Орусутских послов, уставших от долгой дороги и от устроенного в их честь Сартаком пира, отвели в покои. У двери в комнату, где предстояло спать Данилу, встал туленгит с обнаженной саблей. Боярин разделся, собираясь было лечь в постель, расстеленную на громадной шкуре тигра, как открылась дверь и с факелом в руке вошел советник Сартака ромей Койак. Отблески пламени заметались по коврам, которыми были увешаны стены комнаты, и их причудливые узоры заиграли таинственным светом, то наливаясь красками, то тускнея.Ромей молча поклонился.Данил выжидающе смотрел на вошедшего, ждал, что скажет Койак.— Сейчас по велению великого хана для вас приведут девушку.Боярин удивленно поднял голову.— Девушку?— По древнему монгольскому обычаю, если прибыл уважаемый гость, всегда поступают так…— Но ведь христианская вера запрещает это. Разве великий хан Сартак не христианин?Тонкие губы ромея тронула чуть заметная улыбка, но он тотчас же спрятал лицо в тень.— Нет, — сказал он. — Хан — монгол…Откуда было знать боярину, что Сартак, приняв христианскую веру, по-прежнему придерживался монгольских обычаев? Всякое было намешано в новом хане Золотой Орды. В нем сочетались и глубокая преданность языческим заветам Чингиз-хана, и хорошее знание правил и догм христианства. В своих делах и поступках он не всегда руководствовался ими…Данил хотел подробнее расспросить Койака о хане, но ромей уже исчез, и тихонько стукнула закрывшаяся за ним дверь.Вскоре туленгит огромного роста втолкнул в комнату девочку лет двенадцати-тринадцати — нежную, как шелк, и красивую, как цветок.Согласно порядку, установленному еще Чингиз-ханом, дворцовая стража несла не только военную службу. В обязанность туленгитов входило проведение различных празднеств в Орде и даже снабжение продовольствием ханской ставки. Судьба мужчин и женщин, состоящих при дворце, кроме ханских родственников, находилась в их руках. Вот поэтому-то, получив от Сартака приказ, начальник стражи по своему усмотрению распорядился единственной дочерью вдовы, которая работала на ханской кухне.Втолкнув девочку, туленгит, прижав руку к груди, молча поклонился боярину и исчез за дверью.Девочка была удивительно красивой. Тонкая, как весенняя травинка, белолицая, с огромными, как у верблюжонка, глазами, с косами, черными словно ночь. Глаза, полные слез, со страхом смотрели на боярина.Данил тихо подошел к ней и опустил руку на спину. Худенькое тельце девочки задрожало. Она закрыла лицо руками и громко заплакала.Ласково подталкивая девочку, боярин подвел ее к двери.— Не бойся. Я не трону тебя, — с трудом подбирая кипчакские слова, сказал он.Но девочка, видимо, не услышала его. Она по-прежнему продолжала рыдать.Данил открыл дверь и сказал туленгиту:— Пусть идет к себе. Мне не нужна женщина.И на следующий день хан Сартак не стал вести переговоры. Ему хотелось показать орусутским послам своего быстрого иноходца, свору гончих и похвастаться меткими воинами-стрелками. Поэтому он затеял охоту.Орусутов подняли на рассвете. Зима в этом году выдалась суровая, снежная, и, казалось, со всей кипчакской степи собрались к ханским табунам волчьи стаи.Специально выделенные для охраны табунов воины ничего не могли поделать с хищникам. Снег проваливался под копытами коней, и волки успевали уйти от погони. Только стремительные и легкие гончие да искусные стрелки могли помочь справиться с серыми разбойниками.Поздно вечером вернулись в Орду усталые охотники. Удача сопутствовала им —добыча была большой. Договорившись с ханом, что переговоры начнутся утром, орусутские послы разошлись по отведенным для них покоям.Едва Данил лег в постель, как вчерашний туленгит вновь привел в его комнату девочку с глазами верблюжонка.Она не плакала, как вчера, только тревожно и боязливо оглядывалась на дверь. Боярин понял — девочка хочет что-то сказать. Он жестами позвал ее к себе.Преодолевая страх перед орусутом, девочка на цыпочках приблизилась к нему, наклонилась к самому его лицу и горячо зашептала:— Не пей рашия — вино, которое подадут тебе завтра.Данил понял только «рашия — вино». Он знал — так называется вино, которое обычно пьют монгольские ханы. Сердце вдруг подсказало — девочка предостерегает его. Боярин похолодел от недоброго предчувствия.— Что ты сказала? Повтори…Девочка удивилась, что орусут не понимает ее языка. Глаза ее потемнели от отчаяния, но вдруг в них сверкнула искорка, и она вновь зашептала, сопровождая слова жестами:— Завтра тебя угостят вином — рашия, — девочка ткнула в грудь боярина пальцем. — А ты не пей. — Она замотала головой и показала, как отталкивает руками чашу. — Если выпьешь…— девочка поднесла сложенные ладони ко рту, словно собиралась пить напиток. — Умрешь! Погибнешь…— девочка изобразила умирающего человека.Данил понял.— Вино-рашия…— повторил он, пристально вглядываясь в взволнованное лицо девочки.— Да! Да!Боярин благодарно улыбнулся.— Спасибо…— и погладил ее по голове. — А теперь иди…— Данил показал рукой на дверь.Девочка проворно и неслышно бросилась к выходу.В судьбах людей и даже целых народов заметное место всегда отводилось вину. История знает примеры, когда государство из-за того, что его подданные слишком любили вино, превращалось в прах и навсегда исчезало с лица земли. Могущественные страны, завоевывая земли более слабых соседей, вместе с насилием, творимым оружием, кроме обычной жестокости, несли вино. Захватчики, не добившись желаемого оружием, подчиняли себе людей религией, обычаями и опять же вином. Страшным бедствием для народов, у которых еще не сложилась государственность, было вино. Это хорошо понимал Чингиз-хан. Он знал: чтобы победить врага, мало иметь железную дисциплину. Помимо этого должна быть другая сила, которая бы подогревала, туманила ум и чувства воинов его многонациональной Орды. Поэтому Потрясатель вселенной разрешал грабить, насиловать женщин и пьянствовать. Он и сам любил вино и, употребляя его, часто не знал меры. Однажды, когда многодневная пьяная оргия в ставке едва не кончилась гибелью хана, его советник Шиги Хутуг с горечью сказал:— О великий хан, я не знал раньше, что есть на свете сила, которая стоит выше тебя…Чингиз-хан, уязвленный словами советника, снял с головы борик, положил его на трон и низко склонился перед ним.— Выше меня только моя шапка, — сказал он высокомерно.— Нет, — возразил Шиги Хутуг, — выше тебя вино.Может быть, этот разговор, а быть может, и дальнейшие события вдруг изменили образ жизни Чингиз-хана. Он стал воздержан к вину и жестоко карал тех, кто поступал иначе.После победы Угедэя и Джагатая над хорезмшахом Мухаммедом их войско едва не погибло. Захватив столицу Хорезма и отыскав дворцовые винные подвалы, монгольские воины ударились в пьянство. Сыновья Чингиз-хана, их нойоны, рядовые воины пили неделю, две, пили до потери сознания. Одуревших от вина монголов целыми сотнями вырезали уцелевшие жители Хорезма.Узнав об этом, Чингиз-хан впал в ярость. Он отправил в Хорезм специальный отряд, который с помощью китайского порошка, состоящего из измельченной серы и хлопка Китайский порох.
, взорвал винные подвалы шаха.Так было спасено монгольское войско.Историки утверждают, что Чингиз-хан разгневался на своих сыновей за то, что они присвоили себе всю добычу. Но дело, видимо, не только в этом. Потрясателя вселенной напугало то, что дети его, предавшись пьянству, не смогли догнать и полностью уничтожить разгромленное войско хорезмшаха. Именно после этого события он велел записать свои слова:«Пьяный человек глух и слеп, в нем нет ума и понятия. Его знания и талант ничего не стоят. Он ничего не добьется, кроме позора. Правитель, склонный к пьянству, не способен на великие деяния. Предводитель войска, отуманенный вином, не может вести воинов. Пьяный нойон не поймет, куда послал стрелу и попал ли в цель.Если невозможно не пить, то самое большое надо ублажать себя три раза в месяц. Хорошо пить один раз. Еще лучше не пить совсем. Но трудно встретить непьющих…»Потомки Потрясателя вселенной старались по мере сил выпонять его наказ, но не запрещали пить народам завоеванных и зависимых государств. Наоборот, чтобы ослабить их ум и чувства, всячески поощряли употребление вина.Во времена хана Гуюка был такой эпизод. Хан спросил имама Нуриддина Хорезми:— Вино помогает отдохнуть уставшему, уменьшает горе несчастного, поднимает настроение и дух. Оно готовится из чистых зерен проса и пшеницы, сладких виноградных ягод. И если пророк Мухаммед действительно любит людей и думает о том, чтобы они были счастливыми, то почему он запрещает пить своим последователям?И Нуриддин Хорезми ответил:— Давным-давно один из последователей пророка-сахиба, устав от долгого пути, решил остановиться на отдых у одинокой женщины. Молодая вдова не пустила его в дом. Она сказала: «Если хочешь заночевать у меня, то выполни одно из трех условий. Или переспи со мной, или убей моего пятилетнего сына, или выпей чашу виноградного вина».Последователь пророка подумал: «Пересплю с женщиной — впаду в грех, убью безвинного ребенка — совершу преступление. Выпью-ка чашу вина, и будет мне от этого услада в жизни и радость».Он пообещал женщине выполнить последнее ее условие. Женщина пустила его в дом. Но когда последователь пророка выпил вино и опьянел, он залез в постель женщины и убил ее ребенка. Что не сделает пьяный?С той поры Мухаммед, любя людей, запретил мусульманам пить вино.Вот так это было. * * * Утром следующего дня в Орде начались переговоры с орусутскими послами. Учитывая тяжелое положение Новгородского княжества, хан Сартак согласился в течение двух лет не брать с орусутов шулен Шулен — подать с поголовья скота.
, яман Яман — подать с воды, которая взималась согласно количеству людей и скота.
и ундан Ундан — подать на содержание ямщиков.
, а также сбор с урожая — авариз. От податей освобождались также другие князья, поддерживающие Александра Невского.О том, окажет ли Золотая Орда помощь князю, если немцы пойдут на Новгород, Сартак ничего определенного не сказал.На то были свои причины. Неодобрительно смотрели на его отношения с орусутами старейшины Чингизова рода. Приходилось остерегаться и Ногая, и Саука, и Бахадура, и Менгу, и Темира. Те считали, что Орда не должна оказывать помощь тем, кто еще вчера был ее врагом.С окончательным решением о помощи орусутам можно было не спешить. Если же немецкие рыцари двинутся на Новгород, тогда проще будет убедить несогласных в необходимости объединения с орусутскими князьями. Покорив новгородцев, немцы могут оказаться лицом к лицу с Золотой Ордой, а враг это сильный и его интересы, без всякого сомнения, столкнутся с интересами монголов. Этот довод хан Сартак решил приберечь на будущее, на случай борьбы со своими противниками.Ему приходилось думать о завтрашнем дне Орды. Ханство по-прежнему казалось сильным и крепким, но уже отошли от него Кавказ и Азербайджан, и правил этими землями другой отпрыск Чингиз-хана — Кулагу. Сартак знал — много есть желающих прибрать к рукам Крым и Хорасан. Что будет, как сложатся дела через пять, десять, двадцать лет? Золотая Орда не должна отказываться от союза с орусутскими северными княжествами. Может случиться так, что для борьбы с внутренними врагами потребуется их помощь.На переговорах с орусутами Сартак заметил, что не только Саук и Бахадур против его союза с Новгородом. Не по душе это и Святославу, но старый воин делал все, чтобы не выдать себя. Его нетрудно было понять. Мог ли человек, видевший, какое страшное разорение принесли монголы его земле, искать с ними союза? Только великая нужда толкала орусутов на это — у границ стояли немецкие рыцари и выбирать приходилось из двух зол.От верных людей хан Сартак знал, что в Новгороде Святослав пользуется большим уважением у простого люда и имеет влияние на князя Александра.Сартака это тревожило.Великий Чингиз-хан учил: «Если у тебя есть подозрение, что завтра твой враг станет другом, а друг — врагом, то откажись от них, пока друг является другом, а враг — врагом».Мудрая мысль. Но прадед был единым правителем всех покоренных земель, и ему не приходилось бояться близких, которые сегодня готовы в любой момент перерезать горло или насыпать в чашу яда.После переговоров в честь отъезжающих послов был устроен пир. В комнатах дворца поставили низкие круговые столы, уставили их всем тем, чем могла похвалиться Золотая Орда. На деревянных блюдах дымились горы мяса, пенились в ковшах кумыс и торосун — монгольское вино, в серебряных чашах подали вино и рашию.На почетном месте, по правую руку от хана, сидел его главный советник Саук, слева — боярин Данил.По традиции, установленной еще Чингиз-ханом, дворцовый бакаул приблизился к Сартаку и попробовал кусочек мяса с поданного тому блюда, затем отпил из его чаши глоток вина. Хан должен был быть уверен, что его еда и питье не отравлены.Сартак первым поднял золотую чашу и выпил ее до дна. То же самое сделала и его свита. Только орусутские послы, не пригубив своих чаш, поставили их на стол.Хан удивился. Еще вчера орусуты с удовольствие пили вино, пили много и не пьянели, а сегодня… Чего-то остерегаются? Или не пьют оттого, что бакаул попробовал вино только из его чаши? Но точно так же было и в прежние дни… Значит, есть какая-то причина. Плохо, когда не доверяют хозяину гости.— Что случилось? — нахмурившись, спросил Сартак. — Почему гости не захотели отведать нашего вина?Хан смотрел на боярина Данила. Тот не успел ответить. Святослав медленно поднял свою чашу и осторожно, чтобы не расплескать вино, поставил ее перед Сауком.Визирь, по обычаю монгольских воинов предпочитавший пить бузу торосун, понял, чего хочет орусутский воин. Он неторопливо взял чашу.У Сартака мелькнула мысль, что орусут рассчитал верно. Если вино отравлено, то это вполне мог сделать Саук. Визирь не скрывал неприязни к новгородцам.Но Саук, не дрогнув лицом, поднял чашу.— С юности я приучен к монгольскому напитку — торосуну, а к кипчакскому вину никогда не лежала душа, — сказал он. — Но если так хочет гость…— визирь поднес чашу к губам.Хан вдруг быстро протянул руку.— Подождите… Мы знаем, что вы не пьете рашию…— Глаза Сартака заметались по лицам собравшихся. Нет, видимо, Саук ни в чем не виноват, коль так смело взял чашу… Можно было бы приказать вообще убрать со стола вино, но если оно даже не отравлено, то это даст повод новгородцам думать, что они не ошиблись в своих подозрениях и в вине был яд. А самое главное — подозрение в коварстве падет на самого хана.Если бы Сартак видел в этот миг лицо своего бакаула, то все бы понял. Белее снега тот замер за его спиной.Глаза хана остановились на туленгите, стоящем на страже у входа. Он поманил его рукой.— Подойди сюда. Выпей. — Сартак указал глазами на чашу.Оробевший воин, счастливый тем, что принимает милость из ханских рук, осторожно, двумя руками, взял чашу и приник к ней.Никто в Орде не смел нарушить приказ хана, но туленгит вдруг перестал пить. Лицо его сделалось растерянным.— Великий хан, — сказал он. — Разрешите не пить дальше, ведь я мусульманин и…— туленгит не закончил фразу. Лицо его перекосила гримаса боли, чаша выпала из задрожавших рук, и он, неловко завалившись на бок, рухнул на пол.Звенящая тишина повисла в ханских покоях. Сотни глаз смотрели сейчас на Сартака, ожидая, как он поступит и что скажет. Ноздри хана подрагивали, глаза сузились, рука, чтобы скрыть дрожь, потянулась к кинжалу.Сартак не проронил ни слова. Резко поднявшись из-за стола, он вышел из зала. Хану было теперь ясно, что кто-то хочет поссорить его с новгородцами. Видимо, не один он помнил, как много лет назад Турокин-хатун — мать хана Гуюка — отравила в Каракоруме отца Александра князя Ярослава. Именно тогда отшатнулись от Гуюка и Александр, и его брат Андрей и пришли к Бату-хану.Кто-то обо всем этом помнил и хотел повторить то, что однажды уже было. Но кто?По приказу хана была проверена вся дворцовая стража, все, кто так или иначе мог иметь доступ к сосудам с вином. Поиски были напрасными. Молчали, страшась за свои жизни, девочка Кундуз и ее мать, видевшая, как дворцовый бакаул влил в вино сок ядовитого цветка — кучелябы.Два вопроса мучили Сартака — кто отравил вино и кто предупредил об этом орусутов? Выходит, нет единства в Орде, и даже во дворце есть такие, кто может в любой момент пожелать его смерти. «Неужели в случившемся замешан Саук? Он не любит орусутов, но едва ли хочет мне зла? Если бы он знал, что вино отравлено, Саук не решился бы его пить. Визирь хитер как лиса и потому нашел бы уловку, придумал повод, чтобы отказаться от роковой чаши…»Молодой туленгит, отведавший вина, пролежал день и ночь без сознания. Дворцовый лекарь, вливавший ему в рот настои трав и молоко, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
, взорвал винные подвалы шаха.Так было спасено монгольское войско.Историки утверждают, что Чингиз-хан разгневался на своих сыновей за то, что они присвоили себе всю добычу. Но дело, видимо, не только в этом. Потрясателя вселенной напугало то, что дети его, предавшись пьянству, не смогли догнать и полностью уничтожить разгромленное войско хорезмшаха. Именно после этого события он велел записать свои слова:«Пьяный человек глух и слеп, в нем нет ума и понятия. Его знания и талант ничего не стоят. Он ничего не добьется, кроме позора. Правитель, склонный к пьянству, не способен на великие деяния. Предводитель войска, отуманенный вином, не может вести воинов. Пьяный нойон не поймет, куда послал стрелу и попал ли в цель.Если невозможно не пить, то самое большое надо ублажать себя три раза в месяц. Хорошо пить один раз. Еще лучше не пить совсем. Но трудно встретить непьющих…»Потомки Потрясателя вселенной старались по мере сил выпонять его наказ, но не запрещали пить народам завоеванных и зависимых государств. Наоборот, чтобы ослабить их ум и чувства, всячески поощряли употребление вина.Во времена хана Гуюка был такой эпизод. Хан спросил имама Нуриддина Хорезми:— Вино помогает отдохнуть уставшему, уменьшает горе несчастного, поднимает настроение и дух. Оно готовится из чистых зерен проса и пшеницы, сладких виноградных ягод. И если пророк Мухаммед действительно любит людей и думает о том, чтобы они были счастливыми, то почему он запрещает пить своим последователям?И Нуриддин Хорезми ответил:— Давным-давно один из последователей пророка-сахиба, устав от долгого пути, решил остановиться на отдых у одинокой женщины. Молодая вдова не пустила его в дом. Она сказала: «Если хочешь заночевать у меня, то выполни одно из трех условий. Или переспи со мной, или убей моего пятилетнего сына, или выпей чашу виноградного вина».Последователь пророка подумал: «Пересплю с женщиной — впаду в грех, убью безвинного ребенка — совершу преступление. Выпью-ка чашу вина, и будет мне от этого услада в жизни и радость».Он пообещал женщине выполнить последнее ее условие. Женщина пустила его в дом. Но когда последователь пророка выпил вино и опьянел, он залез в постель женщины и убил ее ребенка. Что не сделает пьяный?С той поры Мухаммед, любя людей, запретил мусульманам пить вино.Вот так это было. * * * Утром следующего дня в Орде начались переговоры с орусутскими послами. Учитывая тяжелое положение Новгородского княжества, хан Сартак согласился в течение двух лет не брать с орусутов шулен Шулен — подать с поголовья скота.
, яман Яман — подать с воды, которая взималась согласно количеству людей и скота.
и ундан Ундан — подать на содержание ямщиков.
, а также сбор с урожая — авариз. От податей освобождались также другие князья, поддерживающие Александра Невского.О том, окажет ли Золотая Орда помощь князю, если немцы пойдут на Новгород, Сартак ничего определенного не сказал.На то были свои причины. Неодобрительно смотрели на его отношения с орусутами старейшины Чингизова рода. Приходилось остерегаться и Ногая, и Саука, и Бахадура, и Менгу, и Темира. Те считали, что Орда не должна оказывать помощь тем, кто еще вчера был ее врагом.С окончательным решением о помощи орусутам можно было не спешить. Если же немецкие рыцари двинутся на Новгород, тогда проще будет убедить несогласных в необходимости объединения с орусутскими князьями. Покорив новгородцев, немцы могут оказаться лицом к лицу с Золотой Ордой, а враг это сильный и его интересы, без всякого сомнения, столкнутся с интересами монголов. Этот довод хан Сартак решил приберечь на будущее, на случай борьбы со своими противниками.Ему приходилось думать о завтрашнем дне Орды. Ханство по-прежнему казалось сильным и крепким, но уже отошли от него Кавказ и Азербайджан, и правил этими землями другой отпрыск Чингиз-хана — Кулагу. Сартак знал — много есть желающих прибрать к рукам Крым и Хорасан. Что будет, как сложатся дела через пять, десять, двадцать лет? Золотая Орда не должна отказываться от союза с орусутскими северными княжествами. Может случиться так, что для борьбы с внутренними врагами потребуется их помощь.На переговорах с орусутами Сартак заметил, что не только Саук и Бахадур против его союза с Новгородом. Не по душе это и Святославу, но старый воин делал все, чтобы не выдать себя. Его нетрудно было понять. Мог ли человек, видевший, какое страшное разорение принесли монголы его земле, искать с ними союза? Только великая нужда толкала орусутов на это — у границ стояли немецкие рыцари и выбирать приходилось из двух зол.От верных людей хан Сартак знал, что в Новгороде Святослав пользуется большим уважением у простого люда и имеет влияние на князя Александра.Сартака это тревожило.Великий Чингиз-хан учил: «Если у тебя есть подозрение, что завтра твой враг станет другом, а друг — врагом, то откажись от них, пока друг является другом, а враг — врагом».Мудрая мысль. Но прадед был единым правителем всех покоренных земель, и ему не приходилось бояться близких, которые сегодня готовы в любой момент перерезать горло или насыпать в чашу яда.После переговоров в честь отъезжающих послов был устроен пир. В комнатах дворца поставили низкие круговые столы, уставили их всем тем, чем могла похвалиться Золотая Орда. На деревянных блюдах дымились горы мяса, пенились в ковшах кумыс и торосун — монгольское вино, в серебряных чашах подали вино и рашию.На почетном месте, по правую руку от хана, сидел его главный советник Саук, слева — боярин Данил.По традиции, установленной еще Чингиз-ханом, дворцовый бакаул приблизился к Сартаку и попробовал кусочек мяса с поданного тому блюда, затем отпил из его чаши глоток вина. Хан должен был быть уверен, что его еда и питье не отравлены.Сартак первым поднял золотую чашу и выпил ее до дна. То же самое сделала и его свита. Только орусутские послы, не пригубив своих чаш, поставили их на стол.Хан удивился. Еще вчера орусуты с удовольствие пили вино, пили много и не пьянели, а сегодня… Чего-то остерегаются? Или не пьют оттого, что бакаул попробовал вино только из его чаши? Но точно так же было и в прежние дни… Значит, есть какая-то причина. Плохо, когда не доверяют хозяину гости.— Что случилось? — нахмурившись, спросил Сартак. — Почему гости не захотели отведать нашего вина?Хан смотрел на боярина Данила. Тот не успел ответить. Святослав медленно поднял свою чашу и осторожно, чтобы не расплескать вино, поставил ее перед Сауком.Визирь, по обычаю монгольских воинов предпочитавший пить бузу торосун, понял, чего хочет орусутский воин. Он неторопливо взял чашу.У Сартака мелькнула мысль, что орусут рассчитал верно. Если вино отравлено, то это вполне мог сделать Саук. Визирь не скрывал неприязни к новгородцам.Но Саук, не дрогнув лицом, поднял чашу.— С юности я приучен к монгольскому напитку — торосуну, а к кипчакскому вину никогда не лежала душа, — сказал он. — Но если так хочет гость…— визирь поднес чашу к губам.Хан вдруг быстро протянул руку.— Подождите… Мы знаем, что вы не пьете рашию…— Глаза Сартака заметались по лицам собравшихся. Нет, видимо, Саук ни в чем не виноват, коль так смело взял чашу… Можно было бы приказать вообще убрать со стола вино, но если оно даже не отравлено, то это даст повод новгородцам думать, что они не ошиблись в своих подозрениях и в вине был яд. А самое главное — подозрение в коварстве падет на самого хана.Если бы Сартак видел в этот миг лицо своего бакаула, то все бы понял. Белее снега тот замер за его спиной.Глаза хана остановились на туленгите, стоящем на страже у входа. Он поманил его рукой.— Подойди сюда. Выпей. — Сартак указал глазами на чашу.Оробевший воин, счастливый тем, что принимает милость из ханских рук, осторожно, двумя руками, взял чашу и приник к ней.Никто в Орде не смел нарушить приказ хана, но туленгит вдруг перестал пить. Лицо его сделалось растерянным.— Великий хан, — сказал он. — Разрешите не пить дальше, ведь я мусульманин и…— туленгит не закончил фразу. Лицо его перекосила гримаса боли, чаша выпала из задрожавших рук, и он, неловко завалившись на бок, рухнул на пол.Звенящая тишина повисла в ханских покоях. Сотни глаз смотрели сейчас на Сартака, ожидая, как он поступит и что скажет. Ноздри хана подрагивали, глаза сузились, рука, чтобы скрыть дрожь, потянулась к кинжалу.Сартак не проронил ни слова. Резко поднявшись из-за стола, он вышел из зала. Хану было теперь ясно, что кто-то хочет поссорить его с новгородцами. Видимо, не один он помнил, как много лет назад Турокин-хатун — мать хана Гуюка — отравила в Каракоруме отца Александра князя Ярослава. Именно тогда отшатнулись от Гуюка и Александр, и его брат Андрей и пришли к Бату-хану.Кто-то обо всем этом помнил и хотел повторить то, что однажды уже было. Но кто?По приказу хана была проверена вся дворцовая стража, все, кто так или иначе мог иметь доступ к сосудам с вином. Поиски были напрасными. Молчали, страшась за свои жизни, девочка Кундуз и ее мать, видевшая, как дворцовый бакаул влил в вино сок ядовитого цветка — кучелябы.Два вопроса мучили Сартака — кто отравил вино и кто предупредил об этом орусутов? Выходит, нет единства в Орде, и даже во дворце есть такие, кто может в любой момент пожелать его смерти. «Неужели в случившемся замешан Саук? Он не любит орусутов, но едва ли хочет мне зла? Если бы он знал, что вино отравлено, Саук не решился бы его пить. Визирь хитер как лиса и потому нашел бы уловку, придумал повод, чтобы отказаться от роковой чаши…»Молодой туленгит, отведавший вина, пролежал день и ночь без сознания. Дворцовый лекарь, вливавший ему в рот настои трав и молоко, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32