А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Суд собрался в самом большом зале дворца, в котором обычно давались особо торжественные приемы. В длину зал имел восемьдесят метров, в ширину – тридцать.Старый бургграф занял свое председательское место, строго соблюдая традиционный церемониал. В соответствии с древней поговоркой королевства Гессе-Веймара, гласившей, что никогда не следует пренебрегать светом правосудия, перед ним шли два лакея с зажженными факелами в руках.По английскому правилу законодательство Гессе-Веймара предусматривало расширенный состав членов суда и лишь одного судью.И в самом деле, позади Рунг-Касселя в высоких креслах восседали представители аристократии, официального и придворного кругов. Там был префект Глотцбурга, распорядительный директор дипломатической службы, имевший ранг министра, принц Реусский, родственник короля, барон де Рутишеймер, исполнявший в королевском дворце обязанности лейб-консульта. Присутствовали и представители буржуазии, выражавшие интересы демократических слоев.Все, имевшие право на ношение мундира, явились в парадной форме, остальные были в черных фраках и при орденах.Превращенный в зал суда праздничный зал дворца был украшен полотнами знаменитых мастеров. Эта грандиозная галерея, вобравшая в себя за долгие годы великое множество произведений изобразительного искусства высочайшей пробы, являла собой одну из достопримечательностей города Глотцбурга.В наступившей тишине раздался голос герольда:– Заседание начинается.В тот же момент из небольшой дверцы в стене зала показался князь Владимир.На нем был великолепный дипломатический мундир, украшенный высшей наградой королевства Гессе-Веймара – «Серебряным Леопардом», планка которого была усыпана алмазами.Князь почтительно поклонился тем, кто должен был решать его судьбу, и сел в кресло красного бархата с золотыми позументами как раз напротив бургграфа Рунг-Касселя, совершенно утонувшего в своем кресле и более походившего на человеческую руину.Начался допрос, вести который было поручено королевскому камергеру господину Эрику фон Кампфену.Бесцветным и робким голосом он задавал князю Владимиру бесконечные и никчемные вопросы, на которые тот отвечал непринужденно и с завидным изяществом.У обвиняемого спросили имя, возраст, титулы, местопроживание – все то, что было известно всем и ни у кого не вызывало сомнений.Наконец дело дошло и до событий, послуживших причиной созыва верховного суда, не собиравшегося в течение ста пятидесяти лет и теперь останавливавшегося на каждом шагу, так как процедура его была основательно забыта и приходилось то и дело лезть в старинные книги и выискивать надлежащие слова и жесты, чтобы – не дай Бог! – не совершить какой-нибудь бестактности или оплошности.Королевский камергер, исполнявший, по сути, те функции, которые во Франции возложены на нотариуса, начал задавать князю вопросы.– Скажите, пожалуйста, какова была цель вашей поездки из Глотцбурга в Англию?Тот ответствовал:– Правительством мне было поручено передать пять миллионов специальному посланнику Англии сэру Гаррисону.– Какова была цель этого платежа?– Покупка Гессе-Веймаром острова в Тихом океане, принадлежавшего британской короне.– Почему этот платеж совершался в Антверпене?– Была забастовка моряков, она нас задержала. Дело в том, что существовала дата, после которой началось бы начисление процентов. В силу этого я должен был вручить деньги английскому правительству точно в назначенный срок. Впрочем, сэр Гаррисон дал мне расписку.– Совершенно верно, – подтвердил королевский камергер, – расписка за переданную английскому правительству сумму была обнаружена бельгийской полицией на месте трагедии, на набережной Шельды.Королевский камергер обернулся в сторону председательствовавшего бургграфа, как бы спрашивая совета у дуайена королевства; но тот блаженно улыбался, заведя глаза к потолку и играя дрожащими пальцами с ручкой, из которой было вынуто перо, чтобы бедный старик ненароком не поранился, поскольку явно не давал себе отчета в том, что вообще делал.По залу пролетел шепоток; тогда, возобновляя допрос, фон Кампфен сказал:– Князь, народная молва и прочие россказни, которым государство не может доверять, не имея доказательств, представляют дело так, будто ваше высочество причастно к загадочной кончине сэра Гаррисона и будто бы вы располагаете определенными сведениями о трагической гибели посланца английского правительства…Более деликатно сказать князю Владимиру, что он обвинялся в убийстве, было невозможно.Наступал решительный момент: ответы князя дали бы каждому возможность составить свое мнение о совершившемся. Внимание присутствовавших возросло до предела.Однако прекрасно владевший собой князь Владимир спокойно заявил:– Вот как все происходило: пообедав в ресторане, мы с сэром Гаррисоном решили прогуляться по набережной Шельды прежде, чем отправиться в отель, где остановились. При сэре Гаррисоне были те пять миллионов, что я ему вручил в обмен на расписку. Мы шли на некотором расстоянии друг от друга по совершенно пустой набережной… Вдруг я услыхал крик и одновременно – выстрел! Узнав голос сэра Гаррисона, я бросился к нему, но тут передо мной возник темнолицый детина с револьвером в руке. Незнакомец кинулся мне наперерез и нанес удар такой страшной силы, что я потерял сознание и рухнул. Я упал между двух тюков и пролежал так, вероятно, час или два. Этот человек и был, как я полагаю, убийцей сэра Гаррисона. Я же избежал смерти только чудом!Заявление князя Владимира произвело посредственное впечатление – все ожидали рассказа более подробного и конкретного. У чувствовавшего себя, как на пытке, фон Кампфена не было никакого желания продолжать этот затянувшийся допрос, и он с тоской поглядывал на старого бургграфа Рунг-Касселя. Но председатель был совершенно безразличен к происходившему и развлекался тем, что вылил содержимое чернильницы на стол и, макая пальцы в чернила, что-то рисовал на листах бумаги, лежавших перед его носом.Отчаявшись получить хоть какие-нибудь указания, фон Кампфен вновь обратился к князю Владимиру:– Князь, не могли бы вы нам сказать, что стало с вашей сиятельной персоной и почему вы не поставили антверпенские власти в известность о том, что живы?Князь кивнул головой:– Я скажу почему… Узнав, что полиция Антверпена сочла меня погибшим, я решил не сообщать, что жив. И вот почему: в тот момент я поставил себе целью тайно, но чрезвычайно активно, предпринять поиски того, кто учинил это гнусное злодейство, того, кто не только поверг в траур самые родовитые семьи Англии, но и лишил меня преданного друга. Именно по этой причине я как бы исчез.Помолчав, он продолжил:– Я уже рассказывал его королевскому величеству, сколь разнообразны были способы, использованные мною для сокрытия своей личности. В течение целой недели, рискуя жизнью, я выдавал себя за простого бельгийского барона, а затем даже за конюха. Притворившись влюбленным в наездницу одного цирка, я искал в его труппе возникшего передо мной в момент совершения преступления злодея, подозревать которого имел все основания.– Вы обнаружили этого человека?– Да, – сказал князь Владимир голосом взволнованным, но ясным.Это заявление вызвало в толпе волну одобрения.Чувствуя поддержку публики, допрашивавший спросил:– Вы можете назвать его имя?– Разумеется! – ответил князь. – Перед Богом и людьми я могу поклясться, что этим человеком, поднявшим руку и на меня, был не кто иной, как укротитель хищников, служивший в цирке Барзюма и носивший имя Жерара!Заявление было столь же категорическим, сколь и неожиданным, вызвав неодинаковую реакцию у присутствовавших. Если со стороны возвышения, на котором восседали высшие придворные, послышались оглушительные аплодисменты в знак одобрения слов князя, то по тесным рядам простого народа прокатилась волна скептического ропота.Раздался чей-то задиристый возглас:– Надо бы это доказать!Найти того, кто дерзнул поставить под сомнение заявления князя, не удалось.Напрасно суетились стражники, пытаясь разглядеть наглеца в толпе. Она не спешила выдавать того, кто выражал ее мнение.В это время, воспользовавшись всеобщим переполохом, неизвестный человек проник сквозь кордон военных, отгораживавших публику от суда, и приблизился к возвышению, на котором заседал верховный суд.Неизвестный был одет в черное. У него было энергичное лицо, острая бородка и вьющиеся седеющие волосы. Все с удивлением следили за человеком, который, не называя себя, приближался к судьям.Вдруг по залу пронесся шепот, и прозвучало имя директора американского цирка:– Это Барзюм! Барзюм идет!Человек почтительно поклонился бургграфу Рунг-Касселю, затем, повернувшись к королевскому камергеру, произнес звучным голосом:– Меня зовут Барзюм. Я директор цирка. Прошу суд дать мне возможность высказаться в связи с заявлением, только что сделанным его королевским высочеством князем Владимиром.Высокопоставленные лица, находившиеся на возвышении, озабоченно переглянулись, боясь, как бы этот человек не слишком усложнил разбирательство.Отправить восвояси или заставить молчать новоявленного свидетеля было невозможно – камергер это понимал. Смерив его суровым взглядом, он сказал:– Говорите, сударь… но только то, что непосредственно касается дела.Директор цирка поклонился. Совершенно безразличный к его появлению, князь Владимир даже не взглянул на него.Тем не менее, он вздохнул с явным облегчением, когда Барзюм произнес первые слова:– Князь Владимир сказал правду.Это заставило высокопоставленные лица уже с большей симпатией посмотреть на свидетеля, намеревавшегося, судя по всему, подтвердить показания его королевского высочества.На это рассчитывал и сам князь. И, разумеется, совершенно обоснованно, так как тот Барзюм, что стоял рядом с ним посреди огромного зала, был не подлинным Барзюмом, а Фантомасом, всего два часа назад имевшим тайную встречу с ним…Фантомас, чье лицо никому не было известно, продолжал:– Я знал о присутствии в моем цирке человека, скрывавшегося под именем барона Леопольда и поверившего мне свое истинное имя князя Владимира, здесь присутствующего. Мы вместе искали злодея, но несмотря на заверения его высочества, я все же не решался признавать виновным Жерара, который оставался для меня честным человеком до того самого момента, когда по окончании одного из представлений в Кельне он вдруг исчез…Будучи справедливо обеспокоенным, я обыскал купе, которое он занимал в моем поезде, и тогда, господа, я нашел – увы! – не все пять миллионов, похищенных у вашего правительства, но лишь скромную сумму в четырнадцать банкнот по тысяче франков каждый. Старательно спрятанные среди личных вещей Жерара, эти банковские билеты слишком свидетельствовали о злодействе, ибо были испачканы кровью.Более того – было обнаружено нечто такое, что особенно доказывало виновность этого несчастного! Было найдено письмо, точнее, начало письма, написанного рукой Жерара…Мнимый Барзюм достал из кармана смятую бумажку и протянул ее королевскому камергеру.– Соблаговолите ознакомиться, сударь, – сказал он, – с этим письмом.Королевский камергер побледнел. Он все боялся какого-нибудь подвоха. Пока разбирательство шло по благоприятному для князя Владимира руслу, но никогда не знаешь, как повернется публичное слушание.Чуть дрожащим голосом камергер прочитал:«Я признаюсь, что убил…»Он остановился.– Ну, что? – послышалось со стороны возвышения. – Что дальше?Покачав головой, камергер тихо сказал:– Больше ничего… Это – все…«Барзюм» решил вмешаться:– Извините, господа! Господин камергер не все дочитал. После слова «убил» Жерар написал еще одну букву, одну-единственную, но совершенно понятную и крайне значительную. Читайте, господин камергер, и вы увидите букву "Г", позволяющую заключить, что мучимый угрызениями совести Жерар таким образом начал свою исповедь. Он письменно признал, что убил Г…, то есть Гаррисона! Неожиданное обстоятельство помешало ему продолжить признания!– Какое же это было обстоятельство? – задал вопрос королевский камергер.И тогда жутким, заставившим толпу вздрогнуть, голосом Фантомас изрек:– Смерть… господа! Жерар умер, покончив с собой!Присутствовавшие долго шептались. Дело становилось все более и более интригующим.Толпа снова стала сочувствовать князю Владимиру.Слушания продолжались, и суд намеревался задать еще несколько вопросов Барзюму, как вдруг появился герольд и объявил, что начальник немецкой полиции просит предоставить ему слово.– Пусть войдет, – ответил королевский камергер, пытаясь скрыть свои опасения и волнение. Появление новых свидетелей заставляло его нервничать все сильнее.В зале появился толстый полицейский, облаченный в тесный редингот.В руках у него была рукопись, которую после традиционного приветствия он начал монотонно зачитывать.Однако слушали его очень внимательно, поскольку то, что он читал, содержало сведения об обнаружении под Кельном изуродованного трупа Жерара.Труп был опознан многими. Несомненно, это было тело человека, исчезнувшего из цирка. Заявление полицейского подтвердило полностью и даже дополнило свидетельство Барзюма, которое, в свою очередь, подтверждало заявление князя Владимира.Немецкий полицейский продолжал дачу показаний.– Трудно поверить, – заметил он, – в самоубийство Жерара. Напротив, кажется, что этот человек был убит после жестоких пыток.Это заявление всех взволновало, в народе послышался ропот.До полного раскрытия тайны было явно далеко, но, предчувствуя опасность, королевский камергер прервал свидетеля.– Замолчите… В задачу верховного суда Гессе-Веймара не входит выяснение обстоятельств, при которых умер этот несчастный, самолично признавшийся в совершении преступления, что и было доказано.Помолчав, камергер продолжил тоном торжественным и многозначительным:– Объявляю расследование дела князя Владимира законченным и прошу господина бургграфа Рунг-Касселя, председателя настоящего верховного суда, объявить от имени государства свое решение.Раздались робкие протестующие голоса. Но бурные и продолжительные овации заглушили их. Высокопоставленные лица были явно удовлетворены и считали, что в дело князя Владимира внесено достаточно ясности и потому оно могло быть закрыто.Для этого юридического фарса не хватало эпилога, и, подойдя к бургграфу, камергер короля что-то шепнул ему на ухо.Пребывавший почти в бессознательном состоянии старец с трудом оторвался от своего кресла. Тело его тяжело качнулось, и из его недр вылетело несколько нечленораздельных слов, которые камергер поспешил воспроизвести громким голосом:– Господин бургграф, председатель верховного суда, объявил свое решение.И, облекая свои слова в затейливые архаические формулировки, королевский камергер подтвердил приговор, который с замиранием сердца ожидали все:– Князь Владимир невиновен.Страшный гвалт наполнил зал. Понять – поддерживала или нет публика вынесенное решение – было невозможно. Лишь со стороны возвышения долетали возгласы полного удовлетворения.Камергер собирался уже закрывать заседание, как вдруг ему передали какую-то телеграмму. Зачитав ее, он сначала побагровел, а потом страшно побледнел.Неприятная неожиданность, которой он так боялся, все же произошла!Депеша поставила суд в крайне затруднительное положение, исправить которое было почти невозможно. Страсти в зале накалились.Оказавшаяся в руках фон Кампфена телеграмма была отправлена из Кельна, где все еще стоял поезд Барзюма, она гласила:«Я только что обнаружил и арестовал участницу преступления, совершенного в Антверпене, и убийцу дрессировщика Жерара. Это – Элен, дочь Фантомаса».Ниже стояла подпись: «Барзюм».Изумленная публика взвыла:– Барзюма! Барзюма сюда! Где Барзюм? Что значит эта телеграмма, если он только что был здесь?Тот, кто смог бы установить личность недавно выступавшего свидетеля, без особого труда понял бы суть произошедшего.В то время, как великолепно загримированный под Барзюма Фантомас из непонятных пока что побуждений явился дать ложные показания, стремясь отвести подозрение от князя Владимира, настоящий Барзюм, вернувшись в Кельн и оказавшись в своем поезде, должно быть, действительно обнаружил нечто весьма странное и потрясающее, если решился послать телеграмму в судебные инстанции Гессе-Веймара, извещая об аресте женщины, известной как дочь Фантомаса.В зале заседания стоял неописуемый беспорядок.В то время как придворные толпились вокруг князя Владимира и поздравляли его с признанием невиновности, а также с раскрытием с его помощью преступника, в глубине зала, там, где толпился народ, раздавались недовольные и возмущенные крики, а также требования немедленно найти Барзюма, чтобы этот странный свидетель объяснил свое противоречивое поведение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32