А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Эх, дружище Сереженька! — Дашевский в своей задушевной манере проникновенно подхватил Коломнина под локоток и увлек к креслу, в которое самолично и усадил. — Рано или поздно всех нас молодежь заменит. Так кто ж кроме нас с тобой смену подготовит, а? Что до Лавренцова, переведи начальником информационного центра, — пусть там допердывает до пенсии. Зарплату сохраним. Так что он тебе еще и спасибочки скажет. Как мыслишь?
Что ж, мобильный зам и впрямь был остро нужен. А Лавренцов — и это было очевидно всему банку — совершенно не тянул. Правда, на его место он давно примерял кандидатуру Панкратьева, но после последней истории со взяткой крепко засомневался. Смущала несколько неожиданная напористость юного выдвиженца, но не с президентом же банка обсуждать эти проблемы. Коломнин неопределенно кивнул.
— Вот и славненько, вот и мудренько, — Дашевский облегченно засмеялся. — И еще, к слову. В банке, как ты знаешь, начинаются открытые конкурсы на замещение вакансий по всем должностям. Демократическая процедура. В свете, так сказать, веяний. Хоть и формальность, но — решили всех подчистую. Чтоб без блата. Я сам первым защищаться стану. Не знаю, утвердят ли.
Коломнин непроизвольно хмыкнул, — представил себе безумца, решившегося проголосовать против переаттестации президента.
— Зря резвишься, — как всегда, внезапно рассердился Дашевский. — Это тебе не игрушки. Знаешь же, сколько народу против тебя настроено. Я, конечно, поддержу. Но — приготовь подробную концепцию, предложения по реорганизации служб. Чтоб соответствовать. Недели через две заслушаем.
— Вы что, из-за этого меня из Томильска выдернули?
— Из-за чего надо, из-за того и вызвал. Хамит еще президенту. В Томильск вернуться успеешь. Есть дела посрочнее.
Дашевский подскочил к монитору, склонился:
— Полчаса ни с кем не соединять.
Подсел, чем подчеркнул доверительность предстоящей беседы. По неуютной своей привычке заглянул в глаза, едва не протаранив Коломнина острым, словно карабельный таран, носом:
— Что у нас нового по Островому?
— По Островому?! — от неожиданности Коломнин смешался. Темы этой президент банка старался избегать, а если поминал, то не иначе как затем, чтоб съязвить по поводу паскудной, по его определению, работы Коломнинского управления.
За два года до того внезапно рухнул АМО — небольшой банчок, задолжавший «Авангарду» порядка трех миллионов долларов. Главной причиной краха стало воровство бывшего его президента Василия Острового. Наделав долгов, Островой подписал три платежки на общую сумму девять миллионов долларов, по которым деньги оказались переведены в Швейцарию на его личный счет. И вечером того же дня отбыл следом.
Опростоволосившиеся владельцы банка засуетились и даже подали иск к дезертировавшему президенту в суд Женевского каньона, успев заблокировать на его счету украденные средства. Но вернуть их без длительной судебной тяжбы было невозможно. Меж тем пробоина оказалась слишком велика для малюсенького банчка, и через короткое время АМО принялся стремительно тонуть.
Коломнин, узнавший о происшедшем ранее прочих кредиторов, бросился изучать баланс банка. Увы! Ничего хоть сколь-нибудь ценного он там не обнаружил. К тому же в отношении АМО вот-вот должны были начать дело о банкротстве. И тогда по закону даже то немногое, что можно было продать, растворилось бы в общей конкурсной массе.
Недолго думая, Коломнин сделал единственное, что успевал в таком цейтноте: договорился с владельцами и оформил задним числом договор, по которому банк АМО уступил банку «Авангард» в счет долга свои права требования к господину Островому. И теперь оставался последний способ вернуть безнадежно, казалось, потерянные деньги, — выбить их из пустившегося в бега банкира.
Вслед за тем Коломнин съездил в Генеральную прокуратуру и договорился о возбуждении уголовного дела против Острового по факту крупного мошенничества. Дело было поручено старшему следователю по особо важным делам Геннадию Волевому. С Волевым Коломнину приходилось сталкиваться и раньше при расследовании уголовных дел, когда сам Коломнин работал в Управлении по борьбе с экономическими преступлениями МВД, а Волевой — следователем Московской прокуратуры. Взаимодействовали они с удовольствием: оба злые, дотошные, напористые. Потом жизнь разбросала: Коломнин вышел в отставку и поступил сначала в банк «Светоч», а после внезапного его краха в 1998 году, по рекомендации Ознобихина, — в «Авангард», Волевой — перешел в Генпрокуратуру. За дело Волевой взялся с азартом — как и многие другие, устал смотреть, как внаглую, безнаказанно растаскивают по мышиным углам то, что создавалось десятилетиями, — обескровливая страну. Перспектива затравить и отправить под суд крупного мошенника, укрывающегося за рубежом, его увлекла. Да и Коломнин загорелся. Для него здесь счастливо объединились интересы государства, на которое он проработал свыше пятнадцати лет, и нынешнего хозяина — банка.
Коломнин организовал визит Волевого к Дашевскому, во время которого стороны договорились о постоянном сотрудничестве: банк финансирует затраты на международный розыск, без чего нищая прокуратура не смогла бы даже командировать следователя за рубеж; а прокурорская сторона, хоть и негласно, постоянно информирует банк о всяком достигнутом результате. При этом Дашевский и Волевой пожали руки в подтверждение того, что любое серьезное решение будет приниматься только по согласованию с другой стороной и, ни в коем случае, не в ущерб ей.
Поначалу Дашевский горячо интересовался ходом следствия. Но все оказалось чрезвычайно непросто. Объявление в международный розыск через Интерпол, бесконечные согласования и утрясания с полицией других стран, где предположительно скрывался Островой, отнимали время, время и время. И хоть благодаря цепкости Волевого кольцо вокруг Острового сжималось, но и теперь — спустя два года — никто не мог бы сказать, чем все это закончится. Во всяком случае США для принятия решения о депортации затребовали такой пакет документов, что впору было открывать второе уголовное дело. Островой впрочем рисковать не стал и попросту перепорхнул в Венесуэлу, гражданином которой нечаянно оказался. Выругавшись, Волевой принялся за новые запросы. Не многим лучше обстояло дело и с гражданским иском. Банковские юристы, до того любившие помянуть недобрым словом неповоротливость российской юстиции, теперь, впервые столкнувшись с швейцарским правосудием, начисто исчерпали запас ненормативной лексики. Швейцарские адвокаты, представлявшие Острового, с милой непринужденностью раз за разом находили поводы для оттяжки слушаний. Ничтожные — по мнению российской стороны. Но — безусловно важные, по мнению суда. Так что слушания переносились и переносились. И всякий раз — на три-шесть месяцев.
А еще текли банковские деньги. И когда расходы приблизились к цифре сто тысяч долларов, оптимизм Дашевского рассеялся окончательно. И сам этот случай поминал он теперь на планерках в основном как пример бездарной траты банковских средств — ради удовлетворения личных амбиций некоторых горе-руководителей. Коломнин терпел, но — не отступался.
Правда, забрезжил наконец и свет в конце тоннеля. Настырный Волевой слетал в командировку в Венесуэлу и сумел как-то убедить местные власти начать процесс депортации. Но это опять же требовало терпения и времени. И веры в конечный результат. Чего у Дашевского больше не было. Так что прозвучавший неожиданный вопрос неотвратимо влек за собой приказ прекратить всякие действия по этому материалу, а убытки списать. Коломнин изготовился отчаянно защищаться.
— По последним данным Волевого, Островой по-прежнему в Венесуэле.
— Плевать я хотел на Волевого. Островой — в Швейцарии! — объявил Дашевский.
— В Швейцарии?! — Коломнин осекся. — Почему именно в Швейцарии? Да и как пролетел? Он же в розыске по Интерполу!
— Розыски, фигозыски! Ментовская болтовня и — пустой перевод банковских денежек. По поддельному паспорту. Вчера он вышел на Андрея Янко. Знаком с таким? — Конечно. Генеральный управляющий «Авангард финанс групп». Встречались как-то.
— Да. Наша дочерняя компания — форпост в Швейцарии. Островой хочет встретиться с кем-то из руководителей банка.
— Наверняка будет просить о мировой! Загнал, стало быть, его Волевой.
— Банк его загнал. Банк! И наши вбуханные деньги. Как думаешь поступить?
— Так что тут думать? Немедленно сообщу Волевому. Он выйдет на швейцарцев. Завтра же арестуют. Не позже чем через неделю будет сидеть в Бутырке… Что-то не так?
— Все не так, — выпуклые глаза Дашевского были исполнены демонстративного разочарования. В них читалось неприкрытое: « Ничего хорошего я о тебе, по правде, давно не думаю. Но — чтоб настолько?». — Ну, засунете вы его в тюрьму. Дальше что?
— Обработаем.
— Обработаем! — передразнил Дашевский. — Точно говорят: мент, он на всю жизнь мент. Тебе б куда-нибудь в молотобойню. Соображай! Сколько в прокуратуре заявлений набралось от других кредиторов? Не слышу?!
— Еще на пятнадцать миллионов.
— То-то. А у него на все про все девять лимонов арестовано. И кто сказал, что нам наши денежки выдадут, а других с носом оставят?
— У нас есть договор с прокуратурой.
Дашевский расхохотался.
— Да как только Островой окажется под замком, прокуратура и думать о всяких договоренностях забудет. И с удовольствием начнет «разводить» кредиторов.
— Я давно знаю Волевого. Он человек слова.
— О чем ты, Сергей?! — Дашевский с некоторым даже сочувствием заглянул в лицо подчиненному. — Кто такой этот Волевой? Обычный цепной пес!
Последние слова, как показалось Коломнину, он произнес с особым чувством, как бы перебрасывая их и на самого собеседника: «Знай свое место!».
— И не ему решать. А среди кредиторов есть не слабые людишки. Так что кому выйти на генпрокурора, чтоб похлопотать за свои денежки, найдется. И получится, как в беге, когда один «зайцем» тянет на себе всю дистанцию, а на финише первыми становятся другие. За его спиной отсидевшиеся. Так вот: я в бизнесе «зайцем» быть не желаю.
Дашевский в своей манере сделал неожиданную паузу, провоцируя тем ответную реакцию. Но Коломнин, понявший, к чему тот клонит, упрямо молчал.
— Завтра вылетаешь в Швейцарию, — жестко объявил Дашевский. — Визу по моему указанию уже оформили. Доверенность на ведение переговоров и подписание любых соглашений от имени банка — тоже. Янко организует встречу с Островым. Подлинники документов по АМО у тебя?
— Да, в сейфе, — неохотно подтвердил Коломнин. В свое время он категорически отказался передать их следствию. И даже пригрозил уничтожить в случае попытки выемки. Не передал как раз в силу того, на что намекал перед тем Дашевский: слишком велик был риск, что драгоценные доказательства окажутся «выкуплены» у кого-то из прокурорских начальников, имеющих доступ к делу.
— Захватишь с собой. Сколько нам на сегодня должен Островой?
— С учетом набежавших процентов и расходов — свыше девяти миллионов!
— Это он АМО столько должен. А мы в этом деле потеряли три.
— Но у нас права на все девять!
— Размечтался! Да он только потому и выходит на переговоры, чтобы оставшиеся деньги из-под ареста освободить. А иначе на хрена козе баян? Так что если с учетом расходов выбьешь три с половиной, считай, свою задачу выполненной… Почему не слышу вопросов?
— Не рискую.
— Банку позарез нужны деньги. Это ты понимаешь? Деньги! А не тешенное твое самолюбие, что человека в тюрьму загнал!
— У нас с прокуратурой договоренность — все делать вместе. Под ваше слово, между прочим. По мне слово президента банка стоит больше сиюминутной выгоды.
— Слово перед кем? И в чем?! — взвился Дашевский. — Это не мы перед прокуратурой в долгу. А она перед нами, — без наших денежек хрен бы у них вообще чего вышло.
— Так если мы Островому уличающие документы вернем, у них и так ни хрена не выйдет! А Островой, между прочим, в международном розыске. Взвесьте последствия: президент банка «Авангард», вступающий в сговор с международным мошенником. Не боитесь на минуточку, что информация просочится?
— Эк куда тебя понесло! Причем тут президент? Я с ним встречаться не собираюсь. Документы ты передашь. Ты же и озаботься, чтоб огласки не произошло. Не нравится мне твое настроение, Сергей. Или запамятовал про девяносто восьмой? Когда ваш хваленый банк «Светоч» рухнул, сколько тогда сотрудников на улице оказалось? И ты бы мог среди них быть, если б я тебя не подобрал. А подобрал потому, что наслышан был о твоей супернадежности. Знал, что в любом деле на тебя опереться смогу. Так вот, не забыл пока, кому служишь?
В голосе Дашевского появилась та испытующая вкрадчивость, которая была хуже открытой холодности.
Коломнин промолчал. Скверно было у него на душе. Будто схватили эту душу за несуществующие ноги, привязали к двум коням и рвут в стороны.
— Так что? Или — другого посылать?.. — острый нос Дашевского вновь едва не ткнулся в его лицо, будто обнюхал. Что-то учуял. С тяжким вздохом возложил он руку на плечо упрямого подчиненного. Взвинченность разом спала, голос сделался тих и доверителен. — Я что, Сережа, о себе хлопочу? Вспомни про то, о чем в девяносто восьмом говорили, — какое дело делаем. Какую махину поднимаем! Сколько людей нам доверилось. Потому говорил и говорю: что выгодно банку, то для всех нас и есть истина. Что касается чинуш из прокуратуры — плюнь и забудь! Это они с виду такие правильные. На деле только и рыщут, кому бы подороже продаться. А дружка твоего Волевого, чтоб не больно переживал, давай подберем. Должностенку подыщем. Хоть приоденется. А то я обратил внимание, у него аж локти на пиджаке протерлись. Так что? По-прежнему в связке или?..
— Ладно. Раз нужно для банка, сделаю, — Коломнин поднялся.
— И — славно! А то я было обеспокоился, — Дашевский положил ладонь на напрягшуюся руку начальника УЭБ и, как прежде, доверительно похлопал. — Ни пуха ни пера. По результатам звони. — На мне еще «Нафта», — напомнил Коломнин.
— Вернешься в Томильск, как в Женеве закончишь, — безразлично отреагировал Дашевский. Мысли его в эту минуту были заняты другим. — И — вот что! Если уж совсем заупрямится, уступай до трех. Три лучше, чем ничего.
Коломнин кивнул несколько вымученно.
У двери, припомнив о чем-то, обернулся внезапно и — наткнулся на обжегший неприязненный взгляд.
В приемной Коломнина поджидала холеная сотрудница из отдела загранкомандировок. — Пожалуйста, ваши документы. Вылет завтра с утра из VIP-зала, — обычно высокомерно-сдержанная, на этот раз она просто-таки излучала приветливость, что объяснялось чрезвычайно просто: указание оформить командировку, полученное непосредственно от президента банка, было знаком особой приближенности командируемого.
Коломнин глянул на часы. Сегодня рано утром он позвонил жене. И та как-то очень споро, без эмоций согласилась встретиться в шестнадцать часов в райсуде — чтобы совместно подать заявление на развод. Следовательно, в его распоряжении оставалось вполне достаточно времени доехать до управления и проверить, как идут без него дела.
Первое, что заметил поднявшийся на этаж Коломнин, была нахохлившаяся возле его кабинета нескладная фигура. При появлении начальника УЭБ фигура подскочила над стулом и обернулась Пашенькой Маковцом.
— Сергей Викторович! А я вот вас поджидаю, — поспешно сообщил он.
— Вижу!
— Хотел бы первым доложить. Думал даже в аэропорту встретить. Тут без вас события произошли.
— Да. И какие же? — Коломнин пропустил его в кабинет.
— Я, пока вас не было, кредитные дела изучал. Как вы велели. И вдруг по одному «висяку» обнаружил просто «шоколадную» развязку. Сначала сам не поверил. Я вам сейчас покажу, — Пашенька, волнуясь, принялся дергать молнию на папке.
— Погоди, — Коломнин набрал телефон Лавренцова, пригласил зайти.
— Лавренцову я докладывал. Но он, понимаете, как обычно, — давай попозже. Ну, я раз позже, два. А там требовалось срочно. День-два потеряешь и — все. И вас нет. Пришлось к Ознобихину обратиться. Клиент-то его. Стал объяснять. Он-то как раз сразу въехал. Возбудился, потащил к Дашевскому, — Пашенька сделал виноватую паузу. — Я и то ему говорю, неудобно через голову Сергей Викторовича-то. А он…
— Понятно. Стало быть, силком затащили, — во всем суетливом облике Пашеньки проглядывала такая растерянность, что раздражение Коломнина как-то схлынуло. — Ладно, иногда для дела бывает необходимо и через головы вопрос порешать. Все сообщил, что хотел?
— Не-кка, — Пашенька быстро, как-то по-детски замотал головой. Массивные очки поползли по потной переносице вниз и застряли на «башмачке», венчающем кончик узкого, в прожилках носа. — Меня Дашевский в ваши замы назначил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44