Какое отношение имеет твой Януковский к Публичной библиотеке? Он ведь не был нашим сотрудником.
— О-бал-деть! — подозрительно легко согласилась Митрофанова. — Сам генерал в библиотеке не работал, но у него был сообщник из ваших сотрудников. Должен был быть. Не спорь! Или сообщница. Януковскому помогал тот, кто знает все здания Публички как свои пять пальцев, знает не со стороны, как читатель, которого дальше читальных залов и курилки не пускают, а именно изнутри, знает не только черные лестницы, потайные углы и проходы, но и все подвалы, внутренние дворы, короче, все ходы-выходы. А знать это может только особа, проработавшая в катакомбах Публички не один десяток лет, — заключила она с делано безразличным видом.
Я недоверчиво посмотрела на Анечку.
Обалдела, что ли?
С какой стати вздумалось ей по прошествии стольких лет обвинять меня в пособничестве Януковскому? Бредит?
Парилась вчера со своими зарубежными гостями в сауне, потом перекупалась в бассейне, простудилась — и теперь бредит.
У Митрофановой жар, она бредит, а я слушаю ее горячечную абракадабру, принимаю ее за чистую монету и расстраиваюсь.
Я придвинулась к бедной своей подруженьке поближе и осторожно коснулась губами ее лба.
— О-бал-деть, — мягко отстранившись, растроганно сказала Аннушка. — Дошло наконец. То-то же, горе ты мое луковое. У меня на такие дела нюх! Ой, Натуся, Натуся… Захожаев! Видела? Захожаев!
— Где?! — Я чуть не вывалилась из ложи, решив, что тенор спустился в зрительный зал.
— Да вот же, — Митрофанова сунула мне под нос растерзанную, помятую программку. — Вот, смотри. Действующие лица и исполнители: Зигфрид — Леонид Захожаев. Я его обожаю. Какой голос! У меня от его голоса мурашки по коже. Слушай, Натуся, а ты не допускаешь мысли, что это может быть твой новый поклонник?
Час от часу не легче! То пособница Януковского, то пассия Захожаева! Эк ее разбирает! Нет, это не просто простуда. Анька подхватила инфекцию. Это менингит!
Судорожно схватив Анечку за руку, я сжала тонкое запястье и принялась сосредоточенно считать пульс несчастной, незаметно поглядывая на часы, висящие над сценой.
Уф-фф! Слава богу, пульс не частит, температура нормальная. Мой скороспелый диагноз, к счастью, оказался не правильным.
— Точно, точно. Это твой ухажер! — не унималась тем временем Аннушка. — Я должна была догадаться сразу. — Яростно долбанув свободной рукой по бархатной обивке ложи, она победоносно оглядела притихших ценителей Вагнера. — Согласна?
Я поспешно кивнула:
— Согласна.
Еще бы не согласна, конечно, согласна. Захожаев так Захожаев. Почему нет? От меня не убудет, если соглашусь еще на одного поклонника. Одним воздыхателем больше, одним меньше — какая мне разница?
Главное сейчас, чтобы Митрофанова успокоилась. Вон как распалилась, бедняжка: глаза горят, грудь ходит ходуном. Того и гляди, кондратий хватит.
— Знаешь, Натуся, меня его настойчивость смущала с самого начала. С какой стати он так в тебя втрескался? Букетами заваливает, о-бал-деть! Поводов ты ему не давала, ни словом, ни взглядом не поощряла, чего, думаю, мужика так разбирает? — Анька одобрительно похлопала меня по колену. — На самом деле, ты у нас еще вполне смотришься, но, согласись, в его поступках нет логики. Тоже мне, Дон Жуан выискался!
— Захожаев? — решилась я прояснить ситуацию.
— Да погоди ты со своим Захожаевым, — отмахнулась Митрофанова. — До начала еще целых пятнадцать минут, а ты — Захожаев! Вспомни лучше, что у тебя влюбленный Шурик про Публичку выспрашивал.
— Крыласов?!
— Крыласов, Крыласов, кто же еще? За тобой охотится твой настойчивый поклонник! Он знает, что ты раньше в Публичке работала?
— Угу, — машинально кивнула я, пытаясь вникнуть в очередную версию подруги.
— Вот видишь, все сходится. Теперь в его поступках просматривается логика. Ему нужна закрытая информация о Публичной библиотеке, вот он и приударил за тобой. Дескать, не устоишь под напором его нежных чувств и роскошных букетов, дрогнешь, влюбишься и в любовном угаре все ему выложишь.
— Ну?
— Баранки гну! — возмутилась подружка. — Надоело ему за тобой ухаживать, понимаешь? Ни один нормальный мужик твои цирлих-манирлих не выдержит. На дворе третье тысячелетие, а ты все «нет да нет!». Вот он и решил подстраховаться. Сменил тактику.
— Ань!
— Я тебе еще раз повторяю, Натусечка: Шурик Крыласов решил подстраховаться. И бомж на кладбище, и велосипедист в парке, и бомба… Нет, с бомбой я не уверена! А вот бомж и велосипедист — это его люди. Точно! Не получилось выведать у тебя нужные сведения по-хорошему, выведают по-плохому. Короче, дадут тебе по башке и силой получат всю секретную информацию о Публичке.
— Какую секретную информацию о Публичке, Аня? Я тебя умоляю, я сто лет уже не работаю в библиотеке!
— Правильно, — вызверилась Анечка, — в том-то и смысл, что уже не работаешь. На том у него весь расчет и построен. Раз не работаешь, значит, в круг подозреваемых лиц не войдешь, связи твои правоохранительные органы отрабатывать не станут, а следовательно, ни на него, Крыласова, ни на его преступную группировку, промышляющую кражей раритетных изданий, никогда не выйдут!
— Нет, это невозможно, какие раритетные издания?! Где раритеты, а где я, Аля?! Зачем за мной охотиться? Можно подумать, я работала хранителем фонда редких книг. Ты же знаешь, я к книжным фондам вообще никогда никакого отношения не имела, всю жизнь была систематизатором и работала только с новыми поступлениями. Пришли в библиотеку книги, я их просмотрела, индекс ББК поставила — и все. Все! Понимаешь? Никакой закрытой информацией о хранении раритетов я не владею.
— Я-то понимаю, — Митрофанова с треском разорвала обертку из золотистой фольги, — а вот ты — нет! — Она раздраженно протянула мне половинку подтаявшей плитки молочного шоколада. — Наверняка знать, кому перешла дорожку, можешь только ты сама. Только! Я же могу лишь предполагать. Но что-то мне подсказывает, что без Публички здесь не обошлось. Все, Натуся, Гергиев вышел, — энергично зааплодировала она, приветствуя именитого дирижера.
Я надкусила шоколадку и погрузилась в малоприятные размышления.
Легко сказать: «Без Публички не обошлось», сложнее вспомнить, кому из библиотечных дам я могла так насолить, чтобы на меня объявили охоту.
Проработать четверть века на одном месте — это много. Очень много! Коллектив в основном женский, всякое за эти годы случалось: ссоры, обиды, конфликты. К тому же десять лет я была руководителем группы. Двадцать баб изо дня в день в одной комнате, заваленной книгами, — это вам не шутки.
Но до убийства дело не доходило даже в мыслях.
Нет, и думать нечего, все это полная ерунда! На самом деле за все эти годы хорошего было больше, чем плохого.
Вот уволилась, а в библиотеку все равно тянет. Нет-нет да и забегу на минутку — поболтать с коллегами, поделиться новостями.
И вообще, что бы там ни говорила Митрофанова, сотрудники Публичной библиотеки на преступление не способны по определению. Там нет случайных людей.
Публичка для них — это не просто место работы, это — стиль жизни, состояние души!
— Siitgfried!!!
Нет, это невозможно. Я в изнеможении поправила тяжелый узел волос. От духоты и тягостных мыслей разболелась голова, а тут еще шпильки!
Впились в кожу и давят так, что ломит затылок.
Ради кого, спрашивается, я уложила сегодня привычный конский хвост в замысловатую прическу? Кому хотела понравиться?
Суета сует и тщеславие!
Презрев условности и правила хорошего тона, я прямо в ложе, не сходя с места, взяла и вытащила все шпильки. Узел распался, волосы блестящей волной рассыпались по спине.
Фу-у, совсем другое дело. Даже в головушке прояснилось.
Отцепить бы еще ту прядь, что запуталась в деревянной резьбе спинки кресла, и можно будет спокойно дослушать хотя бы последнее действие. Пытаясь освободиться из резного капкана, я повернулась назад и испуганно замерла.
Кошмар какой!
Стриженные под ноль фрау, сидящие сразу за нами, любовались моим хвостом столь хищно и откровенно, что я поняла все. Все!!! Поняла мгновенно и безоговорочно.
Волосы! Вот причина моих несчастий!
На меня охотятся из-за длинных волос.
Глава 22
Дома я первым делом позвонила Верочке. Посоветоваться. Прирожденный маркетолог, она всегда в курсе городских цен абсолютно на все виды товаров.
— Волосы? Смотря, сколько берешь, — ничуть не изумившись вопросу, деловито уточнила она. — Все зависит от партии. Если оптом — одна цена, в розницу конский волос идет существенно дороже. Тебе на подушку?
— Какую подушку, Вера? Я тебя умоляю, мне конский волос в подушке на фиг не нужен! Я на гречишной лузге сплю. Ты объявления видела? По всему городу на водосточных трубах расклеено: «Дороже всех покупаем волосы!»
— Так бы сразу и говорила, — разобиделась Веруня. — Это у баб волосы скупают, для наращивания.
— Почем?
— По-разному. А тебе зачем? Покупать или продавать?
— Даже не знаю, как сказать, — на секунду замешкавшись, промямлила я.
Мне не хотелось расстраивать Верочку раньше времени.
Волосы у нее роскошные: блестящие, густые, длинные, до самой… В общем, вы наверняка уже догадались, какой длины волосы у Веруни. Такие сейчас редкость.
Наслушается подруга на ночь моих рассказов об охотниках за женскими скальпами, переполошится, не будет спать, а утром выяснится, что вся эта история яйца выеденного не стоит.
Мне это надо? Нет. Вначале сама во всем разберусь, а уж потом буду народ пугать.
Бог даст, бомжи и велосипедисты, гоняющиеся с парикмахерскими ножницами в руках за длинноволосыми петербурженками, — не что иное, как плод моего больного воображения, разогретого Аннушкиными фантазиями.
Верочкины дедуктивные способности я недооценила.
— Ты сошла с ума! — возмутилась она. — Чтобы поправить финансовое положение агентства, ты готова продать наши волосы?!
— Нет, конечно. Наоборот! — поспешно заверила я подругу. — Верочка, миленькая, я все тебе расскажу. Обязательно! Только позже, когда сама до конца разберусь. А сейчас сосредоточься, пожалуйста, и расскажи все, абсолютно все про тех, кто скупает женские волосы.
— Все? — растерялась она. — Но я не знаю всего. Знаю только, что появились эти фирмы недавно. Покупают в основном, чтобы перепродать за рубеж. В наших салонах красоты такая услуга, как наращивание волос, тоже есть, но большой популярностью она не пользуется. Не тот менталитет. Зачем платить деньги за чьи-то волосы, если можно отрастить свои?
— Да уж, — передернулась я, представив на своей голове приклеенные чужие волосы, — за ними ведь надо ухаживать. Мыть, причесывать, трогать руками. Нет, это невозможно.
— Это ты так думаешь. Многие рассуждают по-другому. К чему тратить время и силы, истощать организм, если можно приобрести роскошную шевелюру за один поход в парикмахерскую? На Западе ведь в лес по грибы не ходят. Покупают дары природы в супермаркете, хотя грибов в европейских лесах — немерено. Помнишь, в Финляндии, в городке Иматра, мы видели, как подосиновики росли прямо на газоне перед жилым домом.
— Что русскому здорово, то немцу смерть! — фыркнула я.
— Именно, — развеселилась Веруня. — Западники первое время скупали волосы в странах третьего мира: Индия, Малайзия, Вьетнам — а потом на нас перекинулись. Азиатские волосы, сколько их ни крась, все равно от европейских по структуре отличаются.
— Пустили Дуньку в Европу! Спасибо, хоть по типу волос на европейцев тянем, — мрачно сказала я.
— Хорошо, Лерочка, спокойной ночи. Иди ложись. Я скоро, — ангельским голоском проворковала Веруня. — Благоверный мой, — раздраженно пояснила она. — Нервный какой-то стал последнее время. Сколько, говорит, можно по телефону разговаривать! Можешь себе представить?! А я сегодня всего какой-то час поболтала. От силы — два. С мамой. Потом Валя позвонила. С сестрицей мы, правда, часа три покалякали, но он в это время занят был — футбол смотрел. Наверное, на работе неприятности. Чудо в перьях! Не рассказывает ведь ничего. Щадит! Прямо не знаю, что и делать. Может, ему бром в чай подливать, незаметно, чтобы успокоился? Как думаешь?
— Бром — плохо. Он вонючий. Валера сразу унюхает. К тому же бром не все переносят. Лучше мед.
— Точно. Буду давать мед. Он сладкое любит. Так о чем это я?
— О наращивании волос.
— А, ну да. Можешь себе представить, сейчас в женских колониях все заключенные — лысые!!! Честно. Я сама читала. Осужденных стригут якобы в целях гигиены, а волосы тюремное начальство продает на Запад. Деньги, естественно, берет себе. Особо, правда, на этом не разбогатеешь. Деньги фирмачи дают небольшие.
— Небольшие — это как?
— Тысяч десять, если не ошибаюсь.
— Рублей?
— Ну не долларов же!!! Размечталась! — возмутилась Веруня. — Конечно, рублей. Десять тысяч рублей за килограмм. Это в том случае, если товар — супер. Седые и крашеные идут дешевле.
Я поспешила на кухню, открыла шкафчик и достала безмен, чтобы выяснить, сколько же весит мой «хвост».
Нет, это невозможно! С какой стороны ни подцеплю волосы крючком безмена, циферблат все равно не вижу. Пришлось идти в ванную, чтобы посмотреться в зеркало.
Увы, увиденное меня не порадовало. Стрелка не дотянула даже до единицы. Остановилась на седьмом делении.
Негусто!
Получается, что выручить за мой хвост можно максимум семь тысяч. Это в том случае, если в приемном пункте не заметят, что волосы крашеные.
Я, конечно, волосы свои за такую цену продавать не стану, а вот маргиналы…
Преступные элементы вполне могут на эти деньги польститься. Дареному коню в зубы не смотрят! А для какого-нибудь непутевого бомжа длинные волосы петербургских бабенок — самый настоящий подарок.
Сиди себе под кустом в безлюдном месте и поджидай беспечную длинноволосую красотку. Одно движение ножницами — и денежки в кармане.
— Алло! Татуля! Алло!
— Да, Верочка, слушаю.
— Ты куда-то пропала. Я думала, нас разъединили.
— Нет, это я отвлеклась. Волосы взвешивала.
— Сколько?
— Семьсот граммов.
— Круто! — восхитилась Веруня. — Без головы взвешивала?
— Ве-ера!!! Скажи лучше, ты в последнее время ничего подозрительного не замечала? Может, кто-то наблюдал за тобой, смотрел оценивающе или сказал что-то типа «какие красивые волосы!»?
— Было! — разволновалась подружка. — Было, вчера вечером. Еду я в метро. Народу полно. Свободных мест нет. Час пик, сама понимаешь. Стою. Устала, как собака. Вдруг прямо передо мной освобождается местечко — мужик засобирался на выход. Я хочу сесть и вдруг слышу: «Девушка! Девушка, подождите, не садитесь!» Оборачиваюсь — тетка! Взгляд сосредоточенно-безумный, пузо торчит вперед, пробирается с другого конца вагона с кошелками наперевес. Я посмотрела: тетка — моя ровесница, только выглядит безобразно. Знаешь, из тех, что моют голову раз в неделю, а на голове — перманент. Ну, думаю, моя дорогая, место я тебе уступать не обязана. Чего ради, спрашивается, если мы с ней в одной возрастной категории? Короче, я села, а эта сумасшедшая, глядя мне прямо в глаза, говорит: «Распустят свои патлы, думают, что красиво!» Можешь себе представить?!
— Идиотка!
— Ну.
— А ты?
— А что я? Я, как всегда, по «системе йогов».
— Умница! — с чувством одобрила я подружку.
Вера действительно умница! В любой конфликтной ситуации она предпочитает сохранять спокойствие. Лишь только запахло в воздухе скандалом, Веруня закрывает глазки и посылает обидчика на три буквы. Молча, про себя, по «системе йогов».
В телефонной трубке противно запикало.
— Ой, Верочка, все! У меня телефон садится. Два слова, и я закругляюсь. Алло! Вера! Ты меня слышишь? Помнишь, за мной гнались на кладбище, а потом в парке? Вера, это банда! Ловят баб и срезают с них волосы.
— Совсем? — усомнилась она.
— Под корень! — поспешно заверила я.
— Какой ужас!
— Кошмар!!! Верочка, я тебя умоляю, будь осторожна! Не ходи с распущенными волосами!
— Нет, мне это нравится! — гневно перебила она. — Из-за каких-то ленивых богатых проституток, не способных отрастить собственные волосики, мне придется менять прическу?! Но мне идут распущенные волосы! Почему я должна себя уродовать?
— Вер, ну почему сразу уродовать? Может, просто какое-то время прятать волосы под парик? Синтетический. Пока все не уляжется.
— Синтетический парик?! Летом!!! Это же полный отстой!!! — дурным голосом завопила моя выдержанная подруга. — Мы облысеем!!! Подожди, кажется, Валера проснулся. — Послышался глухой непонятный шум, как от водопада Ниагара. — Да, Лерочка, иду, дорогой. А? Нет, я в душе. Что?! Нет! Уже все. Все, говорю, заканчиваю. Иди ложись. Нет, ты слышала? Вот чудо в перьях! Мне это надо? Рискуя жизнью, ношу эти длинные лохмы — и вот результат! Опять чем-то недоволен. Завтра же подстригусь.
— Ой, Верочка, нет! — Я с содроганием вспомнила времена, когда носила короткую стрижку.
Жизнь женщины с короткой стрижкой — это не жизнь, а сплошные хлопоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27