Есть тут один старый вол, большущий, как слон, так его никакими силами не заставишь бежать. Живет по своим законам: хочет – везет, не хочет – развалится на дороге и будет лежать. Хоть тресни – не поднимешь! Бывает, послушается, встанет, если принесешь чего-нибудь вкусненького, а иной раз и это не помогает… А вон и школа наша! – Вера приподнялась, села на било. – Там и сельсовет, и почта, и медпункт. Главный центр! Трибуна посреди площади. Видно, и митинги здесь проходят, и все…
В конце улицы, на самом высоком месте, Анна Степановна увидела одноэтажное, но довольно приметное здание школы. Некогда оно было покрашено охрой и, верно, украшало всю площадь. Теперь охра облезла, лишь в пазах остались желтые полосы. И все-таки здание издали радовало глаз, выглядело почти новым.
Подле школы паслись свиньи, утки, куры.
– Директорская ферма, – кивнула Вера.
– Ничего себе фермочка! – засмеялась Анна Степановна. – Пожалуй, побольше, чем у нашего Жарского.
Подъехали к небольшому домику с высоким крыльцом.
– Тпру-у, – протянула Вера. – Вот здесь мы и живем! – Ловко соскочила с воза. – Пошли к нам! – Взяла чувяки, подхватила Анну Степановну под руку.
От входных дверей сквозной коридор вел к другим, через которые можно выйти на огород. В коридоре стояли ведра с водой, на стене висели подойник, решето, несколько пучков укропа, связка чеснока. По правую руку – двое дверей: одна в большую комнату, где жил хозяин, старый фельдшер, с женой, и вторая в меньшую, Верину.
В продолговатой, еще не оклеенной обоями комнате с одним окном на огород женщин встретила черноглазая девушка с ребенком на руках. Босоногая, как и Вера, но в хорошо отутюженном платье с узеньким пояском. Прическа гладкая, с проборчиком посередине, на плечи спадают две красивые темно-каштановые косы.
– Моя сестра, – представила Вера, – будет преподавать здесь математику.
– Алла, – назвалась девушка, когда Трутикова с ласковой и чуть удивленной улыбкой подала ей руку.
– А это Анна Степановна, – сказала Вера сестре, – заведующая учебной частью прежней нашей школы. Садитесь, Анна Степановна, небось, обезножили с такой-то дороги. Я молочка принесу… А может, перекусить чего-нибудь? Алина, ты варила затирку?
– Варила, она и сейчас еще тепленькая: я недавно малыша кормила.
– Нам пшеничной муки выписали в колхозе, «пашаничной», как здесь говорят. Вот и варим затирку.
– Ничего мне не надо, девочки, – с благодарностью отказалась Анна Степановна. – Водички разве малость: жажда всю дорогу мучила.
Вера все же принесла гостье молока. Анна Степановна взяла жестяную кружку, поднесла к губам и тут же опустила руку.
– Ну зачем вы мне молока? – с укором произнесла она. – Есть ведь на него у вас охотник, было бы ему вволю.
– Ничего, ничего, – успокоила Вера, – молока пока что здесь хватает, и не дорогое. Люди, спасибо им, сами приносят. И у хозяйки нашей, Антонины Глебовны, корова есть.
Анна Степановна выпила.
– Ну, а теперь посидите, поговорите без меня чуток, – попросила Вера, – а я загоню волов.
Алина ходила по комнате, от русской, с широким шестком, печи до окна, и тихо баюкала на руках ребенка.
– Почему вы его не положите? – посочувствовала Анна Степановна. – Спал бы себе в кроватке…
– Не спит, плачет, – озабоченно ответила Алина. – Приучили к рукам, а теперь еще и мамки нет…
На добром, ласковом лице Анны Степановны отразилось недоумение.
– Извините меня, Аллочка… Алина Устиновна, – тотчас поправилась она. – А я смотрю, смотрю и спросить не осмелюсь… Знаю, что у Веры Устиновны не было детей. Ну, а вы… Вы еще вовсе не похожи на маму.
– Это одной нашей учительницы ребенок, – покраснела девчина. – Вдруг бросила все и уехала. Даже нам ничего не сказала.
Вернувшись в комнату, Вера застлала газетой столик у окна и снова исчезла. Спустя минуту принесла целый кувшин молока.
– Свеженькое, парное! Тут два раза на день коров выгоняют, не так, как у нас.
И принялась выставлять на стол все, что было из посуды: миску, жестяную кружку, три ложки. Поискала глазами, что бы еще подать, но ничего больше не нашла. Хоть бы еще одну миску!
И опять куда-то выбежала. Наверное, к хозяйке.
А когда вернулась, неся тарелку, Анна Степановна упрекнула:
– Ну зачем еще тарелку? Обошлись бы и миской. Что тут у нас, званые гости?
– Но ведь одной не хватает, – оправдывалась Вера. – Вы уж извините, Анна Степановна…
– Не извиню. Почему нет сервиза на двенадцать персон? Почему эвакуировались без серебряных подносов и хрустальных ваз? Эх, Вера Устиновна, будто вы не знаете! Да я и дома не больно-то переборливой была! Где ваша затирка?
Анна Степановна живо сняла с себя еще влажную жакетку и сразу словно бы помолодела. Запросто, по-домашнему подошла к печке, взяла горшок с затиркой.
– Давайте ложку, – приказала она, ставя горшок на стол. – Вот это Алине с малышом… Как зовут его?
– Владик.
– Алине с Владиком, – продолжала Трутикова, накладывая густую белую затирку в миску, – а это нам с вами. Будем есть из одной. Мало – добавку сообразим…
– А я молочка подолью, – сказала Вера. – Чем не обед?
– Еще какой! – улыбнулась Анна Степановна и, зачерпнув ложкой, попробовала затирку, даже губы облизнула. – Еще какой обед!
Кто-то тихо постучался в дверь. Вера поднялась:
– Да-да, войдите!
Вошел мужчина лет под шестьдесят, в соломенной шляпе, в рыжеватом поношенном костюме. Вошел – не пригнулся, как это делают очень высокие люди, но и на порог, как низкорослые, не встал. Лицо, чуть одутловатое, почти без морщинок, на первый взгляд производило впечатление, будто человек этот давно знаком тебе, что с ним ты где-то уже встречался, разговаривал и остался доволен встречей.
– Не помешаю? – спросил он, закрывая дверь.
– Заходите, Любомир Петрович, – пригласила Вера, – заходите!
– Доброго дня вам, – поздоровался Любомир Петрович и снял шляпу. Редкие, подернутые сединой волосы его, видимо, утром были зачесаны набок, с пробором, но сейчас растрепались и жидкими прядями спадали на лоб.
– Ну, как моя теща? – улыбнувшись, спросил он. – Еще ничего или уже это самое?..
– В силе еще, Любомир Петрович, – в тон ему ответила Вера. – Вот начали трапезничать. Присаживайтесь, прошу вас.
– Спасибо. Мне говорят – учительница новая на волах приехала, ну вот я и решил: дай загляну, проведаю, познакомлюсь.
– Это наш директор, – представила его Вера Анне Степановне. – А новая учительница, как видите, перед вами. Прошу знакомиться.
– Вы обедайте, обедайте, – забеспокоился директор, заметив, что все прервали «трапезу». – Я очень рад, Анна Степановна, вашему приезду… Обедайте, пожалуйста, а я тут займусь чем-нибудь. Вот мы с малышом… – Он подошел к кроватке, застланной постилкой. – Ага, спит? Ну, пускай, пускай. А то я за няньку мог бы сойти.
– Любомир Петрович! – Вера глянула на Анну Степановну, Алину, как бы приглашая их помочь ей. – Любомир Петрович, может, и вы с нами ложечку затирки? А?
– Нет-нет, спасибо, я обедал.
– Ну, за компанию, Любомир Петрович!
– За компанию? – Директор в дружеской усмешке прищурил глаза. – Разве что за компанию, вас не обидеть. Я, значит, такой человек, люблю хорошую компанию.
Вера выбежала из комнаты, а Анна Степановна, чтоб поддержать директора, сказала:
– В самом деле, и нам веселее будет!
На столе появилась еще одна тарелка, ложка. Директору отдали табуретку, а Вера с Анной Степановной устроились на второй. Любомир Петрович, едва попробовав затирки, сразу начал хвалить и обед и хозяйку.
– Эх, хорошо! Куда тем макаронам!.. Особенно мне, беззубому… Моя вот старуха не сообразит такую вкуснятинку, да и не сумеет…
– Что вы, Любомир Петрович, – рассмеялась Вера, – варить затирку, как и репу парить, всяк сумеет.
– А моя жена – нет…
Тут рассмеялась и Анна Степановна.
После обеда директор сообщил, что намедни принял по телефону свежую сводку Совинформбюро, и грустно покачал головой.
– Сдали наши Кривой Рог и еще несколько населенных пунктов. Да, да… В голове не укладывается! Мне вначале послышалось: Таганрог. Еще горше, ведь я родом оттуда… Впрочем, сердцу одинаково больно… Одинаково… А вы, Анна Степановна, из каких краев?
Трутикова коротко поведала, как и откуда она попала сюда.
– Ну, тогда я вам квартирку подыщу, – пообещал директор. – А завтра прошу к нам. Познакомитесь со школой, с учителями. Думаю, вам понравится здесь. Люди у нас хорошие, правда, Вера Устиновна? Вы уже пообжились…
Вера молча кивнула.
– Хорошие у нас люди, – продолжал директор, – коллектив дружный. Правда, многие в армию ушли… Ну, и от директора вам очень-то попадать не будет: я человек тихий, со всеми в ладу живу. У меня и фамилия под стать характеру: Тихонравов.
Анна Степановна улыбнулась!
– В больнице я встречалась с одним человеком по фамилии Черт, а он был мягок, добр, внимателен – ну чистый ангел!
– Бывает, конечно, и так, – согласился директор. – Значит, уже четверо у нас из Белоруссии? Что ж, мы рады… А где ваша четвертая? Ей дополнительно конституцию придется вести: языка и литературы на вас двоих, Вера Устиновна, не хватит.
Любомир Петрович подумал еще о чем-то, втянул воздух сквозь зубы, будто обжегся.
– Человек никогда не может знать, как сложится его судьба. Когда-то вот тоже, только при иных обстоятельствах, попал я в здешние края. Учился в Таганроге, там одно время и работал. И теперь там многие родственники живут. Молод был, крепок. Казалось, вся жизнь впереди, всего успею достичь! А вот пролетели годы…
– Так вы и на меня тоску нагоните, – мягко улыбнулась Анна Степановна. – Я ведь тоже старуха…
– Ну, вы – другое дело. Во-первых, вы моложе меня, а во-вторых, я думаю, и здоровьем покрепче. Своему врагу не пожелал бы я такого здоровья, как у меня. И куда все девалось? Кажется, и жил вроде бы не так уж плохо. Да-а… Бывало, с двухпудовой гирей одним пальчиком жонглировал. Да что гиря! Вот стол… Побьемся, бывало, об заклад под чаркой, грохну кулаком – и угла нет.
Вера с Анной Степановной переглянулись. Алина отвернулась, пряча улыбку, пересела на кровать, поближе к ребенку.
– Раньше я как-то меньше задумывался над этим, – продолжал Любомир Петрович, – а теперь часа не проходит, чтоб не помянуть. Война, весь народ воюет, а я на что гожусь? Коснись, так ни в армию, ни в партизаны… Да-а… А хочется, поверьте, ой как хочется взять в руки винтовку! Хотя, признаться, и не держал ее ни разу.
– Но в тылу человек… люди нужны, – сбивчиво проговорила Алина, склонилась над малышом, будто спохватившись, что несуразное что-то сказала.
– Так-то оно так, – согласился Любомир Петрович, – однако я и в тылу работничек неважнецкий. Недавно вот взяли да секретарем партийной организации избрали. Кроме школы, надо еще и на территории бывать… А каково это мне, если день хожу, день лежу?.. Ох, заболтался я у вас совсем! Извините, что явился незваным. – Директор встал, взял в руки шляпу. – Спасибо за гостеприимство, за угощение. Пойду уже, а то старуха моя со свету сживет. Не пускает никуда без особого на то разрешения, хоть плачь.
– Хороша старуха! – с легким раздражением заметила Алина, когда директор вышел. – В два раза моложе его.
– Правда? – Анна Степановна сдержанно рассмеялась. – Я так и подумала. Когда человек на каждом шагу подчеркивает, что жена у него старая, значит, жди обратного.
– Молодая у него жена, – подтвердила Вера. – Но видно – под каблуком у нее он, хоть с виду такая уж тихоня! Говорят, и в школе не против покомандовать.
– Кулаком по столу – и угол отлетает! – Анна Степановна снова рассмеялась, теперь уже громко, всласть. – Старик, видно, любит прихвастнуть, когда о себе речь ведет.
Ребенок завозился в кроватке, закряхтел, засопел спросонья.
– Ой, простите, – спохватилась Анна Степановна, – совсем забыла о нем. У нас в доме давно уже нет маленьких, отвыкла.
Алина покачала, сколь было возможно, кроватку, что-то прошептала, что-то пропела, и малыш успокоился, опять заснул.
Не менее часа еще сидели они втроем, тихо, задушевно разговаривая.
И не были они в этот час в Старой Чигле, не потчевались пшеничной затиркой… Они были в Белоруссии – в Красном Озере, где осталась семья Анны Степановны, в далеком рабочем поселке, где родители Веры; в той воинской части, где Андрей…
Смеркалось.
Но света не зажигали: нечего зажечь, нечем и окна завесить.
Удивительная тишина… Даже в больнице Анне Степановне не всегда бывало так тихо и покойно. И так захотелось подольше побыть в этой тишине, в этом дивном покое, ни о чем не говорить, не думать…
Дрогнуло окно. Один раз, второй.
Неужто и здесь?..
Послышались взрывы, далекие, глухие, словно из-под земли.
– Бомбят? – тихо спросила Вера, всматриваясь в окно. – И что тут бомбить-то? Кажется, на десятки верст в округе нет ничего…
– И здесь бомбят, – Анна Степановна встала, нащупала на стене жакетку, набросила на плечи.
Вдруг резко распахнулась дверь – в комнату вбежала соседка Валентина Захаровна, здешняя учительница географии.
– Вера Устиновна, Верочка! – панически закричала она. – Боюсь я одна!.. Бомбят! Слышите?
Завидев незнакомую женщину, осеклась, закончила чуть спокойнее:
– Они и сюда могут прилететь. Куда нам тогда деваться?
– А что они бомбят? – спросила Вера. – Как вы думаете? Что в той стороне?
– Там станция и конезавод, – ответила Валентина Захаровна. – Километров пятнадцать отсюда.
Окно засветилось, замерцало.
– Пожар! – подхватилась Валентина Захаровна.
– Далеко горит, – вздохнула Анна Степановна, – но пожар большой.
Они смотрели в окно, представляя, как где-то там полыхает безжалостный огонь. Взрывы слышались все ближе.
– И где это наши самолеты? – с тоской прошептала Валентина Захаровна.
– На каждую деревню самолетов не наберешься, – заметила Анна Степановна. – На фронтах они, а в тылу – более важные объекты охраняют.
Дверь открыл фельдшер, коротко бросил:
– Если что, так тут у нас погреб на огороде!
Вера начала одеваться.
– Алина, возьмешь Владика. А мы в погреб не полезем. Надо бы ведра приготовить.
– И я так думаю, – поддержала Анна Степановна.
– А мальчик спит? – спросила Валентина Захаровна и подошла к кроватке.
Владик не спал, он уже сидел на постельке, держась ручонками за пеленку, которой были спеленуты ножки. Рассмотрев Алину, радостно засмеялся.
– Надо его покормить, – забеспокоилась девчина.
VII
Никита Минович с двухстволкой на плече стоял на опушке, возле старой высоченной сосны. Сюда, в условленное место, должен прийти Жарский.
Близился вечер. По знобкой, уже изрядно порыжелой траве под сосной ходили хилые, рыхлые тени. Можжевеловые кусты поодаль сливались в темную округлую стену. Под одним из кустов изготовился с автоматом Зайцев. Никита Минович знал, что Жарский постарается прийти один, никому не скажет о вызове, однако на всякий случай прихватил с собой Зайцева. В Красное Озеро не раз наведывались немцы, уже Юстику Балыбчику и еще кое-кому из своих прихвостней они выдали винтовки – нести по ночам «охрану» деревни.
Давно миновал назначенный час, а директора все не было. И Никита Минович решил: если Жарский вот-вот не явится, несмотря ни на что сходит в школу. Поговорить с ним нужно во что бы то ни стало, и обязательно сегодня.
Сумрак под старой сосной вовсе сгустился, и на прилесном поле за сотню шагов уже трудно было разглядеть человека. Никита Минович тихонько кашлянул, подзывая Зайцева.
– Вернешься в лагерь, – приказал ему, – передашь Сокольному, что я пошел в деревню на встречу с Жарским. К полночи вернусь.
– И я с вами, Никита Минович!
– Слушай приказ!
– Есть!
Зайцев повернулся идти, но Минович тронул его за рукав:
– Погодь трошки!
Справа, совсем не там, откуда ждал Трутиков директора, треснула ветка. Никита Минович прислушался. Зашелестел кустарник, послышались шаги, в темноте промаячила чья-то фигура. Промаячила, укрылась за кустами.
Трутиков замер. Он чувствовал, что идет не кто иной – Жарский, и уже догадывался, почему директор сделал такой большой круг. Осторожно, боязливо, но человек приближался к сосне.
– Это ты, Юрий Павлович? – тихо спросил Трутиков.
– Я, Никита Минович!
– Один?
– Один.
– Балыбчика нет с тобой?
– Ну что вы, Никита Минович, как могли подумать?
– Подходи… Почему опоздал?
– Да Балыбчик этот самый и еще пятеро с винтовками перекрыли все выходы из деревни. Пришлось огородами пробираться да вот круг такой отмахать.
– Давай сядем. Отдохнешь заодно.
Никита Минович сел на один толстый корень сосны, Жарский на другой.
– Так в чем дело? – сразу начал Трутиков. – Почему не выполнил решение партийного собрания?
Жарский замялся, подтянул под себя ногу.
– Я выполню, Никита Минович. Сейчас, понимаете, беда у меня дома приключилась.
– Какая беда?
– Жена заболела. Никак не могу оставить ее, и вообще… Сами подумайте, что делать? У Ладутьки, к примеру, нет жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41