Такая нетяжелая работа позволяет людям отвлечься от своих болячек, немного размять мышцы и наладить кровообращение.Признаться, я и не знал, что есть такое средство для лечения. Это меня даже обнадежило. Я решил остаться в этой больнице подольше, несмотря на плохое питание.— А скажите, не знаю, как вас по батюшке, это средство может помочь восстановлению памяти? — поинтересовался я.— А как же! Оно не только восстанавливает память, успокаивает нервы, благотворно влияет на сердце, мускулатуру, дыхательную систему, но и способствует омоложению всего организма.И он принялся вдохновенно объяснять мне теорию трудотерапии с таким набором медицинских терминов, что через пять минут я начал терять сознание.— Спасибо, я понял! — сказал я. — Можете дальше не рассказывать. Если память восстанавливает, тогда я пошел вкалывать дальше.И я отправился к соратникам, чтобы помочь им таскать кирпичи.До обеда работы продолжались ни шатко, ни валко. Причем директор все время пытался руководить работой, отлынивая, таким образом, от трудового процесса. Он орал на других больных и размахивал руками, объясняя им, куда надо тащить кирпичи. Видя его руководящий порыв, главврач назначил его прорабом и выдал ему кепку для солидности и отличия от простого контингента. Ну, уж с кепкой он стал вообще неприступен и с новой энергией принялся гонять больных по всей стройплощадке, указывая, кому что брать и куда нести.— А ну ты, бери здесь! — кричал он, махая руками и подгоняя пинками зазевавшихся больных. — А ты положь сюда! А вы там, не стойте, подносите с этой стороны! А ты чего сидишь, хватай кирпич и тащи его сюда на всех парах! А вы там, че стали, а ну работать!Вдруг откуда-то появился репортер из какой-то газеты. Он принялся фотографировать наш трудовой порыв и бодрый энтузиазм. Пошатавшись по участку, он нацелился на кучку больных, которые вчетвером тащили пару кирпичей. Увидев это, наш прораб пристроился рядом, тоже подхватил кирпич и скомандовал:— Снимите меня!Репортер с удовольствием запечатлел этот исторический момент.— Разошлите мое фото в центральные газеты, — попросил наш прораб и сунул ему что-то в карман. — И подпишите — «Директор Иван Пробкин на субботнике».Вскоре директор до того загонял бедных больных, что от них только пар шел. Даже мне досталось от него парочку пинков. Наконец, мы не выдержали и решили нажаловались на него главврачу. Вернее, это чистюля подбил нас заложить прораба. Пока тот носился где-то в другом конце двора, мы организованной группой подвалили к главрачу, мирно беседующему с окружавшими его врачами.— Какие проблемы, ребята? — доброжелательно поинтересовался он.— Этот казнокрад заставляет нас выполнять по три нормы! — сообщил чистюля. — А мы одну и то с трудом! Надо бы убрать от нас этого прохиндея! Сам ничего не делает, а только мешает нам своими указаниями!— Знаете что, я его назначил, мне его и снимать! — заявил главврач со всей ответственностью. — И меня он пока полностью удовлетворяет. Со своими обязанностями справляется, работы ведутся.— Да он просто издевается над нами! — доложил адмирал. — Если бы такой человек был у меня на судне, я бы его за шкирку и за борт, акулам на корм.— Но кто еще может так хорошо руководить вами, как не прораб? — возразил нам главврач. — Придется подчиняться! Иначе мы тут с вами еще пять лет будем этот чертов морг строить!— А зачем его вообще строить? — уточнил лысый писака. — Лучше построить мавзолей. Там хоть можно полежать по-человечески!— Как это зачем! А где хранить отработанный материал? Поймите, граждане, вы же работаете на себя! — принялся объяснять нам главврач. — Кому нужен морг — вам или мне? Конечно, вам! Кто там лежать будет — вы или я? Конечно, вы! Согласны! А если вам так нужен морг, что без него жить невозможно, значит, вы и должны построить его сами, своими руками. За вас никто этого делать не будет!В общем, мы ушли с позором. Директор, узнав о неудачной попытке нашего дворцового переворота, еще больше вдохновился и принялся шпынять нас с удвоенной энергией. Но мы затаили обиду. Лысый писака, как самый хитрый из нас, как-то исхитрился, подбежал к прорабу, пока тот отвлекся на безалаберных больных, которые не хотели таскать кирпичи, стянул с него кепку и надел ее на себя.— Я вас переизбираю за грубость! — заявил он. Затем дал директору хорошего пинка и сказал: — А ну, нечего сачковать! Давай работай, работай, работай!После чего принялся шпынять нас так же, как это делал смещенный прораб. В общем, хрен редьки не слаще. Правда, директор не согласился с таким поворотом дела, он подошел к лысому писаке со спины и дал ему по темечку кирпичом. Тот временно потерял сознание, но выжил. И его унесли в палату. А директор стал гонять нас еще пуще прежнего.К обеду практически никто уже ноги не таскал, не говоря о кирпиче. Поняв, что с такими работниками морга точно не построишь, нас загнали обратно в палаты и приказали дожидаться обеда. Когда объявили обед, я в столовую не пошел, предполагая, что опять нас будут кормить столь же вкусной и здоровой пищей, какую подавали на завтрак. Я предпочел отдохнуть после трудового дня. Тем более что придя из столовой, все завалились по койкам и лежали, как трупы, не шевеля ни ногой, ни рукой. Заставить кого-нибудь выйти во двор на работу было уже просто невозможно. Тогда пришлось бы санитарам перетаскать всех больных на каталках, а у нас на весь этаж была только одна каталка, и та со сломанным колесом.Зато никто не мешал мне в моих размышлениях. А я думал о том, что если и дальше продолжу курс лечения в этом заведении, то, скорее всего, окочурюсь от голода или стану буйным. Мне почему-то казалось, что восстановить память такими методами, какие применяют здесь, довольно трудно. Если вообще возможно. Не лучше ли воспользоваться советом дежурного врача! Вдруг это поможет быстрее, чем таскание кирпича. Я видел в этом хоть какой-то смысл. Ведь для того, чтобы найти потерянную вещь, человек возвращается на то место, где он ее потерял, и ищет там. Почему бы мне не поискать мою память в том месте, где я ее лишился. То есть в той самой квартире, где я проснулся тем злосчастным утром. И я решил отправиться в обратный путь, покинув эту больницу навсегда.Когда закончились обходы врачей и медсестер, я поднялся с моей раскладушки и вышел в коридор. Тот же самый дежурный врач сидел на своем месте за столом и что-то писал. Наверное, он тут работает за троих. А вполне возможно, является одним из обитателей этого заповедника редких человеческих видов. Он равнодушно посмотрел на меня когда я проходил мимо, словно увидел впервые в жизни. Наверное, даже не вспомнил, что у меня за недуг. Небось, сам этим страдает, только виду не показывает.— Может, я лучше пойду? — спросил его я.— Куда? — не понял он.— Обратно. Назад. До того, как…— На ночь глядя?— Все равно не усну! Память мучает. Вернее, ее отсутствие, — сказал я и пошлепал по коридору в сторону выхода.Никто меня не стал останавливать. Глава 16 Одно маленькое вещественное доказательство В вестибюле больницы торчали какие-то люди. Мужчины, женщины, старики. Они сидели на стульях, стояли у стен, чего-то ждали, негромко переговаривались, переходили с места на место. Я уловил обрывок разговора двух женщин, и оказалось, что все ждут выхода главврача, который после окончания рабочего дня принимает посетителей и отвечает на вопросы родственников.Я двинулся через вестибюль к выходу. Мне хотелось на свежий воздух. Несмотря на вечер и плохую погоду. Ладно, решил я, переночую в какой-нибудь подворотне, а завтра со свежими силами отправлюсь в обратный путь. Главное, вырваться из этого тягостного места и остаться в одиночестве. Чтобы хотя бы до утра никто не интересовался моими паспортными данными и не заставлял проходить трудовую терапию.— Гриша! — вдруг раздался женский крик.Я шел, не оборачиваясь, к дверям и не придал никакого значения этому крику. Мало ли кого так могут звать!— Гриша!! — еще раз повторился крик совсем рядом со мной.Я оглянулся, не сбавляя, впрочем, скорости. И увидел ее.С противоположного конца вестибюля, расталкивая людей, пробиралась какая-то женщина в расстегнутом плаще. У нее был невероятно замученный и растрепанный вид. Но самое удивительное было то, что двигалась она прямо ко мне и смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я остановился у самых дверей, уже взявшись за ручку, и удивленно разглядывал ее. Неужели это по мою душу тут кричат?Женщина подскочила ко мне и стала бить меня кулаками по груди.— Гриша! Где ты был? Сволочь! Ищу тебя третий день! Все морги, все больницы обошла! А ты здоровый! Хоть бы позвонил!Я удивленно смотрел на нее, даже не пытаясь защищаться. Люди, стоявшие вокруг, молча смотрели на нас, не производя никаких действий. Видно, тут привыкли ко всему. А такие случаи, как неожиданная встреча родственников, здесь вообще заурядное событие. Но для меня это событие было отнюдь не заурядным, а выходящим за пределы понимания.Нет, я просто ничего не мог понять! Так это что, меня уже нашли? Так быстро? Я просто не верю своим глазам! И вот эта женщина — моя жена? Не может этого быть! Потому что все это случилось очень просто. Меня просто-напросто узнали! Я совершенно случайно натолкнулся на человека, который меня знает!Ну, хорошо, обычно я узнаю тех, кто меня не узнает. Значит, я просто ошибаюсь и принимаю посторонних людей за своих знакомых. Но ведь эта женщина узнала меня сама! Значит, я именно тот, кого она искала три дня! Как раз то самое время, на которое я «пропал». Или у нее тоже провал в памяти, и она нашла не того, кого хотела найти? Ладно, попробуем это выяснить. Не надо торопить события. Лучше поговорить с ней по душам и узнать, когда мы с ней встречались и при каких обстоятельствах. И действительно ли она меня знает!— Я искал… искал тебя, — начал объяснять я довольно неуверенно. — Никак не мог найти. Потому что забыл все. Понимаешь, забыл! Ничего не мог вспомнить!Она перестала меня бить, схватила за руку, сжала со всей силы и повела на улицу, повторяя, как заведенная:— Пошли домой! Пошли домой! Пошли домой!Я что, против? Давно собирался это сделать. Если бы знал, где он, мой дом, первым делом намылился туда. Не заходя во всякие другие места.Она усадила меня в какую-то старенькую машину и повезла по ночным улицам куда-то, куда я даже и представить себе не мог. В совершенно незнакомый мне район города. А может быть, из-за того, что на улице была уже темнотища, я и не смог разглядеть ничего знакомого. Ладно, с утра я обязательно обнаружу в округе что-нибудь знакомое и тогда уж точно вспомню свой дом. Или не вспомню. Это зависит от того, кем эта женщина мне приходится. По всей видимости, женой. Вот те раз!Мы остановились возле незнакомого мне дома и вылезли из машины.Женщина завела меня в подъезд, подняла на лифте на какой-то этаж и пустила в какую-то незнакомую квартиру. Которая, по всей видимости, должна быть моей. Но сколько я себя не насиловал, сколько не напрягал свою сдвинутую по фазе память, я так и не мог найти там, в памяти, какие-то намеки на этот дом и эту квартиру. Ничего в ней не казалось мне знакомым и ничто не задерживало мой взгляд узнаванием. Это была самая обычная квартира, каких множество. Ничего особенного. То, что находилось в ней, можно встретить в любой другой квартире в любом конце города.Но ведь должны же быть какие-то признаки, которые отличают эту квартиру от других и делают ее дорогой и любимой! Короче говоря, родной. Что ж, попробую поискать эти признаки. Может быть, я даже их найду!Когда мы вошли, из комнаты прибежали дети, мальчик лет пяти и девочка года на два постарше. Наверное, они проснулись, когда услышали, как мы с женой шумим в прихожей. А может быть, они еще не спали и ждали отца. То есть меня. Вот если и дети меня узнают, тут уж ничего не попишешь, придется мне признаваться в том, что я и есть их отец. Дети врать не будут.И тут они кинулись меня обнимать. Я даже сам удивился этому. Ну чего такого радостного может быть в приходе грязного и голодного мужика? Да ничего! А они радуются. Значит, я действительно тот, за кого они меня принимают.— Папка пришел! Папка! — кричали дети.Мать с трудом оторвала их от меня, поскольку я обалдело слушал их трескотню, и строго сказала:— Не трогайте его, он грязный!— Это папка в лужу упал! — выдвинула свою версию девочка.— Наверное, пьяный был, — согласился с ней мальчик.Вот он, первый признак! Дети прекрасно знают, что их отец, то есть я, любит закладывать за воротник и делает это регулярно. Я тоже, наверное, любил до того как потерял память. Это теперь ненавижу. Следовательно, эта черта, характеризующая меня как личность, совпадает с особенностью предшественника. То есть мы оба — я и их отец — любили это дело. Попробуем подтвердить остальные пункты, чтобы удостовериться окончательно.Жена прошла в спальню, достала из шкафа мужскую одежду: рубашку, брюки, трусы.— На! — сказала она и протянула все это мне. — Иди в ванную, переоденься.Я взял одежду и стал нерешительно оглядываться, не зная, куда мне идти. Я же здесь в первый раз. Вернее, в первый раз после потери памяти. Наверное, до этого знаменательного события я бывал здесь неоднократно, поскольку тут живет моя семья. Но с того самого утра я уже не помнил таких мелких деталей своей квартиры, как ванная и туалет. Их местонахождение для меня оставалось загадкой.— Совсем допился! — сделала заключение жена и кивнула в сторону кухни.Я двинулся в указанном направлении и действительно набрел на две двери, одна из которых вела в ванную. В ванной я скинул свой грязный костюмчик на пол и остался гол, как сокол. Надел трусы, рубашку и брюки, выданные мне женой. Мне, конечно, хотелось встать под душ, но для этого сейчас было не время и не место. Только что на моих глазах, можно сказать, произошло решающее событие в моей жизни — я вновь обрел семью, встретил жену и родных детей. Я порылся в карманах моих старых брюк, выудил оттуда ключ и сунул его в новые штаны. Он мне еще пригодится. Я еще доберусь до той самой двери, к которой этот ключ подойдет. Это единственный предмет, связывающий меня с моим прошлым. Ведь во время моего недавнего плавания поздравительная открытка безнадежно размокла, и ее пришлось выбросить.Я посмотрел на себя в зеркало. И почувствовал легкий приступ отвращения. Такой жуткой физиономии я еще никогда в зеркале не видел. Во всяком случае, за последние три дня. Под моим левым глазом красовался синяк, небритое лицо было все сплошь в кровоподтеках и ссадинах, на лбу темнели остатки шишки. Грязные волосы торчали во все стороны. И как это меня обходят стороной менты? Почему до сих пор не забрали и не посадили в кутузку только за один мой вид? Наверное, все никак не могут поймать своего Лохмача. И еще меня поразило то, что ни жена, ни дети ничуть не удивились моему облику. По-видимому, отец этих детей, то есть я, регулярно находился в таком виде.Я умыл с мылом лицо, причесался чьей-то расческой, побрился чьим-то, по всей видимости, моим, бритвенным станком. И стал немного походить на приличного человека. Хотя с фингалом под глазом под приличного косить как-то не с руки!Затем выглянул в коридор и увидел сына, который торчал рядом с дверью. После того, как я нашелся, он не отходил от меня ни на шаг. Я поманил его пальцем.— Эй! Ну-ка, поди сюда!Мальчик с готовностью забежал ко мне в ванную. Я прикрыл дверь, чтобы жена не слышала допроса, который я собирался учинить родному сыну. А вопросы были не шуточные. Хотя я и пытался придать им шуточный характер.— Тебя как зовут? — для начала спросил я.— Меня? — удивился он. — Витька! Не знаешь, что ли?Я взял его под мышки и приподнял на уровень глаз. Он лукаво смотрел мне прямо в глаза, улыбаясь загадочной улыбкой. Видно, посчитал все это началом какой-то игры. Не принимать же всерьез такие вопросы от родного отца!— Ух, какой ты молодец, Витька! — похвалил я. — Хочешь, я еще что-нибудь у тебя спрошу?— Валяй! — разрешил он.— Как нашу маму зовут?— Маму зовут мама, — серьезно сообщил мне ребенок. Наверное, игра показалась ему малоинтересной. Вопросы были детскими даже для него.— Это понятно. А по имени как?Мальчик зевнул. Время позднее, а тут пристают с дурацкими вопросами!— Слушай, пап, ты больше не пей, ладно!Устами ребенка глаголет истина. Когда вспомню свое имя и фамилию, больше в рот не возьму!— Последний раз. Обещаю. Это я новую игру придумал. В имена.— Нина ее зовут, — сообщил Витька. — Но ты всегда говоришь — Нинок. Мама обижается.— Больше не буду. Клянусь! — пообещал я и поставил его на пол. — Но теперь отгадай главную загадку, которую я для тебя придумал. Отгадаешь?— Спрашиваешь!— Ну, давай, приготовься!— Не тяни резину! — сказал он. — Я спать хочу!Я собрался с духом. Все-таки ответственное это дело — вспоминать. Если он назовет мне то же имя, которое назвала жена, значит, она не ошиблась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35