Небось за свой-то товар цены гнете аховые, а почему же вы уголь обесцениваете, подлецы?
И, возбуждаясь от собственных слов, Безотчетов, собрав в колючий комок все морщины на лысом лбу, так свирепо глядел на своего младшего помощника, что Матийцев вынужден был заметить:
- Я ведь не промышленник, Василий Тимофеич, что же вы на меня так грозно?.. Кроме того, я к вам, признаться, зашел по одному делу.
- Как? По делу?.. По какому делу?
Может быть, Безотчетову показалось, что дело это какое-то очень неприятное для него, - что-нибудь случилось, например, в "Наклонной Елене", какая-нибудь авария, - он сразу вздернул нахмуренные было брови на лоб и уширил глаза.
- Дело такого рода, - начал Матийцев сосредоточенно. - Я только что был в поселке, хотелось посмотреть, как живут семьи погибших... по моей вине.
- Гхым... гхым... - облегченно покашлял Безотчетов и опустил брови. И ходить туда вам незачем было, и вины никакой вашей, - особенной то есть вины, - не было... Я так и написал, между прочим, и в заявлении своем, когда велось следствие, а заявление мое на суде должно быть зачитано, имейте это в виду. Если же не зачитают, то у вас есть право потребовать, чтобы зачитали!
И Безотчетов так покровительственно поглядел на Матийцева, что тот пробормотал сконфуженно:
- Спасибо вам, Василий Тимофеич.
Но, помолчав после этого немного, он все же добавил:
- Одна семья уже побираться пошла... Они говорят: "в кусочки"... Это - Очкура семья, там четверо ребят... А немного погодя пойдет, конечно, в эти самые "кусочки" и другая семья - Сироткины.
- Очкур?.. Это какой вздумалось зарезаться? - припомнил Безотчетов. И нашла же чем резаться - жандармской саблей!.. Она что же, в больнице еще или уж вышла?
Но, не дождавшись ответа, спохватился вдруг:
- Что же вы стоите? Вы бы там стул в доме себе взяли! - даже сделал движение подняться с шезлонга.
- Не беспокойтесь, пожалуйста, я ведь на минутку! - остановил его Матийцев. - Она еще в больнице, эта мать четырех ребят, а за ребятами приглядеть совершенно некому...
- Ну как это некому! - перебил Безотчетов, поморщась. - Не бойтесь на этот счет: у них там всегда кто-нибудь найдется для такой оказии. "В кусочки" пошли, - вот так трагедия! Да никакой, вы уж мне поверьте, трагедии в этом они не видят, а совершенно, представьте, наоборот: считают эти самые "кусочки" очень выгодным делом, вот что я вам скажу.
- Как так "выгодным делом"? - больше удивился, чем вознегодовал Матийцев.
- А очень просто, - спокойно и даже подчеркнуто ленивым голосом начал объяснять ему Безотчетов. - Сердобольные бабы в поселке этих самых кусочков насуют ребятишкам в мешки сколько угодно. Да ведь и везде и вообще ребятишки по части кусочков хваты: вполне настрелять может каждый по целому мешку в день. Очкур же эта самая, она не сегодня-завтра из больницы выпишется да дюжину поросят этими кусочками выкормит, - получится дюжина свиней. А это уж деньги, это уж корову веди на двор. А за коровой, знаете ли, баба как за каменной стеной: не только четверых, какие имеются, выходит, а и тех еще, каких от бродячих шахтеров - нахлебников своих заведет, вот что-с!
- Ну, это уж вы что-то... - брезгливо поморщился Матийцев.
- Вполне точно вам говорю, на основании личных наблюдений, продолжал Безотчетов. - Да ведь разве не знаете вы сами, что шахтеры, - из ста девяносто девять, - что заработают, то и пропьют, а ребят содержали все равно их жены, - содержали и содержат и содержать будут, такой уж у них быт спокон веку.
- Быт такой? - подхватил Матийцев. - Ну, должен я сказать, что уж хуже этого быта и придумать ничего невозможно! Если это - быт, то не человеческий, а звериный! И я думаю, что если контора рудника нашего не выдаст денежного пособия обеим этим несчастным семьям, то это будет...
- Что именно будет? - иронически вставил Безотчетов.
- Будет черт знает какое свинство, вот что! - запальчиво вырвалось у Матийцева, но Безотчетов глядел на него невозмутимо; он только осведомился, с виду вполне спокойно:
- И в каком же объеме представляете вы себе это самое пособие?
- Рублей... хотя бы по сто на семью, - хотя и не сразу, но твердо ответил Матийцев.
- По сто? - Брови Безотчетова вскинулись на лоб от изумления, но он тут же опустил их, помял зачем-то газету, которую все держал в своих костлявых пальцах, глубоко вздохнул, кашлянул и добавил поучительно: Молодость!.. Вот что значит неопытная еще молодость!.. А также и контузия в голову... Вам гулять побольше по свежему воздуху действительно необходимо, но только по шахтерской слободке ходить незачем совершенно!
- Вам кажется, Василий Тимофеевич, что по сто рублей много! Так хотя бы по пятьдесят, - стараясь не замечать колкостей своего начальника, просительно сказал Матийцев.
- А вы разве не знаете, - ответил вопросом тот, - что никаких пособий шахтерам вообще не предусмотрено сметами компаний? У нас учитывается каждый рубль расхода, а такой графы, как "пособия шахтерам", даже и не существует совсем. Это я вас прошу иметь в виду не только теперь, но и на будущее время также...
Глаза Безотчетов сузил, говоря это, до самых начальственных щелок, а все свое морщинистое, хотя не старше как сорокапятилетнее лицо заметно подсушил сразу, и Матийцеву не оставалось ничего больше, как проститься с ним и уйти.
Марьи Павловны при выходе из дома он не встретил, но вот что показалось ему странным, когда он шел к себе домой по рудничному двору: он не мог припомнить, какие именно деревья были в садике Безотчетова, а между тем обыкновенно бывало так, что очень полно, как людей, впитывал он в себя очертания деревьев, подолгу наблюдая их, когда случалось ему быть с ними один на один.
Когда Матийцев снова вошел в свои комнаты, то запах духов от письма Лили показался ему теперь до того как-то неуместным, что он отворил окна, чтобы его выветрить, а письмо спрятал поглубже в чемодан; да и чемодан этот, прежде никогда не запиравшийся, запер теперь на замок.
В комнате, служившей ему и кабинетом и столовой, как бы продолжал еще сидеть у стола перед принесенной им же бутылкой вина самодовольный и самовлюбленный, отлично знающий, как надобно ему жить, Яблонский: такое явное и бурное оказалось у него стремление во что бы то ни стало разбогатеть, что стал он ему очень противен.
Рядом с ним возник в кабинете только что виденный на улице поселка безграмотный девятилетний мальчуган Федька Очкур, который уверен был, что делает машину, нанизывая на ржавую проволоку ржавые консервные банки, и машину эту делал он не из любви к искусству, а для того, чтобы продать за полтинник.
Однако здесь, у себя, Матийцев почувствовал уважение к этому Федьке, кем-то из старших посланному "в кусочки". Может быть, - так думалось теперь, - он чувствовал стыд хождения за кусочками с мешком на плечах, почему и занялся "машиной"?.. И тут же пришла другая, тоже довольно колкая мысль: почему же так могло получиться, что мальчуган Федька уже мечтает сделать какую-то машину для пользы людей, конечно, иначе не ценил бы ее в полтинник, а он, инженер горный, ни разу не подумал о том, что мог бы заняться изобретением хотя бы несложной машины для облегчения каторжного труда шахтеров? И вместо этого пошел сам, не по приказу старших, "в кусочки" - просил мать помочь ему уплатить хотя часть его долга Безотчетову. И мать продала для этого свой выигрышный билет, то есть надежду на какое-то значительное улучшение в своей жизни и в жизни дочери, учительницы, его сестры Веры, которая была пока еще незамужней: в то время как он вышел и лицом, и ростом, и сухощавостью в мать, Вера получила в наследство широкий отцовский лоб, крупные черты лица, большие руки.
Разумеется, он писал матери, что купит и пошлет ей другой такой же ценности выигрышный билет, который, может быть, окажется гораздо более счастливым, но вполне ли поверила она в это?
Ей было уже больше сорока пяти лет, но она оставалась еще стройной, моложавой лицом, и волосы ее, хотя и поседевшие спереди, были еще довольно густы.
У нее была давняя привычка к умственному труду, и в журналах она читала прежде всего серьезные статьи. Он вспомнил, как она однажды, когда он был студентом последнего курса, потребовала от него объяснения солнечных пятен и очень удивилась, что он оказался плохим знатоком астрономии и не мог ей объяснить, откуда они берутся. Вспомнил также, как однажды она сказала ему:
- Ты представь только, что за изречение буддийское мне попалось: "Лучше стоять, чем ходить; лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть, а умереть лучше, чем жить", - вот так восточная мудрость. Какая странная религия этот буддизм!
Потому ли, что вот теперь, в один день, он получил письмо, от Лили, а потом, ближе к вечеру, видел Марью Павловну Безотчетову, но мать его почти осязательно для него вошла к нему, и не одна, а с Верой, которая была так же серьезна, как и мать. Вера улыбалась так редко, как будто даже совсем не умела складывать губы в улыбку. Безотчетова только любила читать переводные французские романы, а Вера преподавала французский язык в частной женской гимназии.
Матийцеву захотелось найти слово, каким мог бы назвать он то, чем отличалась вся их семья, и нашел его: слово это было "порядочность". После Яблонского и Безотчетова с женой, какими он их видел в тот день, это стало ему особенно ясно. "Ты - не астроном, ты - геолог, - очень хорошо, говорила как-то ему мать. - Объясни же мне, почему так разнообразна форма кристаллов?" - И светлые, несколько близорукие глаза ее глядели на него так искренне-ожидающе, точно и в самом деле мог он что-нибудь ответить на подобный вопрос.
Когда-то, мальчиком еще, он внимательно разглядывал синие вены на ее белых руках; когда же он видел ее в последний раз, он не мог не заметить, как усохли и стали меньше и легче на вид эти любимые им руки, а синие вены на них потемнели и стали тугими на ощупь.
Руки же Веры казались как бы налитыми, сильными, а все движения ее неторопливы, но очень уверенны, именно так, как у отца, что его в ней почему-то удивляло.
Даже такая отцовская черта, как любовь к живописи, передалась почему-то ей в гораздо большей степени, чем ему, и он скорее от нее, чем от отца, заразился влечением к картинам, владевшим им, когда он был подростком.
И голос у Веры был низкий, густой, что придавало большую положительность ее словам. И вот теперь у себя Матийцев как будто видел Веру и слышал, как она говорила в ответ на его жалобы:
- Ты писал, что у тебя больше уж не "забурится" вагон, то есть, как я поняла, не соскочит с рельсов; однако кажется, что он опять уже начинает "забуриваться"... Как же это так вышло?
- Вышло это очень просто, - пытался объяснить себе самому и в то же время Вере он. - Я-то, лично я действительно ощущаю в себе новое, но ведь вся обстановка, в которой я остаюсь, разве она изменилась хоть сколько-нибудь? Она та же, как и была, и я совершенно ничего, ни на одну линию не могу в ней передвинуть, хотя я и новый. Вот и Яблонский, еще пока не владелец никакой шахты, уже собирается "накручивать хвосты" в своей будущей шахте не только шахтерам, даже инженерам! А "Наклонная Елена" как была, так и остается по-прежнему владением каких-то анонимных бельгийцев, а непосредственным начальником моим по-прежнему остается человек не только с лысым черепом, но и с лысым мозгом, - некий Безотчетов... Тебе хорошо, ты - учительница, значит приносишь явную пользу и тем, кого учишь, и обществу в целом, а кому же приношу пользу я? Работая под землей, - под русской землей! - я приношу пользу только каким-то бельгийцам, увеличиваю их доходы. Акционеры компании живут себе припеваючи где-нибудь в Брюсселе, Генте, Антверпене, а я должен украшать их беспечальную жизнь, ползая на животе по вонючим, грязным квершлагам и всячески нажимая на рабочих в штреках, чтобы себестоимость этого какого-то русского угля была как можно меньше, а продажная цена этого угля для русских же заводов, для русских железных дорог поднялась бы как можно выше.
- Хорошо, все это понятно, - рассудительно отвечала на это Вера, прикачнув головой. - Но ведь если ты чувствуешь и понимаешь, что делаешь что-то скверное, предосудительное даже...
- Может быть, и вредное, - вставил уже от себя Матийцев и продолжал: - Ведь я, выходит так, содействую закабалению не одних только шахтеров и их семей, а всей вообще России! Пусть я всего только винтик, самый маленький винтик в огромной машине, угнетающей жизнь, однако и как такой винтик я делаю в ней предуказанное, чужое дело. Какое именно? Да вот это самое закабаление России. Всего в ней вдоволь, а страна нищая, - денег мало. Вот и принимай денежных тузов оттуда, - из брюсселей и парижей, берлинов и лондонов, чтобы они прибирали к рукам все наши богатства, а мы как были нищими, так и остались; как были круглыми невеждами во всем, так и остались!..
- В таком случае тебе, чтобы не приносить вреда, нужно уйти с твоей шахты, - только и всего, - рассудительно сделала вывод Вера, а он, не менее рассудительно, говорил ей:
- Так-то оно так, конечно, но сначала все-таки надо подыскать, куда именно уйти можно...
А мать, как бы не слышавшая совсем этого разговора, следуя своему обыкновению, обращалась к нему с вопросом:
- Объясни мне, как геолог: ведь вот я читала, что между антрацитом и алмазом не такая уж значительная разница в смысле содержания углерода, а между тем алмазы по весу измеряются каратами, - это какая-то там часть грамма, - антрацит же пудами и тоннами, и идет он только на топку печей... Чего же именно не хватает антрациту, чтобы стать алмазом?
- Да, - отвечал он, - не хватает не так уж много в смысле процента углерода, но есть и кое-что лишнее, что его обесценивает по сравнению с алмазом. Это как шахтеры в Донецком бассейне и их хозяева - анонимные бельгийцы. Бельгийцы-акционеры живут себе в своей Бельгии так, что лучше уж грех и желать, а наши шахтеры спят вповалку вдевятером на земляном полу в тесной хибарке, а на них, спящих, время от времени, за неимением другого, более подходящего места, котятся беременные кошки!..
Так сумерничал Матийцев в обществе своей матери и сестры, и одна светлыми, открытыми, другая карими, слегка сощуренными отцовскими глазами, казалось, заглядывали ему глубоко в душу, а чтобы облегчить им это, он сам старался раскрыться как можно шире, ничего не желая утаивать от этих двух пар родных глаз.
Но в то же время он не забывал и о том, что назавтра, с утра надо было, как и каждый день, спускаться в шахту, где и по стенам сочилась и сверху всюду капала вода, где в темноте слабо светились кое-где, как волчьи глаза, огоньки шахтерских лампочек, где бились с новыми, непривычными лошадьми коногоны и где конюх Дорогой, если зайти к нему на конюшню, будет однообразно, как всегда, жаловаться ему на этих коногонов:
- Не позволяйте им, иродам, дорогие, лошадей до тоски доводить!.. Лошадь, она хотя и тварь, ну обращение с собой понимает. А то вот Магнит, на что уж покорная лошадь, а в такую его тоску вогнали, что лег вот и лежит и есть ничего не спрашивает, дорогие, ни сена, ни овса... Воспретите им это, дорогой!
II
Прошло после этого воскресенья еще дней десять, и Безотчетов вызвал Матийцева в контору получить повестки в суд и по своему делу и по делу Божка. Оба дела должна была рассмотреть выездная сессия окружного суда в ближайшем уездном городе.
Случайно или намеренно, но, кроме Безотчетова, в конторе, когда пришел туда Матийцев, был и Яблонский, и он-то именно был особенно оживлен, в то время как Безотчетов обычно покашливал и серьезен был как обычно.
Когда Матийцев сказал, что дела против Божка он не возбуждал и не понимает, почему его вызывают в суд по этому делу, Безотчетов с Яблонским так многозначительно переглянулись, что он безошибочно понял: перед самым его приходом они говорили о нем.
Веселые искорки заблестели в зеленоватых глазах Яблонского, и опустил свои глаза Безотчетов в лежавшую на столе перед ним ведомость по дневной выработке обеих "Елен". Но тут же заговорил Безотчетов начальническим тоном:
- Кхм... Кхм... Прощать такого негодяя, как этот самый Божок, никакого вы не имеете права... не имеете, - вот что я вам должен сказать... Потому что не ваше это личное дело, а наше, общее: дело инженеров вообще и рабочих, шахтеров, тоже вообще. Вы, допустим, простите ему, коногону этому, что он вас чуть что не убил, - пре-крас-но! Ему только того-то и надо! Тогда и он сам и всякий другой подобный и на меня, и вот на него (он кивнул на Яблонского) нападет, и что же из всего этого выйдет, хотел бы я знать?.. Что из этого может выйти, а?
- Революция, вот что! - ответил ему Яблонский и провел рукою влево и вправо по своим пышным усам цвета спелой пшеницы.
- В таком случае, шахтоуправление, значит, привлекает его, коногона Божка, к ответственности? - спросил Матийцев Безотчетова, только покосившись на Яблонского изумленно.
- Юридически, кхм... юридически, - понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29