Иначе в ней воняет плесенью.– Уж лучше плесенью, – пробурчал некурящий Мэксон. – Ваш дым нисколько не лучше.Из дыма возникла крепкая сухощавая фигура мужчины с бритым волевым лицом и седоватыми висками. Это был инспектор Жюв собственной персоной.Прежде всего полицейский тщательно запер за Мэксоном дверь.– Ну, как? – деловито спросил он.Мэксон пожал плечами:– Да никак. Поддался на вашу провокацию и просадил десять тысяч.– Не расстраивайтесь, – улыбнулся Жюв. – Господь возвратит их вам сторицей.– Не знаю, не знаю, – проворчал американец. – Пока он что-то не торопится. Эти скачки выкачивают из меня кучу денег!– К делу, – мягко сказал инспектор.– Хорошо, к делу, – согласился Мэксон. – Итак, вы просили меня делать глупейшие ставки только для того, чтобы сбить игру Мобану. Плевать на кошелек Мэксона, главное, чтобы Мобан не оказался в выигрыше! Не знаю, что у вас на уме, но таким образом ни он, ни я никогда много не выиграем!Жюв усмехнулся. Его всегда забавляло, что именно богачи жалуются на то, что вот-вот разорятся. И чем больше у человека миллионов, тем горше он сокрушается.– Я же вам говорил, господин Мэксон, – сказал вслух инспектор. – Выигрыш – дело десятое. Необходимо выяснить, какими деньгами располагает граф и каков источник его доходов. В общем, главное для меня – опустошить карманы Мобана. Голод гонит волка из лесу, как говорит пословица. Уверен, что как только у графа не останется ни франка, я узнаю массу интересного.Американец обиженно засопел.– Между прочим, мсье, – заметил он, – я уже который день вам помогаю, трачу свои деньги, а вы даже не скажете мне, к чему все это. Что такого интересного вы хотите узнать у графа?Жюв положил руку ему на плечо.– Ну я же вам уже объяснял. Поймите, я вполне вам доверяю и говорю с вами совершенно откровенно, но, видит Бог, я и сам немного знаю. Просто на ипподромах, в конюшнях, вокруг тотализаторов происходят какие-то странные вещи…Он помолчал.– Все началось с убийства этого человека… Рене Бодри, или как его там. У него, как минимум, четыре имени. Его повесили в Сен-Жерменском лесу. Как выяснилось, он имел прямое отношение к скачкам. Затем – непонятная кончина папаши Фабера, который тоже возился с лошадками. У меня нет почти никаких сомнений, что его смерть связана с убийством Бодри.– А почему? – спросил американец.Жюв махнул рукой:– Долго объяснять, господин Мэксон. Тут много разных нюансов. Ну, например, несколько известных бандитов регулярно стали посещать ипподромы. Раньше такого за ними не наблюдалось, они предпочитали карты. Это все матерые преступники, мне неоднократно приходилось сажать их за решетку. Но самые гнусные преступления, как правило, сходили им с рук. И все потому, что они работали на одно лицо. Не догадываетесь, кого я имею в виду?Губы Мэксона дрогнули:– Фантомас?– Именно он.– И вы думаете, что сейчас тоже?..Мэксон не договорил. Жюв медленно кивнул, на скулах его выступили желваки.– Похоже, что да. Слишком много непонятного, слишком много людей вольно или невольно оказываются втянутыми в чью-то дьявольскую игру. Вы мне нужны, Мэксон. У вас есть деньги и положение в обществе. Вы можете очень помочь…– Но при чем здесь Мобан?– Если б я знал! Но он ведет себя подозрительно, а интуиция редко меня подводит. Этот молодой человек еще принесет нам неожиданности.Инспектор помолчал, полуприкрыв глаза, потом вдруг спросил:– А что вы думаете о Бридже?– Тренере?– Ну да.Мэксон потер переносицу:– Ну… У него приличные конюшни, хорошие лошади, и выездка неплохая… А что?– Ничего. Просто я знаю о нем побольше.– Что-то должно произойти?Жюв загадочно улыбнулся:– Увидите, дружище. Все скоро увидите. Извините, точно ничего не могу вам сказать. Обещаю одно – скоро я прекращу это копошение вокруг конюшен, и кое-кому придется объяснять свои поступки. И, кто знает, может, среди них окажется и Фантомас…
В десять часов вечера гостиная жокей-клуба была ярко освещена. Члены аристократического кружка что-то с озабоченным видом обсуждали.Речь шла о приближающемся важном событии – выборах президента клуба. Сегодня составлялся список кандидатов. Конечно, в широких кругах были известны имена претендентов на высокое звание, однако, официально еще никто не зарегистрировался. Этот вопрос предстояло решать скорее.Секретарь принес бумагу, перо и чернильницу и положил их на круглый столик. Все кандидаты должны были сами внести в список свои фамилии.В гостиной жокей-клуба стоял возбужденный гул, весьма неожиданный для этого чопорного заведения. Обычно сдержанные члены клуба вовсю обсуждали возможности претендентов. Наиболее опытные говорили в основном о двух кандидатурах, соответствовавших их придирчивым требованиям.С одной стороны баррикады находился граф Мобан, потомственный аристократ, представитель наиболее консервативных кругов клуба. С другой стороны – американский миллиардер Мэксон, олицетворявший в глазах многих передовое мышление и деловую хватку. Знатоки предрекали отчаянную борьбу.И тот, и другой кандидаты были достойнейшими членами жокей-клуба, горячими любителями скачек, много сделавшими для развития ипподромов. Шансы их были практически равны.Наконец голоса разом стихли. Из разных дверей зала почти одновременно появились двое мужчин и направились к круглому столику, чтобы внести свои имена в список кандидатов в президенты. Оба остановились на равном расстоянии от секретаря, и тот поднялся, держа в руке перо. Тут его охватила растерянность – кому из них предложить расписаться первому? Оба они уважаемые люди, и так не хотелось кого-нибудь из них обижать! Пока секретарь вертел головой, словно буриданов осел, претенденты соизволили наконец заметить друг друга. Один из них поклонился.– Граф Мобан! – воскликнул он с нескрываемой иронией.Второй холодно поклонился.– К вашим услугам, Мэксон, – ответил он с убийственной вежливостью. – Видимо, нашим дорогам суждено пересекаться вечно!– На все воля Божья! Но на этот раз одному из нас придется уступить.Мобан надменно вскинул голову:– Что ж, увидим, кто это будет!– Увидим, – согласился американец. – Пусть победит достойнейший.Услышав этот разговор, бедный секретарь вконец растерялся. Благородные господа были явно не в восторге друг от друга. Кому же из них вручить перо? В конце концов молодой человек принял соломоново решение. Он опустил перо в чернильницу и скромно отошел в сторону.Соперники поняли колебания секретаря правильно. Действительно, хотя оба они уже давно закончили играть в детские игры, каждый считал для себя вопросом престижа поставить свою подпись первым. В глубине души оба наивно полагали, что это даст им какие-то преимущества в борьбе за заветную должность. Короче, никто не желал уступать.Найденное решение также можно назвать достойным знаменитого древнееврейского царя. Члены клуба, с любопытством наблюдавшие за действиями кандидатов, увидели, как оба достали самопишущие ручки и одновременно расписались в верхней части листа.– Хорошее начало, – бросил кто-то.В гостиной снова зашептались. Все повторяли чье-то выражение:– Господа, так мы можем остаться без президента! Глава 18НА ТРЕНИРОВКЕ В четыре часа утра резкий звонок будильника прозвучал в каморке, которую занимал Скотт – вернее, Фандор, живший под именем Скотта в конюшнях Мезон-Лафит. Молодой человек сел на кровати и принялся яростно тереть глаза.– Будь проклята такая жизнь! – бормотал он. – Будь проклят этот будильник! Не успеешь коснуться щекой подушки, как он уже трезвонит. Просыпаться в четыре утра для того, чтобы вскарабкаться на кобылу, которая только и думает, как бы тебя сбросить. Нет, уж лучше тогда родиться лошадью!Фандора можно было понять. Он и обычно-то никогда как следует не высыпался, а теперь недосыпание стало хроническим. Каждое утро он проклинал свою профессию, заставлявшую его вечно совать нос в чужие темные дела, вместо того, чтобы предаваться простым житейским радостям.Вот и сегодня, чтобы прийти в себя, ему понадобилось добрых пять минут посылать к черту Бриджа, конюшню и всех лошадей на свете. Немного отведя душу, он спустил ноги на пол.– Душ, вот что мне сейчас необходимо, – проворчал он. – Только где здесь найдешь приличный душ! Одно слово – конюшня…Кряхтя, он отправился в угол. Там находилось то, что Бридж громко именовал «ванной для конюхов». Это была огороженная занавеской кадушка с холодной водой. При ней присутствовали треснувший кувшин и не первой свежести полотенце. Фандор с отвращением посмотрел на это достижение цивилизации, вздохнул и с горечью повторил:– Душ…Закрыв глаза и набрав побольше воздуха, он резко погрузил голову в воду по самые плечи. Через секунду с воплем вынырнул наружу, хватая воздух широко раскрытым ртом.– Проклятый Бридж! – простонал журналист. – Иногда мне кажется, что по ночам он специально подбрасывает лед в это корыто!..В голове у него прояснилось, и он готов был приступить к работе. Выглянув в коридор, он увидел, что стены покрыты инеем – ночью подморозило. Вода, следовательно, была ледяной не из-за злых происков Бриджа. Но это не принесло Фандору облегчения.– Чертов скупердяй! – ворчал он. – Мог бы позаботиться об отоплении! А, кстати, почему никого не слышно? Неужели я проснулся первым?Из соседних комнатенок действительно не доносилось ни звука. Фандор опустил полотенце.– Великолепно! Все дрыхнут, а я тут хожу босиком по холодному полу и изображаю утопленника! Нет уж, тогда и я погреюсь!Он бросился в еще не остывшую постель и с наслаждением завернулся в одеяло:– Вот так-то лучше…Немного согревшись, журналист зажег сигарету и затянулся с жадностью заядлого курильщика, который порой жалеет, что не может курить во сне. Некоторое время он блаженствовал, затем снова нахмурился и пробурчал:– Вот уж действительно, заставь дурака Богу молиться… Пошел, дурак, в жокеи! Чудо, если в ближайшие дни я не сверну себе шею.Однако природный оптимизм взял верх.– А может, и пронесет… Да и вообще – чему быть, того не миновать!Наконец в соседних каморках закопошились просыпающиеся жокеи.– Подъем! – с неохотой скомандовал себе Фандор и поднялся с кровати.Теперь ему не нужно было много времени, чтобы привести себя в порядок. Он натянул толстый шерстяной свитер, надел штаны и куртку и водрузил на голову шапочку. Как назло, куда-то запропастился хлыст, и во двор Фандор спустился последним.Конюхи, проснувшиеся часом раньше, давно накормили лошадей, и теперь жокеи их подседлывали. Сам Бридж уже сидел на своем пони, собираясь на тренировку. Фандор поморщился:– Гм, кажется, меня сейчас почешут против шерстки!На языке конюхов это означало получить нахлобучку от хозяина. И действительно, завидев Фандора, тренер нахмурился:– Что-то вы рано сегодня встали, Скотт! Лежали бы себе подольше. Лошадки ведь отлично могут тренироваться сами, не так ли?Журналист виновато потупился и поспешно направился к серой в яблоках кляче, которую Бридж именовал своей гордостью. Он уже прошел полпути, когда тренер его остановил:– Нет, нет, приятель, сегодня вы займетесь вот этой черной кобылой. Каскадера вы нынче не заслужили, дружок.Он фыркнул и добавил:– Пора вас немного пообтесать. Клянусь небом, лодырей я умею объезжать еще лучше, чем лошадок! Не надевайте стремена. Сегодня придется обойтись без них. Надо привыкать к трудностям.На этот раз Фандор сморщился еще больше. Выполняя приказание, он пробормотал:– Эта чертова кобыла, да еще без стремян… Нет, я сегодня точно прочешу носом грязь. Все убедятся, какой я великий жокей…И действительно, Карменсита, черная кобыла, на которую Бридж решил посадить провинившегося работника, по праву считалась самой злой и бестолковой в конюшнях. Казалось, природа наделила ее в порядке эксперимента всеми возможными и невозможными пороками. Ни один ее поступок невозможно было предугадать. Карменсита могла без видимой причины сигануть через высоченный забор, а через пару минут споткнуться о сухой осенний лист. Когда ей надоедал всадник, она совершала невероятные скачки, падала на землю и пыталась кусаться. Если же этим она своего не добивалась, то начинала демонстративно хромать. Короче, не было наездника, который бы сел на Карменситу по своей воле.К тому же у кобылы были удивительно чуткие к удилам губы. Едва почувствовав во рту мундштук, она начинала сопротивляться, и нередко, закусив удила, мчалась вперед до тех пор, пока жокей сам с нее не спрыгивал.Фандор протянул руку к лошади, но та нервно шарахнулась в сторону.– Держись, парень, – сказал себе журналист. – Надо готовиться к самому худшему. Черт побери, ну и утречко выдалось!Он взялся за уздечку. Проходящий мимо конюх сочувственно улыбнулся.– Вам не повезло, старина. Придется все время следить, чтобы рук и ног было равное количество.И, увидев, что Фандор обиделся, положил ему руку на плечо и примирительно добавил:– Тут многие прошли через это. В конце концов, ничего страшного. Если что и случится, мы вас заштопаем как надо.Такая приятная перспектива не слишком устраивала журналиста. Пробурчав что-то, весьма похожее на ругательство, он вскочил в седло.Карменсита сразу начала показывать норов. Словно танцуя, она пошла боком, стремясь прижать ногу всадника к стенке загона.– Вот чертова бестия! – прошипел Фандор.Он натянул удила, и кобыла тотчас же встала на дыбы.– Эй, вы там, Скотт! – яростно заорал Бридж. – Что это за цирковые номера? Вы что, хотите всех нас в грязи вымазать?Он приблизился.– А почему на лошади стремена? Я же велел снять их, приятель!Фандор стиснул зубы. Выполнив этот приказ, он лишался всякой надежды удержаться в седле.– Ах, мерзавец, – процедил журналист, слезая с лошади. – Он точно хочет, чтобы я свернул себе шею. У этой кобылы характер хуже, чем у Фантомаса.Сравнение несколько развеселило его. Он подумал, что множество людей согласилось бы сесть на Карменситу, чтобы удрать от Фантомаса.Тем временем стремена были подобраны, и Бридж сделал знак отправляться.Каждая утренняя проездка проводилась согласно жестким правилам. Бридж на своем корсиканском пони, который недостаток породы возмещал проходимостью бульдозера, трусил впереди. Позади на породистых двухлетках следовали шестнадцать жокеев. Добравшись до прямой лесной дороги, наездники проезжали лошадей рысью. Бридж неусыпно следил за каждым и нещадно наказывал за любое отклонение от его методики.Это был первый, далеко не самый неприятный этап. Далее все переходили на каменистый участок. По каким-то, ведомым только ему одному, научным соображениям Бридж предпочитал пускать лошадей в галоп только на твердой почве.И под конец наступал главный этап – полоса препятствий. Ее жокеи не любили больше всего. Тут на каждом шагу их подстерегали травмы и увечья. К тому же добираться туда надо по оживленной дороге, полной автомобилей, которые до смерти пугали лошадей. Так что перед препятствиями они уже были достаточно взвинчены и могли выкинуть любое коленце.Нечего и говорить, что сегодня Фандор чувствовал себя хуже всех наездников.«Посадил меня на эту полоумную кобылу, – со злостью думал он о Бридже, – отнял стремена, а теперь хочет, чтобы я демонстрировал достижения его великих методик!»Как ни странно, Карменсита вела себя довольно спокойно. Она слушалась удил и даже ни разу не взбрыкнула. Со стороны они смотрелись великолепно – сухой, стройный Фандор сидел в седле, как влитой. Он уже приобрел ладную посадку настоящего жокея, когда тело чуть откинуто назад и центр тяжести перенесен на лошадиный круп. Журналист и сам обладал смелостью и порывистостью породистого рысака. Именно поэтому ему удавалось ладить с лошадьми и подчинять их своей воле. Знатоки особенно ценят в жокеях это качество. Опытный взгляд всегда отличит, скачет ли лошадь по принуждению или они с всадником составляют единое целое, рвущееся к победе.Но черной кобыле Фандор не верил. Да и не только Фандор – любой жокей, севший на Карменситу, переставал любить конный спорт вообще. Покорность ее была кажущейся – как змея, она только и ждала случая ужалить. Любая неосторожность жокея могла обернуться падением на землю.Черная кобыла неожиданно прибавила шагу и обогнала Бриджа.– Эй, Скотт, поуверенней! – крикнул тренер. – Или вы в первый раз сели на лошадь? И не натягивайте так поводья. Полегче!И он вдруг хлестнул Карменситу по крупу. Не выносившая такого обращения кобыла взвилась на дыбы, и Фандор едва удержался в седле.– Черт тебя подери! – процедил журналист. – Ничего, еще сочтемся…Едва он успокоил кобылу, как последовал новый удар. Карменсита чуть не понесла, и Фандору пришлось показать все свое мастерство, чтобы удержать ее на месте. Возмущенный, он обернулся к Бриджу.В последнее время отношения между тренером и конюхом несколько обострились. Журналист перестал питать какие-либо иллюзии относительно честности и порядочности Бриджа, того же стало раздражать излишнее внимание со стороны своего подчиненного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
В десять часов вечера гостиная жокей-клуба была ярко освещена. Члены аристократического кружка что-то с озабоченным видом обсуждали.Речь шла о приближающемся важном событии – выборах президента клуба. Сегодня составлялся список кандидатов. Конечно, в широких кругах были известны имена претендентов на высокое звание, однако, официально еще никто не зарегистрировался. Этот вопрос предстояло решать скорее.Секретарь принес бумагу, перо и чернильницу и положил их на круглый столик. Все кандидаты должны были сами внести в список свои фамилии.В гостиной жокей-клуба стоял возбужденный гул, весьма неожиданный для этого чопорного заведения. Обычно сдержанные члены клуба вовсю обсуждали возможности претендентов. Наиболее опытные говорили в основном о двух кандидатурах, соответствовавших их придирчивым требованиям.С одной стороны баррикады находился граф Мобан, потомственный аристократ, представитель наиболее консервативных кругов клуба. С другой стороны – американский миллиардер Мэксон, олицетворявший в глазах многих передовое мышление и деловую хватку. Знатоки предрекали отчаянную борьбу.И тот, и другой кандидаты были достойнейшими членами жокей-клуба, горячими любителями скачек, много сделавшими для развития ипподромов. Шансы их были практически равны.Наконец голоса разом стихли. Из разных дверей зала почти одновременно появились двое мужчин и направились к круглому столику, чтобы внести свои имена в список кандидатов в президенты. Оба остановились на равном расстоянии от секретаря, и тот поднялся, держа в руке перо. Тут его охватила растерянность – кому из них предложить расписаться первому? Оба они уважаемые люди, и так не хотелось кого-нибудь из них обижать! Пока секретарь вертел головой, словно буриданов осел, претенденты соизволили наконец заметить друг друга. Один из них поклонился.– Граф Мобан! – воскликнул он с нескрываемой иронией.Второй холодно поклонился.– К вашим услугам, Мэксон, – ответил он с убийственной вежливостью. – Видимо, нашим дорогам суждено пересекаться вечно!– На все воля Божья! Но на этот раз одному из нас придется уступить.Мобан надменно вскинул голову:– Что ж, увидим, кто это будет!– Увидим, – согласился американец. – Пусть победит достойнейший.Услышав этот разговор, бедный секретарь вконец растерялся. Благородные господа были явно не в восторге друг от друга. Кому же из них вручить перо? В конце концов молодой человек принял соломоново решение. Он опустил перо в чернильницу и скромно отошел в сторону.Соперники поняли колебания секретаря правильно. Действительно, хотя оба они уже давно закончили играть в детские игры, каждый считал для себя вопросом престижа поставить свою подпись первым. В глубине души оба наивно полагали, что это даст им какие-то преимущества в борьбе за заветную должность. Короче, никто не желал уступать.Найденное решение также можно назвать достойным знаменитого древнееврейского царя. Члены клуба, с любопытством наблюдавшие за действиями кандидатов, увидели, как оба достали самопишущие ручки и одновременно расписались в верхней части листа.– Хорошее начало, – бросил кто-то.В гостиной снова зашептались. Все повторяли чье-то выражение:– Господа, так мы можем остаться без президента! Глава 18НА ТРЕНИРОВКЕ В четыре часа утра резкий звонок будильника прозвучал в каморке, которую занимал Скотт – вернее, Фандор, живший под именем Скотта в конюшнях Мезон-Лафит. Молодой человек сел на кровати и принялся яростно тереть глаза.– Будь проклята такая жизнь! – бормотал он. – Будь проклят этот будильник! Не успеешь коснуться щекой подушки, как он уже трезвонит. Просыпаться в четыре утра для того, чтобы вскарабкаться на кобылу, которая только и думает, как бы тебя сбросить. Нет, уж лучше тогда родиться лошадью!Фандора можно было понять. Он и обычно-то никогда как следует не высыпался, а теперь недосыпание стало хроническим. Каждое утро он проклинал свою профессию, заставлявшую его вечно совать нос в чужие темные дела, вместо того, чтобы предаваться простым житейским радостям.Вот и сегодня, чтобы прийти в себя, ему понадобилось добрых пять минут посылать к черту Бриджа, конюшню и всех лошадей на свете. Немного отведя душу, он спустил ноги на пол.– Душ, вот что мне сейчас необходимо, – проворчал он. – Только где здесь найдешь приличный душ! Одно слово – конюшня…Кряхтя, он отправился в угол. Там находилось то, что Бридж громко именовал «ванной для конюхов». Это была огороженная занавеской кадушка с холодной водой. При ней присутствовали треснувший кувшин и не первой свежести полотенце. Фандор с отвращением посмотрел на это достижение цивилизации, вздохнул и с горечью повторил:– Душ…Закрыв глаза и набрав побольше воздуха, он резко погрузил голову в воду по самые плечи. Через секунду с воплем вынырнул наружу, хватая воздух широко раскрытым ртом.– Проклятый Бридж! – простонал журналист. – Иногда мне кажется, что по ночам он специально подбрасывает лед в это корыто!..В голове у него прояснилось, и он готов был приступить к работе. Выглянув в коридор, он увидел, что стены покрыты инеем – ночью подморозило. Вода, следовательно, была ледяной не из-за злых происков Бриджа. Но это не принесло Фандору облегчения.– Чертов скупердяй! – ворчал он. – Мог бы позаботиться об отоплении! А, кстати, почему никого не слышно? Неужели я проснулся первым?Из соседних комнатенок действительно не доносилось ни звука. Фандор опустил полотенце.– Великолепно! Все дрыхнут, а я тут хожу босиком по холодному полу и изображаю утопленника! Нет уж, тогда и я погреюсь!Он бросился в еще не остывшую постель и с наслаждением завернулся в одеяло:– Вот так-то лучше…Немного согревшись, журналист зажег сигарету и затянулся с жадностью заядлого курильщика, который порой жалеет, что не может курить во сне. Некоторое время он блаженствовал, затем снова нахмурился и пробурчал:– Вот уж действительно, заставь дурака Богу молиться… Пошел, дурак, в жокеи! Чудо, если в ближайшие дни я не сверну себе шею.Однако природный оптимизм взял верх.– А может, и пронесет… Да и вообще – чему быть, того не миновать!Наконец в соседних каморках закопошились просыпающиеся жокеи.– Подъем! – с неохотой скомандовал себе Фандор и поднялся с кровати.Теперь ему не нужно было много времени, чтобы привести себя в порядок. Он натянул толстый шерстяной свитер, надел штаны и куртку и водрузил на голову шапочку. Как назло, куда-то запропастился хлыст, и во двор Фандор спустился последним.Конюхи, проснувшиеся часом раньше, давно накормили лошадей, и теперь жокеи их подседлывали. Сам Бридж уже сидел на своем пони, собираясь на тренировку. Фандор поморщился:– Гм, кажется, меня сейчас почешут против шерстки!На языке конюхов это означало получить нахлобучку от хозяина. И действительно, завидев Фандора, тренер нахмурился:– Что-то вы рано сегодня встали, Скотт! Лежали бы себе подольше. Лошадки ведь отлично могут тренироваться сами, не так ли?Журналист виновато потупился и поспешно направился к серой в яблоках кляче, которую Бридж именовал своей гордостью. Он уже прошел полпути, когда тренер его остановил:– Нет, нет, приятель, сегодня вы займетесь вот этой черной кобылой. Каскадера вы нынче не заслужили, дружок.Он фыркнул и добавил:– Пора вас немного пообтесать. Клянусь небом, лодырей я умею объезжать еще лучше, чем лошадок! Не надевайте стремена. Сегодня придется обойтись без них. Надо привыкать к трудностям.На этот раз Фандор сморщился еще больше. Выполняя приказание, он пробормотал:– Эта чертова кобыла, да еще без стремян… Нет, я сегодня точно прочешу носом грязь. Все убедятся, какой я великий жокей…И действительно, Карменсита, черная кобыла, на которую Бридж решил посадить провинившегося работника, по праву считалась самой злой и бестолковой в конюшнях. Казалось, природа наделила ее в порядке эксперимента всеми возможными и невозможными пороками. Ни один ее поступок невозможно было предугадать. Карменсита могла без видимой причины сигануть через высоченный забор, а через пару минут споткнуться о сухой осенний лист. Когда ей надоедал всадник, она совершала невероятные скачки, падала на землю и пыталась кусаться. Если же этим она своего не добивалась, то начинала демонстративно хромать. Короче, не было наездника, который бы сел на Карменситу по своей воле.К тому же у кобылы были удивительно чуткие к удилам губы. Едва почувствовав во рту мундштук, она начинала сопротивляться, и нередко, закусив удила, мчалась вперед до тех пор, пока жокей сам с нее не спрыгивал.Фандор протянул руку к лошади, но та нервно шарахнулась в сторону.– Держись, парень, – сказал себе журналист. – Надо готовиться к самому худшему. Черт побери, ну и утречко выдалось!Он взялся за уздечку. Проходящий мимо конюх сочувственно улыбнулся.– Вам не повезло, старина. Придется все время следить, чтобы рук и ног было равное количество.И, увидев, что Фандор обиделся, положил ему руку на плечо и примирительно добавил:– Тут многие прошли через это. В конце концов, ничего страшного. Если что и случится, мы вас заштопаем как надо.Такая приятная перспектива не слишком устраивала журналиста. Пробурчав что-то, весьма похожее на ругательство, он вскочил в седло.Карменсита сразу начала показывать норов. Словно танцуя, она пошла боком, стремясь прижать ногу всадника к стенке загона.– Вот чертова бестия! – прошипел Фандор.Он натянул удила, и кобыла тотчас же встала на дыбы.– Эй, вы там, Скотт! – яростно заорал Бридж. – Что это за цирковые номера? Вы что, хотите всех нас в грязи вымазать?Он приблизился.– А почему на лошади стремена? Я же велел снять их, приятель!Фандор стиснул зубы. Выполнив этот приказ, он лишался всякой надежды удержаться в седле.– Ах, мерзавец, – процедил журналист, слезая с лошади. – Он точно хочет, чтобы я свернул себе шею. У этой кобылы характер хуже, чем у Фантомаса.Сравнение несколько развеселило его. Он подумал, что множество людей согласилось бы сесть на Карменситу, чтобы удрать от Фантомаса.Тем временем стремена были подобраны, и Бридж сделал знак отправляться.Каждая утренняя проездка проводилась согласно жестким правилам. Бридж на своем корсиканском пони, который недостаток породы возмещал проходимостью бульдозера, трусил впереди. Позади на породистых двухлетках следовали шестнадцать жокеев. Добравшись до прямой лесной дороги, наездники проезжали лошадей рысью. Бридж неусыпно следил за каждым и нещадно наказывал за любое отклонение от его методики.Это был первый, далеко не самый неприятный этап. Далее все переходили на каменистый участок. По каким-то, ведомым только ему одному, научным соображениям Бридж предпочитал пускать лошадей в галоп только на твердой почве.И под конец наступал главный этап – полоса препятствий. Ее жокеи не любили больше всего. Тут на каждом шагу их подстерегали травмы и увечья. К тому же добираться туда надо по оживленной дороге, полной автомобилей, которые до смерти пугали лошадей. Так что перед препятствиями они уже были достаточно взвинчены и могли выкинуть любое коленце.Нечего и говорить, что сегодня Фандор чувствовал себя хуже всех наездников.«Посадил меня на эту полоумную кобылу, – со злостью думал он о Бридже, – отнял стремена, а теперь хочет, чтобы я демонстрировал достижения его великих методик!»Как ни странно, Карменсита вела себя довольно спокойно. Она слушалась удил и даже ни разу не взбрыкнула. Со стороны они смотрелись великолепно – сухой, стройный Фандор сидел в седле, как влитой. Он уже приобрел ладную посадку настоящего жокея, когда тело чуть откинуто назад и центр тяжести перенесен на лошадиный круп. Журналист и сам обладал смелостью и порывистостью породистого рысака. Именно поэтому ему удавалось ладить с лошадьми и подчинять их своей воле. Знатоки особенно ценят в жокеях это качество. Опытный взгляд всегда отличит, скачет ли лошадь по принуждению или они с всадником составляют единое целое, рвущееся к победе.Но черной кобыле Фандор не верил. Да и не только Фандор – любой жокей, севший на Карменситу, переставал любить конный спорт вообще. Покорность ее была кажущейся – как змея, она только и ждала случая ужалить. Любая неосторожность жокея могла обернуться падением на землю.Черная кобыла неожиданно прибавила шагу и обогнала Бриджа.– Эй, Скотт, поуверенней! – крикнул тренер. – Или вы в первый раз сели на лошадь? И не натягивайте так поводья. Полегче!И он вдруг хлестнул Карменситу по крупу. Не выносившая такого обращения кобыла взвилась на дыбы, и Фандор едва удержался в седле.– Черт тебя подери! – процедил журналист. – Ничего, еще сочтемся…Едва он успокоил кобылу, как последовал новый удар. Карменсита чуть не понесла, и Фандору пришлось показать все свое мастерство, чтобы удержать ее на месте. Возмущенный, он обернулся к Бриджу.В последнее время отношения между тренером и конюхом несколько обострились. Журналист перестал питать какие-либо иллюзии относительно честности и порядочности Бриджа, того же стало раздражать излишнее внимание со стороны своего подчиненного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30