.– Хорошо, может быть, и так. Во всяком случае, это не поднимет твои акции. И если газетчики разнюхают, что ты встречался сегодня вечером с Джейком...– Наплевать мне на это. Очевидцы видели меня с пистолетом в руке, стрелявшим по этому проклятому грузовику. Никто не может сказать, что я кому-то продался.– В Чикаго много чего говорят.– Да в гробу я их всех видел! Он улыбнулся сочувственно:– Что касается этих чернокожих, свидетелей происшедшего, то «Пит-Двухстволка» сейчас с ними работает. Он, думаю, кое-что разузнает. Эй, ты выглядишь паршиво. Почему бы тебе не отправиться домой и не выспаться?Я вздохнул:– Неплохая идея. – И я отправился к себе в офис, в то время как Друри присоединился к своему «приятелю» Джейку, сидевшему в автомобиле без опознавательных знаков.Я бы с удовольствием воспользовался советом Друри и завалился бы спать в своей теплой постели в «Мориссоне». Но у меня еще оставались дела. Мне нужно было совершить поездку в Нортвест-Сайд. Повидать того парня, чей карабин дал осечку. Глава 6 Было около полуночи, когда я добрался до Польского квартала около Уикер-Парка, где жил Билл Тендлар. Выехав на своем голубом «бьюике» на Милуоки-стрит, я затем свернул на узкую, грязную улицу, в конце которой возвышался огромный католический собор. Господь имел в этом районе роскошную резиденцию, чего нельзя было сказать о тех, кто обитал в двух-трехэтажных обветшалых, скособочившихся домах, которыми была застроена улица.Я припарковал машину у обочины, среди переполненных мусорных баков, и вышел на тротуар. Вокруг не было ни души, легкий свежий ветерок ласково дул в лицо. Но мрачный вид обшарпанных, выкрашенных серой краской зданий мгновенно рассеял мои приятные ощущения. Я был в недоумении. Я платил своим сотрудникам неплохие деньги. Да, с жильем в городе было туговато, но Тендлар мог себе позволить иметь жилище получше. Не шикарное, но получше этого. Дом был погружен во мрак, лишь на третьем этаже светилось одно окно; оно было задернуто зелеными шторами, и свет пробивался через оставленные в них щели. Это была комната Тендлара. К обшарпанной двери подъезда вели ветхие деревянные ступени с проржавевшими, покосившимися перилами. Дверь была не заперта. Лестничная клетка освещалась единственной тусклой лампочкой, вмонтированной в позеленевшую от времени медную оправу, которая с помощью деревянного штатива крепилась к стене. Подобный осветительный прибор можно было бы продать в других районах города в качестве антиквариата. Я подошел к ряду почтовых ящиков, висевших на стене, и нашел инициалы Тендлара на ящике с номером 3-А.Ступени лестницы, ведущей на второй этаж, скрывались в темноте, «О'кей», – подумал я про себя, сжимая в руке резиновую дубинку; под плечом у меня висел пистолет.Я поднялся на третий этаж, также слабо освещенный, подошел к выкрашенной в серый цвет двери под номером 3-А и стукнул один раз.Луи Сапперстейн впустил меня внутрь, приветствовав легкой улыбкой. Рукава его белой рубахи были закатаны, а красно-голубой в полоску галстук чуть ослаблен; на лице выступили капельки пота; рубаха под мышками взмокла. Очки сползли на кончик носа.– Я уже начал беспокоиться, – сказал Луи вполголоса, закрывая за мной дверь.– Гузик прислал за мной, – ответил я. – Мне пришлось отправиться в Английский ресторан для дружеской беседы.– Черт возьми, не хотел бы я оказаться там. Достойное завершение твоих сегодняшних приключений. Чего хочет этот маленький монстр?Я рассказал ему обо всем, в том числе и о том, как Друри прихватил Гузика с собой. А также о заклинившем карабине, который как ни в чем не бывало начал стрелять, когда полицейские решили его проверить.– Что ты думаешь по этому поводу – они «поработали» над этой штуковиной? – спросил Луи.– Думаю, да. Без их «помощи» здесь не обошлось. Кому-то очень хочется вывалять меня в грязи.– Я не думаю, что у них что-нибудь выйдет.– Посмотрим. Как у тебя дела? Луи пожал плечами:– Поначалу я с ним поговорил по-дружески. Когда я пришел, он лежал в постели. У него сильная простуда.– Я знаю. Это не мешало ему выходить на работу. Сегодня первый день, когда он не вышел.– Все так. Мы с ним потолковали немного. Потом я как раз позвонил твоей девушке – из телефонной будки у подъезда. Потом я вернулся, и мы посидели у него на кухне, выпили пива. Затем я завел ему руки за спину и надел наручники. Ему это очень не понравилось, и он некоторое время шипел и плевался. Затем он поостыл и стал более приветливым.– Хорошо, давай посмотрим, что он скажет своему боссу.– Своему боссу, – фыркнул Луи. – Ты еще валялся в пеленках, когда я своей дубинкой охаживал уличное хулиганье.– Возможно, и так, но Тендлар не тебе всучил этот дерьмовый карабин и не тебя отправил под пули.– Хороший ответ.Мы вошли в комнату. Тендлар, парень среднего роста, тридцати с лишним лет, сидел разутый в серой пижаме на деревянном стуле, который Сапперстейн поставил прямо посреди комнаты. Тендлар был немного похож на заключенного, привязанного к электрическому стулу. Его детское лицо выглядело нелепо в обрамлении густой черной щетины. У него были маленькие голубые глазки; сейчас они были налиты кровью.– Геллер, – сказал Тендлар; его голос был охрипшим после многочасовой перепалки с Сапперстейном. – Ты думаешь, я продал тебя?– Билл, – сказал я вежливо. – Ты ведь был полицейским. Почему же ты хочешь, чтобы я доверял тебе?Я оглядел маленькую запущенную комнатенку. Здесь можно было бы сыграть в покер, если бы в игре участвовало не больше пяти человек. Застеленная коричневым пледом софа, покрытый коричневой материей стул, а также два стола на шатких ножках составляли всю мебель этого жилища. Под ногами у меня лежал видавший виды зеленый ковер с вконец истершимся ворсом. Маленький коридорчик вел в темную тесную кухню, где виднелся маленький стол; оттуда Сапперстейн взял стул, на котором сейчас сидел Тендлар.– Хочешь пива, Нат? – спросил Сапперстейн.– Разумеется, – ответил я.– Он выпил три бутылки пива, – сказал Тендлар почти обиженно, – а мне не дал ни одной. Здесь очень душно.Окно в комнате было открыто и задернуто зеленой шторой. Он был прав. Здесь было слишком душно. Я снял свой пиджак. Его глаза чуть расширились при виде висевшего у меня под мышкой пистолета. Тендлар знал, что я не часто его носил с собой.– Сапперстейн – грубый человек, – сказал я со скрытой иронией, ослабляя галстук. – Я не представляю, как ты смог выдержать его пытки.Затем, словно садист, я постучал дубинкой о свою ладонь. Тендлар отреагировал на этой кривой улыбкой.– Меня этим не купишь, – сказал он. – Ты не из тех.– Что значит «не из тех», Билл?– Не из тех конов, которые пользуются резиновыми дубинками.– Ты знаешь, Билл, я был и тем коном, и этим довольно долгое время. И за это время я усвоил для себя одну истину.Тендлар сглотнул слюну и бодро улыбнулся:– И какая же это истина, Геллер?Я тоже улыбнулся:– Никогда не знаешь, что можно ожидать от человека.И я ударил его дубинкой наискось по левому плечу. Он взвыл, и это было довольно громко.– А теперь, Билл, – сказал я, – если ты будешь поднимать шум, мне придется заткнуть тебе рот грязным носком. Не думаю, что тебе это понравится. Поэтому веди себя благоразумно. – И я снова нанес ему удар, теперь уже по другому плечу. – Так-то оно будет лучше. Мы не собираемся будить соседей – хотя, мне сдается, это не тот дом, куда часто заглядывают полицейские, даже если в этом есть необходимость.Тендлар сидел на стуле, слезы текли у него по щекам; он беззвучно плакал.Луи, который до этого был на кухне, подошел ко мне и протянул запотевшую бутылку пива. Я сделал два больших глотка.– Как держится Билл? – спросил он.– Не очень хорошо, – сказал я. – Я думаю, его никто раньше не кормил серебристым карасем На полицейском жаргоне означает – бить резиновой дубинкой.
.– Ты мерзавец, Геллер, – сказал Тендлар.– Ты знаешь, однажды двое копов из Восточного Чикаго накормили меня этой рыбкой. Я чуть не выплюнул свои кишки, а глаза у меня едва не выскочили из орбит. Три дня я ползал на карачках; мое тело было одним сплошным синяком.– Я не продавал тебя, – сказал он. Я со всего размаха ударил его по правой ноге. Он снова издал приглушенный крик, затем начал кашлять. Он действительно был простужен.– Как парень, которому довелось поработать полицейским, Билл, ты знаешь этот прием. Хороший – плохой полицейский. Когда один вовсю работает дубинкой, а другой вежливо увещевает. Мы не считаем тебя глупым парнем, поэтому не будем применять этот прием. Мы используем его вариацию, которую, я думаю, ты оценишь.Я отхлебнул из бутылки и передал дубинку Луи.– Мы будем сегодня оба выступать в роли плохих полицейских, – сказал я, и Луи ударил его по другой ноге.– Я не продавал тебя! Я не продавал тебя!Я схватил его за пижаму и взглянул прямо в его маленькие глазки, которые бегали от страха, чего я и добивался.– Слушай меня. Ты, маленький гаденыш. Ты сегодня днем подставил меня, заставил выбираться из ловушки, которую нам устроили гангстеры для того, чтобы подстрелить нашего клиента. Но на что ты рассчитывал? Ты, возможно, надеялся, что меня сегодня подстрелят? Как видишь, я живой. А ты – труп, твоя песенка спета. – И я резко дернул его за пижаму, отчего стул, на котором он сидел, с треском повалился на пол, там же оказался и Тендлар. Стул остался цел, и я вновь усадил Тендлара на прежнее место.Он дрожал и всхлипывал. Из носа у него текло. Летняя простуда – неприятная штука.– Ты труп, если не начнешь говорить, – процедил я сквозь зубы. – Кто купил тебя? Гузик?Он раскачивал голову из стороны в сторону, лицо его было мокрое от слез и соплей, рот полуоткрыт, зубы обнажены, но это не было улыбкой.– Я представления не имею, кто такой Гузик. Я никогда не встречался с этим вашим Гузиком.– Дай-ка мне эту чертову штуковину, – сказал я Луи, и тот вложил мне в ладонь резиновую дубинку.– Не надо! – закричал Тендлар. – Я больше этого не выдержу. Я ничего не знаю. Господи! Клянусь!– Клянешься? – сказал я. – Клянешься Богом?– Не бей больше меня.Я вновь ударил его. Из его груди вырвались стон, кашель и хрип.Я повернулся к Луи и как бы между прочим сказал:– Ты знаешь, Луи, мы находимся всего лишь в нескольких кварталах от семейного гнезда небезызвестного тебе Нитти. Если дует попутный ветер, то можно спокойно доплюнуть до их порога.Покончив с пивом, я отдал пустую бутылку Луи и обошел несколько раз вокруг сидящего Тендлара, постукивая дубинкой о ладонь.– Хорошее же местечко ты себе выбрал, Билл. Для себя и местных крыс.– Это... я знаю, что это трущобы, но я в прошлом году развелся. Ты знаешь об этом. Алименты. Ты знаешь...– Я плачу тебе не гроши. Алименты или нет, но почему ты живешь в этой грязной лачуге?– Сейчас... сейчас трудно найти квартиру.Я подошел к одному из столов, на котором под пустой пивной бутылкой лежал последний номер специального газетного выпуска, посвященного лошадиным бегам и скачкам. Помещенная в нем таблица с номерами лошадей была испещрена цифрами и пометками.– Издание одного из наших клиентов, – сказал я, взяв со стола листок и поднеся его к глазам Тендлара. – Он будет рад узнать, что ты субсидируешь его.Он постарался взять себя в руки, но дрожащий подбородок не желал его слушаться.– Я знал, что ты увлекаешься азартными играми, Билл. Но я не знал, что ты зашел так далеко. Он сглотнул слюну:– Ты же знаешь, как это бывает...– Залез в долги?Он кивнул.– И согласился, когда тебе предложили немного заработать.Он снова судорожно сглотнул:– Мне нечего сказать. Клянусь, я ничего не знаю.– Ты боишься, что они убьют тебя, если ты скажешь. Хорошо. Я убью тебя, если ты не скажешь.– Ты не убийца.– Спроси у японцев.Он выглядел так, как будто собирался снова заплакать.– Ноя действительно ничего не могу тебе сказать.– Давай начнем с очевидного. Ты меня продал. Только скажи мне «да». Неважно – кому.– Если... если я скажу, что я это сделал... Я не говорю, что я на самом деле сделал это, Геллер... Но если я скажу, что продал, ты не заставишь меня говорить кому?– Я не буду заставлять тебя говорить, кто тебе заплатил, Билл. Только лишь подтверди, что ты меня подставил.Он опять сглотнул слюну. И, уставившись в пол, кивнул.– Ты продал меня?Он продолжал кивать.– Скажи это, Билл.– Я продал тебя. Геллер. – Он посмотрел на меня молящим взглядом. – Это были большие деньги. Ты сделал бы то же самое, окажись ты на моем месте, и я бы не осудил тебя.– Сколько, Билл?Он закашлялся.– Проклятая летняя простуда, – сказал он.– Сколько, Билл?– Пять тысяч баксов.Я взглянул на Луи. Он приподнял бровь. Это действительно было много.– Теперь ты вылезешь из долговой ямы, – сказал я.Он кивнул, добавив:– И еще останется на всякие расходы.– Почему ты не скрылся? Ты же знал, что я могу навестить тебя.– Я не думал, что ты сможешь это сделать... Эта проклятая дубинка. Ты другой человек.– Ты очень удивишься, когда узнаешь, каким «вспыльчивым» я могу быть, когда меня пытаются убить.– Нет, не удивлюсь.– Они говорили тебе, чтобы ты никуда не уезжал, Билл?Он снова кивнул:– Да... они сказали, что, если я не расколюсь, когда ко мне придут... полицейские, или ты, или еще кто-то, они добавят мне еще тысячу баксов.– Шесть тысяч за невыход на работу, – сказал я. – Интересно, Луи, сколько получили те, кто стрелял?– Сколько бы они ни получили, – сказал Луи, потягивая пиво, – бьюсь об заклад, их заставят вернуть деньги назад. Они обмишурились. Рэйген-то остался жив!– Что верно, то верно, – сказал я, с улыбкой посмотрев на Билла. – А теперь скажи: кто?– Что? Ты же говорил...– Я лгал. Кто купил тебя?– Не бей меня больше.– Скажи, и я не буду.– Ты не захочешь мне поверить.– А ты постарайся убедить меня.– Ты подумаешь, что я вру, ты снова меня ударишь.– Нет, не ударю. Кто?– Я действительно не знаю. Это все было сделано по телефону.Я снова ударил его. По левой руке.– Ты лгун, – прошептал он, закатив от боли глаза.– Да, мне приходится иногда быть негодяем, – признался я и еще раз ударил его.– Ты можешь бить меня сколько хочешь, – пролепетал он, рыдая как ребенок. – Но это правда. Все было сделано по телефону. А деньги отправлены по почте. Я никого не видел. Они позвонили мне. Я же им не звонил. У меня нет номера их телефона. Со мной говорил мужчина. Все, что я сказал, правда.Я посмотрел на Луи. Он пожал плечами.– Хорошо, – сказал я, швырнув дубинку на софу. – Думаю, на этот раз ты не лжешь.Я попросил Луи принести мокрое холодное полотенце и вытер Биллу лицо. Луи снял с него наручники. Затем я помог ему лечь на софу.– Тебе предстоит провести два не очень приятных дня.Он лег на спину, пижама прилипла к его телу, глаза закрыты, руки вытянуты вдоль тела. Он был похож на труп.– Тебе придется поболеть немного, – сказал я. – Но не вздумай говорить кому-нибудь о том, что мы делали здесь. Мы не касались твоего лица, так что тебе не придется никому ничего объяснять. Ни слова полицейским, газетчикам, никому. Никаких телефонных контактов.Он слегка кивнул.– И на твоем месте я бы не стал болтаться по городу, – сказал я. – Один день отлежишься, а затем я жду тебя, как обычно, в офисе.Он открыл глаза:– Так я не уволен?Я посмотрел на Луи и покачал головой. Луи беззвучно смеялся.– Билл, – сказал я. – Я собираюсь держать тебя у себя в течение ближайшего месяца или двух. Пока это все не утрясется. Ты будешь получать зарплату и так далее. Я буду прикрывать тебя, если полицейские или кто-нибудь еще, Уолт Пелитер к примеру, будут спрашивать о твоей роли во всем этом. Я буду говорить, что ты хороший парень и чист, как стеклышко. Я не хочу, чтобы репутация моего агентства пострадала, понимаешь?Он проглотил комок в горле и кивнул.– Но ты должен быть готовым к тому, чтобы держаться от меня подальше. Живи в своей лачуге, получай от незнакомцев деньги за свои сомнительные услуги и жди, когда я приду к тебе и скажу, чтобы ты навсегда скрылся с моих глаз, не то я пришлепну тебя.Он долго и тупо смотрел на меня и наконец сказал:– Тогда мне можно будет рассчитывать хотя бы на рекомендательное письмо? Глава 7 В половине второго ночи шикарный холл отеля «Мориссон» казался вымершим. Несколько бизнесменов возвращались с вечернего приема и, будучи чуть навеселе, громко переговаривались между собой; хорошо одетый пожилой мужчина в смокинге и нарядная привлекательная дама в облегающем платье направлялись к лифту; местный охранник Мэттьюз, полный, плотный мужчина, постоянно пребывавший под градусом, дремал на диване под пальмой.Дежурный по гостинице, сидевший за отделанной мрамором и бронзой стойкой, худой, с рябым лицом и усами, Вильяме совсем был не рад видеть меня. Однако он постарался ничем не выдать этого.– Есть что-нибудь для меня?Он улыбнулся и кивнул, что было не характерно для него. Я ожидал обычный протяжный вздох человека, который вынужден прислуживать и выполнять поручения тех, кто находился на социальной лестнице выше, чем он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
.– Ты мерзавец, Геллер, – сказал Тендлар.– Ты знаешь, однажды двое копов из Восточного Чикаго накормили меня этой рыбкой. Я чуть не выплюнул свои кишки, а глаза у меня едва не выскочили из орбит. Три дня я ползал на карачках; мое тело было одним сплошным синяком.– Я не продавал тебя, – сказал он. Я со всего размаха ударил его по правой ноге. Он снова издал приглушенный крик, затем начал кашлять. Он действительно был простужен.– Как парень, которому довелось поработать полицейским, Билл, ты знаешь этот прием. Хороший – плохой полицейский. Когда один вовсю работает дубинкой, а другой вежливо увещевает. Мы не считаем тебя глупым парнем, поэтому не будем применять этот прием. Мы используем его вариацию, которую, я думаю, ты оценишь.Я отхлебнул из бутылки и передал дубинку Луи.– Мы будем сегодня оба выступать в роли плохих полицейских, – сказал я, и Луи ударил его по другой ноге.– Я не продавал тебя! Я не продавал тебя!Я схватил его за пижаму и взглянул прямо в его маленькие глазки, которые бегали от страха, чего я и добивался.– Слушай меня. Ты, маленький гаденыш. Ты сегодня днем подставил меня, заставил выбираться из ловушки, которую нам устроили гангстеры для того, чтобы подстрелить нашего клиента. Но на что ты рассчитывал? Ты, возможно, надеялся, что меня сегодня подстрелят? Как видишь, я живой. А ты – труп, твоя песенка спета. – И я резко дернул его за пижаму, отчего стул, на котором он сидел, с треском повалился на пол, там же оказался и Тендлар. Стул остался цел, и я вновь усадил Тендлара на прежнее место.Он дрожал и всхлипывал. Из носа у него текло. Летняя простуда – неприятная штука.– Ты труп, если не начнешь говорить, – процедил я сквозь зубы. – Кто купил тебя? Гузик?Он раскачивал голову из стороны в сторону, лицо его было мокрое от слез и соплей, рот полуоткрыт, зубы обнажены, но это не было улыбкой.– Я представления не имею, кто такой Гузик. Я никогда не встречался с этим вашим Гузиком.– Дай-ка мне эту чертову штуковину, – сказал я Луи, и тот вложил мне в ладонь резиновую дубинку.– Не надо! – закричал Тендлар. – Я больше этого не выдержу. Я ничего не знаю. Господи! Клянусь!– Клянешься? – сказал я. – Клянешься Богом?– Не бей больше меня.Я вновь ударил его. Из его груди вырвались стон, кашель и хрип.Я повернулся к Луи и как бы между прочим сказал:– Ты знаешь, Луи, мы находимся всего лишь в нескольких кварталах от семейного гнезда небезызвестного тебе Нитти. Если дует попутный ветер, то можно спокойно доплюнуть до их порога.Покончив с пивом, я отдал пустую бутылку Луи и обошел несколько раз вокруг сидящего Тендлара, постукивая дубинкой о ладонь.– Хорошее же местечко ты себе выбрал, Билл. Для себя и местных крыс.– Это... я знаю, что это трущобы, но я в прошлом году развелся. Ты знаешь об этом. Алименты. Ты знаешь...– Я плачу тебе не гроши. Алименты или нет, но почему ты живешь в этой грязной лачуге?– Сейчас... сейчас трудно найти квартиру.Я подошел к одному из столов, на котором под пустой пивной бутылкой лежал последний номер специального газетного выпуска, посвященного лошадиным бегам и скачкам. Помещенная в нем таблица с номерами лошадей была испещрена цифрами и пометками.– Издание одного из наших клиентов, – сказал я, взяв со стола листок и поднеся его к глазам Тендлара. – Он будет рад узнать, что ты субсидируешь его.Он постарался взять себя в руки, но дрожащий подбородок не желал его слушаться.– Я знал, что ты увлекаешься азартными играми, Билл. Но я не знал, что ты зашел так далеко. Он сглотнул слюну:– Ты же знаешь, как это бывает...– Залез в долги?Он кивнул.– И согласился, когда тебе предложили немного заработать.Он снова судорожно сглотнул:– Мне нечего сказать. Клянусь, я ничего не знаю.– Ты боишься, что они убьют тебя, если ты скажешь. Хорошо. Я убью тебя, если ты не скажешь.– Ты не убийца.– Спроси у японцев.Он выглядел так, как будто собирался снова заплакать.– Ноя действительно ничего не могу тебе сказать.– Давай начнем с очевидного. Ты меня продал. Только скажи мне «да». Неважно – кому.– Если... если я скажу, что я это сделал... Я не говорю, что я на самом деле сделал это, Геллер... Но если я скажу, что продал, ты не заставишь меня говорить кому?– Я не буду заставлять тебя говорить, кто тебе заплатил, Билл. Только лишь подтверди, что ты меня подставил.Он опять сглотнул слюну. И, уставившись в пол, кивнул.– Ты продал меня?Он продолжал кивать.– Скажи это, Билл.– Я продал тебя. Геллер. – Он посмотрел на меня молящим взглядом. – Это были большие деньги. Ты сделал бы то же самое, окажись ты на моем месте, и я бы не осудил тебя.– Сколько, Билл?Он закашлялся.– Проклятая летняя простуда, – сказал он.– Сколько, Билл?– Пять тысяч баксов.Я взглянул на Луи. Он приподнял бровь. Это действительно было много.– Теперь ты вылезешь из долговой ямы, – сказал я.Он кивнул, добавив:– И еще останется на всякие расходы.– Почему ты не скрылся? Ты же знал, что я могу навестить тебя.– Я не думал, что ты сможешь это сделать... Эта проклятая дубинка. Ты другой человек.– Ты очень удивишься, когда узнаешь, каким «вспыльчивым» я могу быть, когда меня пытаются убить.– Нет, не удивлюсь.– Они говорили тебе, чтобы ты никуда не уезжал, Билл?Он снова кивнул:– Да... они сказали, что, если я не расколюсь, когда ко мне придут... полицейские, или ты, или еще кто-то, они добавят мне еще тысячу баксов.– Шесть тысяч за невыход на работу, – сказал я. – Интересно, Луи, сколько получили те, кто стрелял?– Сколько бы они ни получили, – сказал Луи, потягивая пиво, – бьюсь об заклад, их заставят вернуть деньги назад. Они обмишурились. Рэйген-то остался жив!– Что верно, то верно, – сказал я, с улыбкой посмотрев на Билла. – А теперь скажи: кто?– Что? Ты же говорил...– Я лгал. Кто купил тебя?– Не бей меня больше.– Скажи, и я не буду.– Ты не захочешь мне поверить.– А ты постарайся убедить меня.– Ты подумаешь, что я вру, ты снова меня ударишь.– Нет, не ударю. Кто?– Я действительно не знаю. Это все было сделано по телефону.Я снова ударил его. По левой руке.– Ты лгун, – прошептал он, закатив от боли глаза.– Да, мне приходится иногда быть негодяем, – признался я и еще раз ударил его.– Ты можешь бить меня сколько хочешь, – пролепетал он, рыдая как ребенок. – Но это правда. Все было сделано по телефону. А деньги отправлены по почте. Я никого не видел. Они позвонили мне. Я же им не звонил. У меня нет номера их телефона. Со мной говорил мужчина. Все, что я сказал, правда.Я посмотрел на Луи. Он пожал плечами.– Хорошо, – сказал я, швырнув дубинку на софу. – Думаю, на этот раз ты не лжешь.Я попросил Луи принести мокрое холодное полотенце и вытер Биллу лицо. Луи снял с него наручники. Затем я помог ему лечь на софу.– Тебе предстоит провести два не очень приятных дня.Он лег на спину, пижама прилипла к его телу, глаза закрыты, руки вытянуты вдоль тела. Он был похож на труп.– Тебе придется поболеть немного, – сказал я. – Но не вздумай говорить кому-нибудь о том, что мы делали здесь. Мы не касались твоего лица, так что тебе не придется никому ничего объяснять. Ни слова полицейским, газетчикам, никому. Никаких телефонных контактов.Он слегка кивнул.– И на твоем месте я бы не стал болтаться по городу, – сказал я. – Один день отлежишься, а затем я жду тебя, как обычно, в офисе.Он открыл глаза:– Так я не уволен?Я посмотрел на Луи и покачал головой. Луи беззвучно смеялся.– Билл, – сказал я. – Я собираюсь держать тебя у себя в течение ближайшего месяца или двух. Пока это все не утрясется. Ты будешь получать зарплату и так далее. Я буду прикрывать тебя, если полицейские или кто-нибудь еще, Уолт Пелитер к примеру, будут спрашивать о твоей роли во всем этом. Я буду говорить, что ты хороший парень и чист, как стеклышко. Я не хочу, чтобы репутация моего агентства пострадала, понимаешь?Он проглотил комок в горле и кивнул.– Но ты должен быть готовым к тому, чтобы держаться от меня подальше. Живи в своей лачуге, получай от незнакомцев деньги за свои сомнительные услуги и жди, когда я приду к тебе и скажу, чтобы ты навсегда скрылся с моих глаз, не то я пришлепну тебя.Он долго и тупо смотрел на меня и наконец сказал:– Тогда мне можно будет рассчитывать хотя бы на рекомендательное письмо? Глава 7 В половине второго ночи шикарный холл отеля «Мориссон» казался вымершим. Несколько бизнесменов возвращались с вечернего приема и, будучи чуть навеселе, громко переговаривались между собой; хорошо одетый пожилой мужчина в смокинге и нарядная привлекательная дама в облегающем платье направлялись к лифту; местный охранник Мэттьюз, полный, плотный мужчина, постоянно пребывавший под градусом, дремал на диване под пальмой.Дежурный по гостинице, сидевший за отделанной мрамором и бронзой стойкой, худой, с рябым лицом и усами, Вильяме совсем был не рад видеть меня. Однако он постарался ничем не выдать этого.– Есть что-нибудь для меня?Он улыбнулся и кивнул, что было не характерно для него. Я ожидал обычный протяжный вздох человека, который вынужден прислуживать и выполнять поручения тех, кто находился на социальной лестнице выше, чем он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31