И почувствовать, как зреет где-то в тебе, ширится и наполняет тебя радость бытия, радость общения с хорошим человеком, твердая уверенность, что будет еще стопка водки, будет еще огурчик, хрустящий и брызжущий острым соком и ничто в мире не сможет омрачить и погасить этот счастливый внутренний пожар в тебе...Халандовский с безутешным выражением разлил в стопки водку, хорошо разлил, щедро, не лукавя и не пытаясь остаться трезвым за счет захмелевшего гостя. Потом придвинул поближе к Пафнутьеву тарелочку с балыком, придвинул вилку, хорошую вилку, не какую-то там алюминиевую, перекрученную и жеванную, какими сейчас пользуются в столовых и ресторанах России, сам взял такую же вилку себе и тяжело с надрывом вздохнул.— Рановато, — пробормотал Пафнутьев смущенно, но ничего от себя не отодвинул, потому что пришли времена, когда не можем мы, ну, просто не можем отказаться от приличного угощения, даже зная, что не ко времени, и неуместно, да и для здоровья вредно. Не отказываемся. И правильно делаем. Когда оно будет, следующее угощение, да и будет ли?— Что рановато? — спросил Халандовский, подняв бесконечно печальные, черные глаза.— Пьем рановато... Рабочий день впереди, начальство... То-се... Как-то оно...— Будем живы, Паша! — перебил Халандовский, не желая слушать это беспомощное бормотание. Да и знал он, что причитает Пафнутьев вовсе не потому, что гложет его совесть или не желает он со старым другом стопку водки хлопнуть. Нет, бормочет он, утешая себя, уговаривая себя, укоряя себя. Перед самим собой оправдывался Пафнутьев, не более того.— Прекрасный тост! — произнес, наконец, Пафнутьев внятные слова и, выпив стопку до дна, тут же сунул в рот огурец. — Какой огурчик, какой огурчик... Неужели такие еще где-то растут?— Растут, — ответил Халандовский и не прикоснувшись к закуске, уставился на Пафнутьева безмерно грустным взглядом. — Закусывай, Паша" закусывай... А то если я начну говорить, то аппетит у тебя пропадет. Пока он есть, пользуйся, радуйся жизни, общайся с девушками... Ты с девушками общаешься?— Иногда.— Это хорошо. А я — нет. И жизнь меня не радует.— Что так? Магазин твой, в личной собственности... Товар идет, друзей угощаешь...— Друзей я и раньше угощал, если помнишь...— Помню, — кивнул Пафнутьев. — Смирновская всегда в радость... Разве нет?— С горя пью, — мрачно сказал Халандовский. — Разве можно такую водку пить в радости? Нет, Паша. В радости любая водка сойдет, а вот в несчастье хочется хоть чем-нибудь себя утешить. Как балычок? — заботливо спросил Халандовский.— Прекрасный балык, — еле смог проговорить Пафнутьев с набитым ртом. — Такого еще не ел. И наверно уже не придется...— Спасибо. — Халандовский удовлетворенно кивнул, будто Пафнутьев похвалил его самого. — Спасибо... Езде нарезать?— Конечно.— Хорошо... Я попрошу девочек, приготовят.— Слушаю Тебя, Аркаша, — сказал Пафнутьев. — Я ведь вижу, что-то у тебя изнутри наружу просится. Поделись. Не таи в себе, это нехорошо.— Поделюсь, — Халандовский повернул голову к окну, и лицо его, освещенное слабым осенним солнцем, показалось Пафнутьеву как никогда горестным. — Что сказать тебе-.. Есть такая фамилия... Байрамов. Слышал?— Нет, не приходилось!— Счастливый ты человек. "Паша. — Пора тебе эту фамилию знать... Мне кажется, пройдет совсем немного времени и все твое заведение...— Ты имеешь в виду прокуратуру?— Да... Все ваше заведение может посвятить себя этому человеку. Если, конечно, он позволит вам заняться его персоной.— А может и не позволить? — усмехнулся Пафнутьев.— Может, — кивнул Халандовский без тени улыбки. — И не сомневайся.— Чем же он занимается?— У него много интересов... Чрезвычайно разносторонняя личность. С подобным мы еще не сталкивались.— Мы — это кто? — уточнил Пафнутьев.— Я не сталкивался, и ты тоже... Это совершенно новое явление в нашей жизни. Подобного не было. В том питательном бульоне, в который наши демократы превратили Россию, вырастают такие чудовища, такие невиданные монстры, что... Дрожь пробирает в собственной постели.— Это потому, что с девушками не общаешься, — рассмеялся Пафнутьев.— Паша! — строго сказал Халандовский. — Прекрати. Не надо смеяться. Все гораздо серьезней, чем может показаться... Выпьем по стопке и я продолжу, — Халандовский ткнулся толстой стопкой в стопку Пафнутьева несколько поспешно и капелька драгоценной влаги потекла по его пальцам, но он этого не заметил. Выпил, хрустнул огурцом, потом сунул в рот еще один Убедившись, что Пафнутьев тоже расправился со своей стопкой и уже приступил к балыку, Халандовский решил продолжить. — Паша... Все то, с чем ты сталкивался в своей жизни до сих пор... Это детский сад. Ну наделал мальчик, в штанишки, ну дернул девочку за косичку, ну опрокинул манную кашу на белую скатерть... Вот так примерно.— Вот такой крутой бандюга? — озадаченно спросил Пафнутьев. — Почему же я о нем ничего не знаю?— Паша, ты не понял. Не бандюга. Все проще и страшнее — но человек. Он мутант. Знаешь, писали газеты, что в московском метро крысы развелись в человеческий рост?— И ты веришь?— Верю! — твердо сказал Халандовский. — Раньше не верил, а когда в городе появился Байрамов, я и в московских крыс поверил. Это — мутант. Все издержки, злоупотребления, преступления, младенцы в мусорных ящиках, человеческие головы в городских скверах, вокзальные дети, которых можно выменять за бутылку водки — вот все это вместе взятое привело к появлению новых существ. На земле до сих пор ничего подобного не было. Представь себе, что вирус спида вымахал в человеческий рост! Представил? Вот это и есть Байрамов.— Познакомимся, — кивнул Пафнутьев и бросил в рот последний огурчик. — Хорошие были огурчики.— Лучше не надо с ним знакомиться.— Почему?— Опасно.— Если не возражаешь, я еще глоточек пригублю, а? Для храбрости... А?— Наливай... И мне тоже. Он редко бывает в городе. Чаще его можно поймать в Германии. Есть какой-то маленький городок, там его берлога. Оттуда звонит, пишет, шлет факсы... Но бывает и здесь. Но только в высших сферах.— Или в самых низших, — добавил Пафнутьев.— Почему ты так решил?— Потому что это одно и тоже. Высшие сферы — они же и низшие.— Может быть, — согласился Халандовский. И, помолчав, добавил. — Да, наверно, так и есть. Ты прав.— Чем он тебя достал, Аркаша?— Положил глаз на мой магазин.— Ну и пусть! Не дотянется из Германии-то!— Уже дотянулся. У меня каждый день ревизии, проверки, какие-то типы устраивают драки прямо в магазине, бьют бутылки, сдирают шторы с окон, санитарные инспекторы не вылезают из моих подвалов, во дворе у моих окон какие-то самосвалы без опознавательных знаков вываливают горы зловонного мусора... На меня все время составляют протоколы, акты, собирают показания подставных свидетелей, подкарауливают моих покупателей, взвешивают их покупки и опять акты, протоколы... При том что я знаю — мой магазин едва ли не самый лучший, самый чистый...— И кто стоит за всей этой деятельностью?— Байрамов.— Он может быть заказчиком... Но кто-то Должен и осуществлять эту компанию. Я не поверю, если ты скажешь, что не знаешь.— Колов.— Но у него же милиция! Зачем ему магазин?— Магазин нужен Байрамову. Прикинь — центр города, прекрасное помещение, рядом остановки автобуса и троллейбуса, вокруг жилой массив, покупателей полно... Верные люди мне уже донесли — вопрос решен. На самом высоком уровне.— Сысцов? — спросил Пафнутьев.— Да. Он свое уже получил и теперь отрабатывает. И отработает. Мне уже дали понять — выметайся подобру-поздорову, пока с тобой ничего не случилось.— Аркаша, и ты вместе со всей своей торговой братией не можешь дать отпор?— Послушай меня, Паша... Я же сказал — мутант. Все, что происходит в нашем городе в эти дни — происходит впервые. И заметь — как и во всей России. Не было у нас такого. Деньги, валюта, связи, наемные убийцы — все идет в дело. Паша... Только между нами... Подозреваю, что Байрамов положил глаз не только на мой магазин.— Еще что-то присмотрел?— Мне кажется... Он наш город присмотрел.— Да ну... Ты паникуешь.— Ты знаешь сколько магазинов только в центре принадлежит Байрамову?— Сколько?— Семь. Это только магазинов... Я не говорю о другом... Баня, школа, институт...— Авось! — сказал Пафнутьев все еще не в силах проникнуться чувством опасности.Халандовский наклонился к тумбочке, достал еще одну бутылку водки, с хрустом свинтил пробку и, не говоря ни слова, наполнил стопки. После этого, убрав бутылку, он постучал кулаком в стенку за спиной. Там возникло какое-то движение, что-то звякнуло, скрипнуло и через несколько секунд дверь в кабинет открылась и женщина, пышная и белоснежная, как облако, вплыла, держа в руках поднос. Пафнутьев стыдливо бросил взгляд на закуску — свежие помидоры, тонко нарезанная копченая рыба, несколько кружочков свежеподжаренной домашней колбасы, от которой сумасшедше пахло мясом и чесноком.— " — Аркаша! Так нельзя! — в ужасе воскликнул следователь, но Халандовский только досадливо махнул рукой — нашел, дескать, на что обращать внимание. Женщина-облако неслышно выплыла из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь, и снова собутыльники остались вдвоем. Халандовский придирчиво осмотрел принесенную закуску, бросил вопросительный взгляд на Пафнутьева.— Ничего? — спросил он. — Есть можно?— Что там есть! За такое угощение и сесть можно! Если, конечно, узнает Анцыферов, что меня вот так потчуют!— Твоего Анцыферова потчуют не так, — проворчал Халандовский. — Я знаю, как его потчуют, — он поднял свою стопку, подождал пока Пафнутьев, преодолев смущение, поднимет свою, чокнулся и молча выпил. Посидел некоторое время, с горестной задумчивостью глядя на поднос, потом, словно преодолевая себя, подцепил вилкой половинку помидора, посмотрел на него, как бы все еще колеблясь, и сунул в рот. И отвернулся к окну, давая возможность Пафнутьеву бесконтрольно наслаждаться рыбьим балыком.— Если кому-нибудь расскажу, чем меня угощает Халандовский... Мне никто не поверит.— Тогда и рассказывать нечего... Он хочет завалить мой магазин зарубежным тряпьем, электроникой, зажигалками и прочим дерьмом. У него ведь не только магазины! У него баня, школа... У него автостоянка, заправочная станция, автомастерская... Говорю же — он положил глаз на наш город.— Автостоянка? Заправочная станция? — переспросил Пафнутьев, — последнее время его настораживало все, что касалось машин.Халандовский не ответил. Он подцепил вилкой несколько срезов рыбы и сразу сунул их в рот.— Моих девочек несколько раз ловили на недовесах, представляешь? При том, что я могу голову положить на прилавок — не было недовесов. Они, вонючки вонючие, никак не могут отказаться от прежних обвинений. Времена переменились. Мне выгоднее не делать недовесов. Мне выгоднее работать честно. Чтобы все знали, Халандовский — это фирма, это надежно, это качественно. Мне незачем делать недовесы — я сам устанавливаю цену на товар. На кой черт мне эти старые большевистские хохмы? И девочкам своим я наказал строго-настрого — пусть лучше будет больше, но ни в коем случае этих вульгарных приемов прошлого. И вот уже несколько актов — недовесы. Девочки ревут, клянутся и падают передо мной на колени — утверждают, что работали чисто. Я верю девочкам. Меня они обманывать не будут. Мои девочки — честные работники и прекрасные люди. И девочки хорошие, — добавил Халандовский несколько смутившись.Пафнутьев не мог не улыбнуться, вспомнив полных румяных женщин в белых халатах и кружевных кокошниках, женщин, о которых говорят, что лифчики они надевают каждый раз на новое место, потому что не имеет значения, куда именно она наденет этот лифчик.— Ты вот улыбаешься, а внешний вид продавца, здоровый, доброжелательный, добродушный вид действует на наших дистрофичных покупателей, как витамин! Как калория! Они идут в мой магазин может быть, не столько за покупками, сколько затем, чтобы полюбоваться на моих девочек, набраться от них силы, уверенности, здоровья.— И подышать вот этими запахами, — Пафнутьев кивнул на поднос.— Да, и понюхать, — кивнул Халандовский не возражая.— Откуда у Байрамова деньги? — неожиданно спросил Пафнутьев.— Ты где работаешь? В прокуратуре? Кем работаешь? Начальником? Тебе каждый день кладут на стол сводку происшествий? Читай. Думай. Делай выводы.— Значит, его деньги криминальные?— Паша... Это мутант. Чудовище. Осьминог. Динозавр.— И ты утверждаешь, что Колов...— Я ничего не утверждаю! — резко перебил Халандовский. — И стараюсь не произносить святых имен в этом прибежище торговли и обмана. И тебе не советую. Что вы за люди, не понимаю! Как вы можете работать с такими длинными и бестолковыми языками?!— Виноват, — Пафнутьев сложил руки на груди точь-в-точь, как это делал эксперт Худолей, когда тому очень хотелось выпить. И осознав это, он вспомнил, зачем заглянул к Халандовскому. — Да, чуть не забыл, Аркаша...— Говори, Паша, — Халандовский склонил голову, выражая готовность выслушать все, до конца и не перебивая.— Бутылка нужна... Только наша. В киосках боюсь покупать.— И правильно. Водку бери только у меня. Продают такую отраву, такую гадость.. Сами печатают наклейки, сами разводят какие-то технические спирты, сами разливают, устанавливают пену... В своих же киосках и продают. А люди мрут. Паша, люди мрут в самом прямом и полном смысле слова.— Знаю, — кивнул Пафнутьев.— А почему не сажаешь?— Сложно это, Аркаша. Рыночные отношения...— А меня на недовесах ловят! — глаза Халандовского в первый раз сверкнули гневно и оскорбленно.— Разберемся.— Один мой приятель специально в машине, в бардачке отраву держал. С виду водка, как водка... А в ней отрава. И об этом знал только он. А водку эту, это угощение он держал специально для угонщиков, И надо же — угнали.— Машину угнали? — уточнил Пафнутьев, опять насторожившись.— Ну! И все у них получилось, все удалось. Угнали, скрылись, спрятались. Обшаривая машину, нашли бутылку. И на радостях выпили.— И им стало плохо? — предсказал Пафнутьев.— Нет! — отверг Халандовский подсказку. — Они умерли в течение десяти минут.— Какой кошмар! — ужаснулся Пафнутьев, поднимаясь. — Мне пора, Аркаша. До скорой встречи.— Нет, ты мне скажи — судить этого мужика будут?— Не стали мы его судить, — устало проговорил Пафнутьев. — Он сказал, что сам купил эту водку за полчаса до того, как угнали машину.— Так ты знаешь эту историю... — разочарованно протянул Халандовский.— Я все знаю.— А про Байрамова не знай!— Теперь знаю и про Байрамова, — Пафнутьев протянул руку. — Не дрейфь, Аркаша. Разберемся.— Только не очень долго, Паша... Силы мои на исходе. И деньги тоже. Ведь деньгами приходится все погашать.— Будут новости — звони. А это за бутылку для эксперта, — Пафнутьев положил на стол три тысячи рублей.— Ты меня смешишь, Паша, — горько усмехнулся Халандовский, смахивая деньги в ящик стола.— Посмеемся вместе, Аркаша.— Неужели придет такой час? — проговорил Халандовский, когда Пафнутьев уже "покинул его кабинет. — Неужели придет такой час, — повторил он, пряча пустую бутылку в тумбочку стола.Знаменитый нос Дубовика, налитый неведомой жизненной силой, завис над протоколом в каком-то горестном ожидании — перед ним сидел заплаканный пожилой человек, который, похоже, не в силах был произнести ни единого слова. И Дубовик, пригорюнившись, терпеливо ждал, пока свидетель придет в себя, справится с волнением, слезами и переживаниями. То ли сочувствовал ему Дубовик, то ли скучал в ожидании.Заглянувший в дверь Пафнутьев увидел эту невеселую картину и уже хотел было уйти, но очнувшийся Дубовик сделал ему неприметный жест рукой — заходи, дескать, не помешаешь. Пафнутьев вошел в кабинет, в котором до прошлого года обитал сам, и втиснулся в угол между шкафом, до сих пор набитым знакомыми вещдоками, и батареей парового отопления. Он положил на нее руку — ребра батареи были холодны, хотя уже неплохо бы и затопить, прохладно в кабинете.— Повторим, а то я не все понял, не все запомнил, — сказал Дубовик для Пафнутьева, чтоб тот вошел в суть разговора. — Вы утверждаете, Николай Петрович, что все произошло на ваших глазах?— Господи! Да на балконе я стоял, на балконе! И все видел. Я часто стою на балконе — машину стерегу. Нынче ведь угоняют полсотни машин в сутки! Находят две-три... Так что при любой свободной минуте выхожу на балкон. И покурить, и чайку попить, и с соседом поговорить... Он на своем балконе — внучку пасет, чтоб маньяк какой не съел, я на своем — на «девятку» поглядываю...— И тут вы увидели этих людей, — Дубовик прервал слишком уж подробный рассказ потерпевшего и направил его слова в нужное русло.— Да. Увидел, — Николай Петрович замолчал, ожидая следующих вопросов.— И что?— Ну что... Потолкались они, походили... Я подумал вначале — ждут кого-то... Люди, как люди... У меня и мысли не возникло, что они собираются машину угнать... А оно вона что вышло.— Дальше... Что было дальше?— Вижу, что один из них, маленький такой, вроде как парнишка с виду, еще в школу ходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61