А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она сразу же показалась мне молодой, красивой и страстной.— Это я… Однако я не думал оставить в памяти моих слушателей хоть какой-нибудь след.— У вас потрясающий голос, — сказала Ева. — Его невозможно забыть. Почему вы больше не выступаете по радио? У вас была замечательная передача!— Этот вопрос нужно адресовать в комитет. Им не очень понравилась.., интимная сторона моих передач, и они их сняли.— Жаль, — сказала Элен. Я пошутил:— А больше всех об этом жалею я.— А что вы делаете теперь? Пальцами я изобразил ноль:— Вот что я делаю… Я устал от Парижа, где делал все, что мог, а точнее, ничего особенного, и в поисках удачи явился сюда. Мне тут пообещали дело на «Радио Монте-Карло»… Но сорвалось… Попробовал счастья в казино… И вот разбит наголову…Я встал. Покалывало уже в ногах.— Позвольте уйти.— Куда вы пойдете?— А никуда… Куда-нибудь… Я уже неплохо знаю эти места. Ева посмотрела на сестру.— Знаешь, о чем я думаю, Элен? Мне показалось, старшая сестра замечталась. Она повернулась лицом к сестре, взгляд у нее был рассеянный.— Будет ведь замечательно, если господин Менда запишет мои поэмы на магнитофон, ты не думаешь?— Конечно, моя дорогая. Ева внезапно возбудилась:— Вас это не затруднит? — спросила она. — Я уверена, что благодаря вашему замечательному голосу мои скромные поэмы зазвучат. Вы останетесь пообедать с нами?Живот у меня был пуст, и предложение отозвалось в нем магическим звоном. Со вчерашнего дня во рту у меня не было ни крошки, и чего бы я только не сделал ради куска мяса с жареным картофелем. Тем не менее, давно воспитанная в себе порядочность заставила возражать:— Вы знаете, чтец из меня скверный… Не умею я декламировать… Ева тряхнула своей восхитительной шевелюрой.— А мои поэмы как раз этого и не требуют. По всему было видно, что эта девушка — создание капризное, привыкшее, что все ей уступают. И я поступил как все. Глава 3 После обеда я курил сигарету в патио в компании двух хозяек. Я записал четыре небольших текста, которые Ева называла поэмами, но которые были скорее криками отчаяния прелестной двадцатилетней девушки, прикованной к инвалидной коляске. Прочитав их, я почувствовал себя подавленным. В них было такое горькое разочарование, что солнце показалось менее ярким.Жизнь этих двух девушек в их огромном доме вряд ли была слишком веселой, несмотря на состояние, по-видимому, немалое, которым они владели. Через несколько часов после знакомства, не дождавшись и подобия исповеди, я понял ситуацию… Ева была парализована вследствие приступа полиомиелита, и ее старшая сестра посвящала ей всю себя. Но инвалиды — эгоисты. Ева ждала от Элен полного самоотречения. Трудно было, наверняка, Элен с таким подарком судьбы.Я прикрыл глаза. Не хотелось больше думать о будущем! Достаточно насладиться прекрасным мгновением, которое переживаешь сейчас. 1 Все было тут чудесно: покой в патио, журчание воды в бассейне, щебетание птиц, но больше всего — сестры.Из-под полуприкрытых век я наблюдал за ними. Элен была похожа на древнегреческую статую. У нее было, как я уже успел убедиться, действительно красивое лицо, спокойное и благородное. Каждая черта казалась безупречной. Она сидела на садовом стуле, и мне казалось, что она слушает какой-то внутренний голос.Элен очень нравилась мне в своей задумчивости. Мне захотелось быть художником, чтобы обессмертить ее на полотне. А Ева гладила шкуру медведя у себя на ногах. Шкура белого медведя под таким солнцем! Было в этом что-то непонятное… Ведь ее больные ноги нечувствительны ни к жаре, ни к холоду, зачем тогда этот анахронизм? Кокетство? Бравада?Несчастье ее было тем более ужасным, что весь ее вид говорил: эта девушка предназначена для жизни исключительной! Она и красавицей была идеальной, и ум у нее был очень живой. Хотя как инвалид она меня отталкивала, ее восхитительное — над шкурой медведя — тело все же притягивало к себе мой взгляд. Я не мог не восхищаться ее прекрасной грудью, которой не касалась ни одна мужская рука.— О чем вы думаете, господин Менда? — спросила вдруг она.Я раздавил сигарету в пепельнице, вмонтированной в подлокотник моего кресла.— Я не думаю: я плыву на облаке… Элен вышла из своего оцепенения. В глазах ее было что-то вроде зова на помощь существа на краю гибели.— Лишь от вас зависит, чтобы он повторился, — заверила меня Элен.— Вы очень любезны, спасибо…— Но нет, это мы вас благодарим, не так ли, Ева? Девушка не ответила. Казалось, она чем-то озабочена. Довольно долго молчали. Наконец Ева щелкнула пальцами:— А почему бы вам не остановиться на какое-то время у нас, пока вы ищете себе место? От такого предложения у меня дыхание оборвалось.— Подумайте! — поддержала ее Элен.— Я вот уже два часа только об этом и думаю, — совсем уже раскрылась Ева.— Но в каком качестве?..— В качестве друга. У нас его нет, вот он у нас и появится, не так ли, Элен?Что было отличительного в разговоре сестер, так это то, что никогда ни одна из них не высказывала никакой идеи, не добившись согласия другой. Из-за того, что они так долго жили вместе и так тесно связали свои жизни, у них выработалось в конце концов нечто вроде одной своеобразной индивидуальности в двух лицах. Обращался я к одной, автоматически смотрел на другую.— Конечно, моя дорогая… Я решительно отказался:— Это совершенно невозможно, маде… Ева яростно ударила рукой по колесу своей коляски:— Ради всего святого, не называйте меня больше мадемуазель. Меня зовут Ева, вас — Виктор, сестру — Элен… Хорошо, а теперь объясните, почему это, невозможно? Вы симпатичный молодой человек, а нам нужно, чтобы кто-нибудь еще присутствовал в этом доме… Я уже по горло сыта физиономией Амелии!— Видите ли, Ева… Девушка пожала плечами:— Я говорю, что думаю. Моя жизнь ничтожна. Тебе не кажется? Я как птица без лап в позолоченной клетке… Каждый уголок этого дома проходит у меня перед глазами… Я знаю этот фонтан наизусть… Его шум щекочет мне нервы…— Успокойся, Ева!Элен снова заговорила суровым голосом, вид ее вмиг стал строгим.Ева несколько раз несильно ударила по колесу, и каталка развернулась — теперь девушка сидела к нам спиной.— Господин, Менда, — снова начала она, — вы остались без гроша…— Ева! — закричала возмущенно Элен…— Совсем без гроша! — буквально прорычала девушка. — Если вы не останетесь здесь, завтра вам нечего будет есть… Вам не кажется, что это не очень весело, а?Я принял единственно правильное решение: встал. И, обращаясь к одной Элен, сказал:— Спасибо за ваш прекрасный обед…И пошел прочь большими шагами, полный достоинства, как лорд-мэр.Конечно, это был разрыв. Мои отношения с девицами Лекэн закончились. Вспышка Евы была такой резкой, что Элен даже не пробовала извиниться. Спасти положение мог только случай. И он представился самым забавным образом.Когда я шел по бордюру бассейна, «я выбрал этот путь из желания не задеть коляску калеки», нога моя попала в кольцо для поднятия плиты, закрывавшей экран. Зацепившись, я не смог удержать равновесие, другая нога скользнула по отполированному краю бассейна, и я упал в воду. Все произошло мгновенно.Теперь я сидел в воде, глубина которой не превышала сорока сантиметров, вид у меня был очень рассерженный и самый нелепый.Сестры смеялись до слез. Я встал, по мне стекала вода, я был зол и на сестер, и на себя. У меня возникло жуткое желание надавать пощечин этим двум бездельницам, даже рука задрожала.Но ведь, как вам известно, из всех проявлений человеческих чувств смех — наиболее заразителен. Гнев мой вскоре сменился самым сумасшедшим хохотом, которым я когда-либо смеялся в своей жизни. Я даже сел на борт бассейна, согнутый пополам этим взрывом, и ноги по-прежнему оставались в воде.Первой перестала смеяться Элен. Она встала и протянула мне руку, чтобы помочь выйти из бассейна.Стоя на каменных плитах патио, в брюках, прилипших к ногам, я по-прежнему походил на какого-то гротескного персонажа.— Вам нужно переодеться, — сказала мне Элен, — пойдемте в ванную… Я дам вам халат, и мы пошлем Амелию в отель взять вашу одежду. Где вы остановились?— В «Голубых волнах»…Я прошел вслед за ней к ванной комнате на втором этаже. Снимая мокрый костюм, я услышал, как она отдавала распоряжения служанке, и сразу же подумал о своем неоплаченном счете. Да никогда в жизни владелец этого достопочтенного заведения не отдаст служанке мои вещи! Умирая от стыда, я приоткрыл двери:— Мадемуазель Лекэн!Элен сразу же подошла.Ну и смешон же я был, пожалуй, в этом белом халате, слишком узком для моих широких плеч! К тому же он был мне слишком короток, и рукава едва доходили до локтей.— Я… Я думаю, не стоит беспокоить вашу служанку… Если она выгладит брюки, этого будет достаточно, чтобы я смог выйти в город…Элен и слушать меня не хотела:— И не думайте даже! Брюки так намокли! Да они и через день будут еще влажными.— Тем хуже… Я…Она хотела было протестовать еще, как вдруг все поняла. Я покраснел. Стыд обжег мне щеки. Элен отвернулась и позвала служанку:— Амелия!— Мадемуазель? — сразу же отозвалась та.— Господин Менда будет жить здесь некоторое время. Договоритесь обо всем с владельцем отеля и возьмите такси, чтобы забрать багаж.Амелия была потрясена.— Здесь… — пробормотала она невнятно, но сразу же спохватилась:— Хорошо, мадемуазель.— Я думаю, — сказала мне Элен, что вы не откажете в этой радости Еве.Она улыбнулась. Но это была не прежняя улыбка. Теперь в ней было что-то судорожное.Если бы я не находился в столь щекотливом положении, то еще раз отклонил бы ее предложение. Но видец у меня был таков, что в голове оставалась лишь одна мысль: спрятаться до тех пор, пока не оденусь прилично.— Мы поговорим об этом позже, — вздохнул я. Элен прошла передо мной и открыла дверь, выходящую на деревянную лестницу, покрашенную под мрамор.— Я покажу вам сейчас вашу комнату. Мою комнату!Ничего не скажешь — удивительное было приключение! Глава 4 Во всяком случае, в ту ночь я спал очень хорошо.Проснулся я назавтра, заслышав легкий скрип возле моей комнаты.Вскочил с кровати и подошел к окну. Это была задняя сторона дома.Я застыл от удивления, когда увидел, что Элен делает упражнения на гимнастических кольцах, и не просто делает, а безупречно! Рядом висел канат. Одета она была в голубые шорты и сине-белую полосатую майку, которая подчеркивала великолепную грудь. Это нужно было видеть вблизи!Я наспех умылся, надел льняные брюки и белый свитер. За несколько дней я прилично загорел, несмотря на то, что часами сидел в казино, а эта белоснежная одежда должна была оттенить мой загар. * * * В доме было тихо, как в храме. Я прокрался по лестнице неслышно, как волк. В холле уже пахло чудесным кофе.Часы пробили шесть. Вот уже долгие годы я никогда не вставал так рано. Пересекая патио, я вышел к задней стороне дома.Элен по-прежнему делала упражнения на кольцах. Их скрип напоминал мне тоскливый крик зимних птиц. Я подошел к Элен со спины. Закурил сигарету, сел на большой камень и стал рассматривать ее. Она выполняла такие упражнения, которые можно увидеть лишь на соревнованиях в залах.Наконец она стрелою вытянула ноги, подтянулась и выпрямилась, медленно раздвинула кольца и прогнулась назад. Только теперь она заметила мое присутствие. И сразу же соскочила на землю. Лицо ее раскраснелось, грудь часто приподнималась.— Браво, прекрасно работаете! — сказал я. Она хотела заговорить, но все еще не могла отдышаться.— Вы делаете это каждое утро? Она кивнула головой:— Да, ничего другого не остается, чтобы поддерживать себя в форме.Я бросил сигарету. И все никак не мог насмотреться на мою хозяйку. Длинные ноги, тонкая талия, упругая грудь — у меня холодок пробегал по спине.— А вы и встаете так рано каждое утро, чтобы позаниматься?— Да… Из-за сестры. Не хочу, чтобы она это видела. Дурак, я спросил, почему.— О, да, конечно! — сразу же поправился я, поняв, как могло это зрелище расстроить калеку.Ей нужно было идти переодеваться, а мне так не хотелось расставаться — я не мог оторвать от нее глаз!— Скажите, Элен, я могу задать вам один нескромный вопрос?— Давайте…— Сколько вам лет?Она вытерла рукою пот со лба:— Тридцать два…— Мой вопрос не обидел вас?— Совсем нет.— Тогда позвольте задать вам второй? Она улыбнулась:— Почему бы и нет!— В общем-то, Элен, в тридцать два года незамужняя девица — простите, старая дева… Не вы, конечно! Но куда это все ведет?Я тотчас понял, что зашел слишком далеко. Она побледнела. Даже взгляд как-то нехорошо засветился.— Я веду здоровый, размеренный образ жизни, — сказала она. — Делаю разные упражнения, вы сами видите…Тут я увидел, что она совсем растерялась, и мне захотелось обнять ее.— Простите меня… Совсем идиот… Вы более чем красивы, Элен, вы прекрасны! А она рассердилась:— Терпеть не могу, когда мне делают комплименты. Не в моем они вкусе.И она убежала, а я, пристыженный, остался стоять на месте. Тут я услышал взрыв смеха и увидел в окне на втором этаже лицо Евы. Она была свидетелем всей этой сцены. Я помахал ей рукой. Вместо того, чтобы ответить, она отошла от окна. * * * В глубине холла был пристроен своеобразный лифт для поднятия коляски Евы на второй этаж. Впрочем, устройство это было больше похоже на грузоподъемник: вместо двери в нем был ремень безопасности, как в старых трамваях.В тот момент, когда я проходил в холл, Ева приземлялась. Жалея ее всей душой, я все же не мог восхититься легкостью и элегантностью ее движений. Она маневрировала коляской так же свободно и непринужденно, как мы ходим. Чувствовалось, что эта коляска стала ее прямым продолжением.В это утро на ней была шотландская сорочка, расстегнутая настолько, что был виден белый лифчик. Это взволновало меня, как взволновало вчера созерцание ее безупречных форм.Я приблизился к ней, стараясь улыбаться:— Хорошо выспались, Ева? Она усмехнулась:— Вы шутите, я полагаю? Вот уже несколько лет я сплю плохо.— В вашем возрасте!— Мой возраст тут ни при чем, вы все должны понимать…— Вы ночью сочиняете?— Да.— Так вот почему ваши поэмы такие.., черные? Нет ничего хуже горизонтальных идей.Она рассматривала меня в упор. Сейчас она была еще светлее, чем вчера.— Я хотела бы, чтобы у меня были.., вертикальные идеи, Виктор. К сожалению, это невозможно. Что мог сказать я ей в утешение?— Вы не спрашиваете у меня о моем возрасте, — почти прошептала она. Я покраснел.— Ваш возраст виден по вашему личику: двадцать.— Угадали. А вам сколько?— Столько же — двадцать восемь.Она рассматривала меня с восхитительным бесстыдством, дошла до того, что объехала вокруг меня на своей коляске.— А вы красивы, — сказала она мне наконец, пародируя мое недавнее обращение к Элен:— Вы почти красивы.— Вы что, — разозлился я, — предложили мне остаться здесь, чтобы смеяться над моей внешностью?— Ну что вы! Скорее, чтобы рассматривать вас. А то я уже начала спрашивать у себя, существуют ли на свете мужчины.Появилась Амелия. Она терпеть меня не могла, и ее глазки-пуговки выдавали ее отношение ко мне.— Завтрак подан.Я шел рядом с коляской Евы до гостиной. Элен уже ждала нас там. Теперь на ней были крестьянская юбка и белая блузка. Она прямо на глазах молодела.Выпив чашку крепкого кофе, я отодвинул свой стул от стола.— Теперь уже решено твердо: я вас покидаю. Сестры одновременно напряглись, с одним и тем же выражением ошеломленности на лице.— Вот, опять начинается, — вздохнула Ева. Я встал и начал нервно ходить по комнате.— Нет смысла подчеркивать нелепость моего пребывания здесь, — продолжил я. — У меня характер не помойного кота, и я никогда не позволю, чтобы надо мной зубоскалили женщины.— Вы употребляете слова, которые портят все, — прошептала Элен.— Я употребляю те слова, которые подходят к данной ситуации — вот и все! Боже, ну подумайте хоть немного! Вот я у вас, ем за вашим столом, сплю на вашей кровати, не имея ни гроша в кармане и ни малейшей идеи в голове, как мне хоть бы этот самый грош раздобыть… Вы считаете, это нормально?Ева рассматривала меня, как рассматривают странную картину, разве что не приложила руку к глазам.— Люблю, когда он сердится, — вздохнула она. — Он просто прекрасен, ты не находишь?— Да замолчи ты! — закричала Элен. Никогда еще я не видел ее такой возбужденной. Щеки ее стали совсем красные.— Послушайте, Виктор, я сожалею, что вы не поняли, с кем имеете дело. Несмотря на все наши деньги, мы — всего лишь две бедные девушки. Мы ведь в этом доме как узницы…— А чья в этом вина? — возразил я. — Кто запирает вас здесь?— Все, кроме нас… Если бы вы знали… Есть определенные обстоятельства… Наш папа был затворник. У него было, я должна признать, не так уж мало горестей… Мама, рожая меня, умерла,.. Он оплакивал ее десять лет, прежде чем снова женился… Его вторая жена почти годилась ему в дочери. Она оставалась с ним, пока не родила Еву.., а потом убежала с одним мужчиной. Вот тогда он и обосновался здесь вместе с нами… Он был похож на больного зверя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10