А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Его голос приближался ко мне из темноты. — Выйдя с работы, я обнаружил, что в моей машине замерзло масло. Видимо, к вечеру резко похолодало. Хорошо еще, что Ларри, наш программист, одолжил мне до завтра свой фургон. Я подкинул его до городской квартиры, а потом поехал сюда.
Удивившись, как Оливеру удалось так тихо и незаметно подъехать сюда по нашей темной, пустынной трассе, я испытала, однако, такое облегчение оттого, что это оказался именно Оливер, а не ожидаемая банда тайных головорезов-убийц, что с радостью обняла его, когда он оказался рядом, и мы все втроем спокойно вошли в дом.
— У меня есть только кусок курицы, — сообщила я Оливеру на лестничной площадке, где разделялись наши пути. — Я думала, что ты перекусишь в конторе.
— Какая уж там еда, — отмахнулся он. — Я целый день отрабатывал наш вкусный завтрак. С тех пор у меня и маковой росинки во рту не было. Но сегодня мне почему-то уже ничего не хочется, и если не возражаешь, то вы с аргонавтом ужинайте без меня. Может, здоровый сон сотворит чудо.
Снизу мы услышали, что зазвонил мой телефон. Оливер удивленно приподнял брови. Обычно мне очень редко звонили домой.
— Надеюсь, у моего телефона не выработается дурная привычка, — заметила я. — Наверное, пора вспомнить, что мы живем в двадцатом веке, и приобрести один из этих зловредных автоответчиков.
Мы с Оливером разошлись, я припустила вниз по лестнице и схватила трубку после шестого звонка.
— Ариэль Бен? — произнес резкий женский голос с явно выраженным среднеатлантическим акцентом. — Говорит Хелена Вурхер-Лебланк из «Вашингтон пост».
Ну и дела, вот это фамилия! Но мне все равно никогда не нравились журналистки: чересчур напористые.
— Мисс Бен, — продолжила она, не дождавшись ответа, — надеюсь, вы не возражаете, что я беспокою вас в столь печальное для вас время. Я безуспешно пыталась дозвониться вам на работу, и в итоге ваши родственники дали мне ваш домашний номер. Они заверили меня, что вы не откажетесь ответить на пару вопросов. Вам сейчас удобно разговаривать?
— Удобнее не бывает, — со вздохом ответила я.
У меня начала трещать голова от множества сегодняшних треволнений. Мой ужин оттаивал, дом вымерзал, а в рукаве у меня прятался клочок желтой бумаги, который был взрывоопаснее нобелия, чей полураспад может оказаться гораздо длиннее моей жизни, если я как можно скорее не придумаю, что с ним делать. Интервью для «Вашингтон пост»? Отлично, почему бы и нет?
— Что вам хотелось бы узнать, мисс… гм, Лебланк? — вежливо поинтересовалась я, одновременно вытаскивая из рукава добытый Ясоном желтый квиток и читая его.
Ну так и есть: почтовый индекс Сан-Франциско. А объяснение задержки доставки гласило: пакет слишком велик для почтового ящика.
Присев на кожаный диван, я сбросила куртку. Потом засунула квитанцию в задний карман брюк и начала разводить огонь в камине, где обычно готовила ужин. Ясон, запрыгнув на каминную полку, попытался лизнуть меня в щеку, и я слегка потрепала его по уху. Неожиданно, на какой-то краткий миг, я задумалась, чье же разорванное на куски тело лежит сейчас в том гробу под могильной насыпью. А может, они захоронили пустой свинцовый гроб или сунули туда камни вместо Сэма?
— Ваш покойный кузен, вероятно, был очень смелым человеком, — плавно перешла мисс Ву-Лебланк к теме нашего разговора.
— Послушайте, мадам, в данный момент я совершенно не расположена обсуждать моего покойного кузена, — заявила я, подбрасывая новые дрова на остывшие с ночи угли. — С чего вдруг такой внезапный интерес ко мне и моим родственникам? Никто пока, к сожалению, не смог дать мне внятного объяснения.
— Мисс Бен… Ариэль… Вы позволите мне называть вас просто Ариэль? Как вы знаете, три поколения вашей семьи производили личностей, весьма знаменитых своими дарованиями и…
И алчностью, с удовольствием добавила бы я, но она нашла более дипломатичное определение:
— Вкладом в мировую экономику и культуру. Однако до сих пор никто не занялся всесторонним изучением семьи, чей вклад…
— Неужели «Вашингтон пост» решила заняться всесторонним изучением нашей семьи? — встряла я. Что за шутки! — Вы планируете напечатать ряд очерков в воскресном приложении?
— Ха-ха, — зазвенела она. Но быстро затихла, вспомнив о том, что я переживаю «печальное время». — Нет, конечно нет. Мисс Бен, можно я перейду непосредственно к сути интересующего меня дела?
Да ради бога, ведь мы обе знали, под что она подкапывается! Но я лишь кратко выразила согласие.
— Разумеется, нас интересуют рукописи. Наша газета хотела бы приобрести эксклюзивные права на их публикацию. Мы, естественно, готовы заплатить за них крупную сумму. Но нам не хотелось бы начинать торговую войну.
Торговую войну?!
— О каких именно рукописях вы говорите? — изображая наивную простушку, спросила я: пусть поработает, чтобы получить мой ответ.
Коснувшись кончиками пальцев интригующего желтого квитка в кармане брюк, я прищурила глаза; потом начала поджигать растопку, размышляя, как могла бы упроститься жизнь, если бы я случайно уронила этот листок в огонь. Но следующие слова мисс Хелены резко вернули меня к реальности.
— Вообще-то нас интересуют письма и дневники Зои Бен, — заявила она. — Насколько мне известно, ваша семья сообщила вам, что…
— Зои Бен?!! — воскликнула я, едва не подавившись этим именем. Хуже этого и представить ничего нельзя было. — Какое отношение имеет к этим рукописям Зоя?
— Кажется невероятным, мисс Бен, что вы не в курсе того, какое наследство вам завещано.
Резкий голос Хелены стал вдруг почти бархатистым от удивления.
— Может, вы меня просветите? — предложила я. Теперь я слушала ее предельно внимательно. Чего только не писали о моей ужасной тетушке Зое — сводной сестре моего отца, которая считалась в семье паршивой овцой. Да и сама Зоя частенько давала откровенные интервью. Но впервые я слышала о каких-то письмах и дневниках. Кроме того, неужели в жизни Зои существовало нечто еще более мерзкое, чем то, что она уже успела поведать миру в широкой печати?
— Я присутствовала на пресс-конференции в Сан-Франциско, мисс Бен. — Хелена сделала глубокий вздох. — Нам сообщили, что, будучи единственной наследницей вашего покойного кузена Сэмюэля Бена, вы также имеете все права на имущество, унаследованное им от вашей бабушки, известной оперной певицы Пандоры Бен, и вашего дяди, горнорудного магната Эрнеста Бена. Отвечая на вопросы журналистов, ваш отец и мистер Абрахаме, душеприказчик, сообщили, что, насколько они понимают, ваше наследство может включать не только переписку Пандоры Бен с мировыми знаменитостями и ее частные письма, но также и письма ее приемной дочери Зои, известной…
Шлюхи? Это слово крутилось у меня на языке, но она закончила так:
— Танцовщицы.
Я уже упоминала, что в нашей семье весьма сложные родственные связи.
— К сожалению, Хелена, мне не удалось побывать на столь содержательной пресс-конференции, — сказала я. — Но вам, очевидно, намекнули и о том, где сейчас находятся эти важные документы?
Я могла поклясться, что во время оглашения завещания о них не сказали ни слова.
— Пожалуй, да, мисс Бен. Именно поэтому мне и пришлось так срочно дозвониться до вас, поскольку в таком деле время играет весьма существенную роль. Согласно завещанию в случае смерти вашего кузена все его состояние передается в ваши руки не позднее чем через неделю со дня оглашения завещания.
Святое дерьмо. По милости моего драгоценного кровного братца Сэма, оставившего мне несметное богатство, я оказалась втянута в какую-то чертовски опасную игру.
На самом деле я не сказала бы, что никто не способен проследить родственные связи моего семейства. Просто это чертовски неприятное занятие.
Мой дед, Иероним Бен, приехавший из Голландии в Южную Африку, был женат дважды. Первый раз — на Гермионе, богатой вдове также голландского происхождения, жившей в Южно-Африканской Республике со своим маленьким сыном, моим дядюшкой Лафкадио, которого Иероним усыновил, дав ему свою фамилию. От брака Иеронима и Гермионы родилось двое детей: мой дядя Эрнест, родившийся еще в Южной Африке, и моя тетя Зоя, появившаяся на свет уже в Вене, куда семья перебралась в самом начале нынешнего столетия. Таким образом, дядя Лаф стал сводным братом этих двух детей, поскольку все трое родились от одной матери.
Когда Гермиона заболела в Вене, дети ее были еще маленькими — так гласит предание, — и мой дед по просьбе Гермионы нанял привлекательную молодую студентку Венской консерватории в качестве няни или помощницы по хозяйству, а заодно и учительницы музыки для младших детей. После смерти Гермионы эта молодая женщина, Пандора, стала ее преемницей, быстро пройдя несколько этапов: вторая жена моего деда, мать моего отца Огастуса, а после побега с дядюшкой Лафом — самая знаменитая оперная певица в недавно образовавшейся Австрийской Республике.
Более сложная судьба оказалась у нашей паршивой овцы, тетушки Зои. Считалось, что Зоя едва помнила свою больную и умирающую мать, а еще меньше — вечно занятого отца и, воспитанная практически одной Пандорой, предпочла убежать с ней и Лафом, создав тем самым то, что позднее назвали «семейным расколом». Дальнейшая жизнь Зои — Королевы Ночи, самой обольстительной танцовщицы, дамы полусвета и содержанки множества богатых и знаменитых со времен англичанки Лолы Монтес, — требует отдельного описания.
Но сейчас мне до смерти (так уж говорится) хотелось узнать, много ли дядя Лаф, главное действующее лицо нашей семейной драмы, знал об унаследованных мною документах: кому они исходно принадлежали — Пандоре или Зое, а также какую роль эти дамы играли в общей истории. Всю эту информацию я надеялась получить от него в конце недели. Если, конечно, проживу так долго.
Очевидно также, что Сэм знал гораздо больше, чем сообщил. А мне еще следовало понять, почему какие-то письма и дневники пятидесятилетней давности до сих пор считаются столь загадочными и волнующими, и почему мой отец сказал, что они зашифрованы (о чем, кстати, никто больше не упомянул), и почему Сэм разыграл собственную смерть при содействии правительства США и представил меня перед всеми своей наследницей по законному последнему волеизъявлению. Это последнее «почему» вызывало у меня молчаливую и бессильную ярость. Но сегодня, не имея никакой возможности связаться с Сэмом даже по телефону до завтрашнего урочного посещения ковбойского салуна, я должна была придумать, как лучше уберечься от опасностей и остаться живой.
Первым делом я закончила разговор с Хеленой, журналисткой, раскапывающей подробности звездной жизни для «Пост» (у которой мне удалось выведать гораздо больше, чем ей у меня). Я заверила ее, что когда получу документы, то извещу ее в первую очередь.
Далее крайне важно было обдумать мои планы на последующие несколько дней: оставить ли посылку спокойно лежать на почте, спрятав лишь крошечную квитанцию на ее получение, или же все-таки забрать этот пакет и постараться придумать, как спрятать его до передачи Сэму. Уж он-то определенно первый претендент на получение обратно этих спорных и щекотливых документов. И каким бы ни было их содержание — а сейчас мне абсолютно не хотелось думать об этом, — вероятно, лучше всего предать их забвению. Какой же дурой я была, надеясь, что смогу освободиться от нашей ужасной семейки, окопавшись, как картошка, в захолустном Айдахо!
Вечером, перед тем как лечь спать, я сняла и убрала в ящик комода висевший над кроватью плетеный «уловитель снов», отгонявший дурные сновидения. Я подумала, что если настроюсь на определенную душевную волну, то, возможно, увижу во сне ту путеводную нить, что поможет мне пройти через кошмарный лабиринт, в который внезапно превратилась моя жизнь.
Я проснулась еще затемно, в холодном поту.
Мне снилось, что я несусь что есть мочи — и не просто так, а на четвереньках — через какие-то низкие и непроглядно густые камышовые заросли. За спиной у меня раздается горячее дыхание здоровенного темного зверя с алчно распахнутой пастью, который клацает челюстями, стараясь схватить меня. Сквозь камыши я замечаю впереди открытую поляну, а за ней длинный забор. Успею ли я добежать и перепрыгнуть через забор, чтобы спастись от преследования этой зверюги? Уже совершенно выдохшись, я из последних сил пробегаю по поляне и запрыгиваю на забор…
В этот самый момент я проснулась и села в своей кровати. Ясон, обычно заползавший ко мне ночью и как-то вклинивающийся между мной и теплой подушкой, тихо спал на боку. Глаза его были плотно закрыты, но лапы заметно подергивались, словно он тоже удирал от какой-то опасности. Мне стало смешно.
— Проснись, Ясон, — сказала я и слегка потрясла его, вынудив приоткрыть глаза.
Интересно, какие глупости можно было бы узнать, проникнув в кошачьи сны?
К этому утреннему пробуждению у меня созрело по крайней мере одно решение на сегодняшний день. Я заберу с почты этот пакет. У меня нет иного выбора. Я никогда не прощу себе, если упущу его, если позволю этому проклятому наследству безвозвратно исчезнуть. Куда его спрятать — другой вопрос. На работе небезопасно: слишком много народу болтается там целыми днями. И вообще, пока я не увижу воочию этот пакет, я не буду знать, можно ли его спрятать в одном месте, к примеру в шкафу или в портфеле, учитывая, что он не влез в почтовый ящик.
Выйдя из дома, я с облегчением увидела, что позаимствованный Оливером фургон больше не загораживает выезд, так что мне удалось без проблем вырулить на шоссе. Должно быть, он сговорился с этим программистом, Ларри, что заедет за ним с утра пораньше.
Я затормозила перед почтовым отделением минут через десять после его открытия и оставила машину на ближайшей, пока пустующей парковке. Приветливо кивнув по пути почтовому служащему, посыпавшему ступени каменной солью, я прошла внутрь, чувствуя, как колотится в груди сердце, а в голове звучат литавры, отбивающие некий латиноамериканский ритм. С чего это я так распсиховалась? Совершенно никто здесь не имел ни малейшего понятия о содержимом посылки, которую я собиралась получить.
Подойдя к отделу выдачи, я подала желтый квиток стоявшему там Джорджу. Он удалился в заднюю комнату и вскоре вернулся, притащив большой — по габаритам больше, чем пачка писчей бумаги, — пакет в коричневой обертке, перевязанный веревкой.
— Извините, миз Бен, что вам пришлось самой приехать за посылкой, — сказал Джордж, обнажив в улыбке широко расставленные зубы. Он почесал в затылке. — Я с удовольствием отдал бы ее тому парню, который только что заходил сюда по вашему поручению, но он сказал, что вы потеряли квиток доставки. Тогда я объяснил ему, что в таком случае вы должны прийти лично или прислать подписанную вами записку с разрешением получить посылку. Но как видно, вам все же удалось найти квитанцию.
Я стояла точно глухонемая, все звуки доносились до меня так, словно я находилась под стеклянным колпаком. Я молча держала в руках пакет. Растерянный взгляд Джорджа явно говорил, что он прикидывает, как лучше поступить — предложить мне воды или вывести на свежий воздух.
— Понятно, — умудрилась выдавить я и откашлялась. — Все в порядке, Джордж, мне все равно нужно было ехать в вашу сторону. Так что я забежала по пути.
Медленно направившись к двери, я соображала, как лучше задать отчаянно интересующий меня вопрос. И придумала, уже перед самым выходом.
— Кстати… — обернулась я к Джорджу. — Я просила пару своих приятелей при случае заскочить к вам за моим пакетом.
Так кто же из них в итоге зашел к вам, чтобы я могла сказать другому не беспокоиться?
Я думала, что он скажет: «какой-то приезжий» или что-то в таком роде. Но его слова заставили меня похолодеть.
— Ну, по-моему, заходил ваш домовладелец, мистер Максфилд. У вас с ним почти одинаковые адреса. Именно поэтому мне было неловко отказывать ему в выдаче посылки. Но правила есть правила.
Оливер! Мне как-то поплохело. Мгновенно вспомнился фургон, ослепивший меня прошлым вечером, и сегодняшняя пустая подъездная аллея со следами шин. С вымученной улыбкой я поблагодарила Джорджа. Вышла на улицу, забралась в машину и тупо уставилась на лежащий на коленях пакет.
— Ты во всем виноват, — сказала я ему.
Я понимала, что не стоит сейчас открывать пакет, но ничего не могла с собой поделать. Пошуровав в бардачке, я достала оттуда охотничий нож с костяной ручкой для разделки оленей, который в жизни не касался ни одного оленя. Потом перерезала шпагат и вскрыла посылку. Мне отчаянно хотелось узнать, какого сорта ядовитое зелье мне предстоит выпить. Увидев первый лист, я начала смеяться.
Текст был написан на каком-то непонятном языке, он состоял даже не из букв, а из затейливых знаков, показавшихся мне, правда, странно знакомыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71