А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Это карпатская песня? — спросил Ричардсон прислушиваясь.
Гирич кивнул,
— Да, ее у нас подпевают на праздничных танцульках, — ответил он. — Называется «коломыйка».
— «Ко-ло-мый-ка», — задумчиво повторил учитель. — Ведь это по-украински? Какой красивый язык! И как жаль, что я его не знаю! Но я дал себе слово летом заняться русским, чтобы к осени я смог уже читать.
— Я охотно помогу вам, сэр, — обрадовался Гирич. — Ведь я хорошо знаю русский. А когда вы научитесь читать, я дам вам несколько книжек, которые у меня есть: Пушкина, Толстого, Ленина…
— И Ленина и Толстого я читал, и не один раз, — сказал учитель, — но, разумеется, мне хочется прочесть их на их родном языке.
Пока шел этот разговор, скрипка в соседней комнате вдруг замолкла. Замолк и голос Василя, подпевавшего ей. Вместо этого там послышался взволнованный шепот и какие-то непонятные звуки — не то смех, не то плач.
— Что там такое? Плачет кто-нибудь? — спросил учитель, недоуменно глядя на хозяина.
Тот поспешно вышел в комнату сына и почти тотчас же вернулся. Лицо его покраснело, на лбу надулась широкая синяя жила.
— Вот полюбуйтесь на работу Босса и его помощников! — сказал он, с силой стукнув кулаком по столу. — Там пришли двое ребят из школы — сынишка Беннета и с ним девочка-мулаточка. Девчоночка навзрыд плачет: видите ли, ей какие-то ваши учитель с учительницей сказали, что она не будет выступать на майском празднике. Вместо нее стихи будет читать белая девочка, а ей дали ясно понять, что белый цвет кожи, по мнению начальства, выглядит гораздо лучше. Обиднее всего, что стихи-то написала она — мулаточка.
— Это, наверно, Нэнси Гоу, — в волнении поднялся учитель. — Джой, Нэнси, подите сюда!
В дверь заглянул сначала Джой. Узнав учителя, мальчик так изумился, что застыл на пороге.
— Мистер Ричардсон, вы… здесь? — пробормотал он.
Из-за его плеча выглянуло залитое слезами личико Нэнси. При виде учителя, который всегда относился к ней по-дружески, девочка зарыдала еще сильнее. Вошел хмурый, с крепко стиснутыми губами Василь.
— Ну, ну, перестань плакать и расскажи мне, что случилось, — ласково сказал учитель. — Кто тебя обидел?
— Я… я… м-мне… мисс Вендикс… — прорыдала Нэнси и захлебнулась слезами.
— Позвольте, сэр, я скажу, — выступил вперед Василь. — Она очень горюет, сэр. Пускай лучше выплачется как следует, — добавил он деловито. — Она, сэр, написала приветственные стихи в честь весны, очень хорошие стихи, и все ее хвалили за них. Мать сшила ей белое платье, чтобы она выступила в нем на сцене, и мисс Вендикс репетировала с ней эти стихи и тоже ее хвалила. А сегодня, когда она пришла на репетицию, там оказался мистер Хомер. Мисс Вендикс и мистер Хомер поговорили между собой, а потом мисс Вендикс подошла к Нэнси и сказала ей, что она выглядит в своем белом платье, как муха, которая попала в молоко, и, конечно, это не понравится зрителям. Стихи она взяла и сказала, что передаст их другой девочке — Мери Смит.
— Мери Смит? — воскликнул учитель. — Да ведь это я сам просил мисс Вендикс дать Мери Смит какую-нибудь роль в спектакле или концерте!
— А Чарли просил вас, чтобы вы помогли найти ей роль, сэр, — вмешался Джой. — Он, верно, не подозревал, что из-за Мери выгонят Нэнси.
— Они — мистер Хомер и мисс Вендикс — очень смеялись… говорили, что исполняют просьбу мистера Ричардсона, хотят сделать ему удовольствие. И смеялись, смеялись без конца, — говорила сквозь слезы Нэнси.
Учитель невольно сжал кулаки:
— Смеялись?.. Мое желание помочь девочке превратили в издевательство!
— Они всех цветных сняли с программы, сэр, — тихо сказал Василь. — Всех цветных, которые должны были участвовать в танцах и пении. Некоторым сказали, что они не справляются с ролью, что у них нет чувства ритма, а другим, как Чарли, просто велели убираться..
Цезарь потряс своим пустым рукавом:
— Негодяй! Ух какие негодяи!.. И за них я, осел, отдал свою руку и свою ногу, стал беспомощным калекой! И я еще верил, что наступит всеобщее равенство, всеобщий мир и братство!
— Все равно я не дам Мери читать мои стихи! Я их вырву у нее! — выкрикнула рыдающим голосом Нэнси. — Она меня попомнит, клянусь вам!
28. Попечители
Собирались медленно, без особой охоты. Лица и позы заранее выражали скуку: эти ежемесячные собрания в школе давно успели всем надоесть.
Однако никто из присутствующих ни разу не пропустил собрания, потому что здесь встречались представители всех «тринадцати семейств» Стон-Пойнта. И это было такой же традицией светского общества, как ежемесячные сборища в клубе, на «конференции волкодавов» или на пикниках, которые устраивались по подписке и куда допускались только «свои». Впрочем, на этот раз собрание должно было оживить обсуждение ежегодного весеннего праздника — его устраивал город, то есть мистер Миллард, для «простых людей», в том числе и для школьников. Кроме того, директор Мак-Магон успел намекнуть каждому из попечителей, что у него есть еще особые новости, которые должны всех заинтересовать.
Итак, здесь находились уже известный нам судья Сфикси, еще более брюзгливый и въедливый, чем обычно; редактор «Стон-пойнтовских новостей» Клиффорд Уорвик — меланхоличный мужчина, которому, по-видимому, все на свете давно успело надоесть; доктор Рендаль — морщинистый, с упрямым и волевым лицом ученого; владелец «Атенеума» Тернер — маленький человечек, похожий на морскую свинку, и Парк Бийл — директор банка, белокурый гигант, председатель многих спортивных клубов и устроитель матчей и состязаний в гольф. Кроме Мак-Магона, присутствовало несколько наиболее доверенных учителей, в том числе Хомер и мисс Вендикс.
Все ждали Милларда и, поглядывая в окна, курили, пили содовую и лениво перебрасывались словами.
— Уже совсем весна, — сказал доктор Рендаль. — Вчера меня вызвали к больному на ферму, и я видел куст боярышника, весь покрытый бутонами.
— Гм… боярышник? — промычал Уорвик. — В самом деле?
— В такое время не об уроках думать, а о том, чтобы побегать на воле с хорошенькой подружкой, — сказал, приосанясь, Тернер. — Нет, не краснейте, мисс Вендикс, — обратился он к учительнице, — ведь я говорю о самой идеальной, чистой дружбе.
Мисс Вендикс стыдливо хихикнула.
— Однако и шалун же этот Тернер! — промямлил Уорвик. — Вы только посмотрите на него: он и сейчас готов носиться по полям, как дикий конь.
Все обернулись к морской свинке — Тернеру, — которая слегка похрюкивала, довольная общим вниманием.
— А вы, Парк, конечно, с первыми теплыми днями умчитесь в Беркли, на матч университета? — спросил Сфикси директора банка.
— Ну конечно, Боб! — весело отвечал тот. — Надо же поддержать своих. Я кончил в один год с великим вратарем Хелтоном и теперь ежегодно бываю на стадионе, когда играют наши университетские футболисты.
— Счастливый человек! — фыркнул Сфикси. — Мне бы ваши заботы! Думать о том, кто сколько мячей забил в ворота противника, когда в мире может начаться такой международный матч, что всем нам не поздоровится!
— О, Сфикси сел на своего конька! Теперь держись! — комически ужаснулся доктор Рендаль.
— Я с вами не говорю, док! — мгновенно вспылил Сфикси. — Все знают, что вы и ваша жена посылали продукты и давали деньги испанским беженцам, выступали на каком-то митинге в защиту мира… Вы думаете, нам это неизвестно? Ваши воззрения, док, могут причинить вам неприятности, пора вам их пересмотреть!
— Может, и пора, но я их действительно еще не пересматривал, — невозмутимо отвечал доктор Рендаль. — Что же касается продуктов и денег, то я их правда посылал и не собирался это скрывать. И в защиту мира я тоже говорил.
— Берегитесь, док, так недолго скатиться и до измены! — бушевал Сфикси.
— Ну, ну, все верно, Сфикси. Все совершенно правильно, и вы абсолютно правы, — поспешил согласиться с судьей Парк Бийл. — Только зачем же так горячиться? Что-то я не видел в вас такой горячности на прошлой партии в гольф.
— Вам всё шутки, — проворчал Сфикси, — а я знаю: мы живем на вулкане. Даже в Стон-Пойнте коммунисты тоже собираются выступать. И здесь работает агентура красных…
— Что такое? Что вы говорите? — раздались со всех сторон встревоженные голоса. — У нас в Стон-Пойнте?..
— А вот спросите у него, — показал Сфикси на редактора «Стон-пойнтовских новостей», — пускай он вам расскажет.
— В самом деле, Уорвик, в чем дело? — Все с тревогой взглянули на меланхолического джентльмена.
Тот пошевелился в кресле и отхлебнул глоток содовой.
— Ничего особенного, леди и джентльмены, — протянул он. — Действительно, я бы сказал, настроение у части населения довольно кислое. На Восточной окраине митингуют, на заводах митингуют, негры тоже начали митинговать… Конечно, послевоенное, так сказать, разочарование…
— Вы им расскажите о коммунистах, о местных агитаторах, о том, что в Горчичном Раю — целый осиный рой, — буркнул Сфикси. — Они думают о матчах, эти маменькины сынки, когда в городе полным-полно красных!
— Вы преувеличиваете, Боб, — зевнул редактор. — Конечно, есть несколько агитаторов — белых и негров, — которые шляются и смущают рабочих; есть этот крикун Цезарь Бронкс, за которого мы скоро возьмемся, есть, наконец, рабочие-славяне, которые тянутся на родину… Но все это еще далеко от настоящей опасности… И, кроме того, мы уже принимаем некоторые меры, — добавил он успокоительно.
Мак-Магон поднялся и многозначительно кашлянул. До сих пор он держался в тени и только внимательно прислушивался к тому, что говорили попечители. Однако сейчас настал удобный момент: директор ни в коем случае не желал его упускать.
— Попрошу на несколько минут вашего внимания, джентльмены, — начал он. — Я хочу сказать, что и здесь, в школе, на маленькой, так сказать, площадке, происходят тоже некоторые события и чувствуются настроения, подобные тем, о которых только что поведал нам мистер Уорвик — наш уважаемый редактор и попечитель.
Присутствующие с любопытством посмотрели на директора.
— Так выкладывайте, что там у вас случилось, Мак, — сказал директор банка.
— Я все скажу вам, джентльмены, но только когда явится наш уважаемый председатель, — заявил Мак-Магон.
Весь вид директора школы, его таинственность, его многозначительное покашливанье еще сильнее возбудили общее любопытство.
Впрочем, присутствующим не пришлось долго ждать: Хомер, выглядывавший в окно и карауливший прибытие Милларда, объявил торжественно, что машина председателя у подъезда.
В этот день Большой Босс выглядел особенно парадно. Его щеки были краснее обыкновенного и лоснились; сквозь коротко остриженные волосы просвечивала такая же красная кожа головы; жемчужно-серая пара крепко облегала его сухощавую фигуру с выгнутой по-военному грудью. Да и весь Босс напоминал надраенное до блеска военное судно.
Он сбросил пальто и шляпу на руки подоспевшему Хомеру, коротко поклонился присутствующим и занял председательское место за столом.
— Прошу извинения за опоздание, — сказал он, быстро взглянув на часы. — Меня вызывал Чикаго.
Дыхание гигантского бизнеса, громадных операций с акциями, кораблями и грузами как бы пронеслось по комнате, и каждый присутствующий, вообразив масштабы этих дел, невольно преклонился перед Большим Боссом.
А Босс, уловив это, бросил как бы невзначай:
— Начнем, Мак-Магон, потому что времени у меня в обрез: через два часа я должен вылететь на совещание алюминиевого треста.
— Слушаю, сэр, — поклонился директор. — Итак, леди и джентльмены, первым вопросом у нас стоит обсуждение программы праздника. Мы разослали всем вам еще на прошлой неделе предполагаемую программу, которая выработана при участии мисс Вендикс.
Босс кивнул:
— Помню. Программа эта известна всем присутствующим? Да? Должен сказать вам, джентльмены, что в этом году я считаю подобный праздник особенно желательным. Надо, чтобы люди немного развлеклись, отдохнули, чтобы они не тратили все свое время на бесполезные и даже, я сказал бы, вредные собрания, какие-то митинги — словом, на всю эту возню, которая стала у нас такой распространенной за последнее время, Пускай лучше танцуют, смотрят фейерверки, катаются на каруселях… Вы согласны со мной? — Босс бегло оглядел присутствующих.
— Ну разумеется! Очень правильно! Отлично придумано! — раздались голоса.
— Гм… Дать ребенку пустую соску вместо молока — хорошо придумано, — пробормотал доктор Рендаль.
— Вы что-то сказали, док?.. — прищурился Миллард. — Нет? Тогда я продолжаю. Итак, мы устраиваем традиционный праздник в городском саду с бесплатным буфетом для народа, с двумя оркестрами, которые нам дает мэр города, с обычным парадом и выступлениями школьников. На этот раз, чтобы напомнить американскому народу его славное прошлое и освежить в нем чувство патриотизма, мисс Вендикс, — он слегка поклонился в сторону учительницы, — мисс Вендикс придумала устроить шествие сорокадевятников…
— Очень хорошо! Превосходно! — закивали попечители.
Мисс Вендикс раскраснелась от удовольствия и гордости.
— Это будет Подлинная Красота и Высокая Идея, соединенные вместе, — сказала она, едва дыша от волнения перед таким ответственным собранием,
— Хорошо, хорошо! — поспешно прервал ее Босс, боясь, что разговор о Красоте с большой буквы может затянуться надолго. — Я только не понял, мисс Вендикс, что вы подразумеваете под изменением состава выступающих? Это касается школьников?
Мисс Вендикс растерялась и что-то забормотала.
— Разрешите мне доложить собранию, сэр, — встал со своего места Хомер. — Дело в том, что за последнее время у нас в школе замечаются вредные настроения, и всему этому задают тон цветные ученики. Поэтому мы, педагоги, вместе с директором школы мистером Мак-Магоном решили, что лучше не выпускать цветных детей в праздничной программе. Они этого не заслужили. — И Хомер, эффектно разрубив рукой воздух, опустился в кресло.
Мистер Миллард повел глазами в сторону редактора Уорвика.
— Но почему же? — начал он как бы в нерешительности. — Почему так? Ведь я всегда был, так сказать, сторонником равенства… Вот и в газете об этом писали…
— Не беспокойтесь, сэр, — поднялся Мак-Магон, — все знают ваши прогрессивные воззрения и отдают им должное. Школа берет эту перемену в составе выступающих на себя.
— Ага, если школа берет на себя, то мы не можем возражать… Не правда ли, господа? — обратился Миллард к попечителям.
— Чем меньше черномазых будет торчать у нас на глазах, тем лучше, — сказал Сфикси. — Вот видите, что получается, когда их распускаешь! Даже в школе они устраивают бунты…
— Ох, Сфикси, вам бы жить на Юге! — сказал доктор. — Там вы могли бы себе позволить небольшое удовольствие — сжечь на костре какого-нибудь негра . Я чувствую, вам этого очень не хватает в жизни!
— Вы опять за свое, док! — Сфикси явно злился. — Целуйтесь с вашими неграми и лечите их бесплатно, если вам это нравится, а меня уж увольте!
— Джентльмены, джентльмены, призываю вас к порядку, — сказал тоном добродушного папаши Миллард. — Тем более, что директор школы хочет сделать нам какое-то сообщение… Говорите, Мак-Магон, — обратился он к директору.
Мак-Магон встал и откашлялся. Его очки блистали холодно и решительно. Он мельком взглянул на своих «верных» — Хомера и Вендикс — и начал:
— К сожалению, джентльмены, то, что сказал мой помощник мистер Хомер, правда: в школе у нас имеются нездоровые настроения. К моему величайшему огорчению, среди подобранных попечительским советом педагогов нашелся один, который поддерживает и разжигает в учениках эти настроения и всячески пропагандирует идеи равенства среди цветных школьников…
— Кто этот педагог? Назовите его имя! Кто его рекомендовал? — раздались нетерпеливые голоса.
— Это младший учитель, преподаватель литературы мистер Ричардсон, — ответил директор. — А рекомендовал его к нам в школу доктор Рендаль.
Все взгляды обратились на доктора, который продолжал невозмутимо курить.
— Ага, док, стало быть, вы поставляете красный товар? — угрюмо сказал Сфикси. — Это похоже на вас. А знаете, в этом можно усмотреть желание специально воспитать новое поколение в коммунистическом духе. Наша комиссия по расследованию антиамериканской деятельности может вами заинтересоваться.
— Бросьте, Сфикси, я не из пугливых! — Доктор Рендаль вынул трубку изо рта. — Ричардсон — отличный педагог и был таким же отличным офицером американского флота, я видел его характеристику. На его руках больная старуха мать. Я хорошо знал его покойного отца, капитана торгового парохода, и готов поручиться, что сын ничем дурным не занимается.
— Это зависит от точки зрения, док, — отозвался со своего места Тернер. — Иной считает хорошим то, что другой определяет как дурное.
— Джентльмены, вопрос настолько серьезен, что я считаю пустую болтовню совершенно неуместной, — внушительно сказал Босс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41