Я представила себе, как четыре головы сейчас согласно кивнули за моей спиной. Но принять от дяди Вали столь лаконичное определение своей безграничной натуры не смогла.— Сам чокнутый. Был у меня приятель, Лешенька Шевелев. И мечтал он на мне жениться, раздобыв баксов за какой-то товар. Мы бы с ним улетели на край света и купили себе сказку. Но теперь его нет, я в горе и без гроша. И есть у меня знакомая рекламщица, почти вдова. Девица забавная. Она смущена твоими проверками, гадает, бедолага, не собрался ли ты ей должностишку предложить. Жалеет, что не выбила из Шевелева историйку о живой воде, на которую ты ни с того ни с сего запал. Так вот, я могу тебе ее поведать, вместе сочиняли. Но ты не там ищешь. И не то, следопыт.Валентин Петрович мерзко заурчал. Подрагивающие от предвкушения грубых, но вожделенных манипуляций пальцы Вика сомкнулись на моей шее. Как здорово, что не лебединая, иначе свернул бы молниеносно. Но в наушнике полковника забился глас Валентина Петровича. И Измайлов благоразумно отстранился.— И продашь ты, оставшаяся на бобах, цель поиска за?..В миллиметре от моего носа просвистел золотисто-волосатый кулак Игоря с запиской: «Требуй долю». Ну и методы, окочуриться можно. Как такое принято требовать, а?— Я пока сомневаюсь. Если деньгами, легко продешевить, потому что нам с Лешей до конца дней должно было на двоих хватить. Если долю…Глагол обязателен? Впрочем, ну ее, родную речь в красе. Смысл бы выразить.— Мне нужны гарантии, Валентин. Давай встретимся и поговорим. Ты же не гангстер, не обездолишь сироту. Представь, каково мне примерять нынешнюю шкуру. После любви. После забугорных перспектив.— Не дрейфь, малышка, со мной не пропадешь, — скупо плеснул он елея в интонацию.— Тогда в пять в кафе «Привет».— Усаживайся за крайний левый столик на улице и залей чем-нибудь одиночество. Угощаю.— О'кей. Не перевелись еще джентльмены. За мартини расплатишься?— За все расплачусь, — пообещал он судейским голосом. — До встречи.Сыщики валялись на стульях, словно боксеры перед последним раундом: взмокшие, слегка обезумевшие и вряд ли управляемые.— Я к нему не пойду, — предупредила я. — Он меня угробит.Мой протест нырнул в их хоровые непарламентские выражения и не выплыл более. Весом был, ох, весом.— Это тот редкостный случай, когда все будут на его стороне, — заунывно пропел Вик. — У тебя нет выбора. Или он тебя угробит, или мы. Ты что себе позволяешь? Договорились же напирать на гибель Лизы.— Ну, не напиралось, не напиралось, вы же слышали. А у Валентина Петровича домработница ему под стать, противная, — объяснила я.— Домработница? — опешил Измайлов. — Какая связь?— Нет тут связи. Я вчера однозначно выразился — она все всем порушит, — туго вспомнил Игорь.— Я уже полгода однозначно выражаюсь, — не уступил первенства честолюбивый Борис.— Поля, ты молоток, — подытожил дискуссию Сергей. — Раскрутила ведь мужика. А уж как упирался.Стало тихо. Спасибо, Сережа.— Хм, давайте обсудим…Ага, Измайлов, отступаешь! И парней за собой тащишь. Но вообще-то до меня еще, пардон, не дошло, куда повело. Обсуждайте, ребята, а я пока оклемаюсь. Почему я наплела этакого? С чего потянуло на мелодраму? Надо перед сном стаканами хлебать успокоительное. Ибо сотрудничество с милицией гармонии с микро — и макрокосмом не способствует.— Я сразу скажу, чтобы потом не отвлекаться, — внял призыву Измайлова реактивный Игорь. — Отпечатки на солонке и пакете с героином принадлежат мадам.— Быстро вы оборачиваетесь, нам бы так, — позавидовал Борис.— У меня личные связи, — ухмыльнулся Игорь. — Следовательно, версия Полины о прикармливании хозяина без его ведома не пуста.Моя версия. Тебе, Юрьев, остается только ноздри раздувать. Дыши глубже. Взглянуть на Вика я не решилась.— И еще. Крайнев по собственной инициативе позвонил в санаторий. Он уверяет, что Полина «туда, куда надо, гребет», хоть и интуитивно.— Не лишнего берет на себя ваш частный детектив, капитан? — вызверился Измайлов.— Он зарплату получает за охрану Полины, — пожал плечами Игорь. — Ночного дежурного я снял. Уму непостижимо, Виктор Николаевич, но почти все путевки, и дорогие, и подешевле, разобраны. Летом заведение было заполнено наполовину, в сентябре на четверть. Следующий заезд пятого октября. Санаторщики собирались прикрыть лавочку, и вдруг спрос почти сравнялся с предложением. Наплыв, напор, натиск. Язвенники косяком поперли.— Ура, скоро поеду пить минералку, — хлопнула я в ладоши.— Дома попьешь, — пристрожил Вик. — Сколько влезет. Особенно «Нарзану». И Игорю:— Обсудим, капитан. Отправим даму переодеваться и обсудим. А сейчас о Валентине Петровиче. Разговор записан, но брать голубчика не за что. Не стал спорить с идиоткой, поддакивал, однако посмотреть на нее не отказался. Ну и что? Вот если…И Вик принялся сухо командовать. Ему это идет. С самого начала Вик был так добр, так мягок, что я начала упиваться его… твердостью. Я любуюсь, когда он отдает распоряжения, приказывает, рычит: «Под мою ответственность». Мне нравится, когда он щурится, глядя на свое оружие. Иногда из Балкова и Юрьева выскальзывают фразы о прошлых задержаниях. «Полковник-то, судя по всему, холоден и беспощаден», — констатирую я про себя. И млею. Потому что нежность такого мужчины представляется чудом, творимым только для меня одной…— Полина, на совещаниях не вырубаются, тем более что кашу с Валентином Петровичем заварила ты, — рявкнул Вик.Нет, полковник и нежность — «две вещи несовместные». И работать с ним — что гореть в аду. Стоит мне разнюниться, как он обязательно расщедрится на гадость. Я, помнится, об учителе математики грезила? Согласна влюбиться в кого попало, лишь бы не был банкиром и милиционером.— Я вам не штатный сотрудник, — огрызнулась я. — Результаты трудов нулевые, почему бы не сорвать зло на женщине.— Мы по дороге все отрепетируем, не беспокойтесь, — вступился за меня милейший Балков. — Пора, Полина.Сережа, Сережа, ты столько углов сгладил, низкий тебе поклон. Но я чувствую, что стараешься ты ради Виктора Николаевича Измайлова. Не дай Бог, напорется шеф, отвлечется от вашего общего дела. Тогда ты первый меня пришибешь, Борис не угонится.— Поехали, Сергей, — встала я.Мужчины тоже поднялись. О, они еще галантность демонстрируют. Не все у меня потеряно, получается.
Кафе «Привет» было уютным только из-за полумрака. В нем мерещилось, будто оклеенные пленкой старые столы — родня теплому дереву, а пластиковая стойка — мрамору. Поскольку осень наперекор календарю изображала из себя лето, тенты и мебель на мостовой не убирали, однако официанты уличных посетителей уже не обслуживали. Приходилось спускаться в подвал, брать еду, напитки и выбираться на воздух. Семь любителей оного глазели на прохожих. С чашкой кофе и пирожным я присоединилась к ним. Крайний левый столик, ближайший к автостоянке, никого, кроме меня, не прельстил. Предположение, что за ним будут ждать, уже не реализовалось. Кстати, я снова нарушила табу Измайлова и поинтересовалась у бармена, можно ли записать выпивку на счет Валентина Петровича. Уж слишком убога была забегаловка. Но он так буднично процедил: «Можно, только осторожно», что я обошлась детским набором. Хоть в чем-то рекламный благодетель не обманул. Вечерело, холодало, небо куталось в меха облаков, и бумажный мусор оживленной улицы устраивался на ночлег у обочин. Я думала о Севе: загорел, поправился, научился чему-нибудь? И за это Измайлов не похвалил бы меня. Я обязана была бдить на задании. Как Юрьев в машине неподалеку. Как он сам, только что плюхнувшийся по соседству. Черт, Вик вылез из укрытия, начинается, а я витаю. Я скосила глаза и увидела двух упруго шагающих к кафе верзил — тех самых, что развлекали нас с Борисом автогонками и мордобоем. И тут же надо мной навис Сергей Балков.— Я тебя нашел, — пьяно и громко сообщил он.Посланцы Валентина Петровича, если они, конечно, не случайно мимо дефилировали, остановились.— Отвяжись, я тут жду человека.— А я не человек? Я тебя сегодня в кино звал. Кого ты караулишь? Скажи, может, он мне закадычный друг?— Отстань, добром прошу.Праздный люд подхватил свои стаканы и тарелки, спеша скрыться в помещении. Ждать, когда я начну визгливо звать на помощь, желающих не было. Вик последовал за большинством.— Ладно, я назову тебе имя, ты уберешься отсюда, а завтра посетим кинотеатр, первый же сеанс. Идет?— Идет! — возликовал Сергей и смахнул на асфальт мой кофе.Потом покачнулся и неуклюже обнял спинку стула.— Неужели тебе приятно так ужираться день за днем, неделями, — негодовала я. — Того, с кем я встречаюсь, зовут Валентином Петровичем. Теперь отправляйся домой и проспись.Мне было крайне трудно сосредоточиться на Сергее и подавлять экзальтацию в голосе. Надо отдать должное Балкову, в образе ревнивого алкаша он был более органичен.— Ладно, отчаливаю, — сказал он, зевнул и поплелся прочь.Даже штампа икоты избежал, поклонник Мельпомены.Амбалы подгребли ко мне и отборно вежливыми словами растолковали, что Валентин Петрович задерживается на совещании и просит покорно пожаловать к нему в офис. Я изобразила доверие, дружелюбие и готовность посетить теперь уже без сомнения их хозяина.— Попались! — кровожадно вскрикнул подкравшийся к ним сзади Балков. — Кто из вас Валентин, а кто Петрович? Петровичу первому рожу набью.— Не обращайте на него внимания, он просто пьяный бузотер.— Я Робин Гуд, — звонко возвестил Сергей и полез драться.— Минутку, девушка, — объявил о предполагаемом сроке победы один из качков.Однако возились они втроем не меньше четырех. На пятой подоспел наряд милиции и повязал всех за нарушение общественного спокойствия.— Вы только и можете, что мешать мужчине в честном бою завоевать спутницу жизни, а в стране процветают инфляция, коррупция и казнокрадство! — обличал коллег расшалившийся Сергей.Ребята крепились и матюгали его, сохраняя серьезность.Я поспешила через проходной двор на параллельную улицу. Телефон-автомат попался какой-то нерадивый: трубка не сдергивалась с рычага, кнопки заклинивало, жетон вовремя не провалился. Я в сердцах треснула пасынка научно-технической революции кулаком. Со стороны, наверное, казалось, что автомат — вражеский шпион и я пытками выколачиваю из него сведения о танках, самолетах и живой силе. Наконец он сдался и связал меня с конторой Валентина Петровича. Там его не было. Он протирал штаны в домашнем кресле.— Слушай, ты, мразь, — оторвалась я, — твоих кретинов забрали в ментовку. Сами виноваты, затеяли потасовку с парнем, который ко мне клеился.— Клеился? — недоуменно переспросил Валентин Петрович.— Да. Я, вероятно, забыла поставить тебя в известность, что необычайно привлекательна. И, надеюсь, найду богатого и умного мужика, который поведет себя порядочно.— Подожди, — психанул он.— Я уезжаю из города недельки на две. Желаю успехов в самостоятельной деятельности.Трубка воссоединилась с рычагом, а моя талия — с ладонями Измайлова. Он повлек меня к машине, приговаривая:— Умница, Поленька, отлично с Балковым потрудились. А на звонке ты почему-то начала срываться.— Не начала, а сорвалась, — захлюпала я носом. — Вик, когда я узнала типа, чуть не застрелившего Бориса, вдруг совершенно забыла про парик, косметику, надвинутую на лоб шляпу. И перепугалась до смерти. Потом взяла себя в руки, но почувствовала животную ненависть. Хотелось схватить его за горло и спросить, почему он такой. Сколько ему платят за измывательства над людьми?— Юрьев возьмет не только за горло и все выяснит. А ты отдохнешь. Я вернусь пораньше, поужинаем, расслабимся, вариабельно так, — увещевал педагогически подкованный полковник.— Ничего, Вик, я уже в форме.— Ты быстро восстанавливаешься, детка, это факт. У меня полежишь?— Нет, у себя. Там Котька, он колыбельные вымурлыкивает медитативные и присыпает даже неуемного Севку.— Я тоже по Севе соскучился, — кивнул Измайлов.И я успокоилась. Всего-то и признал, что думал о моем сыне. Всего-то, но как это важно. Однако Измайлов своеобразен. Поняв, что поразил цель фразой, он закрепил результат, стиснув мое колено, и освободил его лишь возле подъезда с самокритикой:— Предположить не мог, что способен полюбить женщину с такими худыми острыми коленками.— Вот собралась уже было восхититься твоим виртуозным вождением одной левой, но не стану. Потому что ноги — не худшее во мне.— Чуть-чуть бы попышнее, — гурманисто заказал Вик.— Ищи себе толстушку.— Некогда, родная. Я за то, чтобы тебя откормить.Он откормит! Я таскаю продукты на два дома, я готовлю…Когда, чмокнув меня на пороге, Измайлов спускался по лестнице, я приоткрыла дверь и выглянула. Вик перестал контролировать мимические мышцы и взгляд. Мрачный и мудрый мужчина. Отвлек меня от происшествия в кафешке, настроил на материнско-женский лад, а свои проблемы унес в себе. Потрясающе, даже в собственную квартиру не зашел, сразу на улицу. Почему в моих поступках сквозит идиотизм? Мне бы в мысли его, спасительный, мне бы не понять стараний Измайлова, мне бы поверить, что сейчас его волнует диаметр моих коленок. Я была бы абсолютно счастлива. А так… Для бывшего мужа я являлась тем же, что коттедж, машина, костюм. По мне его встречали в обществе. Провожали же, разумеется, по суммам сделок. Но я постоянно присутствовала в бытии его партнеров. Однажды мы курили на балконе и подслушали диалог семейной пары в комнате.— Купи мне такую же шубу, как у Полины, — канючила жена.— Похудей до ее размера, и твоя на тебе будет смотреться, — отбил атаку муж.Как-то нам вслед со вздохом бросили:— Сколько экономит на представительских шлюхах, везунчик, при такой-то второй половине.В подобные моменты муж расцветал, задабривал и задаривал меня напропалую. Но и тогда я грустила, и тогда тяготилась ролью раздражителя. Нет, не дано мне быть женщиной ни для внешнего, ни для внутреннего пользования. Ничегошеньки у меня не складывается, я истосковалась по бездумности и беззаботности.Моя сила не в слабости, а в том, что на уровень условного рефлекса я вывела сочетание физической и умственной активности. Ох, и помаялась я с собой. Но добилась. Хандрю, бичую себя выводами о тщете, суете и конечности существования и в то же время кручу педали велотренажера с маской на лице, веду хозяйство. Покончу с делами и обязательно возрадуюсь. Только за компьютер плюхаться в дурном настроении я так и не научилась. Но какие мои годы. Под этакую сурдинку я смыла грим, прибралась у себя и у Вика, пожарила мяса, накромсала овощей в салаты. А мыслями невольно переключилась на своих милиционеров. Долгонько я не додумывалась до элементарщины: Юрьев и Балков воспринимаются Измайловым как сыновья, как духовные последователи. Реалист Сергей допускает, что полковнику нужен уход, что он не монах. Идеалист Борис не желает делить Измайлова со мной. Его и Балков-то бесит. Забавно: Сергей показывает своих часто меняющихся девочек мне, а Борис в июне притащил единственную к Вику. Полковник благословил, и теперь Юрьев с нее, одобренной кумиром, пылинки сдувает.— Не в моем она вкусе, — брякнула я, использовав лупу для изучения пухлогубого русоволосого объекта по оставленной Вику фотографии.Измайлов попросил не взбадривать его бисексуальными намеками.— Это не намеки, это потребность выяснить, из каких соображений ты порекомендовал красавчику Борису сию жабочку.— Он же ее выбрал, — возмутился Вик. И вдруг его разобрало: — Поленька, я не претендую на право первой ночи, пусть Юрьев сам мудохается.— А на право которой ночи ты претендуешь?— Или считать, или любить, детка…Он таков, когда спорится расследование. Однако уже одиннадцать вечера, еда остыла, я дважды проревелась, а ключ в недра замка не проникал. Я плеснула себе «Шардонне» и устроилась с сигаретой на диване в зале. Что ни говори, Измайловская команда была на недосягаемой высоте. Идея Бориса состояла из души и плоти. Душа — жажда справедливости и равновесия в добре и зле. Плоть — убежденность в том, что для щекотливых поручений Валентин Петрович использует определенную банду головорезов, следовательно, возможность нарваться на наших похитителей не исключена. Вик фанатично отстаивал требование превратить ухажера Балкова в ухажера надравшегося. Ему перечили, твердили, что это перебор. Он пустился в подробности, дескать, у садистов беззащитный, подвыпивший, но гонористый парень неизбежно вызовет импульс попинать себя ногами.— Нет, на Руси окосевших не трогают, — талдычили ребята.— И пьянствовать не пьянствовали, и в Руси не разбираетесь, — припечатал их многоопытный Измайлов. Потом хитро показал на меня и оскорбил для пользы дела: — К Полине трезвый не пристанет.Я претендовала на протесты. Но они потупились и проголосовали за опустившегося алкоголика мне в партнеры. Потом они курили и ждали, не наябедничает ли Валентин Петрович на давешнюю шантажистку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Кафе «Привет» было уютным только из-за полумрака. В нем мерещилось, будто оклеенные пленкой старые столы — родня теплому дереву, а пластиковая стойка — мрамору. Поскольку осень наперекор календарю изображала из себя лето, тенты и мебель на мостовой не убирали, однако официанты уличных посетителей уже не обслуживали. Приходилось спускаться в подвал, брать еду, напитки и выбираться на воздух. Семь любителей оного глазели на прохожих. С чашкой кофе и пирожным я присоединилась к ним. Крайний левый столик, ближайший к автостоянке, никого, кроме меня, не прельстил. Предположение, что за ним будут ждать, уже не реализовалось. Кстати, я снова нарушила табу Измайлова и поинтересовалась у бармена, можно ли записать выпивку на счет Валентина Петровича. Уж слишком убога была забегаловка. Но он так буднично процедил: «Можно, только осторожно», что я обошлась детским набором. Хоть в чем-то рекламный благодетель не обманул. Вечерело, холодало, небо куталось в меха облаков, и бумажный мусор оживленной улицы устраивался на ночлег у обочин. Я думала о Севе: загорел, поправился, научился чему-нибудь? И за это Измайлов не похвалил бы меня. Я обязана была бдить на задании. Как Юрьев в машине неподалеку. Как он сам, только что плюхнувшийся по соседству. Черт, Вик вылез из укрытия, начинается, а я витаю. Я скосила глаза и увидела двух упруго шагающих к кафе верзил — тех самых, что развлекали нас с Борисом автогонками и мордобоем. И тут же надо мной навис Сергей Балков.— Я тебя нашел, — пьяно и громко сообщил он.Посланцы Валентина Петровича, если они, конечно, не случайно мимо дефилировали, остановились.— Отвяжись, я тут жду человека.— А я не человек? Я тебя сегодня в кино звал. Кого ты караулишь? Скажи, может, он мне закадычный друг?— Отстань, добром прошу.Праздный люд подхватил свои стаканы и тарелки, спеша скрыться в помещении. Ждать, когда я начну визгливо звать на помощь, желающих не было. Вик последовал за большинством.— Ладно, я назову тебе имя, ты уберешься отсюда, а завтра посетим кинотеатр, первый же сеанс. Идет?— Идет! — возликовал Сергей и смахнул на асфальт мой кофе.Потом покачнулся и неуклюже обнял спинку стула.— Неужели тебе приятно так ужираться день за днем, неделями, — негодовала я. — Того, с кем я встречаюсь, зовут Валентином Петровичем. Теперь отправляйся домой и проспись.Мне было крайне трудно сосредоточиться на Сергее и подавлять экзальтацию в голосе. Надо отдать должное Балкову, в образе ревнивого алкаша он был более органичен.— Ладно, отчаливаю, — сказал он, зевнул и поплелся прочь.Даже штампа икоты избежал, поклонник Мельпомены.Амбалы подгребли ко мне и отборно вежливыми словами растолковали, что Валентин Петрович задерживается на совещании и просит покорно пожаловать к нему в офис. Я изобразила доверие, дружелюбие и готовность посетить теперь уже без сомнения их хозяина.— Попались! — кровожадно вскрикнул подкравшийся к ним сзади Балков. — Кто из вас Валентин, а кто Петрович? Петровичу первому рожу набью.— Не обращайте на него внимания, он просто пьяный бузотер.— Я Робин Гуд, — звонко возвестил Сергей и полез драться.— Минутку, девушка, — объявил о предполагаемом сроке победы один из качков.Однако возились они втроем не меньше четырех. На пятой подоспел наряд милиции и повязал всех за нарушение общественного спокойствия.— Вы только и можете, что мешать мужчине в честном бою завоевать спутницу жизни, а в стране процветают инфляция, коррупция и казнокрадство! — обличал коллег расшалившийся Сергей.Ребята крепились и матюгали его, сохраняя серьезность.Я поспешила через проходной двор на параллельную улицу. Телефон-автомат попался какой-то нерадивый: трубка не сдергивалась с рычага, кнопки заклинивало, жетон вовремя не провалился. Я в сердцах треснула пасынка научно-технической революции кулаком. Со стороны, наверное, казалось, что автомат — вражеский шпион и я пытками выколачиваю из него сведения о танках, самолетах и живой силе. Наконец он сдался и связал меня с конторой Валентина Петровича. Там его не было. Он протирал штаны в домашнем кресле.— Слушай, ты, мразь, — оторвалась я, — твоих кретинов забрали в ментовку. Сами виноваты, затеяли потасовку с парнем, который ко мне клеился.— Клеился? — недоуменно переспросил Валентин Петрович.— Да. Я, вероятно, забыла поставить тебя в известность, что необычайно привлекательна. И, надеюсь, найду богатого и умного мужика, который поведет себя порядочно.— Подожди, — психанул он.— Я уезжаю из города недельки на две. Желаю успехов в самостоятельной деятельности.Трубка воссоединилась с рычагом, а моя талия — с ладонями Измайлова. Он повлек меня к машине, приговаривая:— Умница, Поленька, отлично с Балковым потрудились. А на звонке ты почему-то начала срываться.— Не начала, а сорвалась, — захлюпала я носом. — Вик, когда я узнала типа, чуть не застрелившего Бориса, вдруг совершенно забыла про парик, косметику, надвинутую на лоб шляпу. И перепугалась до смерти. Потом взяла себя в руки, но почувствовала животную ненависть. Хотелось схватить его за горло и спросить, почему он такой. Сколько ему платят за измывательства над людьми?— Юрьев возьмет не только за горло и все выяснит. А ты отдохнешь. Я вернусь пораньше, поужинаем, расслабимся, вариабельно так, — увещевал педагогически подкованный полковник.— Ничего, Вик, я уже в форме.— Ты быстро восстанавливаешься, детка, это факт. У меня полежишь?— Нет, у себя. Там Котька, он колыбельные вымурлыкивает медитативные и присыпает даже неуемного Севку.— Я тоже по Севе соскучился, — кивнул Измайлов.И я успокоилась. Всего-то и признал, что думал о моем сыне. Всего-то, но как это важно. Однако Измайлов своеобразен. Поняв, что поразил цель фразой, он закрепил результат, стиснув мое колено, и освободил его лишь возле подъезда с самокритикой:— Предположить не мог, что способен полюбить женщину с такими худыми острыми коленками.— Вот собралась уже было восхититься твоим виртуозным вождением одной левой, но не стану. Потому что ноги — не худшее во мне.— Чуть-чуть бы попышнее, — гурманисто заказал Вик.— Ищи себе толстушку.— Некогда, родная. Я за то, чтобы тебя откормить.Он откормит! Я таскаю продукты на два дома, я готовлю…Когда, чмокнув меня на пороге, Измайлов спускался по лестнице, я приоткрыла дверь и выглянула. Вик перестал контролировать мимические мышцы и взгляд. Мрачный и мудрый мужчина. Отвлек меня от происшествия в кафешке, настроил на материнско-женский лад, а свои проблемы унес в себе. Потрясающе, даже в собственную квартиру не зашел, сразу на улицу. Почему в моих поступках сквозит идиотизм? Мне бы в мысли его, спасительный, мне бы не понять стараний Измайлова, мне бы поверить, что сейчас его волнует диаметр моих коленок. Я была бы абсолютно счастлива. А так… Для бывшего мужа я являлась тем же, что коттедж, машина, костюм. По мне его встречали в обществе. Провожали же, разумеется, по суммам сделок. Но я постоянно присутствовала в бытии его партнеров. Однажды мы курили на балконе и подслушали диалог семейной пары в комнате.— Купи мне такую же шубу, как у Полины, — канючила жена.— Похудей до ее размера, и твоя на тебе будет смотреться, — отбил атаку муж.Как-то нам вслед со вздохом бросили:— Сколько экономит на представительских шлюхах, везунчик, при такой-то второй половине.В подобные моменты муж расцветал, задабривал и задаривал меня напропалую. Но и тогда я грустила, и тогда тяготилась ролью раздражителя. Нет, не дано мне быть женщиной ни для внешнего, ни для внутреннего пользования. Ничегошеньки у меня не складывается, я истосковалась по бездумности и беззаботности.Моя сила не в слабости, а в том, что на уровень условного рефлекса я вывела сочетание физической и умственной активности. Ох, и помаялась я с собой. Но добилась. Хандрю, бичую себя выводами о тщете, суете и конечности существования и в то же время кручу педали велотренажера с маской на лице, веду хозяйство. Покончу с делами и обязательно возрадуюсь. Только за компьютер плюхаться в дурном настроении я так и не научилась. Но какие мои годы. Под этакую сурдинку я смыла грим, прибралась у себя и у Вика, пожарила мяса, накромсала овощей в салаты. А мыслями невольно переключилась на своих милиционеров. Долгонько я не додумывалась до элементарщины: Юрьев и Балков воспринимаются Измайловым как сыновья, как духовные последователи. Реалист Сергей допускает, что полковнику нужен уход, что он не монах. Идеалист Борис не желает делить Измайлова со мной. Его и Балков-то бесит. Забавно: Сергей показывает своих часто меняющихся девочек мне, а Борис в июне притащил единственную к Вику. Полковник благословил, и теперь Юрьев с нее, одобренной кумиром, пылинки сдувает.— Не в моем она вкусе, — брякнула я, использовав лупу для изучения пухлогубого русоволосого объекта по оставленной Вику фотографии.Измайлов попросил не взбадривать его бисексуальными намеками.— Это не намеки, это потребность выяснить, из каких соображений ты порекомендовал красавчику Борису сию жабочку.— Он же ее выбрал, — возмутился Вик. И вдруг его разобрало: — Поленька, я не претендую на право первой ночи, пусть Юрьев сам мудохается.— А на право которой ночи ты претендуешь?— Или считать, или любить, детка…Он таков, когда спорится расследование. Однако уже одиннадцать вечера, еда остыла, я дважды проревелась, а ключ в недра замка не проникал. Я плеснула себе «Шардонне» и устроилась с сигаретой на диване в зале. Что ни говори, Измайловская команда была на недосягаемой высоте. Идея Бориса состояла из души и плоти. Душа — жажда справедливости и равновесия в добре и зле. Плоть — убежденность в том, что для щекотливых поручений Валентин Петрович использует определенную банду головорезов, следовательно, возможность нарваться на наших похитителей не исключена. Вик фанатично отстаивал требование превратить ухажера Балкова в ухажера надравшегося. Ему перечили, твердили, что это перебор. Он пустился в подробности, дескать, у садистов беззащитный, подвыпивший, но гонористый парень неизбежно вызовет импульс попинать себя ногами.— Нет, на Руси окосевших не трогают, — талдычили ребята.— И пьянствовать не пьянствовали, и в Руси не разбираетесь, — припечатал их многоопытный Измайлов. Потом хитро показал на меня и оскорбил для пользы дела: — К Полине трезвый не пристанет.Я претендовала на протесты. Но они потупились и проголосовали за опустившегося алкоголика мне в партнеры. Потом они курили и ждали, не наябедничает ли Валентин Петрович на давешнюю шантажистку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25