А-П

П-Я

 


Сергей Эйзенштейн, «Из письма к работникам советской милиции»

После возвращения из Испании Виктор получил назначение в Москву, в аппарат МУРа. Генка окончил Ленинградскую школу милиции и уехал работать в одну из центральных областей. Писал он редко и очень скупо — работа изматывала. Обстановка была достаточно напряженной, из писем было понятно, что собой парень не удовлетворен, хочет большего, однако не слишком «дальновидное», как выражался Генка, «начальство», желая жить спокойно, сдерживает его порывы, не дает выходить из рамок давно проверенного, привычного. Читая эти письма, Маша расстраивалась и каждый раз требовала от Коли, чтобы тот выкроил день-другой и съездил к сыну, помог советом, но Коля только улыбался в ответ.
— Что ты, мать, — говорил он спокойно. — Жизнь не детский сад. Он теперь не птенец, пусть сам разбирается. Вон Виктор. Пример!
— Сравнил, — вздыхала Маша. — Виктор — мужчина, закаленный и бедой и войной. А Генка еще ребенок! Себя вспомни в двадцать лет!
— Мы с тобой в двадцать уже состариться успели, — смеялся Коля. — А в Генку я верю. В грозный час он себя покажет, не сомневайся…
Шел июнь 1940 года. До начала трагедии оставался ровно год, и, конечно же, Коля даже предположить не мог, что его слова окажутся пророческими.
Утром принесли телеграмму из Москвы. Никифоров сообщал, что нарком утвердил назначение Коли на должность заместителя начальника Московского уголовного розыска.
Когда Коля вошел с телеграммой в комнату, Маша еще спала. Он сел в изголовье тахты и долго смотрел, на спокойное, по-прежнему красивое лицо жены. Время не старило ее. Она была все такая же стройная, подвижная. Никто не давал ей больше двадцати восьми, и только Коля видел, что годы берут свое.
— Вставай, мать, нас ждет великое переселение, — улыбнулся Коля.
Маша прочитала телеграмму, покачала головой:
— Надо же. Я все жду, когда тебя назначат самым главным, а тебя переводят на такую же должность. Я не согласна. Так и телеграфируй Никифорову.
— В Москву переводят! — Коля шутливо поднял палец вверх. — Будем трудиться вместе с Витькой — это раз. Второе — сама знаешь, что за эти два года произошло. В армии взводных полками командовать назначают. А у нас в Ленинграде замена мне найдется. Вот как с твоей школой быть?..
— Школ и в Москве много, — махнула рукой Маша. — Жалко будет расставаться с коллективом, люди, представь себе, один к одному… Как они поддержали меня тогда, в тридцать седьмом, помнишь?
Коля позвонил Бушмакину, рассказал о новом назначении. Старик обрадовался, а под конец разговора взгрустнул:
— Увидимся ли еще? Болезни одолели, да и возраст… Пиши, не забывай…
— О чем речь! — бодрясь, сказал Коля.
Он не верил в предчувствия и приметы, но подумал вдруг, что Бушмакин наверняка окажется прав, и они уже в самом деле больше никогда не увидятся. Надо было съездить к «бате», попрощаться, но дела завертели, замотала предотъездная суета, и Коля вспомнил о своем намерении только тогда, когда Маша закрыла чемодан и села на подоконник.
— Давай посидим на дорожку?
Коля обвел взглядом пустую комнату. Без мебели и привычных вещей она стала вдруг слишком большой, неуютной.
— Сколько мы с тобой прожили, мать?
— Двадцать один год, — вздохнула Маша. — Ты хочешь сказать, что срок длинный, а увозим с собой только один чемодан?
— Я хочу сказать, что все эти годы был очень счастлив с тобой, Маша. — Коля улыбнулся. — А ты?
— И я… — Она подошла к нему, провела ладонями по его щекам. — Все эти годы я благодарила судьбу за то, что она послала мне тебя. — Маша замолчала, потом сказала — печально и тихо: — Мы уезжаем, и мне почему-то больно. Знаешь, здесь остается частичка нас самих. Очень дорогая частичка, Коля. Наверное, теперь у нас и квартира будет большая, и мебель новая, а вот того, что было, — нет. Не будет уже никогда.
— Поехали, — Коля отвернулся, не хотел, чтобы Маша увидела вдруг навернувшиеся слезы.
Но выйти из комнаты они не успели. Ворвался с бутылкой шампанского Ганушкин, за ним — Тая.
— Ну, соседи, ну, отмочили! — орал Ганушкин. — Кабы не Таисья — я бы ничего и не узнал. Едва с работы отпросился! Выпьем за ваш отъезд, за то, что наша коммунальная дружба и впрямь оказалась долгой, да и Бирюкова помянуть надо. Хороший был мужик.
Выпили. Маша расчувствовалась, всплакнула вместе с Таей. Коля тоже расслабился и решился, наконец, позвонить Сергееву. Ответил его секретарь.
— Я передам, что вы звонили, — сказал он. — Но это будет нескоро. Товарищ Сергеев в длительной командировке.
— Где, если не секрет?
— Секрет. Попробуйте позвонить месяца через два.
Коля повесил трубку и долго ломал голову над тем, куда же мог уехать Сергеев, но так и не догадался. А Сергеев в это время находился в Германии, в составе советской экономической делегации, и от встречи с Колей его отделяли не два месяца, как предполагал секретарь, а год работы в Германии и пять лет войны…
В Москву поезд пришел рано утром. Маша выглянула в окно и радостно крикнула:
— Витька!
На перроне с букетом цветов в руках стоял улыбающийся Виктор. На нем ладно сидела новенькая, хорошо подогнанная форма капитана милиции, на поясном ремне желтела плоская кобура с пистолетом «ТТ». Обнялись. Маша отступила на шаг, всмотрелась. Изменился Витька. Глубоко под крутые надбровья ушли глаза, прорезались борозды у красиво изогнутых губ.
— А ты возмужал, — сказала Маша.
— Скажи проще: состарился, — покривил уголки рта Виктор.
— Жаль, мать тебя не увидела таким, — сказал Коля. — Она всегда тобой гордилась. На ее могиле перед отъездом мы были. Памятник в порядке, я надежных людей попросил — будут ухаживать, так что не беспокойся… Идет тебе форма.
— Это я надел, чтобы вас встретить, — улыбнулся Виктор. — Идемте, у меня «эмка».
Вышли на привокзальную площадь.
— Не женился? — спросила Маша.
— Да как сказать, — протянул Виктор. — Нет, конечно.
— Почему «конечно»? — настаивала Маша.
— За милиционера не всякая пойдет, а милиционер не всякую возьмет, — отшутился Виктор.
Маша села рядом с шофером, «эмка» свернула на Каланчевку, с нее — на Садовое кольцо.
— Как здесь все изменилось, — тихо сказала Маша. — Не узнать.
— Двадцать лет прошло, — вздохнул Коля. — Была Москва — деревня, стала — столица. У тебя, смотрю, новый пистолет? Армейский? — обратился он к Виктору.
— «ТТ», — кивнул Виктор. — Я привык. А вообще-то — для нас он не очень подходит.
— А у моего кольта патроны кончились, я его сдал. Как здесь с оружием?
— Достанем нетабельный. А может, наган возьмешь? Их в избытке.
— С перезарядкой у него плохо, — сказал Коля. — То ли дело у кольта. Ладно, увидим. Ты мне вот что скажи: куда едем?
— Домой. Вам квартиру дали в новом доме на улице Горького.
— Сколько комнат? — обрадовалась Маша.
— Три. Общая площадь сорок метров. Окна на Манежную смотрят, будете смотреть парады и демонстрации.
— Зачем нам столько двоим? — удивился Коля. — Мы еще посмотрим, ладно.
— Пока двое, а там — кто его знает, — улыбнулся Виктор.
— Ну, знаешь! — возмутилась Маша. — Я уже в том возрасте, когда эти темы неприлично даже обсуждать, не то чтобы. — Она недоговорила и вздохнула.
— Генка пишет? — спросил Виктор.
— Пишет. Старший «опер» в райцентре. Дел много, мотается, правду-матку начальству режет. А ты как? Уживаешься с начальством?
— Всяко-разно, — сказал Виктор. — Процент раскрываемости опять же мучает. Начальнику — процент, а мне — качество. Одно спасает — начальник болеет и, видать, долго еще будет болеть, а с тобой мы общий язык найдем. Вот с вышестоящим начальством совместим ли процент и качество?
— Ничего, мы — псковские, мы совместим, — улыбнулся Коля. — Вот этот дом? Скажи, пожалуйста, магазин «Стандарт». Смотри, Маша!
Въехали под арку. Квартира была со двора, во втором подъезде. Виктор вызвал лифт. Поднялись на пятый этаж.
— Вот ключи, владейте. — Виктор торжественно протянул Маше связку ключей.
Маша робко переступила порог квартиры и восхищенно вскрикнула. Двери направо вели в уютную спальню. Налево — в столовую. Вперед и направо — в кабинет. Большая, светлая кухня с балконом. И в каждой комнате новенькая, пахнущая лаком мебель из светлого дуба.
— Можно было и без мебели, — сказал Виктор. — Да я подумал: чего вам зря бегать, время тратить. А так заодно с квартплатой и рассчитаетесь. Удобно, современно.
Маша села на диван и тихо рассмеялась.
— Господи, — сказала она, — какая я счастливая. И как все хорошо.
— Хорошо, — кивнул Коля. — Спасибо нашим ребятам. Тем, кого нет с нами. В нашем счастье их золотая доля.
Виктор ушел. Коля долго стоял у окна и смотрел вниз, на улицу Горького. Напротив окон, в двухэтажном доме, была булочная и книжный магазин. А чуть правее — театр миниатюр. Еще правее возвышался серый куб Центрального телеграфа.
— Удобно-то как, — сказала Маша. — Все рядом, все под боком. Ты заметил — в нашем доме, внизу — диетический магазин. Буду кормить тебя манными котлетами. Или морковными.
— Хочу в Гнездниковский сходить, — сказал Коля. — Трепанова вспомнить, Афиногена. Надо бы нам вместе побродить по старым местам…
— А у тебя найдется время? — с недоверием спросила Маша.
— Я постараюсь найти. Мы ведь ради будущего живем. Значит, должны помнить прошлое. А то ведь порвется связь времен. — Коля улыбнулся.
Весь вечер они бродили по Москве, и прошлое возвращалось к ним случайно запомнившимся поворотом улицы, знакомым домом на перекрестке. Прошлое уводило их в заснеженную, нетопленную, голодную Москву 1919 юда. И они шли среди улыбающихся, счастливых людей, среди потока новеньких, поблескивающих свежим лаком «эмок» и «зисов», мимо сверкающих витрин, но им казалось, что вот сейчас, через секунду вывернет из-за угла черный автомобиль Кутькова, и безжалостные бандитские маузеры полоснут вдоль тротуара тяжелым, не знающим пощады свинцом.
— Вот здесь мы настигли Кутькова. Помнишь?
Маша молча кивнула.
— Двадцать один год прошел, а кажется — это было вчера. А все-таки основное мы сделали. Профессиональной преступности больше нет.
— Сколько же еще времени уйдет, пока вы справитесь с непрофессиональной? — вздохнула Маша. — Когда-то ты сказал: «Вот пройдет десять лет, и мы выпустим из тюрьмы последнего жулика…»
— Нам много чего казалось десять лет назад. Не все мечты сбываются, Маша. Сейчас я скажу тебе так: полное уничтожение преступности — дело не одного поколения. Думаю, что решающее слово в этом будет принадлежать не милиции и вообще не административным органам. Социальный прогресс и только он один подорвет основы всякой преступности вообще. А мы… Мы добьем ее остатки, вот и все.
— Когда же это будет?
— А вот это в какой-то степени зависит и от нас с тобой, — улыбнулся Коля. — Работать надо, друг мой. В поте лица!
На следующий день с утра Маша уехала в гороно — нужно было подыскать работу. У Коли был в запасе еще один день — в управление он должен был явиться только завтра. И Коля решил побродить по букинистическим магазинам — вот уже пять лет он настойчиво, с любовью собирал библиотеку из академических изданий. Но его замыслу не суждено было сбыться: в тот момент, когда он, уже одетый, стоял на лестничной площадке и закрывал двери квартиры, подъехал лифт и Виктор, выйдя из лифта, крикнул:
— Николай Федорович, машина внизу, хорошо, что я вас застал… — В служебной обстановке Виктор никогда не позволял себе называть Колю на «ты».
— Случилось что-нибудь?
— Я получил сообщение. Сегодня в двадцать три часа будет ограблен магазин на Масловке. Ювелирный, между прочим.
Шофер вырулил со двора, и «эмка», набирая скорость, помчалась к Петровке.
— Источник надежный? — спросил Коля. — Можно верить?
— Считаю, что можно. Это Агеев. Парню двадцать пять лет, токарь, с ворьем спутался случайно. Я пытаюсь ему помочь, да он и сам все понимает, хочет с этим делом «завязать».
— Я могу с ним встретиться?
— Исключено, — Виктор покачал головой. — Он позвонил, сказал, что на связь выйти больше не может, за ним следят, видимо, подозревают, а может, просто перестраховываются. Сказал — оторвется от группы после дела.
— Плохо. Ему нельзя принимать участие в краже. Ты запомни это, Виктор, на будущее.
— Всегда придерживался и придерживаюсь этого принципа, — сказал Виктор. — Я людей на преступление никогда не толкаю. Даже ради самой успешной реализации. Парень смелый, крепкий, выкрутится.
— Ну, дай бог! — кивнул Коля. — Чего мы стоим?
Водитель включил сирену, но регулировщик на перекрестке нервно замахал жезлом и вдруг, встав по стойке «смирно», взял под козырек. Через перекресток промчался огромный «майбах» с флажком на крыле — на красном поле белый круг с черным изломанным крестом.
— Посол Германии Шуленбург, — сказал Виктор. — Ишь, какой почет. Ты как относишься к пакту?
— Сказать по чести, — сложно, — отозвался Коля. — Я вроде и понимаю его необходимость, а сердцем принять не могу. У большевиков с фашистами не было и не может быть ничего общего.
— А я смотрю на этот пакт просто, — продолжал Виктор. — Дает он нам хоть какую-нибудь выгоду, — и спасибо! Больше он нас не касается. Разговоры о том, что-де Германия — теперь лучший наш друг, потому что Молотов с Гитлером за ручку поздоровался, — я отметаю! Я — солдат. В случае чего, я буду убивать, как бешеных собак, этих коричневых крыс, детоубийц. Я их видел в Испании. Скажу одно, Коля: их надо стереть с лица земли. — Виктор побледнел, его руки, сложенные на коленях, нервно вздрагивали. — Давай, нажми, — наклонился он к шоферу.
…»Эмка» остановилась перед роскошно оформленной витриной ювелирного магазина. Она ломилась от обилия золотой и серебряной посуды, колец, серег, часов.
— Ты жене никогда таких побрякушек не дарил? — спросил Виктор.
— Она не елка. — Коля вошел в магазин.
— Директор магазина — человек проверенный. Говорить с ним можно откровенно. Только он шутник, так что не реагируй, — Виктор постучал в дверь, на которой красовалась черная с золотом табличка: «Директор».
— Я занят! — послышалось из-за двери.
Виктор нажал затейливую бронзовую ручку. Директор сидел за огромным столом и ел сухую колбасу, запивая ее пивом.
— Вы мне помереть в случае чего дадите? — с легким раздражением спросил он. — Что стряслось?
Коля с уважением посмотрел на орден боевого Красного Знамени, прикрепленный над левым карманом директорской гимнастерки.
— За что? — Коля глазами указал на орден.
— За Перекоп. А вот теперь штурмую ювелирное дело. Мы за что боролись? За счастье? А Между прочим, женщины — лучшая полозина человечества! А в чем счастье любой женщины, кроме мужа, работы и детей? В украшениях! Согласны?
— Я — да, — сказал Виктор. — А Николай Федорович — нет. Он говорит, что его жена — не елка!
— Здрассьте, — в серцах произнес директор. — Раньше бриллианты императрица и ее дворянки носили. А теперь — наши женщины должны носить! И не чьи-нибудь там жены и тому подобное, а самые простые работницы!
— У них денег не хватит, — заметил Коля с улыбкой.
— А мы повысим зарплату, — парировал директор. — Короче кто вы?
Коля молча протянул служебное удостоверение.
— Понятно, — кивнул директор. — Что случилось?
— Сколько у вас товара? — спросил Коля.
— На восемьсот тысяч рублей тринадцать копеек. Это меня и погубит, — вздохнул директор. — Уже шестой день подряд в остатке получается цифра тринадцать. Пришла беда, и ваше появление подтверждает это.
— Сколько нужно машин, чтобы вывезти весь магазин? — спросил Коля.
— Каких машин? — удивился директор. — Три чемодана.
— А сколько нужно времени, чтобы их наполнить?
— То есть, очистить все полки и ящики, сломать сейф и разорить кладовую? — уточнил директор. — Три часа на все!
— Охрана?
— Колченогий Василий, — сказал директор. — У него старая одностволка и пять патронов с солью. На большее торг средств не отпускает — преступность, говорят, на убыль идет.
— Сегодня ваш магазин ограбят.
— Шутите? — Директор растерянно начал чистить колбасу. — Что же делать?
— Это наша забота, — сказал Виктор. — Позвоните в торг. Пусть они пришлют своего работника — для контроля. Мы будем ждать преступников прямо здесь, в магазине.
Коля осмотрел входные двери, зашел в прилегающий двор.
— Рассчитай необходимое количество людей, — сказал он Виктору. — Все заблокировать, чтоб комар не пролетел. Возьмем их с поличным. Кто будет внутри магазина?
— Лейтенант Олег Рудаков. Окончил нашу школу, парень боевой, надежный. Второй — лейтенант Миша Воронцов, — Виктор улыбнулся. — Они мальчишки совсем, по двадцати лет каждому. Для боевого крещения — самое подходящее дело.
— Мне казалось, нужны более опытные товарищи, — сказал Коля. — Но, раз ты решил.
— Николай Федорович, себя вспомните в девятнадцатом.
— Время было другое, — буркнул Коля.
— Не согласен, — упорствовал Виктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65