Она успокоилась и дала волю тому, что один экстравагантный поэт назвал «безудержным экстазом говоренья».
— Ну ты, конечно, никого из них не знаешь. Мейберли были необыкновенно богаты. Мистер Мейберли финансировал какое-то предприятие, и они вовсю сорили деньгами. Пожалуй, чересчур, но пытались таким образом продемонстрировать, что они настоящие сливки общества, особенно старалась она. Но ты же понимаешь, как это выглядит у теперешних богачей? Костюмы всегда слишком дорогие и модные, и еще она носила слишком много драгоценностей. И однажды потеряла очень дорогое кольцо с бриллиантом, но почему-то начали поговаривать, будто его украл Генри Каннингэм. Не помню, с чего все началось, но слухи всегда неизвестно откуда берутся. Сама я не поверила — естественно, я же хорошо его знала, а миссис Мейберли была редкой растеряхой, такие женщины вечно забывают в гостях то сумочку, то шарф. Она могла просто снять кольцо и где-нибудь его оставить. Однажды они обедали у нас в Доллинг-грейндж, и она показывала нам очень красивый браслет, который муж подарил ей к Рождеству. Так вот, когда они уехали, наш дворецкий нашел браслет за подушками в кресле, где она сидела. Он провалился в складку примявшегося чехла. Мы бы могли его дня два проискать — у нас ведь и тогда недоставало прислуги, — а это, сказал тогда мой Лукас, был бы форменный скандал. Сама видишь, что миссис Мейберли могла потерять кольцо где угодно.
— И его так и не нашли?
— Право, не знаю. Мейберли уехали. У него были какие-то дела в Штатах, и они на время туда отправились. Но не думаю, что они там остались: эти люди не из тех, кто способен надолго где-то задерживаться. Может, кольцо и нашлось, но она не позаботилась нам об этом написать — вот вам милая, но очень рассеянная женщина.
А между тем Генри Каннингэм уехал и долго не возвращался. То ли испугался, что его женят на Лидии, то ли это вздорные слухи. Его сестра Люси в те дни постоянно плакала, а бедная Лидия словно превратилась в камень.
Никто не решался спросить ее, что же случилось, а спрашивать Люси было бесполезно: она точно ничего не знала.
Ох, как давно это было.
Мисс Силвер подтянула поближе вишневый клубок.
— Но ведь в конце концов мистер Каннингэм вернулся?
— Около трех лет назад, — кивнула миссис Мерридью. — Совершенно неожиданно. И, разумеется, стал совсем другим, очень изменился. Но Люси была страшно ему рада.
Начала всем рассказывать, какая у него была замечательная, интересная жизнь, но, по-моему, на самом деле он просто слонялся по свету — про таких говорят «перекати-поле», — а она ничего толком о нем не знает.
— А что мисс Крю?
— О, милая моя, об этом тяжело говорить. Лидия до сих пор ведет себя так, будто его тут нет. Конечно на улице они часто друг на друга натыкаются, но она просто игнорирует его: смотрит в упор и проходит мимо, словно его и не существует. Вот и сегодня тоже.
Миссис Мерридью продолжала свой рассказ о Лидии Крю.
Глава 10
Проводив глазами мисс Крю, скрывшуюся в Белом коттедже, Крейг Лестер тут же направился к воротам Крю-хаус. Его ждали: дверь открылась, не успел он еще взбежать на крыльцо, Розаменд пропустила его в дом. На ее щеках вспыхнул легкий румянец, глаза заблестели. Не сказав даже «здравствуй», она выдохнула:
— Ты не наткнулся на тетю Лидию? Она только что ушла.
— Я и не знал, что она, оказывается, умеет самостоятельно передвигаться.
— Неужели?
— Клянусь! Когда я ее видел, у меня сложилось впечатление, что она сидит в своем кресле лет пятьдесят, не меньше.
Розаменд попыталась было посмотреть укоризненно, но у нее не получилось.
— Ну что ты. Она выходит на прогулку, когда пожелает. Сегодня она решила зайти к миссис Мерридью, это как раз напротив «Рождественской сказки».
— Знаю, видел как она входила в дом. Бедняга Каннингэм вышел из-за угла, и она посмотрела буквально сквозь него.
— Это она умеет, — грустно произнесла Розаменд. — Не знаю, как у нее получается. Любой бы постеснялся. А ей хоть бы что.
— Очень изысканный взгляд. Этот бедняга вернулся — сколько лет назад? Три? Наверное, уже привык. Кстати, а как насчет мисс Каннингэм — ее она тоже не замечает?
— О нет. Они по-прежнему дружат, только тетя Лидия не заходит к ним, чтобы не видеть Генри. Люси приходит к нам, и Николас тоже.
— Дженни мне уже сообщила. И сказала, что Николас в тебя влюблен.
Девушка слегка покраснела:
— Дженни болтушка.
— А-а, это все глупости, понятно, понятно. А ты его любишь?
— Крейг!
Он рассмеялся.
— Я нахал, правда? Не сердись. Я решил внести немного живости в этот дом, где все в полусне, или вообще умерло. Ладно, хватит о Николасе. Когда же я наконец увижусь с тобой наедине?
— А разве сейчас мы не одни? — Уголки ее губ лукаво дрогнули.
Он иронически улыбнулся:
— Ну что ты, какое там! Предки слева, предки справа;
У вас довольно мрачные семейные портреты!
— Их надо почистить.
— А вдруг твои предки станут еще более свирепыми?
Кстати, нет ли среди них еще какой-нибудь мисс Крю? Вот бы взглянуть.
— Правда? Она в гостиной. Пойдем хоть сейчас, если хочешь.
Они двинулись в сторону гостиной. Розаменд подозревала подвох. Но, может, он и вправду хочет посмотреть портрет? Он был написан Амори, и все находили его очень изысканным. А может, Крейг просто придумал повод, чтобы подольше побыть с ней наедине? Розаменд немного смутилась, открывая дверь в просторную, с окнами на веранду комнату, заставленную зачехленной мебелью. Крейгу комната почему-то напомнила морг. Воздух спертый и холодный, а все эти диваны и кресла в чехлах — будто мертвецы в саванах На камине стояли позолоченные часы и несколько фарфоровых фигурок. Над ними висел портрет Лидии Крю в белом атласном платье. Она прижимала к груди веер из черных страусовых перьев и словно бы окидывала взглядом эту полную белых саванов комнату. Лицо бледное и властное. В нем была некая застывшая красота, как у оранжерейного цветка, например у камелии или магнолии, причем у цветка не живого, а вырезанного из камня. Мисс Крю стояла на фоне черной бархатной портьеры, а на ее груди сияла бриллиантовая звезда. А на платье мерцали необычные зеленовато-серые блики.
Крейг посмотрел на портрет и нахмурился:
— Сколько ей здесь лет?
— Не знаю, видимо, около тридцати. Если и больше, то не намного, потому что ее отец вскоре заболел и в доме уже больше не было денег на портреты.
— То есть это ей стало вдруг известно, что их нет. Должно быть, для нее это было страшным потрясением. — Крейг представил себе, что почувствовала тогда Лидия Крю, потом вдруг спросил:
— Ты, наверное, и в этой чертовой комнате вытираешь пыль?
— Многие из этих вещей уже не требуются.
Он положил руки ей на плечи:
— Неужели ты хочешь оставаться здесь, пока не заледенеешь до смерти, как она?
На мгновение их глаза встретились, но на ее лицо тут же легла тень беспокойства:
— У меня есть Дженни. А я ничего не умею. Только постоянно думаю о ней.
— Думай и обо мне для разнообразия. Начни прямо сейчас и так и продолжай. Мне тридцать два года, я здоров душой и телом. Денег лопатой не гребу, но у меня есть достойная работа, и последняя книга разошлась очень хорошо.
— Крейг, — се голос дрогнул.
— Погоди, сначала выслушай меня. У меня горячий нрав, и я могу быть жесток, если он разыграется. Но это не значит, разумеется, что я посмею поднять на тебя руку. Тебе может достаться партия и получше, но и похуже — тоже. Я, во всяком случае, не обижу тебя и обещаю заботиться о Дженни. У меня есть дом — мне его оставил старый кузен в прошлом году. Он очень недурен. Вообще, я надеюсь, что тебе он понравится. В доме всем заправляет моя старая няня. Она замечательная женщина.
Не надо ничего говорить: я не такой кретин, чтобы рассчитывать на немедленный ответ. Ведь ты знаешь меня всего неделю.
У Розаменд возникло удивительное чувство, будто они оба попали в какую-то сказку, где можно говорить о чем угодно, ничего не стыдясь.
— Ты тоже знаешь меня всего неделю.
Его руки были очень теплыми и очень сильными. Он засмеялся:
— А вот здесь ты ошибаешься, радость моя. Я узнал, вернее увидел тебя гораздо раньше. Не знаю зачем, но Дженни вместе со своими рукописями прислала нам фотографию. Любительский снимок. Ты на нем в белом платье и держишь в руках поднос. Даже на фотографии видно, что он для тебя слишком тяжел.
— Николас тоже об этом говорил. Это он меня сфотографировал. Но это все ерунда.
— И как же Николас позволил тебе нести такой тяжелый поднос?!
Его голос был не по-сказочному резок. Она ощутила смутную дрожь.
— Крейг, пусти меня!
— Хорошо, но только обещай мне, что подумаешь над тем, что я говорю.
— О чем я должна подумать? Мне кажется, что мне все это снится.
— Нет, я тебе точно не снюсь. Я пока не прошу твоей руки, потому что мы едва знакомы. Я просто говорю тебе, что намерен просить твоей руки, как только ты лучше меня узнаешь. Я не тороплю. Просто обдумай все. Вряд ли у меня тебе будет хуже, чем у тети Лидии, надеюсь, что гораздо лучше. Я буду заботиться о тебе, моя хорошая. Мне кажется, что тебе нужен кто-то, кто будет заботиться о тебе.
А теперь я намерен тебя рассердить.
Не успела Розаменд опомниться, как он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Она даже не осознала, что происходит. И совсем не рассердилась. Не на что было сердиться. Он поцеловал ее, потому что любит. Она чувствовала, что это правда, поэтому ей и было спокойно.
Он вдруг выпустил ее из объятий, и они направились к двери.
Глава 11
Они пошли к комнате Дженни. Объяснившись с Розаменд, Крейг ощутил облегчение и у него сразу разыгралось воображение Он представил, что в комнате по левую сторону коридора больше нет Лидии Крю, он не видел, как она заходила в Белый коттедж. И Розаменд знает, что комната сейчас пуста, и от этого ей тоже легче. Он вдруг всем своим нутром ощутил, с каким напряжением она постоянно ждет назойливого звонка тетки. Но вот мисс Крю нет, и она стала другой: не так строго держится, не так сторонится его. И даже не рассердилась. Он ее поцеловал, а она не сердится.
Розаменд молча шла рядом, и это молчание было им обоим не в тягость. Они еще столько не сказали друг другу, потому что еще не пришло время говорить. Но оба знали: настанет миг, когда обо всем будет сказано. Из комнаты Дженни доносились веселые голоса. Подходя к двери, Розаменд не оборачиваясь сообщила:
— О, совсем забыла тебе сказать. Пришел Николас.
Мне хотелось, чтобы вы познакомились.
Он рассердился, но одновременно почувствовал желание расхохотаться. Ей бы, видишь ли, хотелось — ишь какая! Ну конечно же, сегодня воскресенье, значит, у этого малого выходной. Премиленькое намечается чаепитие!
Лестер вошел в комнату вслед за Розаменд и увидел смеющуюся Дженни, а рядом с ней ну просто настоящую «кинозвезду». Это сравнение пришло Крейгу на ум сразу, и лишь потом он стал гадать почему. Николас Каннингэм был хорош собой, но красавцы попадаются не только среди звезд. Светлые волосы вьются, но, справедливости ради, надо отметить, что он этим не красуется, наоборот, пытается их гладко зачесать. И не его вина, что глаза у него почти такие же ярко голубые, как у Дженни. Стройная гибкая фигура, улыбчивое лицо, приятный голос и абсолютная непринужденность, будто пришел к себе домой… За какое из этих «прегрешений» можно его осудить?
Крейг не знал, за что именно, но приговор изначально был суровым. И поводов для подобного вердикта было предостаточно.
Друг другу их представила Дженни:
— Крейг — Николас. Теперь вы знакомы, и можно пить чай. Все пирожные уже здесь. И тебе не надо идти за подносом с чашками, Розаменд. Мисс Холидей еще не ушла и сказала, что все принесет, как только мы позвоним.
— Но она ведь никогда этого не делает, — изумилась Розаменд.
Дженни забыла о взрослых манерах.
— Значит, сделала нам просто ужас какое одолжение, — хихикнула она. — Она ни за что бы не согласилась, но ей ужасно хочется взглянуть на Крейга. Она никак не может это сделать. И даже готова была сама открыть парадную Дверь, но только Розаменд всегда ее обгоняет.
— Дженни!
— Но ведь это правда. Ну я и сказала ей, что она могла бы принести нам чай. Она сказала, что готова сделать такое одолжение, а сама вся сияла, как Панч.
— Кто такая мисс Холидей? — спросил Крейг. — И почему она хочет на меня посмотреть?
Оказалось, что из двух девушек-поденщиц лишь одна, Иви, действительно была молода. Другая же, мисс Холидей, была особой неопределенного возраста, но с определенными претензиями. К несчастью, она еще и работала хуже шустрой шестнадцатилетней Иви. Порывистая Иви, смело кидавшая в кипяток фарфоровые тарелки и не глядя выхватывавшая их из-под струи, не разбила и половины того, что разбила мисс Холидей. «И как это у нее получается, мисс Розаменд, не знаю. И ведь она ни капельки не спешит. Таких копуш я сроду не видала. У нее просто все валится из рук. Так что лучше отнесите этот поднос с фарфором к мисс Крю, не то она опять все переколотит».
Дженни с удовольствием представляла это в лицах. Она наклонила голову и, глядя себе под нос, проворчала: «Еще одна уникальная тарелка!» — самым грозным тоном тети Лидии, после чего собиралась изобразить смущенную мисс Холидей, лепетавшую, что мыть такую посуду она не привыкла. И тут в дверь что-то стукнуло — Николас бросился ее открывать. На пороге стояла мисс Холидей, держа небольшой поднос с пятью разнокалиберными чашками, с коричневым фаянсовым молочником и с большим ярким чайником, у которого был отбит носик. Худая, сутулая женщина с трудом держала поднос. Николас поспешно забрал его и поставил на стол перед Розаменд.
Худая служанка тут же принялась рассматривать Крейга Лестера и решила, что он видный джентльмен. Ей нравились крупные мужчины, а этот стоил двоих Николасов Каннингэмов. Только всякие глупые девчонки воображают себе невесть что по поводу мистера Николоса. Просто стыдно смотреть, как они за ним бегают. Конечно очень мило, что он заходит в Крю-хаус и так улыбается мисс Розаменд, но прошлую среду она собственными глазами видела его в Мэлбери, в трактире «Одеон» с той разбитной девицей из табачной лавки на Кросс-стрит. Размалевалась и расфуфырилась в пух и прах, небось ухнула на это все свое жалованье, а может, и жалованье Николаса впридачу. И полвечера ее голова лежала на его плече — во всяком случае, когда сама мисс Холидей входила и выходила, — а уж про остальное время и говорить нечего. Мисс Холидей не позволяла себе фыркать — уж прилично себя вести она как-нибудь умела, но мысленно фыркнула, когда Николас галантно забрал у нее поднос и сам поставил на стол.
Она снова посмотрела на мистера Лестера. Мужчин она не очень жаловала, но тем не менее он ей нравится куда больше Каннингэма. Конечно и он, небось, не подарок, и у пего найдутся грешки. Чувство собственного превосходства у мисс Холидей подпитывалось наблюдениями за недостатками других.
Она так увлеклась своими мыслями, что ей и в голову не пришло, что давно пора удалиться. Она так и стояла в дверях в своем нелепом выцветшем фартуке, едва закрывавшем зеленое платье, на жилистой шее голубели яркие бусы, рот слегка приоткрылся, светлые глаза беззастенчиво изучали Крейга. Он бы очень хорошо смотрелся в роли ковбоя: мчался бы на роскошном коне, чтобы тебя спасти, еще миг — и он выхватит тебя из рук индейцев…
Как вдруг голос Розаменд вторгся в ее сладкие грезы — Большое спасибо, мисс Холидей.
Она с огорчением отошла от двери, даже забыв ее прикрыть.
Исправив оплошность мисс Холидей, Николас сердито откомментировал:
— Эта женщина не в себе. Когда-нибудь ночью она подожжет дом, пока вы все будете спать в своих постелях.
Дженни ехидно усмехнулась.
— Когда мы спим в своих постелях, по крайней мере я, — ее здесь не бывает. Не знаю, спит ли тетя Лидия, но Розаменд долго не ложится. И бедненькая мисс Холидей при всем желании не сумеет нас поджечь. Девушки, — фыркнула Дженни, переключившись на другую тему, — подумать только, мисс Холидей называть девушкой! Ну, в общем, бедные девушки уходят ровно в восемь. По воскресеньям Иви не приходит, а мисс Холидей даже нравится приходить: здесь можно перекусить во время ленча, а позже попить чаю. — Она снова передразнила ноющий голос прислуги: «Только поймите, я готова прийти, но это одолжение, мисс Максвелл».
Крейг подал ей чашку чаю. Розаменд встревожилась:
— Дженни, хватит!
А Николас со смехом поставил ей на колени тарелку сладких пышек и сказал:
— Кушай, деточка, и дай старшим немножко поговорить.
Дженни от обиды покраснела до корней волос, но его это только позабавило.
Мисс Холидей не сразу спустилась в комнату экономки: миссис Болдер все равно не сядет пить чай без нее. Мисс Холидей захотелось совершить доброе дело, и она решила проверить, хорошо ли горит камин в комнате мисс Крю.
Она не отдавала себе отчета в том, что к благому намерению примешивалось любопытство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Ну ты, конечно, никого из них не знаешь. Мейберли были необыкновенно богаты. Мистер Мейберли финансировал какое-то предприятие, и они вовсю сорили деньгами. Пожалуй, чересчур, но пытались таким образом продемонстрировать, что они настоящие сливки общества, особенно старалась она. Но ты же понимаешь, как это выглядит у теперешних богачей? Костюмы всегда слишком дорогие и модные, и еще она носила слишком много драгоценностей. И однажды потеряла очень дорогое кольцо с бриллиантом, но почему-то начали поговаривать, будто его украл Генри Каннингэм. Не помню, с чего все началось, но слухи всегда неизвестно откуда берутся. Сама я не поверила — естественно, я же хорошо его знала, а миссис Мейберли была редкой растеряхой, такие женщины вечно забывают в гостях то сумочку, то шарф. Она могла просто снять кольцо и где-нибудь его оставить. Однажды они обедали у нас в Доллинг-грейндж, и она показывала нам очень красивый браслет, который муж подарил ей к Рождеству. Так вот, когда они уехали, наш дворецкий нашел браслет за подушками в кресле, где она сидела. Он провалился в складку примявшегося чехла. Мы бы могли его дня два проискать — у нас ведь и тогда недоставало прислуги, — а это, сказал тогда мой Лукас, был бы форменный скандал. Сама видишь, что миссис Мейберли могла потерять кольцо где угодно.
— И его так и не нашли?
— Право, не знаю. Мейберли уехали. У него были какие-то дела в Штатах, и они на время туда отправились. Но не думаю, что они там остались: эти люди не из тех, кто способен надолго где-то задерживаться. Может, кольцо и нашлось, но она не позаботилась нам об этом написать — вот вам милая, но очень рассеянная женщина.
А между тем Генри Каннингэм уехал и долго не возвращался. То ли испугался, что его женят на Лидии, то ли это вздорные слухи. Его сестра Люси в те дни постоянно плакала, а бедная Лидия словно превратилась в камень.
Никто не решался спросить ее, что же случилось, а спрашивать Люси было бесполезно: она точно ничего не знала.
Ох, как давно это было.
Мисс Силвер подтянула поближе вишневый клубок.
— Но ведь в конце концов мистер Каннингэм вернулся?
— Около трех лет назад, — кивнула миссис Мерридью. — Совершенно неожиданно. И, разумеется, стал совсем другим, очень изменился. Но Люси была страшно ему рада.
Начала всем рассказывать, какая у него была замечательная, интересная жизнь, но, по-моему, на самом деле он просто слонялся по свету — про таких говорят «перекати-поле», — а она ничего толком о нем не знает.
— А что мисс Крю?
— О, милая моя, об этом тяжело говорить. Лидия до сих пор ведет себя так, будто его тут нет. Конечно на улице они часто друг на друга натыкаются, но она просто игнорирует его: смотрит в упор и проходит мимо, словно его и не существует. Вот и сегодня тоже.
Миссис Мерридью продолжала свой рассказ о Лидии Крю.
Глава 10
Проводив глазами мисс Крю, скрывшуюся в Белом коттедже, Крейг Лестер тут же направился к воротам Крю-хаус. Его ждали: дверь открылась, не успел он еще взбежать на крыльцо, Розаменд пропустила его в дом. На ее щеках вспыхнул легкий румянец, глаза заблестели. Не сказав даже «здравствуй», она выдохнула:
— Ты не наткнулся на тетю Лидию? Она только что ушла.
— Я и не знал, что она, оказывается, умеет самостоятельно передвигаться.
— Неужели?
— Клянусь! Когда я ее видел, у меня сложилось впечатление, что она сидит в своем кресле лет пятьдесят, не меньше.
Розаменд попыталась было посмотреть укоризненно, но у нее не получилось.
— Ну что ты. Она выходит на прогулку, когда пожелает. Сегодня она решила зайти к миссис Мерридью, это как раз напротив «Рождественской сказки».
— Знаю, видел как она входила в дом. Бедняга Каннингэм вышел из-за угла, и она посмотрела буквально сквозь него.
— Это она умеет, — грустно произнесла Розаменд. — Не знаю, как у нее получается. Любой бы постеснялся. А ей хоть бы что.
— Очень изысканный взгляд. Этот бедняга вернулся — сколько лет назад? Три? Наверное, уже привык. Кстати, а как насчет мисс Каннингэм — ее она тоже не замечает?
— О нет. Они по-прежнему дружат, только тетя Лидия не заходит к ним, чтобы не видеть Генри. Люси приходит к нам, и Николас тоже.
— Дженни мне уже сообщила. И сказала, что Николас в тебя влюблен.
Девушка слегка покраснела:
— Дженни болтушка.
— А-а, это все глупости, понятно, понятно. А ты его любишь?
— Крейг!
Он рассмеялся.
— Я нахал, правда? Не сердись. Я решил внести немного живости в этот дом, где все в полусне, или вообще умерло. Ладно, хватит о Николасе. Когда же я наконец увижусь с тобой наедине?
— А разве сейчас мы не одни? — Уголки ее губ лукаво дрогнули.
Он иронически улыбнулся:
— Ну что ты, какое там! Предки слева, предки справа;
У вас довольно мрачные семейные портреты!
— Их надо почистить.
— А вдруг твои предки станут еще более свирепыми?
Кстати, нет ли среди них еще какой-нибудь мисс Крю? Вот бы взглянуть.
— Правда? Она в гостиной. Пойдем хоть сейчас, если хочешь.
Они двинулись в сторону гостиной. Розаменд подозревала подвох. Но, может, он и вправду хочет посмотреть портрет? Он был написан Амори, и все находили его очень изысканным. А может, Крейг просто придумал повод, чтобы подольше побыть с ней наедине? Розаменд немного смутилась, открывая дверь в просторную, с окнами на веранду комнату, заставленную зачехленной мебелью. Крейгу комната почему-то напомнила морг. Воздух спертый и холодный, а все эти диваны и кресла в чехлах — будто мертвецы в саванах На камине стояли позолоченные часы и несколько фарфоровых фигурок. Над ними висел портрет Лидии Крю в белом атласном платье. Она прижимала к груди веер из черных страусовых перьев и словно бы окидывала взглядом эту полную белых саванов комнату. Лицо бледное и властное. В нем была некая застывшая красота, как у оранжерейного цветка, например у камелии или магнолии, причем у цветка не живого, а вырезанного из камня. Мисс Крю стояла на фоне черной бархатной портьеры, а на ее груди сияла бриллиантовая звезда. А на платье мерцали необычные зеленовато-серые блики.
Крейг посмотрел на портрет и нахмурился:
— Сколько ей здесь лет?
— Не знаю, видимо, около тридцати. Если и больше, то не намного, потому что ее отец вскоре заболел и в доме уже больше не было денег на портреты.
— То есть это ей стало вдруг известно, что их нет. Должно быть, для нее это было страшным потрясением. — Крейг представил себе, что почувствовала тогда Лидия Крю, потом вдруг спросил:
— Ты, наверное, и в этой чертовой комнате вытираешь пыль?
— Многие из этих вещей уже не требуются.
Он положил руки ей на плечи:
— Неужели ты хочешь оставаться здесь, пока не заледенеешь до смерти, как она?
На мгновение их глаза встретились, но на ее лицо тут же легла тень беспокойства:
— У меня есть Дженни. А я ничего не умею. Только постоянно думаю о ней.
— Думай и обо мне для разнообразия. Начни прямо сейчас и так и продолжай. Мне тридцать два года, я здоров душой и телом. Денег лопатой не гребу, но у меня есть достойная работа, и последняя книга разошлась очень хорошо.
— Крейг, — се голос дрогнул.
— Погоди, сначала выслушай меня. У меня горячий нрав, и я могу быть жесток, если он разыграется. Но это не значит, разумеется, что я посмею поднять на тебя руку. Тебе может достаться партия и получше, но и похуже — тоже. Я, во всяком случае, не обижу тебя и обещаю заботиться о Дженни. У меня есть дом — мне его оставил старый кузен в прошлом году. Он очень недурен. Вообще, я надеюсь, что тебе он понравится. В доме всем заправляет моя старая няня. Она замечательная женщина.
Не надо ничего говорить: я не такой кретин, чтобы рассчитывать на немедленный ответ. Ведь ты знаешь меня всего неделю.
У Розаменд возникло удивительное чувство, будто они оба попали в какую-то сказку, где можно говорить о чем угодно, ничего не стыдясь.
— Ты тоже знаешь меня всего неделю.
Его руки были очень теплыми и очень сильными. Он засмеялся:
— А вот здесь ты ошибаешься, радость моя. Я узнал, вернее увидел тебя гораздо раньше. Не знаю зачем, но Дженни вместе со своими рукописями прислала нам фотографию. Любительский снимок. Ты на нем в белом платье и держишь в руках поднос. Даже на фотографии видно, что он для тебя слишком тяжел.
— Николас тоже об этом говорил. Это он меня сфотографировал. Но это все ерунда.
— И как же Николас позволил тебе нести такой тяжелый поднос?!
Его голос был не по-сказочному резок. Она ощутила смутную дрожь.
— Крейг, пусти меня!
— Хорошо, но только обещай мне, что подумаешь над тем, что я говорю.
— О чем я должна подумать? Мне кажется, что мне все это снится.
— Нет, я тебе точно не снюсь. Я пока не прошу твоей руки, потому что мы едва знакомы. Я просто говорю тебе, что намерен просить твоей руки, как только ты лучше меня узнаешь. Я не тороплю. Просто обдумай все. Вряд ли у меня тебе будет хуже, чем у тети Лидии, надеюсь, что гораздо лучше. Я буду заботиться о тебе, моя хорошая. Мне кажется, что тебе нужен кто-то, кто будет заботиться о тебе.
А теперь я намерен тебя рассердить.
Не успела Розаменд опомниться, как он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Она даже не осознала, что происходит. И совсем не рассердилась. Не на что было сердиться. Он поцеловал ее, потому что любит. Она чувствовала, что это правда, поэтому ей и было спокойно.
Он вдруг выпустил ее из объятий, и они направились к двери.
Глава 11
Они пошли к комнате Дженни. Объяснившись с Розаменд, Крейг ощутил облегчение и у него сразу разыгралось воображение Он представил, что в комнате по левую сторону коридора больше нет Лидии Крю, он не видел, как она заходила в Белый коттедж. И Розаменд знает, что комната сейчас пуста, и от этого ей тоже легче. Он вдруг всем своим нутром ощутил, с каким напряжением она постоянно ждет назойливого звонка тетки. Но вот мисс Крю нет, и она стала другой: не так строго держится, не так сторонится его. И даже не рассердилась. Он ее поцеловал, а она не сердится.
Розаменд молча шла рядом, и это молчание было им обоим не в тягость. Они еще столько не сказали друг другу, потому что еще не пришло время говорить. Но оба знали: настанет миг, когда обо всем будет сказано. Из комнаты Дженни доносились веселые голоса. Подходя к двери, Розаменд не оборачиваясь сообщила:
— О, совсем забыла тебе сказать. Пришел Николас.
Мне хотелось, чтобы вы познакомились.
Он рассердился, но одновременно почувствовал желание расхохотаться. Ей бы, видишь ли, хотелось — ишь какая! Ну конечно же, сегодня воскресенье, значит, у этого малого выходной. Премиленькое намечается чаепитие!
Лестер вошел в комнату вслед за Розаменд и увидел смеющуюся Дженни, а рядом с ней ну просто настоящую «кинозвезду». Это сравнение пришло Крейгу на ум сразу, и лишь потом он стал гадать почему. Николас Каннингэм был хорош собой, но красавцы попадаются не только среди звезд. Светлые волосы вьются, но, справедливости ради, надо отметить, что он этим не красуется, наоборот, пытается их гладко зачесать. И не его вина, что глаза у него почти такие же ярко голубые, как у Дженни. Стройная гибкая фигура, улыбчивое лицо, приятный голос и абсолютная непринужденность, будто пришел к себе домой… За какое из этих «прегрешений» можно его осудить?
Крейг не знал, за что именно, но приговор изначально был суровым. И поводов для подобного вердикта было предостаточно.
Друг другу их представила Дженни:
— Крейг — Николас. Теперь вы знакомы, и можно пить чай. Все пирожные уже здесь. И тебе не надо идти за подносом с чашками, Розаменд. Мисс Холидей еще не ушла и сказала, что все принесет, как только мы позвоним.
— Но она ведь никогда этого не делает, — изумилась Розаменд.
Дженни забыла о взрослых манерах.
— Значит, сделала нам просто ужас какое одолжение, — хихикнула она. — Она ни за что бы не согласилась, но ей ужасно хочется взглянуть на Крейга. Она никак не может это сделать. И даже готова была сама открыть парадную Дверь, но только Розаменд всегда ее обгоняет.
— Дженни!
— Но ведь это правда. Ну я и сказала ей, что она могла бы принести нам чай. Она сказала, что готова сделать такое одолжение, а сама вся сияла, как Панч.
— Кто такая мисс Холидей? — спросил Крейг. — И почему она хочет на меня посмотреть?
Оказалось, что из двух девушек-поденщиц лишь одна, Иви, действительно была молода. Другая же, мисс Холидей, была особой неопределенного возраста, но с определенными претензиями. К несчастью, она еще и работала хуже шустрой шестнадцатилетней Иви. Порывистая Иви, смело кидавшая в кипяток фарфоровые тарелки и не глядя выхватывавшая их из-под струи, не разбила и половины того, что разбила мисс Холидей. «И как это у нее получается, мисс Розаменд, не знаю. И ведь она ни капельки не спешит. Таких копуш я сроду не видала. У нее просто все валится из рук. Так что лучше отнесите этот поднос с фарфором к мисс Крю, не то она опять все переколотит».
Дженни с удовольствием представляла это в лицах. Она наклонила голову и, глядя себе под нос, проворчала: «Еще одна уникальная тарелка!» — самым грозным тоном тети Лидии, после чего собиралась изобразить смущенную мисс Холидей, лепетавшую, что мыть такую посуду она не привыкла. И тут в дверь что-то стукнуло — Николас бросился ее открывать. На пороге стояла мисс Холидей, держа небольшой поднос с пятью разнокалиберными чашками, с коричневым фаянсовым молочником и с большим ярким чайником, у которого был отбит носик. Худая, сутулая женщина с трудом держала поднос. Николас поспешно забрал его и поставил на стол перед Розаменд.
Худая служанка тут же принялась рассматривать Крейга Лестера и решила, что он видный джентльмен. Ей нравились крупные мужчины, а этот стоил двоих Николасов Каннингэмов. Только всякие глупые девчонки воображают себе невесть что по поводу мистера Николоса. Просто стыдно смотреть, как они за ним бегают. Конечно очень мило, что он заходит в Крю-хаус и так улыбается мисс Розаменд, но прошлую среду она собственными глазами видела его в Мэлбери, в трактире «Одеон» с той разбитной девицей из табачной лавки на Кросс-стрит. Размалевалась и расфуфырилась в пух и прах, небось ухнула на это все свое жалованье, а может, и жалованье Николаса впридачу. И полвечера ее голова лежала на его плече — во всяком случае, когда сама мисс Холидей входила и выходила, — а уж про остальное время и говорить нечего. Мисс Холидей не позволяла себе фыркать — уж прилично себя вести она как-нибудь умела, но мысленно фыркнула, когда Николас галантно забрал у нее поднос и сам поставил на стол.
Она снова посмотрела на мистера Лестера. Мужчин она не очень жаловала, но тем не менее он ей нравится куда больше Каннингэма. Конечно и он, небось, не подарок, и у пего найдутся грешки. Чувство собственного превосходства у мисс Холидей подпитывалось наблюдениями за недостатками других.
Она так увлеклась своими мыслями, что ей и в голову не пришло, что давно пора удалиться. Она так и стояла в дверях в своем нелепом выцветшем фартуке, едва закрывавшем зеленое платье, на жилистой шее голубели яркие бусы, рот слегка приоткрылся, светлые глаза беззастенчиво изучали Крейга. Он бы очень хорошо смотрелся в роли ковбоя: мчался бы на роскошном коне, чтобы тебя спасти, еще миг — и он выхватит тебя из рук индейцев…
Как вдруг голос Розаменд вторгся в ее сладкие грезы — Большое спасибо, мисс Холидей.
Она с огорчением отошла от двери, даже забыв ее прикрыть.
Исправив оплошность мисс Холидей, Николас сердито откомментировал:
— Эта женщина не в себе. Когда-нибудь ночью она подожжет дом, пока вы все будете спать в своих постелях.
Дженни ехидно усмехнулась.
— Когда мы спим в своих постелях, по крайней мере я, — ее здесь не бывает. Не знаю, спит ли тетя Лидия, но Розаменд долго не ложится. И бедненькая мисс Холидей при всем желании не сумеет нас поджечь. Девушки, — фыркнула Дженни, переключившись на другую тему, — подумать только, мисс Холидей называть девушкой! Ну, в общем, бедные девушки уходят ровно в восемь. По воскресеньям Иви не приходит, а мисс Холидей даже нравится приходить: здесь можно перекусить во время ленча, а позже попить чаю. — Она снова передразнила ноющий голос прислуги: «Только поймите, я готова прийти, но это одолжение, мисс Максвелл».
Крейг подал ей чашку чаю. Розаменд встревожилась:
— Дженни, хватит!
А Николас со смехом поставил ей на колени тарелку сладких пышек и сказал:
— Кушай, деточка, и дай старшим немножко поговорить.
Дженни от обиды покраснела до корней волос, но его это только позабавило.
Мисс Холидей не сразу спустилась в комнату экономки: миссис Болдер все равно не сядет пить чай без нее. Мисс Холидей захотелось совершить доброе дело, и она решила проверить, хорошо ли горит камин в комнате мисс Крю.
Она не отдавала себе отчета в том, что к благому намерению примешивалось любопытство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26