— Максик! Вернись, дурачок! Эм, догони его скорее!
Я побежала за ним через площадь. Ножки у Максика были маленькие, тоненькие, как палочки, но страх подгонял его, и он летел как ветер.
— Стой, Максик! Вернись! Заблудишься! — кричала я.
Петляя в толпе, Максик выскочил к жонглеру на велосипеде, шарахнулся от него в сторону и вдруг застыл, уставившись на серебряную девушку.
Я подбежала к нему.
— Максик, ты с ума сошел, нельзя так убегать! — набросилась я на него.
Он меня не слушал. Он стоял, не моргая, и как зачарованный смотрел огромными глазами на серебряную танцовщицу, показывая на нее пальцем.
— Это просто тетенька изображает статую, Максик, — сказала я. — Пойдем к бабушке.
Максик оцепенел. Я не могла сдвинуть его с места. Он дико мотал головой и все показывал пальцем. Я посмотрела на серебряную девушку. Какой-то человек высыпал в ее тарелочку целую горсть монет, и теперь танцовщица все кружилась и кружилась, а этот человек восхищенно смотрел на нее и хлопал в ладоши.
Шея у него была обмотана шарфом. Вязаным разноцветным шарфом. Точно таким, какой я связала папе в прошлом году на Рождество.
Почему этот чужой человек надел папин шарф? Он и сам был похож на папу, только более худой, какой-то обыкновенный, со скучной короткой стрижкой ежиком.
Человек что-то сказал девушке. Она как раз собиралась снова замереть на месте в позе статуи, но от его слов не удержалась и захихикала. Это было очень похоже на папу.
Он наклонил голову набок, усмехнулся.
Это был папа!
— Папа! крикнула я. — Папа, папа, папа!
Я дернула Максика за руку, и мы оба кинулись к нему.
— Папа! — завопил Максик.
Папа вздрогнул, оглянулся, но нас не увидел. Он еще что-то сказал серебряной танцовщице и пошел прочь.
— Ой, папа, папа, подожди! — орала я, расталкивая прохожих.
Я ничего не видела, кроме папы, я страшно боялась, что он сейчас исчезнет.
Я начисто забыла про жонглера на одноколесном велосипеде. Я его даже не заметила. Просто врезалась в него на полном ходу, так что он чуть не улетел в мировое пространство. Максик с криком упал на колени. Я тоже покачнулась, не удержала равновесие с грузом книг за спиной, рванулась вперед, протягивая руки к папе и едва не сбив его с ног. Не дотянулась до него и упала носом вниз, машинально подставив руку.
Я подняла голову и позвала:
— Папа!
— Эм! Господи, Эм!
Он стоял рядом со мной на коленях, прижимал меня к себе, баюкая мою голову.
— Ой, папа, ой, папа, это правда ты? — всхлипывала я. — А где твоя коса?
— Солнышко, да ну ее, мою злосчастную косу. Что ты делаешь в Лондоне? Ты что, здесь одна?
— Я здесь, папа! — Максик, хромая и прыгая на одной ноге, налетел на папу.
— Максик, маленький мой! И тоже как из-под бомбежки. А где Вита?
— Я здесь! Папа, ах, папочка!
Вита с визгом подбежала к нам, за ней еле поспевала бабушка с босоножками в руке, подобрав юбку выше колен.
— Боже, это ты, Фрэнки! Я так и знала. Господи ты боже мой, что ты сделал с детьми? Максик, ты ушибся?
— Да! — ответил Максик, вцепившись в папу мертвой хваткой.
— Бедный малыш, — сказал папа. — А ты как, Эм? Ты так шлепнулась…
— Руку больно, — сказала я и расплакалась.
— Я тоже упал, а не реву! — похвастался Максик.
— Что с Балериной случилось? — завопила Вита.
Я посмотрела на Балерину, которая болталась у меня на руке. Ее рожки погнулись, нежный розовый носик вообще оборвался.
— Мы починим Балерину, не волнуйся, Вита, но сначала нужно починить Эм. Покажи-ка руку.
Папа осторожно потащил с моей руки Балерину. Я не сдержалась, заплакала сильнее.
— Прекрати, видишь ведь, ей больно! — Бабушка опустилась рядом с нами на колени. — Дай, я погляжу, Эм. Не плачь так.
— Да все нормально папа делал. Мне совсем не больно, — прорыдала я.
Папа тихонько покачивал меня, рассматривая мою руку. Она была согнута под каким-то странным углом и не хотела снова выпрямляться.
— По-моему, ты ее сломала, бедненькая моя, — сказал папа. — Не волнуйся, сходишь в больницу, тебе наложат гипс.
— Пап, а ты проводишь меня в больницу?
Папа замялся.
— Я тебя отведу, Эм, — сказка бабушка, отталкивая папу.
— Я хочу с папой! — закричала я.
Вита сказала:
— Это не твой папа, а мой.
— Мой папа, мой папа! — подал голос Максик.
У папы были слезы на глазах.
— Да, все вы — мои замечательные детишки, и я, конечно, отведу тебя в больницу, принцесса Эсмеральда. Я поговорю с врачами и медсестрами, чтобы они получше тебя лечили, и мы потребуем, чтобы тебе сделали изумрудно-зеленый гипс, хорошо?
— А можно и мне гипс, папа? — заныл Максик. — Я тоже хочу сломанную руку!
— Из-за тебя все вышло, Фрэнки, она бежала к тебе, — сказала бабушка.
— Я знаю. — Одна слезинка скатилась у папы по щеке.
— Не плачь, папа! Никто не виноват. Я просто упала. Я неуклюжая толстуха, вот и все.
— Ты совсем не толстая, малышка. Ты так сильно изменилась, просто ужас, я тебя едва узнал!
Папа крепко обнял меня, и Виту, и Максика. Он прижимал нас к себе, как будто был не в состоянии отпустить.
— Так и будем сидеть посреди площади, чтобы все на нас глазели? Хватит разыгрывать спектакль перед детьми, возьми лучше мобильник, Фрэнки, и вызови «скорую», — велела бабушка. — Нужно доставить Эм в больницу.
В итоге мы поехали не на «скорой помощи». Боб, шофер Дженны Уильямс, видел, как я упала. Он подбежал к нам.
— Моя машина стоит за магазином, у погрузочного люка. Я вас довезу до больницы за пять минут, получится быстрее, чем дожидаться, пока приедет «скорая». Ты здорово держишься, молодец, — сказал он мне и взвалил на спину мой рюкзак с книгами.
Папа и бабушка помогли мне встать. Мы обошли вокруг магазина и не поверили своим глазам, когда увидели роскошный серебристый автомобиль.
— Это «Мерседес»! — прошептала бабушка.
— Я как настоящая принцесса! — заявила Вита, подпрыгивая на кожаном сиденье.
— Я буду сидеть на коленках у папы в шикарной машине, — сказал Максик.
Папа сел сзади, с нами. Одной рукой он обнимал Виту, другой — меня, на коленях у него сидел Максик. Бабушка села впереди, рядом с Бобом.
— Большое вам спасибо, — сказала бабушка. — Прямо неловко, что из-за нас столько хлопот. Эм, у тебя кровь не идет, надеюсь? Не запачкай обивку!
Больница была не очень далеко. Я бы не прочь, чтобы Боб отвез нас куда-нибудь в Тимбукту. Мне хотелось только сидеть, прислонившись к папе, хоть целую вечность.
Я боялась, что папа уйдет, как только мы доберемся до отделения травматологии. Бабушка без конца твердила, чтобы он так сделал.
— Я остаюсь, — твердо сказал папа.
— Дай-ка сюда твой мобильный, я позвоню Джули. Эм сейчас нужна мама, а не ты, — сказала бабушка.
Папа дал ей мобильник, и она стала звонить. Мама, как услышала о том, что случилось, сказала, что уже едет. Я очень обрадовалась, но все равно не выпускала папину руку.
Я сказала:
— Мне нужны и мама, и папа.
— Мне тоже! — сказала Вита.
— Мне тоже! — сказал Максик.
Я повернула колечко с изумрудом на бедной своей руке, которую так и дергало болью, и снова загадала желание.
Папа заметил.
— Ты еще носишь свое колечко, принцесса Эсмеральда?
— Конечно, папа!
— Сними его сию же минуту! — приказала бабушка.
— Нет!
— Обязательно нужно снять. У тебя рука уже распухает. Если сейчас не снимешь, кольцо застрянет на пальце.
— Ну и пусть застрянет! Пожалуйста, бабушка, не надо его снимать! Ой!
Я хотела вырвать руку, и ее тут же пронзила жуткая боль.
— Тихо, тихо, не надо ее трогать! Успокойся, Эм. Бабушка права. Иди сюда, солнышко, я осторожно сниму твое колечко. Не расстраивайся, ты сможешь его носить всю оставшуюся жизнь, только пусть сперва твоя бедная рука заживет. — Папа осторожно покрутил кольцо и в конце концов стащил его с пальца. — У тебя есть карман?
— А можно, ты его положишь к себе в карман, папа?
— Ладно, я его поберегу для тебя, солнышко. А Балерину, Вита, мы отвезем в специальную оленью больницу, там ей поправят ее бедненькие рожки и сделают косметическую операцию — аккуратненько заштопают носик. — Папа посмотрел на Максика. — Как поживают твои фломастеры, малыш?
Максик не ответил, только уткнулся головой папе в бок, как будто хотел провертеть в нем дыру.
Я сказала:
— Они все кончились, потому что он без конца писал тебе письма.
Я думала, папе будет приятно, но у него стало такое лицо, как будто он сейчас опять заплачет.
— Да, поплачь, тебе полезно, — сказала бабушка с горечью.
Подошла медсестра и позвала меня на рентген.
Бабушка встала и начала оттаскивать Виту с Максиком от папы.
— Идите с сестрой!
— Нет, к сожалению, им туда нельзя. Только Эмили, и, может быть, папа пойдет с ней? — предложила медсестра.
— Ой, да, пожалуйста!
Так что мы пошли с папой. Он был со мной, пока мне делали рентген, а потом меня отвели в маленькую палату, и там мы стали ждать. Только папа и я.
— Ты теперь совсем взрослая, наверное, не захочешь посидеть у меня на коленях? — спросил папа.
— Никакая я не взрослая, — сказала я и забралась к нему на колени. — Только как бы мне тебя не раздавить.
— Да от тебя почти ничего не осталось, я же тебе говорю. Куда делись мои любимые пухленькие щечки? — Папа осторожно ущипнул меня за щеки большим и указательным пальцем. — Ну, хоть ямочки на щеках остались!
— Ты тоже похудел, пап.
— А-а… Это оттого, что я по тебе скучал.
Я обхватила его здоровой рукой за шею и осторожно потрогала колючие стриженые волосы на затылке.
— Давно ты остриг косу, пап?
— В прошлом месяце. Ханна меня без конца пилила, говорила, что это жалкое зрелище, когда старикашка вроде меня ходит патлатый, как какой-нибудь хиппи, вот я и постригся, чтобы она отстала.
— Ханна? — озадаченно повторила я.
— Моя подружка.
— Ее зовут Сара!
— А, да нет, мы с Сарой расстались почти сразу после того, как я приехал в Шотландию. Так что я вернулся на юг и в конце концов оказался с Ханной.
Я попыталась мысленно выстроить все это по порядку.
— Что, Эм? — спросил папа.
— Значит, ты давно мог прийти нас навестить? — спросила я.
— Я хотел, солнышко, я так этого хотел! Ты даже представить себе не можешь, как мне вас не хватало — и тебя, и Виты, и Максика… и мамы тоже.
— Так почему ты не пришел?
— Я знал, что меня не хотят видеть. Новый старт, помнишь? Так решила мама.
— Просто она очень обиделась на тебя, потому и сказала так. На самом деле она этого не хотела.
— Вы все на меня тогда обиделись. Я чувствовал себя ужасно. Подумал: может быть, без меня вам будет лучше. Я не хотел, чтобы все сердились и мучились. Честно, я думал, так лучше.
Я посмотрела на папу.
— Не смотри на меня так, Эм, я этого не вынесу, — сказал папа. — Ну ладно, ладно, на самом деле я так не думал. Просто не мог выдержать бесконечных скандалов, ругани и обид. Я люблю, чтобы все вокруг были счастливы, тогда и я счастлив. Вот я и постарался выкинуть вас всех из головы. Знаю, надо было хотя бы звонить иногда, надо было посылать маме деньги. Правда, я не так уж много зарабатывал. Вот и еще причина, почему я ушел, — я такой неудачник, у меня ничего не получается. Не везет мне, и все тут. Вот я и решил — новое начало, новая любовь, на этот раз у меня все получится. Только ничего не получилось.
— С Сарой и не могло получиться, она такая ужасная, — сказала я.
— Так ведь и я не подарок, — буркнул папа.
— А с Ханной как?
— Не знаю. Пока еще рано судить.
— Пап, возвращайся к нам.
— Мне этого хочется, Эм. Но все не так просто. Во-первых, твоя бабушка. Как известно, она меня на дух не переносит.
— У бабушки теперь завелся свой друг. Он живет в Испании, она думает переехать к нему насовсем. И на это Рождество поедет к нему, дома ее не будет.
— Боже, у бабушки друг сердца?! — изумился папа. — Не верю!
— Его зовут Эдди. Мы сначала думали, он хочет ухаживать за мамой, а оказалось, ему понравилась бабушка.
— Псих, наверное! — Папа помолчал. — А мама? У нее есть приятель?
— Ох, папа, маме не нужны никакие приятели. Ей нужен ты.
— Каким я был идиотом, а, принцесса Эсмеральда? Как бы это так устроить, чтобы все кончилось хорошо и все были счастливы? Как нам вернуть глупого короля Франческо к бедной, несчастной королеве Джулиане?
Он пустился рассказывать длинную-предлинную историю. Мне было трудно сосредоточиться, очень болела рука. И все остальное тоже болело — плечи, шея, голова. Как будто меня долго трясли в шейкере.
Я изо всех сил старалась верить папе, но не могла понять, всерьез он говорит или просто придумывает сказку. Я уже вообще не понимала, что настоящее, а что нет. Стоило мне закрыть глаза, оказывалось, что все мечты сбылись, папа обнимает меня, рассказывает чудесную историю, и все будет хорошо. А как посмотрю на него — он совсем другой, непохожий на нашего папу. Просто худой бледный человек с черными стрижеными волосами и в потертой джинсовой куртке рассказывает разные нелепости.
С закрытыми глазами было легче. Меня так измучили все эти невероятные события, что я начала помаленьку клевать носом.
— Правильно, солнышко, подремли, — тихо сказал папа.
Наверное, я и правда уснула, потому что мне приснилось, что я снова бегу за папой, а когда я бросилась к нему, он отступил в сторону, и я провалилась в какую-то дыру и полетела вниз, вниз, в черноту, и закричала.
— Эм, солнышко! Все хорошо, я здесь, с тобой. Рука очень сильно болит? — спросил папа. — Только что приходила медсестра, сейчас тебе наложат гипс.
Я уцепилась за папу — перепугалась, что будет больно. И правда, еще как больно было, когда мне мягко, но решительно выправляли руку.
— Вот так. Мы тебя мигом приведем в порядок, — улыбнулся молодой доктор. — Никаких осложнений, хороший чистый перелом. Скоро срастется, рука будет как новенькая. Считай, новый старт.
Я дернулась от этих слов. Доктор меня неправильно понял.
— Извини, малышка, почти уже все. Так, теперь тебе нужно принять важное решение. Какого цвета гипс ты хочешь? Можно сделать миленький розовый оттенок или красивый голубой… А может, лучше яркий, изумрудно-зеленый?
— Видишь, Эм, я тебе говорил! — с торжеством воскликнул папа. — Теперь ты будешь настоящая принцесса Эсмеральда.
Я нервно засмеялась — мне вдруг стало неловко, что папа говорит о принцессах прямо при докторе.
Папа еще что-то говорил о принцессе Эсмеральде, пока мне обматывали руку бинтом и нашлепывали сверху жидкий гипс. Я знала, что он просто хочет меня отвлечь, но почему-то это не действовало.
— Эм была моей принцессой Эсмеральдой с самого раннего детства, — рассказывал он медсестре. — Посмотрите, она и сегодня одета в зеленое. У нее даже волосы роскошного изумрудного оттенка!
— Это потому, что я ходила на встречу с Дженной Уильямс, папа, а у нее как раз вышла новая книжка, «Изумрудные сестры», понимаешь?
Папа все понял и печально кивнул.
— Ну-ну. Наверное, ты теперь слишком взрослая для моих сказок.
— Нет, папа, я не к тому! Прости, пожалуйста, — заторопилась я.
— Все нормально, солнышко. Кое-кому кроме тебя следовало бы попросить прощения.
И опять стало непонятно, о чем мы сейчас говорим. Трудно вникать в разные сложности, когда рука болит, и голова кружится, и ты ужасно устала. Я крепко ухватилась за папу здоровой рукой.
В дверь заглянула медсестра.
— Ну, как дела? О, почти закончили, хорошо. Эмили, твоя мама приехала.
— Мама!
Мама вбежала в кабинет, страшно бледная, с размазанным макияжем и растрепанными волосами. На папу она почти и не взглянула, сразу подошла ко мне и прижала мою голову к своей.
— Эм, солнышко мое, как ты?
Я сказала:
— Все нормально, мама. Я просто сломала руку, только и всего.
— Как это случилось? — Мама бросила взгляд на папу и снова повернулась ко мне. — Бабушка говорит, что папа сбил тебя с ног!
— Боже, что за женщина! — сказал папа.
— Я сама, мам, я увидела папу и побежала к нему, а потом упала. Папа совсем ни при чем! — сказала я.
Папа сказал:
— Джули, как ты могла подумать, что я ее ударил?
Мама покачала головой:
— На самом деле я так не думала. Я думаю, мама и сама в это не верит. Так что ты здесь делаешь, Фрэнки?
Папа как-то странно улыбнулся маме.
— Наверное, я вернулся, — сказал он. — Я по-прежнему люблю тебя, Джули. Я хочу быть с тобой и детьми. Примешь меня?
— Что? — Маму это как будто оглушило. — Давай пока будем заниматься Эм и ее сломанной рукой.
Она с извиняющимся выражением оглянулась на врача и медсестру.
— Не обращайте на нас внимания, — улыбнулась медсестра. — Мы тут ко всякому привыкли. У нас каждый вечер настоящая мыльная опера.
Она изящным жестом закрепила на перевязи мой новенький ярко-зеленый гипс.
— Готово, зеленушка! Отправляйся с мамой и папой.
Мы шли по коридору вместе — мама, папа и я. Мама обнимала меня, папа все еще держал меня за руку.
— Ну что, Эм, поехали домой, — сказала мама устало. — Только отыщем сперва нашу бедную бабушку. Надо думать, Вита с Максиком уже довели ее до ручки.
— Подожди минутку, не спеши так к ней, — сказал папа. — Давайте зайдем куда-нибудь, выпьем кофе, поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Я побежала за ним через площадь. Ножки у Максика были маленькие, тоненькие, как палочки, но страх подгонял его, и он летел как ветер.
— Стой, Максик! Вернись! Заблудишься! — кричала я.
Петляя в толпе, Максик выскочил к жонглеру на велосипеде, шарахнулся от него в сторону и вдруг застыл, уставившись на серебряную девушку.
Я подбежала к нему.
— Максик, ты с ума сошел, нельзя так убегать! — набросилась я на него.
Он меня не слушал. Он стоял, не моргая, и как зачарованный смотрел огромными глазами на серебряную танцовщицу, показывая на нее пальцем.
— Это просто тетенька изображает статую, Максик, — сказала я. — Пойдем к бабушке.
Максик оцепенел. Я не могла сдвинуть его с места. Он дико мотал головой и все показывал пальцем. Я посмотрела на серебряную девушку. Какой-то человек высыпал в ее тарелочку целую горсть монет, и теперь танцовщица все кружилась и кружилась, а этот человек восхищенно смотрел на нее и хлопал в ладоши.
Шея у него была обмотана шарфом. Вязаным разноцветным шарфом. Точно таким, какой я связала папе в прошлом году на Рождество.
Почему этот чужой человек надел папин шарф? Он и сам был похож на папу, только более худой, какой-то обыкновенный, со скучной короткой стрижкой ежиком.
Человек что-то сказал девушке. Она как раз собиралась снова замереть на месте в позе статуи, но от его слов не удержалась и захихикала. Это было очень похоже на папу.
Он наклонил голову набок, усмехнулся.
Это был папа!
— Папа! крикнула я. — Папа, папа, папа!
Я дернула Максика за руку, и мы оба кинулись к нему.
— Папа! — завопил Максик.
Папа вздрогнул, оглянулся, но нас не увидел. Он еще что-то сказал серебряной танцовщице и пошел прочь.
— Ой, папа, папа, подожди! — орала я, расталкивая прохожих.
Я ничего не видела, кроме папы, я страшно боялась, что он сейчас исчезнет.
Я начисто забыла про жонглера на одноколесном велосипеде. Я его даже не заметила. Просто врезалась в него на полном ходу, так что он чуть не улетел в мировое пространство. Максик с криком упал на колени. Я тоже покачнулась, не удержала равновесие с грузом книг за спиной, рванулась вперед, протягивая руки к папе и едва не сбив его с ног. Не дотянулась до него и упала носом вниз, машинально подставив руку.
Я подняла голову и позвала:
— Папа!
— Эм! Господи, Эм!
Он стоял рядом со мной на коленях, прижимал меня к себе, баюкая мою голову.
— Ой, папа, ой, папа, это правда ты? — всхлипывала я. — А где твоя коса?
— Солнышко, да ну ее, мою злосчастную косу. Что ты делаешь в Лондоне? Ты что, здесь одна?
— Я здесь, папа! — Максик, хромая и прыгая на одной ноге, налетел на папу.
— Максик, маленький мой! И тоже как из-под бомбежки. А где Вита?
— Я здесь! Папа, ах, папочка!
Вита с визгом подбежала к нам, за ней еле поспевала бабушка с босоножками в руке, подобрав юбку выше колен.
— Боже, это ты, Фрэнки! Я так и знала. Господи ты боже мой, что ты сделал с детьми? Максик, ты ушибся?
— Да! — ответил Максик, вцепившись в папу мертвой хваткой.
— Бедный малыш, — сказал папа. — А ты как, Эм? Ты так шлепнулась…
— Руку больно, — сказала я и расплакалась.
— Я тоже упал, а не реву! — похвастался Максик.
— Что с Балериной случилось? — завопила Вита.
Я посмотрела на Балерину, которая болталась у меня на руке. Ее рожки погнулись, нежный розовый носик вообще оборвался.
— Мы починим Балерину, не волнуйся, Вита, но сначала нужно починить Эм. Покажи-ка руку.
Папа осторожно потащил с моей руки Балерину. Я не сдержалась, заплакала сильнее.
— Прекрати, видишь ведь, ей больно! — Бабушка опустилась рядом с нами на колени. — Дай, я погляжу, Эм. Не плачь так.
— Да все нормально папа делал. Мне совсем не больно, — прорыдала я.
Папа тихонько покачивал меня, рассматривая мою руку. Она была согнута под каким-то странным углом и не хотела снова выпрямляться.
— По-моему, ты ее сломала, бедненькая моя, — сказал папа. — Не волнуйся, сходишь в больницу, тебе наложат гипс.
— Пап, а ты проводишь меня в больницу?
Папа замялся.
— Я тебя отведу, Эм, — сказка бабушка, отталкивая папу.
— Я хочу с папой! — закричала я.
Вита сказала:
— Это не твой папа, а мой.
— Мой папа, мой папа! — подал голос Максик.
У папы были слезы на глазах.
— Да, все вы — мои замечательные детишки, и я, конечно, отведу тебя в больницу, принцесса Эсмеральда. Я поговорю с врачами и медсестрами, чтобы они получше тебя лечили, и мы потребуем, чтобы тебе сделали изумрудно-зеленый гипс, хорошо?
— А можно и мне гипс, папа? — заныл Максик. — Я тоже хочу сломанную руку!
— Из-за тебя все вышло, Фрэнки, она бежала к тебе, — сказала бабушка.
— Я знаю. — Одна слезинка скатилась у папы по щеке.
— Не плачь, папа! Никто не виноват. Я просто упала. Я неуклюжая толстуха, вот и все.
— Ты совсем не толстая, малышка. Ты так сильно изменилась, просто ужас, я тебя едва узнал!
Папа крепко обнял меня, и Виту, и Максика. Он прижимал нас к себе, как будто был не в состоянии отпустить.
— Так и будем сидеть посреди площади, чтобы все на нас глазели? Хватит разыгрывать спектакль перед детьми, возьми лучше мобильник, Фрэнки, и вызови «скорую», — велела бабушка. — Нужно доставить Эм в больницу.
В итоге мы поехали не на «скорой помощи». Боб, шофер Дженны Уильямс, видел, как я упала. Он подбежал к нам.
— Моя машина стоит за магазином, у погрузочного люка. Я вас довезу до больницы за пять минут, получится быстрее, чем дожидаться, пока приедет «скорая». Ты здорово держишься, молодец, — сказал он мне и взвалил на спину мой рюкзак с книгами.
Папа и бабушка помогли мне встать. Мы обошли вокруг магазина и не поверили своим глазам, когда увидели роскошный серебристый автомобиль.
— Это «Мерседес»! — прошептала бабушка.
— Я как настоящая принцесса! — заявила Вита, подпрыгивая на кожаном сиденье.
— Я буду сидеть на коленках у папы в шикарной машине, — сказал Максик.
Папа сел сзади, с нами. Одной рукой он обнимал Виту, другой — меня, на коленях у него сидел Максик. Бабушка села впереди, рядом с Бобом.
— Большое вам спасибо, — сказала бабушка. — Прямо неловко, что из-за нас столько хлопот. Эм, у тебя кровь не идет, надеюсь? Не запачкай обивку!
Больница была не очень далеко. Я бы не прочь, чтобы Боб отвез нас куда-нибудь в Тимбукту. Мне хотелось только сидеть, прислонившись к папе, хоть целую вечность.
Я боялась, что папа уйдет, как только мы доберемся до отделения травматологии. Бабушка без конца твердила, чтобы он так сделал.
— Я остаюсь, — твердо сказал папа.
— Дай-ка сюда твой мобильный, я позвоню Джули. Эм сейчас нужна мама, а не ты, — сказала бабушка.
Папа дал ей мобильник, и она стала звонить. Мама, как услышала о том, что случилось, сказала, что уже едет. Я очень обрадовалась, но все равно не выпускала папину руку.
Я сказала:
— Мне нужны и мама, и папа.
— Мне тоже! — сказала Вита.
— Мне тоже! — сказал Максик.
Я повернула колечко с изумрудом на бедной своей руке, которую так и дергало болью, и снова загадала желание.
Папа заметил.
— Ты еще носишь свое колечко, принцесса Эсмеральда?
— Конечно, папа!
— Сними его сию же минуту! — приказала бабушка.
— Нет!
— Обязательно нужно снять. У тебя рука уже распухает. Если сейчас не снимешь, кольцо застрянет на пальце.
— Ну и пусть застрянет! Пожалуйста, бабушка, не надо его снимать! Ой!
Я хотела вырвать руку, и ее тут же пронзила жуткая боль.
— Тихо, тихо, не надо ее трогать! Успокойся, Эм. Бабушка права. Иди сюда, солнышко, я осторожно сниму твое колечко. Не расстраивайся, ты сможешь его носить всю оставшуюся жизнь, только пусть сперва твоя бедная рука заживет. — Папа осторожно покрутил кольцо и в конце концов стащил его с пальца. — У тебя есть карман?
— А можно, ты его положишь к себе в карман, папа?
— Ладно, я его поберегу для тебя, солнышко. А Балерину, Вита, мы отвезем в специальную оленью больницу, там ей поправят ее бедненькие рожки и сделают косметическую операцию — аккуратненько заштопают носик. — Папа посмотрел на Максика. — Как поживают твои фломастеры, малыш?
Максик не ответил, только уткнулся головой папе в бок, как будто хотел провертеть в нем дыру.
Я сказала:
— Они все кончились, потому что он без конца писал тебе письма.
Я думала, папе будет приятно, но у него стало такое лицо, как будто он сейчас опять заплачет.
— Да, поплачь, тебе полезно, — сказала бабушка с горечью.
Подошла медсестра и позвала меня на рентген.
Бабушка встала и начала оттаскивать Виту с Максиком от папы.
— Идите с сестрой!
— Нет, к сожалению, им туда нельзя. Только Эмили, и, может быть, папа пойдет с ней? — предложила медсестра.
— Ой, да, пожалуйста!
Так что мы пошли с папой. Он был со мной, пока мне делали рентген, а потом меня отвели в маленькую палату, и там мы стали ждать. Только папа и я.
— Ты теперь совсем взрослая, наверное, не захочешь посидеть у меня на коленях? — спросил папа.
— Никакая я не взрослая, — сказала я и забралась к нему на колени. — Только как бы мне тебя не раздавить.
— Да от тебя почти ничего не осталось, я же тебе говорю. Куда делись мои любимые пухленькие щечки? — Папа осторожно ущипнул меня за щеки большим и указательным пальцем. — Ну, хоть ямочки на щеках остались!
— Ты тоже похудел, пап.
— А-а… Это оттого, что я по тебе скучал.
Я обхватила его здоровой рукой за шею и осторожно потрогала колючие стриженые волосы на затылке.
— Давно ты остриг косу, пап?
— В прошлом месяце. Ханна меня без конца пилила, говорила, что это жалкое зрелище, когда старикашка вроде меня ходит патлатый, как какой-нибудь хиппи, вот я и постригся, чтобы она отстала.
— Ханна? — озадаченно повторила я.
— Моя подружка.
— Ее зовут Сара!
— А, да нет, мы с Сарой расстались почти сразу после того, как я приехал в Шотландию. Так что я вернулся на юг и в конце концов оказался с Ханной.
Я попыталась мысленно выстроить все это по порядку.
— Что, Эм? — спросил папа.
— Значит, ты давно мог прийти нас навестить? — спросила я.
— Я хотел, солнышко, я так этого хотел! Ты даже представить себе не можешь, как мне вас не хватало — и тебя, и Виты, и Максика… и мамы тоже.
— Так почему ты не пришел?
— Я знал, что меня не хотят видеть. Новый старт, помнишь? Так решила мама.
— Просто она очень обиделась на тебя, потому и сказала так. На самом деле она этого не хотела.
— Вы все на меня тогда обиделись. Я чувствовал себя ужасно. Подумал: может быть, без меня вам будет лучше. Я не хотел, чтобы все сердились и мучились. Честно, я думал, так лучше.
Я посмотрела на папу.
— Не смотри на меня так, Эм, я этого не вынесу, — сказал папа. — Ну ладно, ладно, на самом деле я так не думал. Просто не мог выдержать бесконечных скандалов, ругани и обид. Я люблю, чтобы все вокруг были счастливы, тогда и я счастлив. Вот я и постарался выкинуть вас всех из головы. Знаю, надо было хотя бы звонить иногда, надо было посылать маме деньги. Правда, я не так уж много зарабатывал. Вот и еще причина, почему я ушел, — я такой неудачник, у меня ничего не получается. Не везет мне, и все тут. Вот я и решил — новое начало, новая любовь, на этот раз у меня все получится. Только ничего не получилось.
— С Сарой и не могло получиться, она такая ужасная, — сказала я.
— Так ведь и я не подарок, — буркнул папа.
— А с Ханной как?
— Не знаю. Пока еще рано судить.
— Пап, возвращайся к нам.
— Мне этого хочется, Эм. Но все не так просто. Во-первых, твоя бабушка. Как известно, она меня на дух не переносит.
— У бабушки теперь завелся свой друг. Он живет в Испании, она думает переехать к нему насовсем. И на это Рождество поедет к нему, дома ее не будет.
— Боже, у бабушки друг сердца?! — изумился папа. — Не верю!
— Его зовут Эдди. Мы сначала думали, он хочет ухаживать за мамой, а оказалось, ему понравилась бабушка.
— Псих, наверное! — Папа помолчал. — А мама? У нее есть приятель?
— Ох, папа, маме не нужны никакие приятели. Ей нужен ты.
— Каким я был идиотом, а, принцесса Эсмеральда? Как бы это так устроить, чтобы все кончилось хорошо и все были счастливы? Как нам вернуть глупого короля Франческо к бедной, несчастной королеве Джулиане?
Он пустился рассказывать длинную-предлинную историю. Мне было трудно сосредоточиться, очень болела рука. И все остальное тоже болело — плечи, шея, голова. Как будто меня долго трясли в шейкере.
Я изо всех сил старалась верить папе, но не могла понять, всерьез он говорит или просто придумывает сказку. Я уже вообще не понимала, что настоящее, а что нет. Стоило мне закрыть глаза, оказывалось, что все мечты сбылись, папа обнимает меня, рассказывает чудесную историю, и все будет хорошо. А как посмотрю на него — он совсем другой, непохожий на нашего папу. Просто худой бледный человек с черными стрижеными волосами и в потертой джинсовой куртке рассказывает разные нелепости.
С закрытыми глазами было легче. Меня так измучили все эти невероятные события, что я начала помаленьку клевать носом.
— Правильно, солнышко, подремли, — тихо сказал папа.
Наверное, я и правда уснула, потому что мне приснилось, что я снова бегу за папой, а когда я бросилась к нему, он отступил в сторону, и я провалилась в какую-то дыру и полетела вниз, вниз, в черноту, и закричала.
— Эм, солнышко! Все хорошо, я здесь, с тобой. Рука очень сильно болит? — спросил папа. — Только что приходила медсестра, сейчас тебе наложат гипс.
Я уцепилась за папу — перепугалась, что будет больно. И правда, еще как больно было, когда мне мягко, но решительно выправляли руку.
— Вот так. Мы тебя мигом приведем в порядок, — улыбнулся молодой доктор. — Никаких осложнений, хороший чистый перелом. Скоро срастется, рука будет как новенькая. Считай, новый старт.
Я дернулась от этих слов. Доктор меня неправильно понял.
— Извини, малышка, почти уже все. Так, теперь тебе нужно принять важное решение. Какого цвета гипс ты хочешь? Можно сделать миленький розовый оттенок или красивый голубой… А может, лучше яркий, изумрудно-зеленый?
— Видишь, Эм, я тебе говорил! — с торжеством воскликнул папа. — Теперь ты будешь настоящая принцесса Эсмеральда.
Я нервно засмеялась — мне вдруг стало неловко, что папа говорит о принцессах прямо при докторе.
Папа еще что-то говорил о принцессе Эсмеральде, пока мне обматывали руку бинтом и нашлепывали сверху жидкий гипс. Я знала, что он просто хочет меня отвлечь, но почему-то это не действовало.
— Эм была моей принцессой Эсмеральдой с самого раннего детства, — рассказывал он медсестре. — Посмотрите, она и сегодня одета в зеленое. У нее даже волосы роскошного изумрудного оттенка!
— Это потому, что я ходила на встречу с Дженной Уильямс, папа, а у нее как раз вышла новая книжка, «Изумрудные сестры», понимаешь?
Папа все понял и печально кивнул.
— Ну-ну. Наверное, ты теперь слишком взрослая для моих сказок.
— Нет, папа, я не к тому! Прости, пожалуйста, — заторопилась я.
— Все нормально, солнышко. Кое-кому кроме тебя следовало бы попросить прощения.
И опять стало непонятно, о чем мы сейчас говорим. Трудно вникать в разные сложности, когда рука болит, и голова кружится, и ты ужасно устала. Я крепко ухватилась за папу здоровой рукой.
В дверь заглянула медсестра.
— Ну, как дела? О, почти закончили, хорошо. Эмили, твоя мама приехала.
— Мама!
Мама вбежала в кабинет, страшно бледная, с размазанным макияжем и растрепанными волосами. На папу она почти и не взглянула, сразу подошла ко мне и прижала мою голову к своей.
— Эм, солнышко мое, как ты?
Я сказала:
— Все нормально, мама. Я просто сломала руку, только и всего.
— Как это случилось? — Мама бросила взгляд на папу и снова повернулась ко мне. — Бабушка говорит, что папа сбил тебя с ног!
— Боже, что за женщина! — сказал папа.
— Я сама, мам, я увидела папу и побежала к нему, а потом упала. Папа совсем ни при чем! — сказала я.
Папа сказал:
— Джули, как ты могла подумать, что я ее ударил?
Мама покачала головой:
— На самом деле я так не думала. Я думаю, мама и сама в это не верит. Так что ты здесь делаешь, Фрэнки?
Папа как-то странно улыбнулся маме.
— Наверное, я вернулся, — сказал он. — Я по-прежнему люблю тебя, Джули. Я хочу быть с тобой и детьми. Примешь меня?
— Что? — Маму это как будто оглушило. — Давай пока будем заниматься Эм и ее сломанной рукой.
Она с извиняющимся выражением оглянулась на врача и медсестру.
— Не обращайте на нас внимания, — улыбнулась медсестра. — Мы тут ко всякому привыкли. У нас каждый вечер настоящая мыльная опера.
Она изящным жестом закрепила на перевязи мой новенький ярко-зеленый гипс.
— Готово, зеленушка! Отправляйся с мамой и папой.
Мы шли по коридору вместе — мама, папа и я. Мама обнимала меня, папа все еще держал меня за руку.
— Ну что, Эм, поехали домой, — сказала мама устало. — Только отыщем сперва нашу бедную бабушку. Надо думать, Вита с Максиком уже довели ее до ручки.
— Подожди минутку, не спеши так к ней, — сказал папа. — Давайте зайдем куда-нибудь, выпьем кофе, поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21