Ч шипел, пиявил меня Торквемада.
Ч А они сами будут пьяные, не заметят, Ч вяло отбивался я.
Тут растворились двери, и хлынули с банкета писательские генералы. В гла
зах зарябило…
А мой постный истязатель поскакал вприпрыжку за начальством.
На стуле рядом уже сидел поэт Соломин Ч круглые глаза, на затылке маслян
исто-гладкие рожки, ма-аленькие, как косточки фиников, в руках крутит хво
ст, будто ремень на брюках распоясал, сучит под столом сухими копытами, то
почет потихоньку, козлоногий.
Ч Дай, Лешенька, рубль, дай до завтра, дай рубль до завтра, выпить надо Ч у
мираю, денег нет, меня вчера в туннеле под Новым Арбатом ограбили, последн
ие сорок семь копеек отняли, а в милицию не могу пожаловаться Ч паспорт я
узбекам продал за бутылку…
Ч Изыди, противный, серой воняешь! Ч и бросил ему металлический рубль, а
он его не поймал, звякнула монета по полу, сверкнула в темноте, а ее уже под
хватил зубами Володя Степанов, зарычал, отгоняя Соломина, и приклеил ее н
а курточку рядом с краденым орденом Виртути милитари, а мне крикнул со св
оего стола:
Ч Вишь, Алеха, ордена? Мне их дали в Корее, я там американские летающие кре
пости на «По-2» сбивал…
Врет он все, он не умеет и летать даже, а форму пограничника купил в Военто
рге по безналичному расчету для самодеятельного театра, реквизит пропи
ли, театр разогнали, самого Степанова вышибла из дому жена и он теперь жив
ет в зеленой форме пограничника…
Было жарко, шуршал песчаный ветер и свет меркнул медленно, будто вселенс
кий электромонтер постепенно гасил его яркость реостатом чувств. И шум б
ыл вокруг ровным, ничто меня не беспокоило, и было мне хорошо, тихо, только
обидно, что все время соскальзывал локоть с пластмассового стола, и тогд
а резко бросало вперед-вниз мой заблокированный компьютер. Ему это было
очень вредно, сейчас ему необходим покой, он самообучался. Тише, тише, не т
рогайте его, пусть он живет своей отдельной жизнью.
Летит голубой монгольфьер с зеленой макушкой.
Красное, тугой ковки медное солнце.
«Отдыхайте на курортах Черноморья!»
Синяя вода течет из ладоней.
Это ты, моя любимая, истекаешь из моей жизни.
Хотя это вздор Ч ты не можешь уйти из моей жизни. Ты можешь истечь только
вместе с жизнью.
Плывет монгольфьер по синей воде Ч это я пролетаю в твоих зрачках.
Ула!
Я больше не могу без тебя. Прости. Не сердись. Прости меня.
Моих сил хватило на два дня. Два дня я не вижусь с тобой, дна дня назад мы раз
ошлись навсегда. Какая глупость! Какое «навсегда»?
Ула, прости меня, дурака. Ула Ч я больше не могу. Ула, ты еще не знаешь, что ко
мне приходили ночью судьи ФЕМЕ. Их пустил ночью потихоньку в квартиру мо
й сосед Ч стукач Евстигнеев. Ула, мне очень страшно жить без тебя. Только
не бросай меня, Ула. Прости меня!
Я встану на колени и признаюсь тебе. Этого никто не знает! Ула, ты Ч мой дух
, моя душа, ты Ч моя надежда на вечную жизнь. Если ты меня бросишь, улетучит
ся душа, останется сморщенная пустая оболочка лопнувшего монгольфьера.
Меня перестанут узнавать люди и будут называть Тауринем, Степановым или
Марковым Ч это все равно, они все разорванные пленочки давно улетевших
душ. Я буду сидеть здесь всегда, сучить копытами, носить чужие ордена и жит
ь в форме пограничника.
Прости меня!…

8. УЛА. ДОГОВОРИЛИСЬ Ч МИШЕНЬ
С ПРИЦЕЛОМ

По коридору бежали научные сотрудники. Поджарая сухоногая Светка Грызл
ова обошла на повороте задыхающегося, беременного портфелем Паперника,
крикнула мне на бегу: Ч Получку дают!
Бегут. Я пропустила их дробно топотавший косяк и толкнула дверь своего б
омбоубежища с табличкой «Отдел хранения рукописей».
Ч Здрасте-здрасте-здрасте, дорогие товарищи. Здрасте. Получку дают, Ч о
бъявила я, и ветер страстей шевельнул тяжелые своды.
Надя Аляпкина пошла со стула, как ракета со старта Ч грузно воздымалась
она, и в этой замедленности была неукротимая сила, которая еще в комнате з
римо перешла в скорость, светлое пятно ее кофты мелькнуло в дверях и исче
зло навсегда. Суетливо заерзала секретарша Галя, опасливо косясь в сторо
ну заведующей М. А. Васильчиковой, недовольно поджавшей губы, и бочком, боч
ком, нырком, пробежками, по-пластунски ерзнула между столами на выход, вет
ерком сквознула в коридор. Кандидат в филологию, старший антинаучный сот
рудник Бербасов Владимир Ильич, громогласный, с заплесневелой, тщательн
о выхоженной рыженькой бородкой, человек искренний, исключительно прям
ой, принципиально говорящий Ч невзирая на чины, прямо в глаза Ч только п
риятные вещи, поднялся над столом, как на трибуне, и я приготовилась услыш
ать что-нибудь принципиально-приятное, но не смогла сообразить, как он эт
о привяжет к получке, а он бормотнул скороговоркой:
Ч Ула, сегодня вы почему-то необычайно хорошо смотритесь… Ч потом торо
пливо откашлялся и со значением сказал Васильчиковой: Ч Я Ч в партбюро
…
И через миг до нас слабо донесся его неровный лядащий топот застоявшегос
я мерина.
Я кинула на пустой, только вчера генерально расчищенный мною стол сумку,
уселась и посмотрела на Марию Андреевну. Старуха горестно качала голово
й.
Ч Сердитесь?
Ч Нет, Ч сказала она, и в голосе ее, во взгляде, во всем облике была больша
я печаль. Ч Но не понимаю…
Я промолчала.
Ч Почему они так бегут? Что, не успеют получить свою зарплату? Или кому-ни
будь не хватит?
Ч Не сердитесь, Мария Андреевна, у них нет другого выхода. Бытие определя
ет сознание, Ч засмеялась я.
Бабушка Васильчикова Ч человек старой закалки, совсем иного воспитани
я, мне трудно объяснить ей, что люди бегут не от кандального грохота Ч их
давно преследует лязг консервной банки на собачьем хвосте.
Ч Ах, Ула, никто и не заметил, как трагедия сталинской каторги постепенно
выродилась в нынешний постыдный фарс всеобщего безделья…
ПоЧ своему она права -средний служащий нашего Института литературовед
ения может с гордостью считать, что он поквитался с системой трудового н
айма.
Ч Если посчитать, сколько нам платят и сколько мы делаем, то так и выходи
т Ч квиты, Ч сказала я расстроенной Бабушке.
Ч Не смейтесь, Ула! Ч сердито сказала бабушка, слабо отбиваясь от меня.
Ч Не смейтесь, я поняла окончательно, что современный обыватель Ч это н
овый Янус…
Ч А что в нем нового?
Она серьезно сказала:
Ч К посторонним он обращен голубоглазым ликом творца и созидателя, а к с
воим Ч чугунной испитой харей бездельника. Люди разучились работать…

Пронзительно, как милиционер, свистнул закипающий чайник. Он парит полдн
я, у нас все любят пить чай с сушками и дешевыми конфетами. Бедная моя, доро
гая бабушка! Взгляни на чайник! Неужели раньше ты не замечала, сколько тыс
яч часов проведено за праздными чайными разговорами!
Влетела с грохотом Светка Грызлова и еще из дверей закричала бабушке:
Ч Марь Андревна, я Ч в Библиотеку Ленина…
Бабушка смотрит на нее застенчиво-грустно, слегка поджимает губы. Ни в ка
кую библиотеку Светка не поедет, а сейчас нырнет в продуктовый, а оттуда с
разу Ч в магазин «Лейпциг», там Сафонова вчера оторвала сумку. Но ничего
нельзя менять, да и не нужно, и они обе говорят обязательные слова, как ста
рые актеры повторяют надоевшую роль.
Ч Хорошо, Светлана Сергеевна. Только запишитесь в журнал…
Господи, мы все столько лет повторяем слова из одной и той же надоевшей ск
учной пьесы, что знаем наизусть чужие реплики. Сейчас вернется с зарплат
ой Надя Аляпкина, тяжело отдышится и скажет, что поедет в Бахрушинский му
зей. А завтра, забыв, что ездила в музей, поведает, что отстояла огромную оч
ередь за колготками для младшенького в «Детском мире» Ч нигде детских к
олготок нет, а они их просто жгут на себе, а потом вспомнит, что у метро дава
ли свежий котлетный фарш, а в «Диете» почти не было народа за рыбой прости
помой.
Пришла Люся Лососинова, вернулась секретарша Галя, явился задумчивый Бе
рбасов, уселся за стол и стал сортировать купюры, раскладывая их по разны
м отделениям портмоне. Отдельно положил десятку в тайный кармашек брюк.
Ему тяжело Ч он платит алименты на детей прежней жене, а от нынешней зана
чивает деньги для отдыха с любимой девушкой. Видимо, будущей женой. Однаж
ды, остервенясь, Бербасов кричал у нас в комнате: «Ничего! Ничего! Еще два г
ода осталось этому идиоту до восемнадцати! Кончатся алименты Ч копеечк
и от меня не увидите!»
Я возненавидела его навсегда…
Пыхтя, ввалилась Надя Аляпкина. Ч Эйнгольц возьмет твою получку, Ч сооб
щила она мне и повернулась к Васильчиковой: Ч Марь Андревна, мне надо в Ба
хрушинку ехать…
Ч Хорошо, Надежда Семеновна. Только запишитесь в журнал. Педус следит за
этим строго…
Бербасов очнулся от своих финансовых грез при слове Педус, которое на ег
о нервную систему рептилии действует как приятный раздражитель:
Ч Ула, чуть не запамятовал Ч вас просил зайти после обеда Пантелеймон К
арпович…
Врешь, свинья, ничего ты не запамятовал. Никогда твой дружок Педус не попр
осит Ч зайдите сейчас ко мне, пожалуйста. Он всегда предлагает зайти чер
ез два часа, или после обеда, или к вечеру, или послезавтра Ч потерпи, пому
чайся, поволнуйся, подумай на досуге: зачем тебя зовет в свою комнатку с об
итой железом дверью начальник секретного отдела. Господи, какие у нас се
кретные дела в институте? Какие секретные дела у меня лично? Но Педус суще
ствует, он у нас всюду. И я его боюсь. Боюсь его неграмотной вежливости, бою
сь сосущей пустоты под ложечкой.
Ч Давайте пить чай, Ч предложила Галя, а Люся Лососинова уже начала кап
итально обустраиваться за своим столом.
Люся Ч симпатичная сдобненькая блондинка Ч похожа на немецкие фарфор
овые куколки, изображающие балерин и пейзанок в кружевных длинных плать
ях. Я думаю, у мужиков должны чесаться пальцы от непереносимого желания п
ощипать ее за бесчисленные кругленькие, мяконькие, беленькие, сладеньки
е выступы. Всегда приоткрытые, чуть влажные семужно-розовые губки и проз
рачные незабудковые глаза, незамутненные ни единой, самой пустяковой мы
слишкой. За этими нежными глазками Ч неотвратимо влекущая бездна неоду
шевленной пока органической природы.
Природа требует. Она требует неустанно питания, и Люсенька целый день ес
т. Из дома она приносит сумку с продуктами, и все у нее приготовлено вкусне
нько, и аппетитненько, на чистеньких салфеточках и красивых картонных та
релочках, и вызывают завистливую раздраженную слюну бутербродики с сел
едочкой, и яичко с икорочкой, и золотистая, как шкварка, куриная пулочка, и
вокруг пунцовая редисочка вперемешку с изумрудной зеленью молодого лу
ка и грузинских травочек, огурчики махонькие, громко-хрусткие, помидорч
ик рыночный краснобокенький, и телятинки ломоточек Ч нежненький, розов
ый, как Люсина грудка. Термос заграничный, крохотный -на один стакан, с коф
ейком душистым, от души заваренным. И пирожных три Ч эклер, наполеон и мин
дальное.
Беспрерывно, с самого утра Люся жует, хрумкает, тихонько чавкает, мнет сах
арными зубами, язычком причмокивает, сладко урчит от удовольствия. Поев,
аккуратно складывает пакетики, салфеточки, картонные тарелочки в сумку
и подсаживается к нам пить чай с сушками и леденцами.
Ч Я бараночки Ч ужас как люблю! Особенно сушеные, Ч говорит она ласков
о.
Светка Грызлова, веселая грубиянка, добродушная ругательница, унижает е
е неслыханно.
Ч Как же ты можешь жрать целый день и людям крошки не предложишь? А потом
еще наши сушки молотишь, как машина! Ты, животное!
Ч Ну, не сердитесь, Светочка! У меня организм такой!…
И сейчас она уже раскладывает на столе свои бесчисленные кульки, свертки
и пакетики, краем глаза косясь на корзинку с сушками.
А тут зашли женщины из отдела библиографии посоветоваться Ч предлагал
и почти новые джинсы. Закипел торг. Во всех учреждениях женщины обеспечи
вают себя за счет натуральной торговли Ч дообщинного обмена. Продают не
ношеные кофточки, покупают «фирмовые» юбки, меняют сапоги на французски
е туфли с доплатой, косынки на бюстгалтер, ночную сорочку на шарф, польску
ю косметику на югославские солнечные очки.
Галя перепечатывает Ч для себя Ч со светокопии стихи Мандельштама. Кру
глова из отдела фондов списывает под диктовку Люси Лососиновой рецепт т
орта «Марика», Сафонова вырезает из газеты переведенную с выкройки моде
ль платья, а тут вернулась неожиданно Аляпкина с полной сумкой бананов
Ч около института с ларька продавали, народу почти нет, не таскаться же ц
елый день с авоськой.
Заодно она рассказывает, что у нее есть адрес портнихи, которая перешива
ет из купленных в комиссионке на Дорогомиловке офицерских шинелей женс
кие пальто Ч закачаться можно, последний импортный писк!
Заглянул Моня Фильштейн, просит разрешения в нашей комнате порисовать с
тенгазету Ч у них мужики устроили шахматный турнир, накурили Ч не прод
охнуть.
Закончив вопрос с джинсами Ч решили не брать, дорого Ч женщины пьют чай,
рассказывают мифические истории о прекрасных, щедрых любовниках и грус
тные притчи о пьющих мужьях, не спеша делятся сплетнями, обмениваются со
ветами в лечении и воспитании детей, сообщают о новейших диетах, вспомин
ают об отпусках, свадьбах и примечательных домашних событиях.
Все время звонит телефон Ч за восемь часов массу делишек можно устроить
с помощью этой милой выдумки Эдисона. А не устроишь Ч то просто отдохнеш
ь за приятной беседой.
Галя кладет трубку внутреннего телефона и кричит:
Ч Девушки, внимание! Завтра в десять часов Гроб!… Все слышали?
Ч Какой еще гроб? Ч пугается Люся Лососинова.
Ч Гражданская оборона! Семинар!
Моня Фильштейн отрывается от сосредоточенного рисования огромного зна
мени на листе ватмана.
Ч Эй, старухи, а вы не забыли, что от вашего отдела на той неделе трое должн
ы сдавать норматив ГТО?
Моня заведует спортсектором в профкоме, у него свои заботы.
На лице Бербасова Ч тоска, он мучится, что сейчас лето, в сети политучебы
каникулы, и он не может нам напомнить, что завтра у нас занятия по диалекти
ческому материализму.
А старухи забыли, не помнят, они не желают думать обо всем этом. Они сейчас
красят друг другу маникюр, Круглова начесывает мне перед зеркалом стриж
ку «а ля сосон». Разве что не моемся. Наверное, потому, что нет душа.
Будний день. Не выходной, не праздник, не карантин, не сумасшедший дом, не с
ветопреставление. Обычный рабочий день.
Раньше я думала, что так работают только в нашем институте. Но мои знакомы
е физики, инженеры, врачи, служащие рассказывают приблизительно то же са
мое про свои учреждения.
Наверное, это и есть та обстановка огромного трудового подъема, в которо
м, как уверяют ежедневно газеты, живет все наше общество. Наверное.
Но ведь летают ракеты, ходят поезда, где-то льют сталь и добывают на гора у
голек. Все это кажется мне не естественным результатом человеческого тр
уда, а каким-то удивительным чудом. Ведь и там царит обстановка огромного
трудового подъема? Правда, ракеты падают, поезда разбиваются, а сталь лью
т плохую. Но.
Ч Ула, вот твоя получка, Ч протянул мне через стол тощую пачечку Эйнгол
ьц, подслеповато щурясь за толстыми линзами своих бифокальных очков, и о
т этой прищуренности и рыжего румянца у него был застенчивый вид, будто о
н стеснялся того, как мало я зарабатываю.
Сегодня малая получка Ч расчет. В аванс я получаю пятьдесят пять рублей,
а сегодня Ч минус восемь рублей двадцать копеек подоходного налога, мин
ус пять-сорок бездетного налога, минус рубль-десять Ч профсоюзный взно
с, минус девять-шестьдесят в кассу взаимопомощи Ч долг за стиральную ма
шину. На руки Ч тридцать рублей семьдесят копеек. Одна десятка, две пятер
ки, две трешки, четыре мятых рублика, пригоршня медяков.
Поквитались лень с нищетой.
Но скоро я разбогатею. Как только аттестационная комиссия утвердит мою к
андидатскую диссертацию, мне добавят пятьдесят рублей.
Ч Спасибо, Шурик, я тебе очень обязана…
Шурик ласково ухмыляется, часто помаргивает толстыми красноватыми век
ами:
Ч Неслыханный труд! Надорвался, пока нес твои миллионы!
Суетливый ровный гомон голосов вдруг прорезал скрипучий отчетливый во
зглас Марии Андреевны Васильчиковой:
Ч Запомните, Бербасов, что дикость, подлость и невежество не уважают про
шедшего, а пресмыкаются перед одним настоящим…
На миг наступила зловещая тишина, которую Бербасов, забыв о своей принци
пиальной установке разговаривать приятно, вспорол пронзительным вопро
сом:
Ч Хотелось бы яснее понять, на что вы намекаете, уважаемая Мария Андреев
на?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Петля и камень в зеленой траве'


1 2 3 4 5 6 7 8 9