однако, мое присутствие не на шутку испугало неизвестного стенолаза!Бежать сломя голову и выручать этого «друга» из беды не входило в мои планы. Я должен сидеть рядом с Петри! Поудобнее усевшись на жестком стуле, я вытянул ноги и заложил руки за голову. Освежающий инцидент прояснил мои мозги. Мне уже не хотелось ни спать, ни думать о Флоретте. Я задрал голову к окну и принялся его внимательно изучать. Время шло необыкновенно медленно. Резкий скрип заставил меня вздрогнуть. Я снова лихорадочно вскочил. Нервы мои сегодня были ни к черту. Скорей бы уж вернулся Смит!Дверь отворилась, и в палату вошла сестра Тереза.— Мистер Стерлинг, некая леди желает видеть доктора Петри. Она назвалась женой доктора.— Жена доктора Петри?!— Как же отказать ей, мистер Стерлинг? — Сестра Тереза вопросительно посмотрела на меня. — Не впустить к умирающему его жену — это большой грех!Она перевела глаза на неподвижное тело Петри и жалостливо покачала головой:— У бедного доктора такая прекрасная жена!— Боже мой! — Я схватился за голову и забегал по комнате. — Боже мой, что же мне делать?! Сестра, она очень расстроена?Я с надеждой уставился на сестру Терезу.— У нее мужественный характер, мистер Стерлинг. То, чего так боялся бедняга Петри, увы, произошло!Его жена примчалась к нему из далекого Каира и вот нашла его в таком…— Впустите ее, сестра, — сказал я, едва сдерживая внутреннюю дрожь. — Только бы с ней не случилось обморока.В ожидании трагической минуты, когда миссис Петри увидит бесчувственное тело своего супруга, я бегал взад-вперед по комнате и старался унять поднявшуюся во мне тревогу.Сестра Тереза смиренным поклоном пригласила миссис Петри войти в палату, и я наконец-то увидел таинственную жену своего друга. Она была высока и стройна, с томной величественной грацией, которая не имеет ничего общего с искусственными потугами современных притворщиц. На ней была великолепная длинная накидка из соболиных шкурок, из-под которой выглядывал край темно-зеленого платья. Изящные туфельки на высоких каблуках с золотой змейкой украшали ее стройные ножки.У нее было поразительное лицо, словно вырезанное из слоновой кости: чистые, совершенные линии, незабываемой лепки губы. Но все эти великолепные достоинства затмевали удивительные глаза. Чуть раскосые, миндалевидной формы, они были необычайно длинны и сияли, как пара драгоценных камней. На роскошной прическе миссис Петри кокетливо сидела бархатная зеленая шляпка, с которой, скрывая цвет ее глаз, спускалась дымчатая вуаль с золотыми блестками.Ее выдержка и самообладание совершенно успокоили меня. Она долго смотрела на неподвижного Петри и, когда сестра Тереза в молчании удалилась, обратилась ко мне:— Я очень признательна вам, мистер Стерлинг, что вы позволили мне навестить моего мужа.Она произнесла эту фразу с достоинством молодой красивой женщины. Я заметил в ее речи одну особенность — она чуть-чуть растягивала гласные.Я поставил рядом с постелью больного стул, на который она с благодарностью села.Так вот она какая — Карамани! Я не забыл этого странного имени, которое вырвалось из груди мистера Найланда Смита: «Самая прекрасная женщина, которую я когда-либо знал…»И действительно, никто не смог бы не заметить очарования этой женщины, но не только ее удивительная красота стала для меня неожиданностью — я не был готов к встрече с женщиной подобного типа. По правде говоря, в тот момент я не понимал этого, поэтому вполне естественно, что я подсознательно приписал качества милой Флоретты, ее цветущую прелесть юной аристократки миссис Петри, несмотря на экзотическую элегантность сидящей передо мною женщины.К тому же, зная о ее страстной любви к доктору, я был несказанно удивлен ее самообладанием. Сила ее характера была поразительна, но наблюдать со стороны подобную холодность любящей супруги перед постелью умирающего мужа мне было как-то неловко.— В этом не моя заслуга, миссис Петри, — ответил я. — Все комплименты — вашему мужеству.Она несколько подалась вперед, рассматривая заострившееся лицо Петри.— Есть ли надежда? — спросила она.— Здесь надеется каждый, миссис Петри. Когда доктора сталкивались с другими случаями этой болезни, появление на лбу багрового пятна означало смерть.— А в этом случае, мистер Стерлинг?Она вопросительно посмотрела на меня, и я увидел, как заблестели ее глаза. Мне невольно подумалось, что она не в силах сдержать слез.— В случае с доктором Петри болезнь более не прогрессирует.— Как удивительно, — прошептала она, — и как это странно.Она снова склонилась над мужем. В ее гибком теле чувствовалась томная грация кошки. Она запахнула наброшенную на плечи накидку и прижала к груди. Рука ее, цвета слоновой кости, была изящна и тонка. Ногти, длинные и холеные, поблескивали розовым лаком. Как непредсказуема жизнь, подумал я. Если бы кто-нибудь сказал мне, что два таких совершенно разных человека смогут встретиться и полюбить друг друга, я бы ни за что не поверил!Миссис Петри подняла на меня свои замечательные глаза.— Разве доктор Картье применяет особое лечение.. к моему мужу?Легкая заминка не ускользнула от меня. Мне показалось, что, произнеся эту фразу, она внезапно и остро осознала, какая беда нависла над ее бедным мужем, и чуть было не потеряла самообладание.— Да, миссис Петри, ему ввели новый препарат — «654».— Это изобретение самого доктора Картье?— Нет, препарат «654» — открытие вашего мужа. Он создал его как раз перед самой своей болезнью.— Но доктор Картье, конечно, знает способ его приготовления?Ее нежный вкрадчивый голос обладал странным качеством: задавая вопросы, он как будто дотрагивался до меня острым, обжигающим лезвием, заставляя отвечать со всею искренностью, на какую я был способен. При последнем вопросе миссис Петри повернула голову и пытливо заглянула мне в глаза, и я увидел, как во мраке ее зрачков заплясали крошечные золотые огоньки.Конечно, и на этот вопрос я мог бы ответить так же правдиво, как и на предыдущие, — сказать ей спокойно и просто, что только один Петри знает рецепт приготовления препарата и, не дай Бой, может унести его в могилу.Однако инстинкт сострадания не позволил мне поддаться мощному напору ее вопрошающих глаз. В конце концов, почему я должен соглашаться с мыслью, что Петри обречен, и, более того, убеждать в этом его жену?— Я не могу сказать, — соврал я, стараясь сделать это как можно естественнее.— Может быть, рецепт находится в записях моего мужа, где-нибудь в лаборатории?Хотя в ее голосе я не расслышал ни следа дрожи, ее тревога была несомненной.— Я думаю, что так оно и есть, миссис Петри, — с подчеркнутой убежденностью в голосе сказал я, так как действительно верил, что рецепт препарата находится среди бумаг Петри.Она что-то едва слышно прошептала и, поднявшись, подошла к изголовью кровати.С этого момента для меня начались трудности. Как только миссис Петри склонилась над подушкой больного, я вспомнил приказ Найланда Смита и его слова: «Никто, ни единая душа не должна прикасаться к Петри…»Я быстро встал, обогнул кровать и подошел к миссис Петри.— Не прикасайтесь к нему, прошу вас! — умоляюще воскликнул я.Она медленно выпрямилась — бесконечно медленно и грациозно: обернулась и с удивлением посмотрела на меня. Казалось, громкий звук моего голоса заставил ее очнуться.— Почему?— Потому что… — я секунду помедлил, лихорадочно соображая, что бы придумать, — вы можете заразиться!— Не беспокойтесь обо мне, мистер Стерлинг. На этой стадии болезни заразиться невозможно. Меня уже предупреждала сестра Тереза.— Но она не Господь Бог. Ради моего друга, я не позволю вам так рисковать!Возможно, мои принципы в конце концов загонят меня в могилу; но то, что они у меня есть, я считаю великой заслугой своих родителей. Я дал мистеру Смиту слово, что ни одна душа не коснется несчастного Петри, и твердо стоял на своем. По логике вещей, не было совершенно никакой причины отказывать этой женщине в желании погладить волосы любимого мужа; более того, отказать было бы просто бесчеловечно; но, помня, с каким доверием возложил на меня миссию охранника Найланд Смит, я не мог уступить.— Вы уверены, что я чем-нибудь рискую? — с вызовом спросила миссис Петри.Этот вопрос не нуждался в ответе. Она отвернулась и решительно склонилась над мужем. Ее изящные томные руки уже готовы были дотронуться до плеч моего друга.Я догадался: она собиралась поцеловать его в пересохшие губы… ГЛАВА VIII«БЕРЕГИСЬ!..» Когда эти томные руки цвета слоновой кости почти опустились на плечи Петри и полные красные губы почти коснулись его синих запекшихся губ, я схватил миссис Петри за талию и оттащил от кровати!Ее гибкое и легкое как пушинка тело изогнулось в моих руках, и я принужден был напрячь все силы, чтобы не позволить ей коснуться доктора. Кошачьим движением она выгнула спину и заглянула в мои глаза удивленно и властно, как застигнутая врасплох королева.Долгий нескончаемый миг мы неподвижно смотрели друг на друга. Внезапно меховая накидка с шуршанием пала на пол и обнажила ее матовые плечи и полуоткрытую грудь.Мои руки держали ее за талию, мои мысли лихорадочно искали слова извинения за очевидную бестактность. Но она опередила меня:— Зачем вы сделали это? Чтобы… спасти меня от инфекции?Спасительная подсказка! Я принял ее с благодарностью.— Конечно! Я же предупреждал, что не позволю вам к нему прикасаться, — с напускной самоуверенностью ответил я.Она смотрела на меня, оставаясь в горячем плену моих рук. Сверкающий взгляд из-под воздушной вуали властно и трепетно погружался в глубину моего сердца, словно жадный до нектара хоботок насекомого. Наконец он коснулся темного дна! Омерзительное желание поднялось во мне, и толчками кровь разнесла его по всему телу. Никогда я не был так близок к падению, как в эти секунды! С ужасом я осознавал себя пленником низкой похоти; вихрем пронесся поток гнусных фантазий: то казалось, что она предлагает мне свои губы, то, наоборот, умоляет отклонить предложение. Легким движением стана, таким легким, что оно могло показаться случайным, она как бы пригласила меня приласкать ее.Господи, что же произошло со мной! Я, в чьей крови течет кровь добропорядочных пуритан; я, старый друг бедного Петри, сейчас, рядом с его изголовьем, вдруг грязно возжелал тела его жены!А как же Флоретта? Удивительная красота ее? Флоретта, с которой я расстался не далее как вчера и о которой я столько мечтал? И вот здесь, сейчас, я стою и борюсь с собой против внезапного преступного желания к жене своего лучшего друга, желания столь дикого, что оно угрожает поглотить в своей зловонной жиже все — и честь, и Дружбу, и любовь!Возможно, у меня достало бы сил остановиться самому, без чьей-либо помощи, возможно — нет. Но помощь пришла, и пришла таким неожиданным образом, что впору перекреститься. Когда я смотрел в загадочные, дразнящие глаза миссис Петри, в тишине, которую нарушали лишь шелест ее одежд и треск соснового бора за окном, голос, стонущий глухой голос, словно исходящий из могилы, произнес: «Берегись… ее».Как ужаленная, миссис Петри отпрянула к стене. Мельком я заметил искру ужаса в ее удлиненных глазах. Мое сердце, которое только что сумасшедше колотилось, замерло.Я повернул голову к Петри и посмотрел на него.Было ли то мое расстроенное воображение, но я заметил слабое подрагивание опухших век. Не он ли сказал эти слова? Почти тут же незаметное дрожание век прекратилось, если оно было, конечно. Петри лежал по-прежнему как мертвый.— Кто это сказал? — свистящим шепотом спросила миссис Петри; ее аристократическая выдержка наконец изменила ей. — Чей это был голос?Я смотрел на нее. Чары рассеялись. Волшебство колдовских секунд растаяло как дым благодаря вмешательству замогильного голоса. Длинные ресницы миссис Петри теперь скрывали ее сверкающий взгляд. Она сжала одну руку в кулак, другую спрятала за меховую накидку. Мое безумие вдруг предстало передо мной в истинном свете. Я понял, что стал жертвой необъяснимого наваждения, от последствий которого был спасен благодаря Всевышнему!— Я не знаю, — хрипло прошептал я. — Я не знаю… ГЛАВА IXФА ЛО ШЕ
Окончания нашего разговора я совершенно не помню. Я был в плену какого-то морока. Я уверен только в одном: миссис Петри больше не подходила к постели больного. Несмотря на замечательное самообладание, она не смогла скрыть от меня своего замешательства. Я видел ее быстрые взгляды на Петри и однажды — вверх, в сторону единственного окна.Жуткое предупреждение, так таинственно произнесенное, могло относиться только к ней.Я позвонил сестре Терезе и договорился, чтобы ночной консьерж отвел посетительницу к ее машине. У меня не было никаких сомнений, что ее присутствие, если она останется здесь, не принесет нам приятных минут.На прощание миссис Петри дала адрес отеля в Каннах, где она остановилась, и попросила меня, если с Петри что-нибудь случится, немедленно вызвать ее. Она сказала, что к восьми часам приедет в клинику, чтобы ухаживать за своим несчастным мужем. За то короткое время, что мы обменивались с ней любезностями, к ней возвратилось ее обычное состояние величественной холодности; казалось, что в ее жилах течет не горячая человеческая кровь, а некое студенистое желе, более приличествующее морским гадам, чем любящей женщине. В конце концов я ожидал, что она будет настаивать на своем присутствии в клинике и никуда не поедет. К счастью, мои опасения оказались напрасны; и, когда, бросив прощальный взгляд на мужа и загадочную улыбку мне, она удалилась, я облегченно вздохнул.А мистера Смита все не было, хотя прошло уже дважды по два часа!Оставшись наедине с Петри, я спросил себя, не он ли произнес спасительные слова, но, увы, рассеять мои сомнения ему было не дано, по крайней мере сейчас.Его заострившееся лицо больше походило на лицо мертвеца. Фиолетовые губы потрескались и приоткрылись, обнажив зубы. В этой его неестественной ухмылке я увидел приближающийся конец. Проклятая чума заставляла покойников радоваться смерти.Ни слабого движения, ни вздоха не дождался я от него, сколько ни смотрел. Я поднял глаза и принялся рассматривать окно, из которого пару часов назад высовывались костлявые желтые пальцы, так напугавшие меня. Но и оно сейчас показалось мне лишь черной заплатой на белой поверхности стены.Сосны снова принялись нашептывать дремотное: «Флоретта — Дерсето…»Если Петри не говорил, а я твердо уверен, что он не мог сказать этого, тогда чей же голос произнес: «Берегись ее»?У меня было достаточно времени, чтобы хорошенько обдумать не только эту проблему, но и много других загадок, которыми был буквально переполнен этот сумасшедший день. Сестра Тереза время от времени навещала меня. В одиннадцатом часу в палату заглянул доктор Картье.Заметных перемен в состоянии Петри, увы, не было.Мое дежурство в компании с умирающим, полное событиями, при воспоминании о которых у меня пробегали по телу мурашки, наконец-то заканчивалось.К полуночи я услышал скорый летящий шаг; дверь распахнулась, и в палату ворвался Найланд Смит.Его озабоченный суровый взгляд насторожил меня.Он пересек палату и в гнетущем молчании стал рассматривать лежащего на кровати Петри, потом обернулся к сестре Терезе.— Сестра, я попрошу вас остаться здесь до прихода доктора Картье, — быстро сказал он. — Вы не будете возражать, если мы на время займем вашу комнату?— Нет, нет, я рада, что смогу вам чем-нибудь помочь, — с благожелательной улыбкой замахала руками сестра Тереза.Мы прошли по длинному узкому коридору и через минуту были в комнатке сестры Терезы. Обстановка ее отличалась крайней простотой. Напротив дверей у стены стоял застекленный шкафчик с медицинскими принадлежностями и перевязочными материалами; рядом — белый столик с задвинутой под него табуреткой. На нем лежала раскрытая книга. Единственным украшением комнаты было скромное распятие, висевшее на левой стене.Некоторое время мистер Смит пребывал в молчании. Он беспокойно мерил широкими шагами крошечное пространство комнаты и дергал себя за мочку левого уха — привычка, которая, как я позже понял, означала глубокую задумчивость.Внезапно он остановился и посмотрел мне прямо в глаза.— Вчера утром сэр Мэнстон Рорке был найден мертвым. Он скончался от чрезмерной дозы героина! — веско, будто всаживая одну за другой свинцовые пули, сказал он.— Не может быть!Меня пружиной подбросило с края стола, на котором я сидел. Смит мрачно кивнул.— Неужели он злоупотреблял наркотиками?— По-видимому, да. Он был вдовец и любил уединение. У него был только один постоянный слуга, с которым он провел большую часть жизни. Его нашли в собственной квартире на Кэрзон-стрит.— Господи! — схватился я за голову. — Какое ужасное самоубийство!— Самоубийство! — фыркнул Смит. — Это не самоубийство, Стерлинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22