— Я только глаза не могла открыть… Тяжелый очень был сон, ничего не соображала…— Вот видите!— О, как вы мне надоели с вашим скептицизмом! Я пожал плечами:— Хватит, Ева, а то еще наговорим друг другу лишнего. — Я сменил тон. — Вы столько боли причинили вашей сестре, Ева… Я надеюсь, вы хотя бы это помните?— Помню…Сестры переглянулись. Было что-то беспокойное в их лицах.— О, Элен! — забормотала Ева. — Моя Элен!.. Ну прости меня!.. Ну прости!..Элен подошла к ней и обняла. Теперь они уже плакали в объятиях друг друга.Амелия, убиравшая со стола, посмотрела на меня, ничего не понимая.Смущенный, я вышел.Гроза, которая, казалось, приближалась ночью, так и не разразилась. Теперь небо сияло.Я обогнул дом и подошел к гимнастическому уголку. Взобрался на канат. Никогда еще я так легко на него не взбирался. Мне казалось, я невесом. Я чувствовал в себе огромнейшую невостребованную силу, такую, что можно было бы на небо взобраться! Глава 11 Этой ночью ничего не случилось. Когда Ева отправилась спать, я пожелал ей, как обычно, спокойной ночи «без какого-нибудь намека!» Но когда она исчезла, я переговорил с Элен:— За ней нужен глаз да глаз, Элен. Я думаю, если она ходит сознательно, то подождет еще несколько ночей, прежде чем выйти на улицу. А если несознательно, во сне, тогда она может выкинуть этот фокус в любой момент. Ее можно как-нибудь осторожно закрыть в комнате?Элен покачала головой:— Она заметит, и это будет что-то ужасное!— Тогда я буду спать в коридоре.— Она и это заметит, можете быть уверены. У нее какое-то шестое чувство, которое предупреждает ее обо всем непривычном, что происходит вокруг. — В таком случае я буду спать на диване в холле.— Как хотите, Виктор, но ведь вам будет плохо…— Не беспокойтесь о моем комфорте, моя дорогая. Я люблю спать на твердом — это напоминает мне службу в армии.Я поднялся в свою комнату, во-первых, чтобы ввести в заблуждение Еву; во-вторых, чтобы переодеться в пижаму и захватить одеяло. Какое-то время стоял и курил у окна, потом спустился вниз — тихо, как муха.Я прекрасно выспался на этом самом диване в холле, что бы там ни говорила Элен, и утром с большим удовольствием занимался гимнастикой, усердствуя гораздо более обычного.Эти утренние упражнения здорово мне помогали. Благодаря им мне удавалось сбросить жирок, который я наращивал днем, сидя за столом. Живот мой был тверд и упруг. Я с огромным удовлетворением чувствовал сталь своих бицепсов и, вообще, здоровье во всем своем, как никогда прежде, натренированном теле.Дни сменялись ночами…Я по-прежнему спал в холле. Я решил спать там, если потребуется, месяцы. Во что бы то ни стало я задумал подстеречь Еву во время хождений. У меня не было никаких сомнений, что однажды ночью она опять встанет…Доктор, как и обещал, нанес нам визит. Выходя из комнаты Евы, он многозначительно покачал головой. Когда я с Элен провожал его до ворот, он сказал:— Не думаю, что она может ходить… Пожалуй, вы ошиблись…— Это невозможно, доктор! Невозможно! И тогда он задал нам вопрос — очень простой, но безупречно логичный:— А вы видели, как она ходит? А ведь я действительно этого не видел! Единственное, в чем я был совершенно уверен, так это в том, что в течение какого-то времени Евы не было в ее комнате. И правда: огромная разница — увидеть ее ходящей или всего лишь заметить ее отсутствие!Именно об этой разнице и заставил меня думать доктор, то и дело поглаживавший свою бородку.Проводив доктора, мы возвращались назад молча. Я думал про обвинения, брошенные Евой Элен в ту ночь, и Элен, пожалуй, знала, что я думаю именно об этом. Не случайно сказала она на крыльце:— Нет, Виктор… Вы ошибаетесь…Я хотел было возразить, но она быстро ушла. * * * Назавтра после визита доктора мы опять всполошились.Ночью я был разбужен сильным шумом на втором этаже. Я взлетел по лестнице наверх, как раз в тот момент, когда Элен стучалась в дверь комнаты сестры.— Что случилось, Виктор? — спросила она.— Не знаю… Вы что-нибудь слышали? Элен яростно дергала за ручку, но Ева, очевидно, закрыла дверь на задвижку.— Сейчас я взломаю эту проклятую дверь! — закричал я.— Не надо. Пройдите через мою комнату и ванную.Я побежал в глубь коридора, быстро прошел через спальню Элен, потом через ванную комнату.Дверь в комнату Евы со стороны ванной также была закрыта изнутри.— Она закрыта! — крикнул я.— Идите быстрее сюда! — встревоженно крикнула она мне в ответ.Я вернулся. Элен продолжала дергать ручку двери.Я отошел назад, разогнался и изо всей силы ударил правым плечом по двери. Раздался треск, дверь открылась, и мы ворвались в комнату.Горел свет. Кровать и коляска были пусты. Ева лежала на полу, прислонившись головой к радиатору. На голове была рана. Сильно текла кровь. Теперь ее золотистые волосы были чуть ли не красными.Я подхватил ее на руки и отнес на кровать.— Она одета! — воскликнула Элен. Пораженный ранее увиденным, этого я и не заметил. На Еве в самом деле были брюки и пуловер.— Вызовите быстро доктора, а я попробую привести ее в себя!Я побежал в ванную комнату и взял там нашатырный спирт. Вернувшись, обильно смочил им платок и поднес его к носу Евы. Вскоре она икнула и открыла глаза.— Мне плохо, — пробормотала она.— Ничего, милая, ты просто набила себе хорошую шишку… Она узнала меня:— Что случилось?.. Я что, упала с кровати? Когда мы ворвались в комнату, она лежала в другом ее конце. И добралась туда без помощи коляски — та ведь стояла возле самой кровати. Но час разгадки еще не настал.— Да, ты упала…— Во сне?— Ну конечно…Доктор Буссик прибыл через полчаса. Он промыл рану и успокоил нас относительно ее серьезности. А затем попросил нас объяснить, что случилось. Элен коротко рассказала.— Вы понимаете, доктор, — заговорил я, как только Элен кончила, — Ева была закрыта в своей комнате изнутри… На этот раз нет никаких сомнений: она ходит…— Во всяком случае, она ходит плохо, раз упала.— Падают и не такие, как она, — самые проворные здоровячки! — парировал я.— Справедливо… Кстати, осматривая ее ноги, парализованные вот уже семь лет, я с удивлением обнаружил, что икры и правой, и левой ноги достаточно мускулистые…— Вот видите!— Вижу… Да, это действительно необыкновенный случай. Нужно показать ее какому-нибудь большому специалисту… Вы бы свозили ее в Париж, мадемуазель Элен?— Ну конечно!— Тогда я напишу Фарно-Рейну, это первый авторитет в этих вопросах. Уехал доктор Буссик очень взволнованный. Мы вернулись к Еве в ее комнату. Белая повязка на ее голове местами покраснела.— Что вы там шушукаетесь? — спросила Ева. — Опять какие-нибудь чудеса?— Ева, мы все вам сейчас же скажем, — заговорил я. — Вы не упали с кровати…— Откуда тогда я упала?— Вы стояли на ногах и упали!— Ну да!— Да, Ева. Ваша голова была прислонена к радиатору. А вы видите, где он находится: в другом конце комнаты. Ваша кровь осталась на ковре в том месте! А ведь обе двери в вашей комнате были заперты изнутри!— М-да! — Теперь она поняла, что на этот раз все слишком серьезно.— И вот еще один довод, Ева, — добавил я. — Чтобы войти сюда, я был вынужден взломать эту дверь.Ева посмотрела на дверь — та болталась на петлях.— Элен! — закричала она. — Элен, спаси меня, мне страшно! Я боюсь самой себя! Отныне я буду спать в твоей комнате, хорошо, Элен?— Да, моя дорогая…— Так действительно будет лучше, — рассудил я — Только не переживайте, милая, вами серьезно займутся и быстро вас вылечат… Вылечат от всего! Глава 12 Мы все сделали, как решили: поставили кровать Евы в комнате Элен, а я снова вернулся на третий этаж.Опять наступило затишье. Я снова мог заниматься обустройством нашего магазина, которое уже подходило к концу.Ева теперь не слишком этим интересовалась. Получив доказательства своих странных ночных хождений, она стала какая-то заторможенная. Я то и дело замечал ее растерянный, настороженный взгляд. Видно было, что, запуганная, она жила отрешенно.Мне было стыдно: я догадывался, что в таком ее состоянии во многом повинен я. Действительно, все эти ночные кризисы никогда не случались до моего появления в доме сестер Лекэн. Я взорвал здесь покой, если не сказать больше: вывел из оцепенения двух женщин, давно им довольствовавшися. Нажав на звонок на воротах особняка, я стремительно разрушил девственную атмосферу этого дома, никогда не знавшую до меня каких-либо мужчин.Скрытная Амелия по-прежнему была настроена ко мне враждебно: она знала, что во всем ныне происходящем виноват я, и не скрывала этого. Она старалась смотреть на меня как можно реже и, по возможности, никогда не заговаривала со мной. Из-за своей глухоты, вернее, благодаря своей глухоте она так и не стала свидетельницей ночных потрясений, но каким-то обостренным чутьем старых слуг, которые всегда замечают любые перемены в своих хозяевах, догадывалась, что от нее что-то скрывают.Я уже решил про себя, что выпровожу на покой эту печальную сову вскоре после того, как женюсь.А пока я был вынужден терпеть ее неприязнь.Надвигался день открытия «Шкатулки с Мечтами».Я все время был занят, почти всегда отсутствовал дома. Никогда еще не чувствовал на себе такой ответственности. Я и мысли не допускал, что хоть что-нибудь будет сделано не лучшим образом. Бросился в эту коммерческую авантюру подобно мальчишке сорвиголова, записывающемуся в воздушно-десантные войска… Я понимал, что в руках у меня, может быть, шанс всей моей жизни, и решительно не хотел его упустить. Рабочая горячка мешала мне уделять сестрам сколько-нибудь значительное внимание.Моя любовь к Элен ждала своего часа. Я испытывал к ней тихую нежность, зная, что не пришло еще время высвободиться всем моим чувствам. И мне даже нравилось быть рассудительным и сдержанным — я сознавал свою силу.Но вдруг настала третья ночь. * * * Элен позвала меня со второго этажа. Я спал очень крепко, и ее тревожный голос меня будто плетью хлестнул.Спускаясь по лестнице, я уже знал, что дело, конечно, в Еве. Мне оставалось лишь догадываться, что же она теперь у чудила.Элен сразу же бросилась ко мне:— Виктор, она опять исчезла!— Но как?! Она же спит в вашей комнате!— Я спала… Что вы хотите, я же не могу бодрствовать ночи напролет!— Конечно, моя дорогая… Но я же вас не упрекаю! Ну так что?— Я проснулась с каким-то тяжелым чувством… Мне снилось, что я заплутала в каком-то огромном пустом соборе… Это было ужасно… Я включила свет и увидела, что дверь открыта, а кровать пуста…— Вы пошли ее искать?— Нет, я это только что заметила… И сразу же позвала вас.— А ее одежда?— Ее также нет.Я побежал в холл. Дверь там была распахнута.Я вышел на крыльцо и закричал изо всей силы:— Ева! Ева! Вернитесь!В ответ лишь шелест листьев.Я поднялся наверх к Элен.— Что делать? — спросила она.— Не знаю… Ночь совсем темная… Вернется она, наверное, сама, как и прежде…— И я так думаю…Я вошел в комнату, ставшую теперь для сестер общей спальней, и посмотрел на две пустые кровати… Страшным показалось мне вдруг это зрелище. Меня даже мутить стало — я уже был сыт всем этим по горло!Вы беспокоитесь, правда, Виктор?— Боже мой, есть из-за чего, не так ли?— Мне тоже страшно… Мне кажется…— Что вам кажется?Она покачала головой, словно отгоняя дурную мысль.— Нет, это слишком ужасно…— Вы не закрывали дверь на ключ?— Нет, но ведь наши кровати рядом, и я думала…— Ну да, я вас понимаю… Как она могла одеться, чтобы вы не услышали?— А может, она оделась в ванной комнате? Я прошел в ванную комнату. Все там было в полном порядке. Я не нашел никакой одежды и уже собрался выходить, как вдруг обратил внимание на стакан на полочке умывальника.Стакан был пуст, но на стенках его был какой-то фиолетовый налет. Я понюхал. Запах был приторный… Удивленный, я обернулся. Элен как-то странно смотрела на меня. Не знаю, почему, но что-то насторожило меня в ней. У нее был такой вид, словно она старается думать не о том, что ее на самом дела заботит, а совершенно о другом, так, чтобы ее ни в чем не заподозрили.— Это снотворное, которое вы давали Еве, да? Она покачала головой:— Я не знаю…— Как? Ведь налет свежий, даже на дне немного осталось? Значит, вы ей его давали!— Да нет, что вы, я помню… Она сама иногда его пьет, когда плохо себя чувствует… И потом, она ведь выходила…Объяснение было правдоподобным, однако не удовлетворило меня.— Где флакон?— В аптечке, я думаю…Я открыл аптечку. Я прекрасно помнил эту маленькую бутылочку с красной этикеткой и резиновой пробкой. В аптечке ее не было.— Элен, что-то мне все это не нравится…— Виктор! — воскликнула она. — Вы меня пугаете!Лицо у нее теперь было словно из воска, под глазами синели мешки…Какое-то время я молча всматривался в нее. Нервы мои не выдерживали.— Элен, вы что-то скрываете от меня…— Ну что вы, Виктор!Я даже дрожал от волнения. Слюну тяжело было проглотить… Ноги стали ватными — подступал страх.— Где флакон?— Я вам повторяю, что…— Послушайте, если Ева выпила снотворного, она не смогла бы спуститься по лестнице. Того, что было в этом стакане, хватит, чтобы усыпить полк! Да, кстати, на краях стакана видны следы помады. И это цикламеновая помада, которой пользуется ваша сестра, вы ведь не будете спорить!Элен ничего не ответила.Я стремительно вышел — она отступила в сторону.Дрожь моя становилась все сильнее.Мы дошли до спальни сестер. Я еще раз осмотрел ее, потом опять вышел в коридор.Мне уже дышать становилось трудно.Тишина в доме была мертвая. Как в храме… А Элен ведь храм приснился!Я вошел в комнату, где раньше спала Ева. Дверь до сих пор не была починена, хоть мы и вызвали несколько дней назад столяра.И эту комнату я осмотрел еще раз.Внезапно внимание мое привлекла деталь, на которую я совершенно не обратил внимания в ту ночь, когда взламывал дверь…Задвижка была цела так же, как и щеколда на косяке!Вы понимаете?.. Это означало, что, когда я взламывал дверь, она была закрыта на ключ, а не на задвижку, как я подумал тогда. А подумал я так лишь потому, что так мне сказала Элен…Пока я рассматривал эту задвижку, взгляд Элен так и застыл на мне — вялый и бессильный.— Элен… — повернулся я к ней.— Что?— Той ночью, когда я прибежал сюда, я поверил вам, что дверь заперта изнутри — на самом же деле вы закрыли ее на ключ после того, как вышли из комнаты!— Вы с ума сошли!— А я вот начинаю думать, не вы ли сошли с ума?— Я запрещаю вам оскорблять меня! Я схватил ее за руку и рванул к себе.— А перед тем, как я взломал дверь, вы велели мне пройти в ванную, чтобы я лишний раз удостоверился, что Ева заперлась изнутри! Да вы создали в доме самый настоящий психоз!— Но это же все не правдоподобно, Виктор!.. Что это вдруг на вас нашло?Вместо ответа я схватил Элен за ногу и сорвал с нее туфлю. Я перевернул туфлю подошвой кверху — на ковер посыпался песок.— Элен! — закричал я. — Вы утверждаете, что не выходили сегодня ночью из дому, а в вашей туфле — песок!Это ее и добило!Она раскрыла рот, но так ничего и не смогла сказать.— Вы ненавидите вашу сестру, да? — спросил я.Элен тихо заплакала. Отступила к банкетке и уселась.— Не могу я больше, — прошептала она так тихо, что я едва расслышал ее. — Нет, я, правда, больше не могу, Виктор…Что мог я сказать?История подходила к концу — ей уже нечего было скрывать.И сил у нее действительно больше не оставалось — я это видел.— Долгие годы я была узницей этой проклятой коляски. Вы понимаете?— Да, — ответил я.Я и в самом деле понимал эту драму сестринского долга.Элен пожертвовала своей свободой, молодостью…И вдруг однажды она увидела свою жизнь во всем ее безрадостном свете…— Инвалидом на самом деле была я, Виктор…— Но зачем этот маскарад? Зачем мучить Еву, в то время как достаточно было ее бросить?— Мне не хватало мужества бросить ее.— Но вы нашли в себе мужество играть с ней ужаснейшую из комедий! Вы искали способ внушить ей, что она душевнобольная и ходит, не зная того! Вы отдаете себе отчет, насколько это жестоко?— Не ей я хотела это внушить…— А кому — мне?— Да, Виктор, вам.— Но зачем? Объясни мне ради Бога! Она опустила голову. На лбу у нее обозначилась глубокая морщина. Челюсть у нее выдавалась теперь вперед, и Элен уже совсем не казалась мне красивой.— Затем, что для исполнения моего плана нужно было, чтобы все поверили в ее ночные отлучки… Вот почему я и разыгрывала весь этот спектакль… Идея пришла мне в голову в тот день, когда вы поделились со мной своими сомнениями… Я увидела вдруг долгожданную возможность избавиться от нее.— Вам — избавиться от нее!Мне стало не по себе от такого признания.— А где она теперь? — спросил я и сам удивился: как могло так случиться, что поинтересовался этим только сейчас, задав прежде кучу других вопросов?!.— Не знаю…— Вот еще! Где Ева?— Я.., я вынесла ее из дому…— Где?— Я отнесла ее в лес…— Пойдем за ней.Мне стало очень тяжело на душе. Жизнь казалась бесконечно гнусной. Отвратительная интрига Элен была мне так противна, что любовь моя сменялась презрением.— Ну, идем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10