Сколько лет, сколько зим! Как я рад вас видеть!
— Я тоже рад несказанно, — ответил отец Валентин. — Подумал, что лучше будет прямиком… А это, значит, ваш замечательный Генерал Топтыгин? Слышал о нём, слышал, а вот познакомиться довелось только сейчас… Да, так о чём я?
— О том, что вы спрыгнули с теплохода, чтобы побыстрее до нас добраться, так?
— Приблизительно так… Здравствуйте, дорогие мои! — обратился он ко всем нам. — Я так понимаю, вы наблюдали моё торжественное отбытие с этого океанского лайнера?.. Кто-то скажет, что я позорно бежал от своего долга, но, на самом деле, мной двигала одна мысль — побыстрее увидеть вас. Как представил, что мы ещё минут сорок будем добираться до городской пристани и кантоваться к ней, а потом мне ехать по городу в обратном направлении и искать лодку… Ну уж нет, думаю, и говорю капитану: «Послушай, любезнейший, нельзя ли вызвать лодку вон с того причала, где вывеска спасательной станции, чтобы меня подобрали и подвезли прямо вон к тому дому…» Что этот дом — ваш, я догадался сразу, слишком яркие и подробные имелись у меня описания!
— И что капитан? — спросил Ванька.
— Капитан сперва засомневался, но я развеял его сомнения силой своего авторитета. И наш грубый морской волк, загипнотизированный взглядом моих ясных проницательных глаз, взял свой громкоговоритель, словно покорный ягнёнок, и запросил катерок со спасательной станции. Дальнейшее было, как говорится, делом техники. Я имею в виду, исполнить этот акробатический номер со спуском по верёвочной лестнице. Меня провожала безутешная толпа обожателей, которых я заклинал сохранять стойкость на время моего отсутствия и не поддаваться дурным влияниям.
— Каким дурным влияниям? — встряла Фантик.
Тётя Катя нахмурилась — ей не нравилось, когда её дочка вклинивалась в разговоры взрослых. Но Фантика слишком интересовал необычный гость, чтобы она обращала внимание на родителей.
— От самых разных, — с серьёзнейшим видом сообщил отец Валентин. — Вдруг в моё отсутствие им взбредёт в голову захватить теплоход, поднять «Весёлого Роджера» и отправиться пиратствовать в южные моря? Когда голова пухнет от двух недель высоких разговоров и утончённых дискуссий, то мозги могут задымиться в любую сторону. Единственно, о чём я их просил — если им такая блажь всё-таки взбредёт в голову, то пусть не забудут подобрать и меня. Даже на пиратском корабле нужен священник, который напутствует отправляемых по доске, время от времени увещеваниями смягчает каменное сердце капитана, когда тот собирается вынести особенно зверский приговор, а главное — следит, чтобы пятая часть награбленного аккуратно перечислялась в церковную казну, как положено делать верующим христианам.
Отец рассмеялся.
— А если серьёзно, чем вы занимаетесь в этом круизе?
— На теплоходе, — ответил отец Валентин, — организована трёхнедельная водоплавающая конференция по проблемам духовного наследия Даниила Андреева. Как вы знаете, я вхожу в комиссию по его литературному наследству, вот и плыву… Беда в том, что теплоход арендован нами не полностью. Часть теплохода арендовали представители какой-то восточной секты, для проведения своего слёта, или семинара или называйте как хотите. И эти буддисты-синтоисты, а может зороастрийцы-конфуционисты, постоянно пытаются втянуть нас в богословские споры. Вот и пришлось мне воздвигнуться против них мощным оплотом нашей веры, запретив всем остальным разбазаривать время на все эти словесные выкрутасы. Классический пример переливания из пустого в порожнее, который мне пришлось терпеть часами, живым примером доказывая бесплодность препирательств с упёртыми и зашоренными, глаза которых не видят, а уши не слышат. Или наоборот, глаза не слышат, а уши не видят — суть дела от этого не меняется. В общем, пожертвовал собой за други своя. И кончилось тем, что я сказал: баста, дети мои! Вижу остров дивный, и отправляюсь к нему коротать дни свои в одиночестве, как Робинзон Крузо… Приплываю, а тут — ба! — гостеприимные туземцы. Надеюсь, эти туземцы накормят и напоят потерпевшего кораблекрушение и выброшенного на их берег?
— Разумеется! — сказал отец, продолжая смеяться. — На сколько времени вы к нам выброшены?
— Как получится. Эту ночь мы должны провести не на теплоходе, а в гостинице — заказаны номера. Раз уплачено, то надо пользоваться, так что к ночи мне бы отправиться в мой «люкс». Но если я вам не надоем и если посиделка затянется, то можно и плюнуть на гостиницу. Переночую у вас, а потом потихоньку доберусь в город. Пароход отходит в четыре часа, до того отведено время на осмотр здешних достопримечательностей. Но я-то здешние достопримечательности видел не раз, так что переживу. Лучше остров осмотреть… Впрочем, говорю, поживём — увидим.
Пока отец Валентин говорил все это, мы добрались до дома. Остановившись во дворе, отец Валентин задрал голову и осмотрел наше жильё.
— Да, знатный особняк! А резьба какая прекрасная!
— Старинная резьба сохранилась, — сообщил отец. — Только кое-где пришлось восстановить и подреставрировать. Тут Гришка помог.
— Какой Гришка? — живо повернулся к нему отец Валентин. — Тот прохвост, который мне ворованные иконы впарить пытался — хорошо, я его вовремя раскусил? Хочешь сказать, он теперь за ум взялся?
— Давно уже, — ответил отец. — После последней отсидки, года три назад. Мастер по дереву стал, каких поискать. Да вы его увидите сегодня вечером — он заедет ребятню взять на ночную рыбалку.
— На ночную рыбалку? — переспросил отец Валентин. — Это хорошо. Сам бы отправился! Что ж, приятно будет встретиться.
— Вы пока в гостиную проходите, — сказала мама. — А я стол накрою, пока вы посидите.
— Да и я тебе помогу! — тут же присоединилась к ней тётя Катя.
Взрослые стали подниматься в дом. Я остановился, пропуская вперёд отца Валентина, но он остановился возле меня и положил руку мне на плечо.
— А ты, значит, Борис? Тебя я ещё помню — а вот Ваньку ещё не видал. У меня к тебе разговор будет, чуть попозже. Серьёзный разговор. Через полчасика где-то, ладно?
— Ладно, — удивлённо ответил я.
И мы прошли в дом.
Глава ЧЕТВЁРТАЯ. СЕРЬЁЗНЫЙ РАЗГОВОР
Заканчивая сборы на рыбалку, я ломал голову над тем, что за «серьёзный разговор» хочет провести со мной отец Валентин. Скорей всего, это было связано с прочитанными им историями наших приключений. А выражение «серьёзный разговор» взрослые обычно употребляют, когда им что-то не нравится. Что могло не понравиться отцу Валентину? Может, то, как я описал отца Василия — «с мягким юмором», как это называет отец? Хотя я, честно говоря, не имел в виду никого смешить, а просто рассказывал. Возможно, отец Валентин считает, что священников вообще надо изображать как можно почтительней и, как это называется, деликатней, и кое-где в описании размашистой энергии отца Василия я переборщил? Ну, тут я был спокоен. Когда я советовался с отцом, стоит ли мне кое-где рассказывать правду или что-нибудь придумать вместо неё, он мне сказал: «Да ты пиши все как есть, и это будет самое правильное. В конце концов, если кому-то что-то не понравится, то виновата будет жизнь, которую ты описываешь, а не ты.»
Поэтому в глубине души я был уверен в своей правоте. Но не мог же я, если отец Валентин начнёт к чему-нибудь придираться (вроде, он выглядел совершенно нормальным весёлым мужиком, но ведь у взрослых бывают всякие заезды!), взять и сказать ему: «А папа считает, что я пишу все правильно!» Тоже мне, папенькин сынок получился бы! Нет, мне надо было придумать, как самому, не ссылаясь на отца, защищать то, что я считаю правильным. И при этом не должно было выглядеть, будто я упираюсь как баран и не желаю слушать советов взрослых. Обижать отца Валентина мне тоже не хотелось. Вот над тем, как мне с ним разговаривать, я и размышлял, начиная понимать, насколько трудна писательская доля. Просто ужас!
Отец Валентин заглянул около семи. Ванька в это время с большим энтузиазмом помогал Фантику собираться на рыбалку, отбирал ей удочки, отделял лишнее от ненужного, иногда ехидно высмеивая её идею взять то-то и то-то («Какой там светлый свитер! Ты в нём через две минуты будешь зелёно-чёрная! Бери тёмный, если есть!») — он всегда с огромной охотой брался помогать в тех случаях, когда можно было покуражиться при этом, показывая, насколько больше он знает и смыслит, и объясняя нуждающемуся в помощи, что тот — полный профан, которому до Ваньки тянуть и тянуть. Мы с отцом высмеяли его идею с донными удочками, и теперь Ваньке тем более надо было самоутвердиться. Мне тоже хотелось помочь Фантику, но я знал, что, увидев, как Ванька ехидничает и намекает Фантику что она — полная дура, ничего не смыслящая в рыбалке, я в конце концов не выдержу и взорвусь, и дело кончится большой ссорой между нами. Чтобы избежать этого, я и отделился от них и аккуратно занимался собственными сборами. Так сказать, малодушно оставив Фантика Ваньке на съедение. Но, честное слово, если бы я вмешался, то было бы ещё хуже.
— Можно к тебе? — осведомился отец Валентин, заглядывая в комнату.
— Конечно, можно, — ответил я.
Он вошёл, опустился на стул и тяжело вздохнул.
— Уф, устал я от этих переездов!… Там, внизу, вам готовят ужин, чтобы как следует накормить, и ещё бутерброды в дорогу пакуют. Я в этой суматохе лишним получаюсь, вот и решил поговорить с тобой.
— О чём? — с замиранием сердца спросить я. Все заготовленные фразы, как я буду защищать свои вещи, вылетели у меня из головы.
— О твоих произведениях. Я, понимаешь, прочёл обе книжки. Увидел в Москве на прилавке и думаю: ба, что это за Борис Болдин — не тот ли Боря Болдин, которого я помню в пелёнках и с соской во рту? Нет, прикидываю, вроде, мал ещё, чтобы писателем становиться. А перелистал твои повести — и понял, что это всё-таки ты! И так приятно было про твоих папу и маму прочесть, узнать, что у них все хорошо, ведь мы несколько лет не виделись. А ведь когда-то мы с твоим отцом работали вместе, и очень дружили.
— Вы работали вместе с отцом? — изумился я.
— Ну да. Ведь перед тем, как уйти в священники, я заведовал рыбным хозяйством. Назаведовался, надо сказать, на славу — небось, в министерстве меня до сих пор лихом поминают! — отец Валентин довольно усмехнулся. — Но суть в том, что мне часто доводилось бывать здесь, в числе других мест промысла ценной речной рыбы и заповедников, охватывающих водные пространства — «различные водные акватории» — с ценными рыбами. Ведь одно время здесь, при научно-исследовательской биологической станции заповедника, был садок, в котором не только изучали повадки самых ценных рыб, но и изучали, как здесь смогут прижиться новые для этих мест породы. В общем, мы с твоим отцом совершили немало славных дел. А теперь — вот! — он развёл руками. — Читаю твои повести, и обидно становится.
— Почему? — спросил я. — Вам что-то в них не нравится?
— Мне все нравится… кроме одной вещи, — очень серьёзно сообщил отец Валентин. — В обоих твоих вещах есть крупнейший недостаток, который их сильно портит. Недостаток, в котором ты, по большому счёту, не виноват, так как откуда тебе это было знать… Но, как говорится, незнание не освобождает от ответственности! — и он, приосанившись, поглядел на меня с укором.
— Какой недостаток? — пролепетал я.
— То, что в этих повестях нет меня! Разумеется, мы ещё не были с тобой знакомы… то есть, наше знакомство было односторонним, потому что я тебя помню, а ты меня — нет… Но ты мог бы узнать у отца, что есть такой замечательный человек, и сделать меня одним из персонажей. Ты знаешь, очень хочется стать персонажем приключенческой книги! С детства об этом мечтаю. И вообще, показывать всем книжку и говорить: «А вот здесь про меня написано, это я!» — сам понимаешь, как это здорово! Вот я и решил, что обязательно навещу вас во время этого круиза. Согласись, своё появление я обставил, как надо! И очень надеюсь на то, что после такой роскошной высадки на остров у вас найдётся очередное приключение, в котором я смогу быстренько принять участие. Ну, как, идёт?
— Ну, вообще-то… — я жутко растерялся. Я был готов к чему угодно, но только не к этому! — Я ведь ничего не умею придумывать…
— А зачем придумывать? — живо возразил отец Валентин. — Явление героя уже состоялось, по водам, под звук фанфар и прощальные взмахи заплаканных разноцветных платочков. Все это не просто так, согласен?
Я не мог понять, смеётся он надо мной или нет. Может быть, он относится к моим письмам о наших прошлых приключениях — которые взяли и опубликовали, даже для меня самого неожиданно — как к наивной детской писанине, и теперь то ли подтрунивает, то ли считает, что вежливость его обязывает поучаствовать в мальчишеской игре. Взрослых, бывает, совсем не туда заносит, когда они решают, что им надо обратить внимание на детей и поучаствовать в детских играх. Но, мне казалось, отец Валентин говорит вполне серьёзно — как это ни странно.
И мне пришла в голову одна мысль.
— Я думаю, вы могли бы нам «быстренько» помочь, — сказал я. — Вы упомянули, что для вас заказан номер «люкс», а «люксы» есть только в «Княжеской». Ведь это фирменная гостиница, в отличие от «Туристской». Так вот, сейчас в этой гостинице находятся люди, которые нас очень интересуют.
— Что за люди? — живо спросил отец Валентин.
— Мы не знаем, как их зовут. Знаем их внешность, и знаем, что они — скупщики икон…
— Хм!.. Скупщики икон — это уже интересно!
— Да. И у нас есть сильные подозрения, что они замышляют что-то нехорошее. Фантик подслушала обрывок их разговора, когда обедала с родителями в гостинице, что они хотят свести с кем-то счёты и кого-то убрать. То есть, может мы ошибаемся, но…
— Но во всём этом есть что-то тёмное, так? — осведомился отец Валентин. — Что ж, вы правы, лучше предотвратить преступление, чем потом его раскрывать. Тут я вам — первый помощник. Как они выглядят?
— Я их не видел, — ответил я. — Но, по описанию Фантика, их трое. Двое помоложе и один постарше. Помоложе — обычные парни в джинсах. А тот, что постарше — он высокий, худой, и с очень запоминающимся лицом. Как сказала Фантик, не смуглым, а каким-то жёлтым.
— Что ж! — отец Валентин выпрямился. — Этих скудных примет вполне достаточно для такого замечательного детектива, как я. Покажите мне обгорелую спичку — и я восстановлю всю картину преступления. А тут мы имеем даже поболе, чем сгоревшая спичка. Есть ли ещё какие-нибудь данные, многоуважаемый инспектор Скотланд Ярда, которые не в силах истолковать полиция, но, которые, возможно, скромному частному сыщику, вроде меня, удастся сложить в цельную картину, заполнив белые пятна?
— Есть, — ответил я, начиная сомневаться, правильно ли я сделал, что доверился отцу Валентину. Слишком много он балагурил. А взрослые, которые воображают, будто с детьми надо придуриваться, подыгрывая им, и не способны понять, как серьёзны порой дела, которыми мы занимаемся, могут запороть любое дело. И если отец Валентин все запорет, то ему-то что, он завтра уедет, а нам тогда все это расхлёбывать… Но отступать было некуда. — Незадолго до их появления местный пьянчуга, которого знает Гришка, хотел продать какую-то очень ценную семейную икону. Он на эту икону давно покушался пропить её, но не мог этого сделать, пока его мать была жива. Вот и кинулся продавать её сразу после смерти матери. И у него уже пошло все на лад с одним покупателем, как примчались его сестра с мужем, живущие в Твери, и запретили ему что-либо продавать, пока они официально не поделят все наследство. Это все по Гришкиным рассказам, понимаете? Гришка считает, что там ещё такая грызня идёт, вокруг пожитков, оставшихся от старухи.
— Понимаю… — отец Валентин задумался. — И у вас возникли подозрения, что эти скупщики икон хотят устранить сестру, чтобы ничто не мешало выгодной сделке?
— Мало ли что может быть! — я пожал плечами. — Но что-то там затевается, очень нехорошее. Мы думали завтра отправиться в гостиницу, поразведать на месте, но, если бы вы могли…
— Я уезжаю завтра утром, — стал прикидывать отец Валентин. — Что ж, времени у меня должно быть вполне достаточно. Давай сделаем так. Если вы не успеете в гостиницу до моего отъезда, я оставлю вам письмо у дежурного, с подробным отчётом обо всём, что мне удалось выяснить. Хотя нет, это будет ненадёжно… Письмо будет ждать вас на пристани, у спасателей. Ведь на них можно положиться?
— Вполне! — ответил я.
— На том и порешим. Что ж, выходит, мне надо возвращаться на берег. Как ты думаешь, Гришка перевезёт меня, прежде чем уйти с вами в далёкое плавание?
— Разумеется! Это ж дело двух минут, а лодка у него большая, места должно на всех хватить.
— Отлично. Тогда пошли… По-моему, вас зовут ужинать.
И точно, мама и тётя Катя уже звали нас. Мы поспешили на кухню, и отец Валентин присоединился к нам. Ужин нам и впрямь сварганили такой, что можно было полк накормить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Я тоже рад несказанно, — ответил отец Валентин. — Подумал, что лучше будет прямиком… А это, значит, ваш замечательный Генерал Топтыгин? Слышал о нём, слышал, а вот познакомиться довелось только сейчас… Да, так о чём я?
— О том, что вы спрыгнули с теплохода, чтобы побыстрее до нас добраться, так?
— Приблизительно так… Здравствуйте, дорогие мои! — обратился он ко всем нам. — Я так понимаю, вы наблюдали моё торжественное отбытие с этого океанского лайнера?.. Кто-то скажет, что я позорно бежал от своего долга, но, на самом деле, мной двигала одна мысль — побыстрее увидеть вас. Как представил, что мы ещё минут сорок будем добираться до городской пристани и кантоваться к ней, а потом мне ехать по городу в обратном направлении и искать лодку… Ну уж нет, думаю, и говорю капитану: «Послушай, любезнейший, нельзя ли вызвать лодку вон с того причала, где вывеска спасательной станции, чтобы меня подобрали и подвезли прямо вон к тому дому…» Что этот дом — ваш, я догадался сразу, слишком яркие и подробные имелись у меня описания!
— И что капитан? — спросил Ванька.
— Капитан сперва засомневался, но я развеял его сомнения силой своего авторитета. И наш грубый морской волк, загипнотизированный взглядом моих ясных проницательных глаз, взял свой громкоговоритель, словно покорный ягнёнок, и запросил катерок со спасательной станции. Дальнейшее было, как говорится, делом техники. Я имею в виду, исполнить этот акробатический номер со спуском по верёвочной лестнице. Меня провожала безутешная толпа обожателей, которых я заклинал сохранять стойкость на время моего отсутствия и не поддаваться дурным влияниям.
— Каким дурным влияниям? — встряла Фантик.
Тётя Катя нахмурилась — ей не нравилось, когда её дочка вклинивалась в разговоры взрослых. Но Фантика слишком интересовал необычный гость, чтобы она обращала внимание на родителей.
— От самых разных, — с серьёзнейшим видом сообщил отец Валентин. — Вдруг в моё отсутствие им взбредёт в голову захватить теплоход, поднять «Весёлого Роджера» и отправиться пиратствовать в южные моря? Когда голова пухнет от двух недель высоких разговоров и утончённых дискуссий, то мозги могут задымиться в любую сторону. Единственно, о чём я их просил — если им такая блажь всё-таки взбредёт в голову, то пусть не забудут подобрать и меня. Даже на пиратском корабле нужен священник, который напутствует отправляемых по доске, время от времени увещеваниями смягчает каменное сердце капитана, когда тот собирается вынести особенно зверский приговор, а главное — следит, чтобы пятая часть награбленного аккуратно перечислялась в церковную казну, как положено делать верующим христианам.
Отец рассмеялся.
— А если серьёзно, чем вы занимаетесь в этом круизе?
— На теплоходе, — ответил отец Валентин, — организована трёхнедельная водоплавающая конференция по проблемам духовного наследия Даниила Андреева. Как вы знаете, я вхожу в комиссию по его литературному наследству, вот и плыву… Беда в том, что теплоход арендован нами не полностью. Часть теплохода арендовали представители какой-то восточной секты, для проведения своего слёта, или семинара или называйте как хотите. И эти буддисты-синтоисты, а может зороастрийцы-конфуционисты, постоянно пытаются втянуть нас в богословские споры. Вот и пришлось мне воздвигнуться против них мощным оплотом нашей веры, запретив всем остальным разбазаривать время на все эти словесные выкрутасы. Классический пример переливания из пустого в порожнее, который мне пришлось терпеть часами, живым примером доказывая бесплодность препирательств с упёртыми и зашоренными, глаза которых не видят, а уши не слышат. Или наоборот, глаза не слышат, а уши не видят — суть дела от этого не меняется. В общем, пожертвовал собой за други своя. И кончилось тем, что я сказал: баста, дети мои! Вижу остров дивный, и отправляюсь к нему коротать дни свои в одиночестве, как Робинзон Крузо… Приплываю, а тут — ба! — гостеприимные туземцы. Надеюсь, эти туземцы накормят и напоят потерпевшего кораблекрушение и выброшенного на их берег?
— Разумеется! — сказал отец, продолжая смеяться. — На сколько времени вы к нам выброшены?
— Как получится. Эту ночь мы должны провести не на теплоходе, а в гостинице — заказаны номера. Раз уплачено, то надо пользоваться, так что к ночи мне бы отправиться в мой «люкс». Но если я вам не надоем и если посиделка затянется, то можно и плюнуть на гостиницу. Переночую у вас, а потом потихоньку доберусь в город. Пароход отходит в четыре часа, до того отведено время на осмотр здешних достопримечательностей. Но я-то здешние достопримечательности видел не раз, так что переживу. Лучше остров осмотреть… Впрочем, говорю, поживём — увидим.
Пока отец Валентин говорил все это, мы добрались до дома. Остановившись во дворе, отец Валентин задрал голову и осмотрел наше жильё.
— Да, знатный особняк! А резьба какая прекрасная!
— Старинная резьба сохранилась, — сообщил отец. — Только кое-где пришлось восстановить и подреставрировать. Тут Гришка помог.
— Какой Гришка? — живо повернулся к нему отец Валентин. — Тот прохвост, который мне ворованные иконы впарить пытался — хорошо, я его вовремя раскусил? Хочешь сказать, он теперь за ум взялся?
— Давно уже, — ответил отец. — После последней отсидки, года три назад. Мастер по дереву стал, каких поискать. Да вы его увидите сегодня вечером — он заедет ребятню взять на ночную рыбалку.
— На ночную рыбалку? — переспросил отец Валентин. — Это хорошо. Сам бы отправился! Что ж, приятно будет встретиться.
— Вы пока в гостиную проходите, — сказала мама. — А я стол накрою, пока вы посидите.
— Да и я тебе помогу! — тут же присоединилась к ней тётя Катя.
Взрослые стали подниматься в дом. Я остановился, пропуская вперёд отца Валентина, но он остановился возле меня и положил руку мне на плечо.
— А ты, значит, Борис? Тебя я ещё помню — а вот Ваньку ещё не видал. У меня к тебе разговор будет, чуть попозже. Серьёзный разговор. Через полчасика где-то, ладно?
— Ладно, — удивлённо ответил я.
И мы прошли в дом.
Глава ЧЕТВЁРТАЯ. СЕРЬЁЗНЫЙ РАЗГОВОР
Заканчивая сборы на рыбалку, я ломал голову над тем, что за «серьёзный разговор» хочет провести со мной отец Валентин. Скорей всего, это было связано с прочитанными им историями наших приключений. А выражение «серьёзный разговор» взрослые обычно употребляют, когда им что-то не нравится. Что могло не понравиться отцу Валентину? Может, то, как я описал отца Василия — «с мягким юмором», как это называет отец? Хотя я, честно говоря, не имел в виду никого смешить, а просто рассказывал. Возможно, отец Валентин считает, что священников вообще надо изображать как можно почтительней и, как это называется, деликатней, и кое-где в описании размашистой энергии отца Василия я переборщил? Ну, тут я был спокоен. Когда я советовался с отцом, стоит ли мне кое-где рассказывать правду или что-нибудь придумать вместо неё, он мне сказал: «Да ты пиши все как есть, и это будет самое правильное. В конце концов, если кому-то что-то не понравится, то виновата будет жизнь, которую ты описываешь, а не ты.»
Поэтому в глубине души я был уверен в своей правоте. Но не мог же я, если отец Валентин начнёт к чему-нибудь придираться (вроде, он выглядел совершенно нормальным весёлым мужиком, но ведь у взрослых бывают всякие заезды!), взять и сказать ему: «А папа считает, что я пишу все правильно!» Тоже мне, папенькин сынок получился бы! Нет, мне надо было придумать, как самому, не ссылаясь на отца, защищать то, что я считаю правильным. И при этом не должно было выглядеть, будто я упираюсь как баран и не желаю слушать советов взрослых. Обижать отца Валентина мне тоже не хотелось. Вот над тем, как мне с ним разговаривать, я и размышлял, начиная понимать, насколько трудна писательская доля. Просто ужас!
Отец Валентин заглянул около семи. Ванька в это время с большим энтузиазмом помогал Фантику собираться на рыбалку, отбирал ей удочки, отделял лишнее от ненужного, иногда ехидно высмеивая её идею взять то-то и то-то («Какой там светлый свитер! Ты в нём через две минуты будешь зелёно-чёрная! Бери тёмный, если есть!») — он всегда с огромной охотой брался помогать в тех случаях, когда можно было покуражиться при этом, показывая, насколько больше он знает и смыслит, и объясняя нуждающемуся в помощи, что тот — полный профан, которому до Ваньки тянуть и тянуть. Мы с отцом высмеяли его идею с донными удочками, и теперь Ваньке тем более надо было самоутвердиться. Мне тоже хотелось помочь Фантику, но я знал, что, увидев, как Ванька ехидничает и намекает Фантику что она — полная дура, ничего не смыслящая в рыбалке, я в конце концов не выдержу и взорвусь, и дело кончится большой ссорой между нами. Чтобы избежать этого, я и отделился от них и аккуратно занимался собственными сборами. Так сказать, малодушно оставив Фантика Ваньке на съедение. Но, честное слово, если бы я вмешался, то было бы ещё хуже.
— Можно к тебе? — осведомился отец Валентин, заглядывая в комнату.
— Конечно, можно, — ответил я.
Он вошёл, опустился на стул и тяжело вздохнул.
— Уф, устал я от этих переездов!… Там, внизу, вам готовят ужин, чтобы как следует накормить, и ещё бутерброды в дорогу пакуют. Я в этой суматохе лишним получаюсь, вот и решил поговорить с тобой.
— О чём? — с замиранием сердца спросить я. Все заготовленные фразы, как я буду защищать свои вещи, вылетели у меня из головы.
— О твоих произведениях. Я, понимаешь, прочёл обе книжки. Увидел в Москве на прилавке и думаю: ба, что это за Борис Болдин — не тот ли Боря Болдин, которого я помню в пелёнках и с соской во рту? Нет, прикидываю, вроде, мал ещё, чтобы писателем становиться. А перелистал твои повести — и понял, что это всё-таки ты! И так приятно было про твоих папу и маму прочесть, узнать, что у них все хорошо, ведь мы несколько лет не виделись. А ведь когда-то мы с твоим отцом работали вместе, и очень дружили.
— Вы работали вместе с отцом? — изумился я.
— Ну да. Ведь перед тем, как уйти в священники, я заведовал рыбным хозяйством. Назаведовался, надо сказать, на славу — небось, в министерстве меня до сих пор лихом поминают! — отец Валентин довольно усмехнулся. — Но суть в том, что мне часто доводилось бывать здесь, в числе других мест промысла ценной речной рыбы и заповедников, охватывающих водные пространства — «различные водные акватории» — с ценными рыбами. Ведь одно время здесь, при научно-исследовательской биологической станции заповедника, был садок, в котором не только изучали повадки самых ценных рыб, но и изучали, как здесь смогут прижиться новые для этих мест породы. В общем, мы с твоим отцом совершили немало славных дел. А теперь — вот! — он развёл руками. — Читаю твои повести, и обидно становится.
— Почему? — спросил я. — Вам что-то в них не нравится?
— Мне все нравится… кроме одной вещи, — очень серьёзно сообщил отец Валентин. — В обоих твоих вещах есть крупнейший недостаток, который их сильно портит. Недостаток, в котором ты, по большому счёту, не виноват, так как откуда тебе это было знать… Но, как говорится, незнание не освобождает от ответственности! — и он, приосанившись, поглядел на меня с укором.
— Какой недостаток? — пролепетал я.
— То, что в этих повестях нет меня! Разумеется, мы ещё не были с тобой знакомы… то есть, наше знакомство было односторонним, потому что я тебя помню, а ты меня — нет… Но ты мог бы узнать у отца, что есть такой замечательный человек, и сделать меня одним из персонажей. Ты знаешь, очень хочется стать персонажем приключенческой книги! С детства об этом мечтаю. И вообще, показывать всем книжку и говорить: «А вот здесь про меня написано, это я!» — сам понимаешь, как это здорово! Вот я и решил, что обязательно навещу вас во время этого круиза. Согласись, своё появление я обставил, как надо! И очень надеюсь на то, что после такой роскошной высадки на остров у вас найдётся очередное приключение, в котором я смогу быстренько принять участие. Ну, как, идёт?
— Ну, вообще-то… — я жутко растерялся. Я был готов к чему угодно, но только не к этому! — Я ведь ничего не умею придумывать…
— А зачем придумывать? — живо возразил отец Валентин. — Явление героя уже состоялось, по водам, под звук фанфар и прощальные взмахи заплаканных разноцветных платочков. Все это не просто так, согласен?
Я не мог понять, смеётся он надо мной или нет. Может быть, он относится к моим письмам о наших прошлых приключениях — которые взяли и опубликовали, даже для меня самого неожиданно — как к наивной детской писанине, и теперь то ли подтрунивает, то ли считает, что вежливость его обязывает поучаствовать в мальчишеской игре. Взрослых, бывает, совсем не туда заносит, когда они решают, что им надо обратить внимание на детей и поучаствовать в детских играх. Но, мне казалось, отец Валентин говорит вполне серьёзно — как это ни странно.
И мне пришла в голову одна мысль.
— Я думаю, вы могли бы нам «быстренько» помочь, — сказал я. — Вы упомянули, что для вас заказан номер «люкс», а «люксы» есть только в «Княжеской». Ведь это фирменная гостиница, в отличие от «Туристской». Так вот, сейчас в этой гостинице находятся люди, которые нас очень интересуют.
— Что за люди? — живо спросил отец Валентин.
— Мы не знаем, как их зовут. Знаем их внешность, и знаем, что они — скупщики икон…
— Хм!.. Скупщики икон — это уже интересно!
— Да. И у нас есть сильные подозрения, что они замышляют что-то нехорошее. Фантик подслушала обрывок их разговора, когда обедала с родителями в гостинице, что они хотят свести с кем-то счёты и кого-то убрать. То есть, может мы ошибаемся, но…
— Но во всём этом есть что-то тёмное, так? — осведомился отец Валентин. — Что ж, вы правы, лучше предотвратить преступление, чем потом его раскрывать. Тут я вам — первый помощник. Как они выглядят?
— Я их не видел, — ответил я. — Но, по описанию Фантика, их трое. Двое помоложе и один постарше. Помоложе — обычные парни в джинсах. А тот, что постарше — он высокий, худой, и с очень запоминающимся лицом. Как сказала Фантик, не смуглым, а каким-то жёлтым.
— Что ж! — отец Валентин выпрямился. — Этих скудных примет вполне достаточно для такого замечательного детектива, как я. Покажите мне обгорелую спичку — и я восстановлю всю картину преступления. А тут мы имеем даже поболе, чем сгоревшая спичка. Есть ли ещё какие-нибудь данные, многоуважаемый инспектор Скотланд Ярда, которые не в силах истолковать полиция, но, которые, возможно, скромному частному сыщику, вроде меня, удастся сложить в цельную картину, заполнив белые пятна?
— Есть, — ответил я, начиная сомневаться, правильно ли я сделал, что доверился отцу Валентину. Слишком много он балагурил. А взрослые, которые воображают, будто с детьми надо придуриваться, подыгрывая им, и не способны понять, как серьёзны порой дела, которыми мы занимаемся, могут запороть любое дело. И если отец Валентин все запорет, то ему-то что, он завтра уедет, а нам тогда все это расхлёбывать… Но отступать было некуда. — Незадолго до их появления местный пьянчуга, которого знает Гришка, хотел продать какую-то очень ценную семейную икону. Он на эту икону давно покушался пропить её, но не мог этого сделать, пока его мать была жива. Вот и кинулся продавать её сразу после смерти матери. И у него уже пошло все на лад с одним покупателем, как примчались его сестра с мужем, живущие в Твери, и запретили ему что-либо продавать, пока они официально не поделят все наследство. Это все по Гришкиным рассказам, понимаете? Гришка считает, что там ещё такая грызня идёт, вокруг пожитков, оставшихся от старухи.
— Понимаю… — отец Валентин задумался. — И у вас возникли подозрения, что эти скупщики икон хотят устранить сестру, чтобы ничто не мешало выгодной сделке?
— Мало ли что может быть! — я пожал плечами. — Но что-то там затевается, очень нехорошее. Мы думали завтра отправиться в гостиницу, поразведать на месте, но, если бы вы могли…
— Я уезжаю завтра утром, — стал прикидывать отец Валентин. — Что ж, времени у меня должно быть вполне достаточно. Давай сделаем так. Если вы не успеете в гостиницу до моего отъезда, я оставлю вам письмо у дежурного, с подробным отчётом обо всём, что мне удалось выяснить. Хотя нет, это будет ненадёжно… Письмо будет ждать вас на пристани, у спасателей. Ведь на них можно положиться?
— Вполне! — ответил я.
— На том и порешим. Что ж, выходит, мне надо возвращаться на берег. Как ты думаешь, Гришка перевезёт меня, прежде чем уйти с вами в далёкое плавание?
— Разумеется! Это ж дело двух минут, а лодка у него большая, места должно на всех хватить.
— Отлично. Тогда пошли… По-моему, вас зовут ужинать.
И точно, мама и тётя Катя уже звали нас. Мы поспешили на кухню, и отец Валентин присоединился к нам. Ужин нам и впрямь сварганили такой, что можно было полк накормить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13