А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Так думалось всегда весной, и девочку огорчало до слез, что певец, вопреки ее такому сильному желанию, не хочет селиться ни в садике, ни в школьном саду, предпочитая лес за рекой.
Сейчас мама, если жива-здорова, хлопочет, небось, в огороде, а сама нет-нет да посматривает на самолеты в небе, стараясь распознать, какие из них наши, а какие – фашистские. Сбросит такой бомбу, и вместо домика, вместо огорода останется глубокая яма-воронка…
Зайцев, дремавший в углу, вдруг закричал, обрывая мысли о доме.
– Чего ты? – спросил Андрей.
– А?
– Чего кричишь?
– Кто, я?
Мария поняла, что боец вскрикнул спросонья, он, конечно, не слыхал птички. А командир, наверное, тоже слушал. Забыла Мария проследить за ним, заслушалась. Андрей в самом деле не спал. Вот уже третью ночь почти совсем не удавалось ему отдохнуть: одну – перед боем, вторую – в бою, теперь третья.
Две-три ночи! Что значат они в обычной жизни? Иногда проходят незаметно, как мгновение, не оставляя никакого знака. А эти три ночи кажутся целой жизнью, так много событий вобрали в себя…
…Мария стала незаметно наблюдать за Андреем. Сидит, прислонившись спиной к стене, закрыв глаза. Глядя на сосредоточенное его лицо, трудно понять, думает он о чем-то или тихо, настороженно дремлет. Пальцы правой руки иногда шевелятся, что-то перебирают. «А ведь рука еще должна быть на повязке, – думает девушка. – Куда он девал повязку? Раз шевелятся пальцы, значит, не дремлет…» И Мария смотрит теперь только на пальцы, они освещены луной.
– Вот кобылка, так кобылка! – Это опять во сне глуховато произнес Зайцев. А кобылки совсем не слышно. Может, отвязалась и забрела куда-нибудь? Девушка улыбнулась: «Тут овсяное поле близко, от овса никуда не уйдет…»
Пальцы на руке Андрея застыли, опустились чуть ниже. Голова начала медленно клониться на сторону. Точно почувствовав это, командир встрепенулся, посмотрел на часы и встал.
– Вы не спите? – спросил он девушку, почувствовав ее взгляд.
– Спала.
– Разбудите Зайцева, а сами отдыхайте, – сказал Андрей, поднимаясь по ступенькам наверх.
Ветра по-прежнему не было, однако, выйдя из блиндажа, Сокольный почувствовал холодок на шее и на лице. Холодок был приятный, будто после мытья. Неподалеку от блиндажа прохаживался часовой. Он то мелькал среди кустов, то опять исчезал. Андрей направился прямо к нему, по дороге тронул рукой обвисшую ветвь ольхи, и его обдало мелкими брызгами росы. На шее и на ушах еще ощутимее стал холодок.
Рядом с часовым стоял Адамчук.
– Что, не спится? – спросил командир взвода.
– Пробовал, – кивнув в сторону позиций, ответил помкомвзвода, – да сон не берет.
– Почему?
– Думаю, не на том месте нас поставили. Тут две дороги; перед нами, судя по всему, горка. Чем не плацдарм для противника? А отходить некуда: за нами чистое поле.
– Отходить не будем! – твердо сказал Сокольный. – Соберите командиров отделений!
И когда помкомвзвода ушел, Андрей обратился к часовому:
– На дорогах тихо?
– Ничего не слыхал, – ответил тот. – Вот уже около часа стою.
И только Андрей выбрал подходящий пенек, собираясь сесть, как с той стороны, где стояла кобылка, послышались топот и звон удил. В ту же минуту кобылка сипло, по-ослиному загигикала.
– Посмотрите, что там, – сказал Сокольный.
– Есть! – и часовой с винтовкой наперевес бросился вперед.
Собрались командиры отделений. Выслушав их короткие рапорты, Андрей стал проводить инструктаж. Его прервал подбежавший часовой:
– Командир роты приехал!
Из-за кустов показался всадник в высокой пилотке, за ним вестовой, тоже на лошади. Старший лейтенант держался в седле ровно, выпятив грудь, как в пешем строю. Хоть это и придавало ему довольно молодцеватый вид, но лучше слов говорило о том, что командир роты отнюдь не кавалерист.
Андрей подошел и вполголоса доложил обстановку.
– Почему шепотом? – подчеркнуто громко, даже насмешливо спросил старший лейтенант.
Сокольный промолчал.
– Немчуры боитесь? – продолжал командир роты. – Напрасно: они за тридевять земель отсюда, не услышат, хоть из орудия пали!
– Я думаю, они недалеко, – спокойно ответил Андрей.
– Вы думаете? – старший лейтенант, как заправский наездник, оперся локтем на луку седла. – А у меня сведения полковой разведки… – И, немного помолчав, добавил: – Признаться, я тоже слабо доверяю этим данным. Разведчики не были у вас?
– Нет, не были.
– Ну вот, а ведь вы – самая ближайшая от врага точка! Куда же им еще идти… Кстати, что у вас там? – командир показал хлыстом на темное пространство между дорогами перед леском.
– Поле, – ответил Сокольный.
– Что посеяно?
– Овес.
– Овес? – командир то ли удивился, то ли задумался, хотя ни для того, ни для другого, казалось, не было оснований.
– И, верно, хороший овес, правда? А возле моего КП рожь, да какая рожь!.. Я ведь когда-то начальником участка в совхозе был… А что, тут ровное поле?
– Недалеко горка, за ней деревня.
– Населенный пункт? Знаю! Карта есть?
Андрей достал из планшетки карту, командир роты включил фонарик и кончиком хлыста показал нужное место:
– Вот он, поселок, вернее, филиал совхоза. Возможно, и немцы там. Поеду за горку, присмотрюсь, прислушаюсь.
– Зачем же вам ехать? – удивился Сокольный. – Пошлем разведку.
– Солнце успеет взойти, пока ваши разведчики вернутся. А мне нужно знать все немедленно, – старший лейтенант натянул поводья, и красивый, темной масти конь переступил с ноги на ногу.
– Разрешите и мне с вами? – предложил Андрей.
– Оставайтесь на месте, – дружелюбно отказался командир роты, – готовьте позиции. Да смело держитесь, если вдруг горячо придется: я подтянул сюда остальные взводы, за нами – батарея и рота минометчиков, а с правой и левой сторон надежные соседи.
Он хлестнул коня хлыстом, еще сильнее натянул поводья. Конь подался назад.
– Дайте ему шпоры, – не удержался Андрей, – и отпустите поводья.
Но вместо этого старший лейтенант ударил коня по крупу, и тот метнулся в сторону. Всадник схватился обеими руками за луку седла, изо всех сил сжал согнутые ноги. Андрей заметил это, почти с досадой вскрикнул:
– Дайте я отпущу стремена!
– Ни черта! – сердито буркнул командир роты. – И так хорошо.
Он поскакал, помахивая хлыстом, а Сокольному как-то не по себе стало, когда он представил, что может быть дальше. Выскочив на дорогу, конь понесется быстрой рысью, и пехотинцу на нем придется раскачиваться в седле, как на качелях. Непоздоровится ни лошади, ни всаднику!
Вестовой командира роты, круглощекий статный парень, проезжая мимо Андрея, самодовольно отдал ему честь. Конь его шел послушно и быстро, хотя всадник совсем не подгонял его, не натягивал поводья.
«Этот из наших, – одобрительно подумал Андрей, с удовольствием посмотрев вслед бойцу. – А может, в артиллерии служил».
Командиры отделений неодобрительно молчали. Пока старший лейтенант разговаривал с Сокольным, они стояли по команде «смирно» и внимательно слушали, ожидая, что командир роты вот-вот обратится непосредственно к ним, возможно, скажет что-то важное, отдаст какое-нибудь приказание. А тот даже глазом не повел в их сторону. Думай, как хочешь, случайно это получилось или нет.
Андрей приказал немедленно поднять взвод и до рассвета наладить оборону, окопаться как можно глубже. Вместе с помкомвзвода прошел он по отделениям, указал, что нужно доделать, поправить, укрепить. Бойцы после сна посвежели, повеселели, хотя отдых их был совсем коротким. На позициях стояла тишина, разговаривать громко не разрешалось, и все же нет-нет, а послышится ядреная шутка, вспыхнет негромкий, но дружный смех.
– Кухня к нам приедет? – спросил Сокольного один из бойцов.
– Эх, хорошо бы горяченького! – подхватил другой.
«А ведь командир роты ни слова не сказал о кухне, – подумал Сокольный. – И я сам не спросил у него. Кто ж, как не я, должен был спрашивать!»
Стало стыдно перед бойцами: почему бы не дать людям по котелку свежей горячей пищи?
Из четвертого отделения Андрей направился в блиндаж. Шел, стараясь держаться поближе к дороге. Робкая тьма летней ночи чуть заметно начинала редеть, но до рассвета было еще далековато. Спали птицы, в спокойной дреме стояли деревья. На дороге, в направлении командного пункта роты, послышался быстрый топот копыт, и Андрей понял, что старший лейтенант возвращается из разведки. Спешка его не предвещала ничего хорошего, однако это и не встревожило Андрея. Да и чего хорошего можно ожидать? Думай не думай, а на рассвете не избежать решительного и беспощадного боя…
В блиндаже возле телефона по-прежнему сидела Мария, а Зайцев спал, похрапывая безмятежно и сладко.
– Почему вы его не разбудили? – недовольно спросил Сокольный.
– Жалко стало, – откликнулась девушка с виноватой улыбкой. – Очень уж крепко спит.
– Звонков не было?
– Нет.
– Разбудите Зайцева!
Наклонившись над четырехугольным деревянным ящиком, Андрей начал доставать из него гранаты, а Мария подошла к Зайцеву и осторожно взяла за руку.
– Зайцев! – негромко позвала она. – Надо вставать!
Но вестовой даже не шелохнулся, только еще сильней захрапел.
– Вставайте, слышите? – повторяла Мария.
– Зайцев! – крикнул Андрей, и вестовой сразу вскочил, поправил на себе ремень, пилотку и вытянулся.
– Поедешь в роту и доставишь оттуда кухню.
– Есть!
Зайцев стремглав выскочил из блиндажа. Тут же послышался частый топот кобылки, а минут через десять вестовой вернулся и радостно доложил:
– Кухня едет! Встретил по дороге!
– Хорошо, – сдержанно отозвался командир взвода, – сообщи по отделениям…
Вскоре с разных сторон послышался звон котелков. Сейчас бойцы никак не могли сохранить тишину…
…Бой начался почти с восходом солнца. Первые минуты рассвета были столь же красивыми, как и тревожными. Вот-вот ожидали бойцы, что из-за горки покажутся фашисты. Они могут идти и по одной дороге, и по другой, а скорее всего по обеим сразу: ведь дороги параллельные.
Однако время шло, разгоралось утро, а все еще было тихо. По зеленому густому овсу перекатывались влажные от росы волны. Они шли от южной дороги к северной, ветерок подувал с теплой стороны. Из-за овса не видно было дорог, особенно северной: зеленые волны перекатывались через нее, не встречая никаких преград, будто заливали дорогу.
Когда эти волны стали светлеть, а все вокруг с тихой торжественностью ожидало первых лучей солнца, у бойцов появилась надежда, что, возможно, никакого боя и не будет. От томительного и гнетущего ожидания лопалось терпение, хотелось вскочить, броситься за горку и выгнать зверя из логова, если только он там! Неужели опять повторится, как бывало раньше не раз? Ждали, ждали, готовились, оружие чуть только само не стреляло, а тут снимайся и иди в другое место.
Посветлело, заискрилось на востоке небо. Ветерок поднялся над овсами и прошелся по лесу, встряхнув чуткие ветви деревьев. Мелкие росинки посыпались с листьев, и, почувствовав их ласку на своем лице, не один боец вздохнул, вспомнив лучшее в своей жизни…
И вот в эту минуту из-за горки вынырнули немецкие мотоциклисты. Сначала они показались на одной дороге, потом на второй. Создавалось впечатление, что едут они прямо по овсу.
Стоя на нижней ступеньке блиндажа, Андрей смотрел в бинокль на дороги, на посветлевший от солнца овес. В просветах между кустами и деревьями видно было все поле до самой горки. Так же хорошо просматривались и дороги. Увидав мотоциклистов, командир взвода поднялся по ступенькам, приподнял над головой маскировку.
– Передайте по телефону, – всматриваясь в поле, сказал он, – немецкая разведка на мотоциклах. – И тут же обратился к Зайцеву: – Сообщи по отделениям: разведку пропустить!
Мария позвонила в роту и услышала такой же приказ старшего лейтенанта.
«Что же дальше? – старался угадать Андрей. – Танки? Нет, они не пойдут после мотоциклистов! Скорей всего сунется пехота. Как видно, немцы не считают этот участок важным».
Мотоциклисты остановились около самых позиций взвода и полоснули по леску из пулеметов. Кобылка вздрогнула, навострила уши и встревоженно подняла голову. Никто из бойцов не шевельнулся. Маскировка была настолько безукоризненной, что вражеские разведчики ничего не заметили и поехали дальше.
Вслед за ними сразу пошли новые отряды мотоциклистов, потом – моторизованная пехота с тяжелыми пулеметами. Все это лавиной ринулось по дорогам и без дорог прямо на лесок, рубчатыми шипами тяжелых колес вдавливая в землю изумрудные овсяные волны…

Андрей с трудом разомкнул неимоверно тяжелые веки. Разомкнул, или, может, просто наступила минута, когда к нему вернулось зрение. Прежде всего он увидел свою, чуть согнутую в локте, дрожащую левую руку. Кисть ее показалась синей-синей, совсем неживой. «Почему она дрожит?» – как сквозь туман, пробилась какая-то мысль, а какая – не разобрать. Что-то про бой или что-то про смерть. Неужели смерть?!
Снова все исчезло, лишь в ушах зазвенели, забились колокольчики: тонко, пронзительно, больно. А когда перед глазами снова появилась кисть руки, она уже не показалась такой синей. И на шее почувствовалось прикосновение чьей-то холодноватой, мягкой и нежной ладони. Андрей напрягся, стараясь повернуться, и не понял, повернулся или только пошевелился. Но что-то произошло, возле самого его лица появились чьи-то глаза, полные сочувствия и страдальческой ласки. Верины? Сердце затрепетало в груди. Нет, у Веры не такие глаза…
Над Андреем склонилась Мария. Она только что подползла к нему, едва смогла подползти. Ее руку и почувствовал Андрей на своей шее, ту самую, которой вчера любовался, когда она так ловко работала походной лопаткой.
– Вы ранены в шею, – тихо проговорила санинструктор. – Ничего, не волнуйтесь: рана маленькая, осколком ниже уха задело.
«Маленькая? Да пусть хоть какая!» – Андрей слышит санинструктора, понимает ее, а это главное. Значит, он не убит, скоро встанет на ноги и будет все видеть! Но почему так тихо вокруг? И почему – от этого вопроса закружилась голова, – почему Мария перевязывает его одной рукой?
Андрей снова напрягся, поднял голову, и возле уха сначала кольнуло, потом запекло-заныло. Увидев опущенную руку девушки, он опять лег на траву.
– У вас рука? – чуть слышно пошевелил Андрей сухими запекшимися губами.
– Ничего, – ободряюще ответила Мария, – рана тоже не тяжелая. Лежите спокойно.
– Значит, рука, – словно бы про себя повторил Андрей. – Ваша рука… А где Зайцев?
– Он тут, недалеко. Скоро придет. Скоро все придут… Бой окончился, перевяжу вас, и встанете. А пока нельзя шевелиться, лежите, не волнуйтесь.
Через несколько минут Андрей приподнялся на локтях. Мария поддерживала его одной рукой и сама поднималась вместе с ним. Рука ее дрожала от напряжения.
– Не нужно, – ласково, но твердо сказал Андрей, – я сам!
С величайшим напряжением он поднялся на ноги и, чтобы не упасть, ухватился рукой за вишню. «Откуда вишня? Та, что возле блиндажа? – Перед глазами все прыгало, кружилось. – Нет, это другая вишня. Вся иссеченная, перебиты ветви. И блиндажа здесь нет».
Сокольный не мог вспомнить, как он сюда попал. Перед глазами мелькали разрозненные эпизоды боя. Вот овсяное поле… Недавно оно было утыкано немецкими касками… Из-за горки били минометы… Тогда поле было зеленое, а сейчас все черно-серое, изрыто минами и снарядами, укатано шинами. Фашистские каски и теперь еще лежат на нем, но только не вперед козырьками, а как попало, многие перевернуты… Из-за горки валит дым, там что-то горит.
– Командир роты!
Андрей удивленно оглянулся. В двух шагах от него с трудом взбирался на пенек Зайцев. Сокольный шагнул к нему и чуть не упал.
– Тише! – испуганно вскрикнула Мария.
Зайцев сел на пенек, поставил карабин между колен, вытер рукавом потный лоб.
– Старший лейтенант вот тут убитый лежит, – повторил он.
Андрею вспомнилось, как в самый разгар боя появился на передовой линии командир роты и с ним два взвода стрелков. И когда оккупанты, поднявшись в овсе, ринулись на лесок, старший лейтенант первым бросился вперед:
– За Родину! За мной!
Все тогда устремились за ним. Побежал и Андрей. А потом все затянулось, заплыло туманом…
Сидя на пеньке, Зайцев старался не шевелиться.
– Что с тобой, Зайцев?
– Бок поцарапало.
– Там у него двенадцать осколков, – ослабевшим голосом пояснила Мария. Она лежала на том же месте, где увидел ее Андрей, когда очнулся и открыл глаза. Лицо девушки как-то сразу осунулось, похудело, большие голубые глаза неестественно блестели. Голова ее клонилась к земле, но Мария настойчиво опиралась на руку, стараясь внимательно слушать Андрея и Зайцева.
Сокольный скользнул рукой вниз по вишневому стволу, опустился возле Марии на одно колено.
– У вас не только рука? – спросил он. – Трудно вам?
– Трудно, – едва слышно призналась девушка и потупилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41