А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

По-своему даже романтическая.
Петр Старицкий, желая спрятать ценности своей коллекции, придумал остроумный ход. Обладая определенным мастерством художника, он решил просто-напросто записать некоторые картины. Это ему показалось надежнее, чем передоверять полотна чужим рукам.
Оно и понятно: многие тогда не верили, что новая власть пришла «всерьез и надолго». Вот и Старицкий считал, что надо всего-навсего переждать трудные времена. Скорее всего, план его полностью не осуществился, но главную свою драгоценность он все же успел скрыть. Портрет собственной жены — вот что Петр сделал щитом живописного шедевра. По такой примете картину легче можно найти в случае чего — вероятно, так считал коллекционер. Перед самым арестом, отправляя за границу жену и детей, он открыл Софье Старицкой секрет ее портрета. Жизнь показала, что тревоги Петра были не напрасны. Да только вот картин он уже больше вернуть не смог. Старицкий сгинул без следа, семья его обосновалась в Париже, как многие русские эмигранты, а экспонаты семейной коллекции затерялись в пыльных запасниках различных музеев. Но семейное предание о ценной коллекции, когда-то принадлежавшей фамилии Старицких, сохранилось и долгое время существовало в качестве грустной и романтической сказки. До тех пор, пока не появилась на свет Софи Селье. Ее мать, урожденная Анна Старицкая, была внучкой коллекционера. А Софи, соответственно, правнучкой. Девочка росла впечатлительной, энергичной, склонной ко всякого рода авантюрам. И кроме того, если верить старым семейным фотографиям, она была как две капли воды похожа на свою прабабку, имя которой и носила. Еще в нежном возрасте Софи услышала рассказ матери об утраченной коллекции, а в особенности о бесценной картине, и ее воображение поразилось. Девочка решила во что бы то ни стало разыскать полотно и попытаться вернуть. Со временем, кроме романтических порывов, ею стала двигать и простая расчетливость: за картину гения можно было выручить такую сумму, которая обеспечила бы приятное и безбедное существование Софи на всю жизнь. Увы, потомки Старицкого были не слишком состоятельными людьми.
Мечты Софи стали обретать реальные очертания после того, как она познакомилась с Михаилом Черезовым, приехавшим во Францию в поисках удачи и постоянного места жительства. Предприимчивый Михаил был хорошо известен у себя на родине в столичных околокриминальных кругах. За ним водились кое-какие грешки. Короче, Софи семена своих мечтаний высыпала на благодатную почву. Вскоре влюбленные голубки поженились (причем Михаил из практических соображений взял французскую фамилию жены — Селье) и уже вместе стали вынашивать план возвращения портрета. Для начала они создали благотворительный фонд и установили довольно тесные контакты с различными организациями в России, в том числе и с музеями. Софи даже кое-что по мелочи передавала в дар из семейных реликвий. Зато она получила возможность часто бывать на своей исторической родине. Ребята Андрея по своим каналам запрашивали столицу и выяснили, что правнучка Старицкого, как родственница русского художника, имела доступ к архивам, касающимся ее коллекции. Видимо, там она и узнала, что портрет ее прабабки вместе с другими картинами был в тридцатые годы отправлен в наш город для пополнения фонда местной галереи.
И вот под видом благотворительного визита супруги Селье появляются у нас. Их приезд по фатальной случайности совпал с выставкой портретной живописи. Мадам Селье, зная о своем удивительном сходстве с женщиной, изображенной на портрете, благоразумно предпочла оставаться в тени. Главным действующим лицом выступал ее муж. Еще в столице через своих прежних коллег по общим делишкам он получил координаты кое-каких наших дельцов с криминальным душком, работающих с произведениями искусства. Так в сферу интересов Селье попал Болбот. Наш великолепный Иван Семенович в этой истории выступал в роли двойного агента, как все та же пресловутая Мата Хари. Проще говоря, он слил Васину информацию о портрете и Хитрику, и французам. За приличные комиссионные, разумеется. И началась игра на опережение. Пока семейство Селье искало подступы к плотнику, Лев Наумович успел не только договориться с Васей о сделке, но даже стараниями своих молодцов уложить его в больницу.
И тут состоялся первый выход на сцену мадам. Она решила использовать свое необычайное сходство и, мистически появившись перед Васей, вырвать у потрясенного плотника признание о том, где находится картина. Для полноты эффекта Софи нарядилась в похожее платье, уложила волосы, как на портрете, и явилась в больницу. Но впечатление оказалось чересчур сильным. Вася был слишком измучен травмой, алкоголем и угрызениями совести. Слабые нервы при виде живой дамы в черном совсем сдали, и у плотника развился острый психоз.
Казалось, поиски зашли в тупик. Но тут снова подсуетился Болбот. Сообщение о том, что некая Сима Нечаева, работница музея, знает, где украденная картина, и даже готова продать ее, опять ушло по двум адресам. Они по рекомендации знакомого преступного авторитета средней руки нанимают ребят для простого дельца: надо похитить одну особу и вывезти ее подальше за город, прихватив в качестве сувенира сумочку с ключами. Вероятно, наследники портрета посчитали, что, кроме как дома, мне полотно хранить больше негде. Но боже упаси, никакой «мокрухи», чтобы даже волос с головы похищенной не упал. Иначе не будет обещанного гонорара. Так, испугать немножко. Одним словом, плевое дело за хорошее вознаграждение.
Именно так обрисовали ситуацию парни, когда сотрудники милиции при обыске автомобиля нашли под ковриком визитную карточку Си-Си и приперли похитителей к стенке.
В целом неплохая задумка. Ни тебе взлома, ни тебе ненужных улик и денежных трат. О краже уже однажды украденной картины вряд ли хозяйка квартиры сообщит в милицию. А рассказу о ее бессмысленном похищении могут не поверить.
Итак, я далеко за городом. Ключи у Селье. Софи не терпится увидеть портрет, и, дождавшись глубокой ночи, она приходит в мою квартиру. С, так сказать, несанкционированным обыском. И опять невезение! Мало того, что картины в доме нет, так еще и я, чудом выбравшись из леса, совсем не вовремя появляюсь на пороге. Хорошо, что пиковая ситуация разрешилась в ту ночь естественным и относительно безболезненным образом, если не считать шишки на моей голове. Супруги Селье начинают нервничать. Они знают, что у них есть конкурент и нет времени. Надо идти ва-банк! И тогда Мишель Селье устраивает для меня суаре в престижном ресторане, используя в качестве предлога покупку картин для детских учреждений. Впрочем, вся благотворительная миссия — это только предлог.
Не могу похвастать, что я сразу уяснила ситуацию. Как ни крути, а до мисс Марпл мне далеко. Пресловутое привидение жены Петра Старицкого до самого последнего дня безнаказанно смущало мой рассудок. Правнучка Софья, как все авантюристки, была натурой страстной и нетерпеливой. Ей достало ума не афишировать свое присутствие в городе, но совсем отказаться от участия в операции по захвату драгоценного полотна она не смогла. Незримой тенью сопровождала Софи своего мужа, но конспирацию соблюдала худо, а потому нет-нет да и мельтешила перед моими глазами, порождая мысли о больном воображении. Также пошла она вместе с ним и на последнюю, памятную встречу со мной, скромно дожидаясь Мишеля с вожделенной покупкой у приоткрытой двери коридора. Разумеется, слышала весь разговор, а когда ситуация накалилась — не удержалась и вбежала в квартиру в качестве вооруженной подмоги.
Кстати, это была моя идея — пригласить к себе под видом продажи картины всех участников истории одновременно. Ведь именно так и поступают в детективах мои любимые сыщики: Эркюль Пуаро, мисс Марпл, Ниро Вулф — собирают подозреваемых вместе и торжественно раздают всем сестрам по серьгам. Собрать-то я их собрала, а вот раздавать особо было нечего. Поэтому мне и потребовалось подкрепление в лице представителей наших доблестных органов. Как знать, хорошо это было или плохо, что машина ребят опять заглохла. С одной стороны, я рисковала и могла получить кое-что посерьезнее, чем просто удар рукояткой пистолета. Ведь именно из-за опоздания моих помощников и всплыл подлог с картиной. Роль желанного всеми портрета играл тщательно упакованный пейзаж больного художника. Он по размеру почти один в один совпадал с семейной реликвией Старицких. Присутствие пакета было необходимо, чтобы поддержать азарт покупателей и потянуть время. Рисковать же настоящим полотном я не могла. Зато, с другой стороны, все участники лжеаукциона (в том числе и таинственная дама в черном) упали в руки правосудия с дерева преступления вполне созревшими. А тут еще и чистосердечное признание Васи, и показания Болбота, и успешный допрос Тарана с Гвоздем, и диктофонная запись… В общем, Андрея можно было поздравить с благополучным распутыванием этого необычного и скандального дела.
Москва,
4 июля 1913 года
Его сиятельству графу Бутурлину
Глубокоуважаемый Павел Андреевич!
Как Вам, должно быть, известно, мною от батюшки моего Старицкого Михаила Федоровича было унаследовано собрание картин, принадлежащих, по большей части, кисти европейских художников. На протяжении жизни я по мере скромных сил своих старался сохранить и приумножить упомянутое собрание. Могу сказать, что теперь я располагаю значительной коллекцией как по количеству входящих в нее картин, так и по художественной их ценности. Венцом этого собрания, безусловно, является «Мадонна ди Кампа» работы Микеланджело Меризи да Караваджо, более известная как «Мадонна с яблоком» и датируемая 1605 годом.
Дабы сия коллекция картин не была в силу каких-либо несчастных обстоятельств утрачена для России, я сделал распоряжение о передаче ее после моей кончины в дар музею, попечителем которого Вы, Ваше сиятельство, являетесь. Смею надеяться, что мое решение будет воспринято благосклонно и по прошествии времени художественные работы займут достойное место среди экспонатов музея, вверенного Вашему попечению.
Примите мои уверения в самом искреннем уважении,
Старицкий Петр Михайлович.
Печенье в вазочке не убывало, чай остыл, и тетя Маша уже который раз подогревала воду, нажимая на кнопку новенького белоснежного «Тефаля». Мои дорогие сослуживцы, затаив дыхание, снова переживали вместе со мной все перипетии захватывающей истории. Вдруг у новенькой девочки подозрительно заблестели глазки и задрожал подбородок.
— Детка, что с тобой? — заботливо осведомился Си-Си.
— Жа-алко! — протянула девушка и сморгнула крупную слезинку.
— Да все нормально! Видишь, Сима жива-здорова, ничего страшного, к счастью, не случилось.
— Мне Софи жалко, — сконфуженно прошептала смотрительница, — ей ведь так и не удалось вернуть картину. А теперь еще и в тюрьму посадят.
— Экая ты жалостливая! Мы, можно сказать, шедевр для государства спасли, — сказал директор во множественном числе, взглянув на девушку строго и укоризненно. — А что касается наказания… Знаешь, у нас, чтобы загреметь в тюрьму, надо украсть батон хлеба или, к примеру, на чужом велосипеде покататься. А тут иностранка, при деньгах… Адвокаты хорошие, общественность заступится. Да, впрочем, ничего особенного она, если разобраться, и не совершила. Не успела. Так что, детка, успокойся! Вернется благополучно во Францию и еще мемуары напишет о дикой России, родине предков.
Слезы у новенькой моментально высохли, и она резво оборотилась ко мне:
— Серафима Александровна, я не поняла, а с настоящей-то картиной что стало?
Я невольно поежилась. Это был самый сложный момент в повествовании. Хотя сейчас можно было рассказать о моем безрассудстве не таясь. Победителей, как известно, не судят. А ведь ситуацию я создала совсем не безобидную. Причем собственными руками.
По всем правилам, при обнаружении портрета нужно было указать на него пальцем и громко крикнуть: «Вот он!» А что сделала я? Сначала, жалея горемычного Васю и надеясь на его явку с повинной, прикрыла картину плотнее старыми тряпками, чтобы она раньше времени не попалась на глаза какой-нибудь экзальтированной сотруднице. Ну а уж когда поняла, что полотно непростое, и когда сама влезла в расследование, то и вовсе осмелела — аккуратно вынула из рамы, свернула рулоном краской наружу и перепрятала до выяснения всех обстоятельств. И при этом все манипуляции с портретом проводила в перчатках, как настоящая злоумышленница. Но если честно сказать, не из-за отпечатков пальцев. Об этом я даже не думала. Просто боялась повредить красочный слой. Моих «пальчиков» на картине и так было предостаточно: я же готовила «Даму» к выставке.
«Авантюристка», «легкомысленная девица», «безответственная особа» — самые мягкие эпитеты, которыми наградил меня Борис, узнав о моем розыскном волюнтаризме. А потом популярно объяснил тупой Симе, сколько раз она нарушила закон и сколько раз подставилась, если б дело пошло по-другому. Еле-еле я уговорила их с Андреем не изымать картину до окончания расследования, чтобы не спугнуть фигурантов.
Но, положа руку на сердце, надо признать, что если бы я действовала, как того требовал здравый смысл, то Хитрик и по сей день попивал бы коньяк в своем страховидном особняке. А семейство Селье убыло бы без потерь во Францию разрабатывать новые планы нападения на мою бедную «Даму в черном».
Так что… Так что иногда нетривиальные пути и полное отсутствие пресловутой осторожности дают очень даже неплохие результаты. Думаю, что и Настя Каменская со мной бы согласилась.
Я обернулась к молодой смотрительнице:
— Сейчас картина в Москве на экспертизе и реставрации.
— И что, она в нашу галерею больше не вернется?
— Скорей всего, нет. Ценности такого масштаба не хранятся в провинциальных музеях, — встрял в разговор директор. — Но смею надеяться, что вышестоящие органы учтут наш скромный вклад в спасение шедевра и найдут возможность поощрить коллектив, — закончил он, как всегда, высокопарно.
— Если не секрет, куда же вы спрятали картину? — не унималась новенькая.
Я засмеялась:
— Ну, какой секрет! В музейные старинные часы.
— В часы?! В наши?!
— Да. Это было самое удобное место. Высокие, плоские, узкие. Заводятся со стороны циферблата, но задняя стенка открывается. Рулон очень хорошо туда вошел.
— Надо же, как здорово — в часы! Ни за что бы не догадалась.
И после этих слов, будто специально, до кабинета донесся хриплый бой музейного ветерана.
Как, уже шесть! Ну и заболталась я. Ведь Зойка строго-настрого велела в шесть быть дома. Забрала у меня ключи, просила не беспокоиться и обещала сюрприз.
— Дорогие коллеги, спасибо вам большое за подарок и теплые слова, но мне пора. Должны прийти гости. Я и так припоздала.
Все разом задвигались, заговорили, стали собирать чашки. Я кинулась помогать, но Вера Николаевна отстранила меня великодушным жестом:
— Симочка, не волнуйтесь! Сегодня ваш праздник. Идите к гостям, а мы тут сами порядок наведем.
— Идите, Сима, тем более что, кажется, за вами приехали. — Жанна Афанасьевна лукаво улыбнулась и кивнула в сторону окна. Сквозь чистое, наконец-то помытое стекло в перспективе садовой аллеи просматривался за литой чугунной оградой скромный автомобиль цвета «медео». Ну конечно, это был тот самый милицейский трудяга, который имел привычку глохнуть в самый неподходящий момент.
Схватив новую сумку, я вылетела на улицу. Из салона выскочил Андрей с букетом дорогущих белых роз.
— Сима, поздравляю! — И с чувством чмокнул в щеку. — Какая вы сегодня красивая! Жаль, что Валевич меня опередил. Ему всегда самое лучшее достается.
Скажи спасибо, что Зойка этого не слышит, мысленно хмыкнула я, а то все лучшее точно бы тебе досталось!
— Сима, меня откомандировали, поручили, уполномочили… Одним словом, быстро в машину, и едем. Оркестр заждался.
— А Борис где?
— Никуда не делся твой Борис. «Хэппи бесдей» репетирует.
Автомобиль весело фыркнул, завелся с первого раза и резво помчался в сторону моего дома. Обожаю сюрпризы! Так на душевном подъеме и зарулили в наш старый двор. Но с шиком подскочить к подъезду не удалось. Дорогу перегородила «газелька» с брезентовым верхом, которую грузчики забивали каким-то мебельным барахлом.
— Побереги-ись! — Из двери на спинах кряхтящих мужичков выплыл холодильник.
— Баба Лида, кто у нас переезжает? Соседка, с наслаждением наблюдающая за погрузкой, истово перекрестилась:
— Слава тебе, господи! Услышала царица небесная наши мольбы! Собачники, что под тобой живут. Уезжают, уезжают, родимые, в другой город. И с собакой, и со всей своей музыкой.
— А здесь-то теперь кто будет жить?
— Точно не знаю. Но давеча Надя заходила, говорит, старички какие-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20