Они не имели ни мечетей, ни медресе. Среди них мало было людей, которые бы, как требовал того ислам, пять раз в сутки читали намаз. Трудно, почти невозможно из таких людей сделать защитников веры.Нет. Начинать надо было с городов Мавераннахра. Здесь большинство городских жителей были настоящими мусульманами. Здесь строились мечети и медресе, а улемы, мюриды, имамы крпко держали народ в руках.Берке хотел прославить свое имя и показать миру, что среди потомков Чингиз-хана только он один надежда и опора ислама. Хан надеялся привлечь на свою сторону духовенство, призвать его в Дешт-и-Кипчак, чтобы оно служило в построенных им мечетях по городам Золотой Орды и учило кочевников законам ислама.Для того, чтобы скрыть до поры до времени свои истинные замыслы, хан Берке объявил, что отправляется в Бухару познакомиться с великими богословами этого города и оказать им свое ханское покровительство.Была и еще одна причина для поездки, но о ней хан пока молчал.После покорения Мавераннахра Чингиз-хан разделил между своими сыновьями и внуками захваченных в плен ремесленников. Получил свою долю и Джучи.В Бухаре жило около пяти тысяч золотых дел мастеров, кузнецов, строителей домов и мечетей, которые принадлежали Орде. Были такие люди в Ходженте и Бенакенте. Все, что они производили, вся плата за их работу должна была поступать в казну Орды. Но в последние годы золотой поток обмелел, и Берке подозревал, что тут не обошлось без вмешательства потомков Джагатая и Угедэя, которые утаивают часть того, что по праву должно принадлежать ему. Подобное прощать было нельзя.Весной следующего года в сопровождении десятитысячного войска хан Берке прибыл в Бухару.С подобающим хану почетом у западных ворот его встретил Мусабек — даргуши города, похожий обликом на перса. Ревели сырнаи и карнаи. Непривычные к этим звукам, храпели, вставали на дыбы кипчакские кони.После того как были произнесены слова приветствия, Мусабек еще раз низко поклонился Берке:— Великий хан, разрешите отвести вас и ваших доблестных воинов в ставку, которую мы устроили вне стен города…Берке нахмурился:— Разве в городских дворцах нам нет места?Даргуши замялся:— В городе есть дворцы, но, великий хан…— Говори! — властно приказал Берке.Мусабек поднял голову и посмотрел в лицо хана своими пронзительными темными глазами.— В городе неспокойно… Узнав о вашем прибытии, горожане со вчерашнего дня забурлили, точно вода в казане. Особенно ремесленники и мастеровые, которые принадлежат Золотой Орде.— Чем недовольны они?— Люди говорят, что все заработанное уходит в Золотую Орду… Нечем кормить жен и детей… Они говорят: «Пусть хан или пожалеет нас, или прикажет вырезать».Лицо Берке перекосилось от ярости.— Истосковались по резне!.. — зло прошептал он. — Они хотят напугать меня. И ты советуешь мне остановиться за городом?..— Зачем дразнить собак?..— Нет! — сказал Берке. — Я не поверну своего коня! Я научу их встречать своего повелителя! — И, повернувшись к Салимгирею, приказал: — Веди караван!В горле хана клокотал, бился гнев.Медленно втягивался в городские ворота караван. Воины в сверкающих кольчугах, на темно-рыжих конях, окружавшие хана, взяли на изготовку длинные копья.Густые сумерки окутывали город. От журчавших арыков тянуло влажной прохладой, и в темных садах пели соловья. На черном бархате неба вспыхнули большие мохнатые здвезды.Впереди процессии ехали даргуши Мусабек и сотник Салимгирей.Жуткая, непривычная тишина окружила всадников. Берке сделалось не по себе. Он, степняк, всегда ненавидевший тесноту городов и знавший их только в моменты яростных битв, поежился. Может быть, следовало послушаться даргуши и отложить вступление в город до завтрашнего дня?Улица, ведущая к городской площади, вдруг сделала поворот, и Берке от неожиданности даже вздрогнул, натянул повод коня. Улица была полна народу. Люди стояли молча, и тысячи чадных факелов пылали над их головами. Отблески пламени метались по лицам, по одежде, и оттого казалось, что толпа колышется тяжело и грозно. Непривычной и жуткой была для хана эта картина.Телохранители сомкнулись вокруг Берке, выхватили из ножен кривые сабли и подняли их над головами. Алые отблески пламени заиграли на лезвиях.Толпа молчала, и отступать было некуда. Только выдержка могла спасти в этот миг золотоордынцев, потому что на узких улочках города они не смогли бы развернуться для битвы. Оставалось двигаться в неизвестное, и, пересилив себя, Берке дернул повод, послал коня вперед.Молча расступилась толпа, пропуская хана. Тревожно храпели кони, косили влажными большими глазами на людей, кровавые всполохи тысяч огней играли в их зрачках.Уже не тревога, а ужас овладел всем существом Берке. Он понял: стоит кому-нибудь в толпе бросить клич, и живая река раздавит и его самого, и нукеров с обнаженными саблями. Боя не будет. Все кончится в один миг.Но люди безмолствовали. Караван вышел на главную площадь, и, когда казалось, что все уже позади, из боковой улицы хлынула новая огненная река и преградила путь.Салимгирей и Мусабек остановили коней, тревожно оглядываясь на хана.Вдруг из толпы выступил высокий худой человек в белой одежде, с голубой чалмой на голове.Берке, задыхаясь от пережитого страха и ярости, двинул на него своего коня.— Что тебе нужно? Кто посмел заступить путь хану Золотой Орды? — спросил он с угрозой.— Великий хан! — Человек в белых одеждах без страха смотрел ему в лицо. — У народа есть к тебе три просьбы…— Говори…— Ханы не боги, чтобы всю жизнь держать человека в рабстве. Даже убийцу приговаривают к определенному сроку или снимают с него голову… Всему есть предел… Многие ремесленники, плененные монголами и отданные дому Джучидов, уже состарились и не могут делать то, что делали прежде. Первая просьба — дай им волю. Они родились свободными, так пусть же и умрут не рабами.Берке уже овладел собой. Просьба была пустячная. Действительно, какой прок от стариков…— Хорошо, — сказал он. — Я дам им волю…— Вторая просьба народа…— человек на миг умолк. — Здесь почти пять тысяч кузнецов, чеканщиков, кожевников, принадлежащих Золотой Орде. Многие из них были молоды, когда твой дед Чингиз-хан сделал их рабами. Они давно обзавелись семьями, но от того, что твои люди забирают весь их заработок, они живут в вечной нищете — не наедаются досыта и не могут купить одежды. Великий хан, народ просит, чтобы ты приказал брать только третью часть их заработка…Глаза Берке сузились:— А что требуют ремесленники, принадлежащие другим ханам?— Того же…Берке посмотрел на толпу. Многие горожане были вооружены дубинками.— Вот так требуют — с палками в руках?Человек в голубой чалме не отвел взгляда:— Когда речь идет о жизни, можно взять в руки не только палку…Хан снова посмотрел на толпу. Отсветы пламени играли на суровых бронзовых лицах людей, в их глазах. «Такие могут все», — подумал Берке, и снова страх стиснул его сердце.Немало видел Берке за свою жизнь восстаний против Золотой Орды, сам принимал участие в их подавлении, но вот так, лицом к лицу с народной ненавистью, оказался впервые. Было желание — отказать в просьбе, но не настолько еще прочно он чувствовал себя на троне Золотой Орды, чтобы действовать дерзко. Надо было выиграть время, прийти в себя, а потом…— Третья просьба народа… Пусть дети твоих рабов, так же как и дети свободных мусульман, получат право посещать медресе и учиться грамоте.Всего ожидал Берке, но не этого. У монголов не было письменности. Но когда великий Чингиз-хан создал свое непобедимое государство, он велел записывать монгольские слова буквами уйгурского алфавита. Так писалась и «Золотая книга» — история жизни и подвигов Потрясателя вселенной, предназначенная для его потомков. Учиться письменности могли только чингизиды и родовая монгольская знать. А здесь, в Бухаре, сумасшедшая толпа, чернь хотела уравняться с белой костью.— Не бывать этому! — жестко сказал хан.Ему показалось, что толпа вдруг надвинулась на него. Тревожно заржали кони.— Мы подумаем…— вдруг произнес Берке. — Завтра ты должен прийти во дворец, и мы продиктуем наше решение, — сказал он человеку в голубой чалме и ударил камчой коня.Конь взвился на дыбы и, послушный воле всадника ринулся на толпу… * * * Утром следующего дня человек в голубой чалме отправился во дворец. Люди останавливали его на улицах, уговаривали не идти в одиночку, не верить степному волку. В ответ он говорил:— Все может случиться. Все в руках аллаха… Но пойду ли я один или нас будет десятеро, ничего не изменится, если хан задумал недоброе. С ним десять тысяч воинов, и ничто не заставит его изменить решение. Зачем лишние жертвы? Мне выпало исполнить свой долг, и я исполню его…Человек в голубой чалме хорошо знал жизнь. Трудно увлечь за собой забитый, несчастный народ. Он подобен великому океану, но чтобы раскачать его, нужен ветер. Приезд хана Золотой Орды, казалось бы, всколыхнул народ. Но хан, даже и ненавистный, пообещал выполнить просьбы, и вера в непогрешимость его успокоила людей, казалось, их душевная боль утихла.И все-таки впервые народ Бухары проявил неповиновение. Все видели вчера страх в глазах Берке и знали, что хан навсегда запомнит эту ночь, суровые лица людей и грозный отблеск пламени в их глазах.Сорок лет топтали эти земли монгольские кони и народ склонял голову перед плетью завоевателя. События ночи показали: пусть пока несмело, но уже твердо зная, чего они хотят, люди будут и дальше отстаивать свои права. Велика сила Золотой Орды, но и она не сможет одолеть народ, соединенный одной мыслью. Нужно только время.Без страха шел человек в голубой чалме во дворец, где остановился хан. Он знал: после вчерашнего ему не удастся ни спрятаться, ни бежать из города. Всю ночь вокруг его дома дежурили люди даргуши, следили за каждым шагом. Но то, что должно свершиться, все равно произойдет…Человека в голубой чалме во дворце ждали. Туленгиты молча обыскали его и провели в зал, где сидел Берке.Хан долго и пристально смотрел на вошедшего. Вдруг он спросил:— Ты христианин?Человек отметил про себя, что Берке выглядит совсем иначе, чем выглядел вчера. В глазах нет страха, лицо властное, жесткое, голос уверенный. Чему было удивляться? Сегодня сила была на его стороне. Прибывшие с ханом из Золотой Орды воины окружили дворец, по улицам ездили конные отряды Мусабека и загоняли людей во дворы.— Нет. Я человек.— А может быть, ты мусульманин?— Нет.— Хорошо. Раз ты не христианин и не мусульманин, то будь человеком, — с усмешкой сказал Берке, медленно перебирая жемчужные четки. Пережитое вчера, видимо, не совсем изгладилось из памяти и жгло, требовало выхода. — Ты вчера сказал: «Ханы не боги…» Если ты упомянул о боге, значит, веришь в него?— Да, верю…— сказал человек в голубой чалме. — Имя моему богу — правда.Лицо Берке задрожало от беззвучного смеха.— А может, ты скажешь, где находится твой бог?— Сливки растворены в молоке… Так и правда. Она везде: на небе, на земле, во мне и в нем…— человек указал на туленгита, стоящего за спиной хана.— А во мне она есть? Как ты думаешь? — Хан с издевкой посмотрел на человека в голубой чалме.— Не знаю…— Зато я знаю… Моя правда — в моей силе, в моей вере… А на свете нет бога, кроме аллаха, и пророк Мухаммед его посланник. Я же последователь пророка и защитник его дела…Человек в чалме негромко рассмеялся. Под черными красивыми усами влажно блеснули белые, ровные, как жемчуг, зубы.— Если великий хан говорит правду, — сказал он, — то ему следовало бы предпочесть Иисуса или Моисея. Они сильнее Мухаммеда.Жемчужины на четках Берке замелькали быстрее.— Кто сказал тебе это, гяур? Нет святого сильнее Мухаммеда. Он посланец бога на земле. Моисей тоже пророк, он он младший брат Мухаммеда. Там, где ступал Моисей, обнажалось дно моря. Иисус мог воскресить мертвого, а на том месте, где Мухаммед молился аллаху, горы превращались в камни, а камни — в прах. Это происходило потому, что аллах хотел видеть лицо своего святого сына. Он самый сильный пророк. Никто не смеет быть сильнее его…Человек покачал головой:— Все может быть в этом мире… Будь Иисус сильным, его бы не распяли на кресте.— Ты носишь чалму, — многозначительно сказал хан, — но ты, наверное, не читал Коран и не беседовал с учеными улемами. Я знаю, что Иисус тоже сын божий, и я знаю, что не его, а совсем другого прибили гвоздями к кресту.— Неужели? — Человек чуть заметно улыбнулся.Берке не заметил усмешки. Он любил поучать, любил показать свою приверженность исламу и свои знания.— Послушай меня, гяур, — сказал хан. — За чудеса, которые совершал Иисус, неверные приравняли его к богу. Сторонники Моисея — джуиты, сгорая от зависти, охотились за ним. Однажды, скрываясь от врагов, Иисус спрятался в одном доме. Почувствовав приближение джуитов, святой взлетел на небо. Врагам удалось схватить человека, похожего на него. Этого-то человека они побили камнями и распяли на кресте.Человек в чалме, пряча в глазах усмешку, сказал:— Выходит, что Иисус вместо себя позволил растерзать ни в чем не виновного… Конечно, если ты подобен богу, то можешь совершать все, что задумаешь… Наверное, потому Иисус пил вино?— Нет. Он выпил вино случайно, — довольный произведенным на собеседника впечатлением, с достоинством сказал Берке. Руки его неторопливо перебирали четки. — По дороге в Иерусалим святой Иисус захотел пить. Он зашел в виноградник и стал искать там воду. Наконец он увидел глиняный кувшин. В нем была жидкость, похожая на воду, и Иисус стал пить ее. Жидкость оказалась горьковатой и кислой на вкус. Тогда Иисус спросил у кувшина, отчего это. И кувшин ответил, что кто-то украл иголку и продал ее за медную монету. Та монета попала в руки хозяина виноградника, и он отдал ее торговцу, покупая кувшин. Из-за этого вода в кувшине горчит. Вот видишь, гяур, небольшой грех, связанный с кражей иголки, превратил воду в коварное вино. Пророк Мухаммед был мудрее Иисуса, и потому он оставил нам заветы: не творить друг другу зла, не пить вина, а богатые должны всегда жалеть и помогать бедным. Так гласит пятая сура священного Корана…Человек в чалме низко склонил голову.— Теперь мне понятно, о великий хан, почему вы вчера согласились с требованиями народа. Вы во всем следуете пророку Мухаммеду…Четки в руках хана замерли. Он словно вновь вернулся на землю. В раскосых узких глазах полыхнуло пламя ярости.— Нет! — крикнул он. — Вчера я ничего и никому не обещал!— Но слова ваши, великий хан, слышали люди…— Какие люди? Толпа! Они не люди, а мои рабы! Ты знаешь, гяур, в Коране сказано, что обещание, вырванное принуждением или угрозой, не имеет силы!Лицо человека в чалме покрылось мертвенной бледностью. Спокойно и негромко он сказал:— Значит, вчера вам было страшно? Значит, есть сила, которая может заставить трепетать даже хана Золотой Орды…Берке злобно рассмеялся:— Трепетать будут от моего имени!.. Во веки веков!..Хан схватил серебряный колокольчик и торопливо затряс им. Распахнулась дверь, на пороге появился личный телохранитель Берке, начальник сотни туленгитов Салимгирей.Хан ткнул пальцем в сторону человека в чалме.— Я приговариваю его к смерти за то, что он устроил в священной Бухаре смуту и призывал чернь не повиноваться мне! Пусть кровь этого гяура не осквернит стены дворца! Отведи его за город и отруби голову! Да станет его тело пищей для шакалов!Берке впился взглядом в человека в голубой чалме, но лицо того было спокойно.Хан вдруг вспомнил, что во время разговора тот несколько раз вытаскивал чакчу, искусно сделанную из рога оленя.— Для того чтобы я не забыл о беседе с этим человеком, принесешь мне его чакчу…Салимгирей молча поклонился, выхватил из ножен саблю и, подгоняя ею человека в чалме, погнал его к выходу.Берке прикрыл глаза и долго сидел неподвижно. Медленно возвращалось к нему спокойствие — перестали дрожать пальцы, утих гнев.Хан хлопнул в ладоши. На пороге появился визирь:— Пусть войдут мусульмане, приехавшие из Самарканда…Пятясь, визирь исчез за дверью. Через некоторое время в зал вошли люди в белых чалмах. Низко кланяясь, они приблизились к возвышению, на котором сидел хан, и опустились на пол, подобрав под себя по-восточному ноги. Один из них, тучный с красным лицом, красивым бархатным голосом начал читать молитву. Когда он закончил, каждый провел сложенными ладонями по лицу. И Берке, как истинный мусульманин, повторил их жест.— Аминь!Немного выждав, тот, что читал молитву, сказал печальным голосом:— Высокочтимый хан Золотой Орды, вы за прошлый год потеряли сразу двух близких вам людей: хана Сартака и хана Улакши. Пусть будет земля им пухом… Примите наши соболезнования…— Спасибо вам, почтенные люди. Все совершается по воле всемогущего аллаха… Нам ли роптать на несчастья? — Он помолчал. — Вы пришли ко мне с делом?Слово взял черный человек, похожий на выросшее в песках корявое дерево — саксаул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32