Они не оставляют после себя трупов.— Похоже, ты все-таки понял, — благодарно кивнул Люсин, присаживаясь у крыльца. — А сейчас не сочти за труд — приведи понятых. А я пока посижу, погреюсь на последнем солнышке.— «И это пройдет» — как было выгравировано на кольце библейского царя Соломона …на кольце библейского царя Соломона… — Соломон, третий царь Израильско-Иудейского государства (ок. 965—928 гг. до н. э.), изображенный в библейских книгах величайшим мудрецом, герой многих легенд. В мусульманской традиции большое место занимает мотив перстня Соломона, дававшего ему власть и силу. Перстень с печатью, принадлежавший Соломону, считался у мусульман сильнейшим талисманом.

. Вот мудрость жизни. Но она дает и некоторое утешение. Не в пример познанию, которое лишь умножает скорбь. Для твоего сведения, Флобера как-то нашли лежащим в беспамятстве. «Только что умерла госпожа Бовари» …Флобера как-то нашли в беспамятстве. «Только что умерла госпожа Бовари»… — Флобер, Густав (1821 —1880), французский писатель. Продолжатель традиций Бальзака, блестящий стилист. Эмма Бовари — героиня одного из наиболее известных романов Флобера «Госпожа Бовари».

, — объяснил он, когда его привели в чувство. Поэтому не завидуй создателям бесплотных форм. У них тоже есть свои огорчения. Причем такие, которые нам и не снились. Им даже приходится убивать своих героев. Как Бальзаку, который едва не заболел, когда умер старик Горио …Бальзаку, который едва не заболел, когда умер старик Горио… — Бальзак, Опоре де (1799—1850), французский писатель. Оказал сильнейшее влияние на развитие реализма в мировой литературе. Старик Горио — герой романа «Отец Горио», входящего в созданную Бальзаком эпопею «Человеческая комедия», включающую девяносто романов и рассказов, связанных общим замыслом и многими персонажами.

.— Ты-то откуда все это знаешь?— Я давно не расту над собой, как хохмил в годы нашей молодости какой-то эстрадный трепач. Я перестал штудировать перед сном работы по специальности. Я читаю только художественную литературу. Причем отдаю предпочтение древней жизни. Чем древнее, тем мне больше нравится.— Утешает в горестях?— И утешает, и наставляет на ум… А понятых я тебе достану из-под земли. Сиди себе спокойно, дыши озоном. Все-таки нет ничего лучше сосен! Чувствуешь, какой аромат?Когда Крелин привел живущего по соседству старичка Караулкина и юную почтальоншу Таню, Люсин, превозмогая охватившую его дремотную слабость, отомкнул оба замка, демонстративно распахнул и, словно прощаясь, медленно притворил дверь.— Что и требовалось доказать, товарищи, — заметил он с наигранной беспечностью.Понятые, осведомленные Крелиным по дороге насчет тонкостей предстоящей процедуры, понимающе закивали.— Жалко Георгия Мартыновича, — Караулкин под конец прослезился. — Редкого душевного совершенства был человек! Да будет земля ему пухом. А вам спасибо: хоть похоронят теперь достойно. Рядом с хозяйкой, с Анной Васильевной. Я знаю могилку, могу показать, если надо.— А Аглая Степановна разве не знает? — усилием воли Люсин прогнал дремоту. — Кстати, где она сейчас?— Степановна? Уехала от нас, голубушка, совсем уехала.— Так скоропалительно? Ни с того ни с сего?— Значит, была причина, — насупился старичок Караулкин. — Тут Игорь Александрович на днях приезжал, беседу имел с ней серьезную. Только нас это не касается, товарищ начальник, ни с какой стороны. Последнее дело — соваться в семейные дела.— Но ведь Солитов завещал дом именно ей!— Эх, легко сказать… Скоро улита едет! Не стала Степановна ждать суда. Собрала свой чемодан деревянный, понавязала узлов и отбыла в родимые края. Тянет нас, стариков, к отчим могилкам. Только, боюсь, что не больно ей там обрадуются.— Адрес не оставила?— Писать обещалась. Как, значит, обоснуется, так и сообщит. Травку свою раздала по соседям. Каждому наказала, как и чего пить. Мне тоже оставила. Против давления и от радикулита.— А не сказала вам, на чем они порешили с Игорем Александровичем? — без особой надежды спросил Люсин.— Сказала, не сказала — какая разница? Уехала — вот что важно. А куда уехала? В белый свет! Лично у меня большого доверия к ее сродственникам нету. Хоть она и прикопила кое-чего на черный день, но человеку, кроме корки хлеба, внимание требуется, ласка. Сильно сомневаюсь я на сей счет. Ужиться с ней трудненько будет. Охо-хо! Недаром, знать, ведьмой кличут. Только какая она ведьма? Праведница!— И когда она уехала?— Третьего дня, аккурат через неделю после наезда Игоря. Он и ко мне заходил, за домом просил приглядывать, за участком. Сами они с Люсей, с Людмилой Георгиевной, значит, обратно за рубеж собираются, к месту службы. Пока, говорит, пусть все, как есть, остается, а там они решат, что делать, когда окончательно возвернутся. Я так понял, что в нынешнем виде садик его решительно не устраивает. И то правда: на кой ему эти дикие сорняки? Может, фруктовых деревьев побольше насадит? Кто его знает, чего он там себе думает… Люсю бы надо предупредить, что отца-то нашли.Решив, что не стоит заходить в покинутый дом, Владимир Константинович присел на ступеньку, набросал коротенький протокол и дал понятым подписаться.Ему захотелось как можно скорее уехать отсюда.— Может, дадите знать, когда Георгия Мартыновича хоронить будут? — семеня вслед, попросил Караулкин.— Обязательно, — пообещал Люсин, обернувшись на ходу. — А с Людмилой Георгиевной я сам свяжусь, вы не беспокойтесь. Глава двадцать седьмаяТЕМНАЯ НАБЕРЕЖНАЯ Вечер выдался на редкость безветренный, теплый. После мимолетного дождика, ласкового, как в мае, стало еще теплее и явственно запахло робким цветением.Волшебно преображенные улицы были прекрасны, как тропические реки. Призывно и нежно вспыхивали в таинственных мокрых глубинах разноцветные огни и, словно колеблемые зыбью, дрожали и множились золотистые змейки.Не зная, чем себя занять, Люсин вышел на улицу. Оставаться в четырех стенах было невмочь. Еще издали примечая каждую телефонную будку, он влился в подхвативший его поток и, безотчетно ускорив шаг, понесся по направлению к Садовому кольцу. Остановился лишь на Смоленской площади возле киоска с пепси-колой. Щекочущая пена приятно охладила гортань, но он оставил бутылочку недопитой. Мешало волнение, беспокойно теснившее грудь.Потерпев поражение в борьбе с самим собой, а может быть, одержав победу, решился наконец позвонить Наташе.— Простите, но это я, — торопливо выпалил он, точно боялся, что она сразу же повесит трубку. — Больше вам не придется пугаться меня, ожидая плохого. Оно случилось, Наташа, и, как мне ни горько, я хочу, чтобы вы узнали все от меня. — И умолк, слыша, как отдается дыхание в настороженной пустоте. Слова были продуманные и заряженные внутренней энергией, как и горячая двушка, которую он чуть не час продержал в кулаке, прежде чем сунуть в щель автомата.— Где вы сейчас? — отчетливо прозвучал ее голос, соединив разделенные бездной материки.— В двух шагах от вашего дома.— Тогда заходите. Сейчас я объясню вам, как меня скорее найти.— Может, лучше на улице? Если вы, конечно, не против!— Ладно, — с вялым безразличием согласилась она.— Тогда жду вас на том же месте! — задохнулся он от невыразимого облегчения. — Я буду там через две с половиной минуты.— Надо же, какая точность…Обменявшись молчаливым рукопожатием, они, не сговариваясь, направились в сторону Ленинских гор. Люсину казалось, что с ним уже было однажды такое: темная набережная, тени встречных прохожих, одиноко сгущающиеся у фонарных столбов, плавное, ненарушаемое течение без всяких переходов и поворотов. Люсин молчал, благодарно ощущая, как тает горечь неутоленного одиночества, размываемого всепоглощающей жаркой волной. Ему даже казалось, что слова могут лишь помешать столь неожиданно установившемуся совершенно удивительному общению душ, которое, если и бывает между людьми, то только во сне.— Расскажите, как это случилось, — мягко напомнила Наташа, напрочь развеяв иллюзию.— Да-да, — внутренне вздрогнув, очнулся он и, опуская натуралистические детали, коротко изложил основные события вчерашнего дня, уже затуманенного в сознании душным беспамятством ночи.Наташа выслушала, ни разу не перебив. Незаметно сжившись с гнетущим ожиданием неминуемой беды, она, в сущности, не узнала теперь ничего нового. Запоздавшая на два с лишним месяца весть оказалась даже в чем-то успокоительной для переболевшего сердца. В ней была та извечная определенность, перед которой в конце концов смиряется человеческий разум.— Ужасно, — уронила под конец Наталья Андриановна, коря себя за бесчувственность. — Как вы считаете, когда можно будет организовать похороны? — Ей стоило усилия переключиться на мысль о предстоящих хлопотах. — Нужно же как следует подготовиться?— Если позволите, мы решим организационные вопросы с вашим начальством. С Людмилой Георгиевной я уже говорил.—Собравшись с духом, он взял ее под руку — Но вам-то зачем? — искренне удивилась Наташа.— По ряду причин. Так уж получилось, что Георгий Мартынович стал мне не безразличен, — Люсин ответил ей виноватой улыбкой. — И Степановна тоже, — добавил он как бы вскользь, умалчивая об остальном. — Я обязательно дам ей знать о дне похорон.— Спасибо. — Наташа на мгновение прижала к себе бережно поддерживающую ее руку. — Как непрочно все в этом мире! Ушел человек, и в одночасье начинает распадаться с такими трудами сложенное им строение. Перемены подталкивают одна другую по принципу домино. Цепная реакция падающих на голову кирпичей. Наша кафедра уже совсем не та, что прежде. А ведь это только начало! У Георгия Мартыновича есть… была, словом, осталась древнекитайская «Книга перемен» …древнекитайская «Книга перемен» — «И-цзин», VIII—VII вв. до н. э. Существуют различные точки зрения относительно содержания и значения «Книги перемен». Скорее всего, она возникла вокруг древнейшей практики гадания и в дальнейшем служила почвой для философских построений.

. Там говорится, что перемены являются основным законом жизни природы, общества и человека. Нравится нам это или не очень, но приходится принимать миропорядок таким, какой он есть. Ничего не поделаешь.— Ничего, — глухо повторил Люсин. — Нас не спрашивали, хотим ли мы появиться на этой земле.— Другой нет и, надо думать, не будет… Поговорим о чем-нибудь еще. — Наташа осторожно высвободилась и подошла к. парапету.От реки несло знобкой сыростью и немножечко тиной. По железнодорожному мосту грохотал бесконечный товарный состав. Над Лужниками клубился светозарный туман.— Боюсь, что от меня будет мало толку. — Люсин свесился над непроглядной водой. — Я ведь прекрасно знаю, что мое поведение самоубийственно, но ничего не могу с собой поделать.— Не понимаю, о чем вы.— Мне казалось, что вы все понимаете.— Нет, я сознательно разучилась понимать недосказанное. Так спокойнее. Чувствуешь себя более уверенной, защищенной.— Вы давно разошлись с мужем?.. Ничего, что я об этом спрашиваю?— Двенадцать лет.— А Теме уже четырнадцать?— Скоро будет. Ждет не дождется. Готовится вступить в комсомол. Хочет поскорее сделаться взрослым.— Взрослому легче. В детстве все переживается гораздо острее. Любая безделица. О мировых вопросах я уж и не говорю. Байрон, Лермонтов, Леопарди! Леопарди, Джакомо (1798—1837)—итальянский поэт-романтик. Известность приобрел благодаря своим поэтическим произведениям («К Италии», «Лирические стихотворения», «Ночная песнь»). Философские произведения Леопарди («Диалоги и мысли») проникнуты пессимизмом. Создатель философии «несчастья», на которое обречено человечество.

Мне казалось, что они писали специально ради меня, что лишь я, единственный, сумел постичь безмерную глубину людского страдания.— А кто такой Леопарди?— Как, вы не знаете Леопарди? Значит, вас никогда не мучила мировая скорбь. Очевидно, это удел мужчин.— Причем болезненно переживающих свое раннее созревание.— Это вы о великих?— Нет, о таких, как вы, перескочивших на палубу с подножки трамвая.— Запомнили, однако, — Люсин был благодарен ей даже за этот пустяк.— Лучше сформулируем так: не забыла, — непринужденно парировала она. — Надеюсь, в мореходке основательно повыбили из вас байронизм?— Совсем напротив — загнали вглубь.— По крайней мере, вы научились драить медяшку, чистить картошку и мыть на кухне полы.— В камбузе, — уточнил Люсин. — Не терзайте слух моряка, гражданочка.— Вот таким вы мне нравитесь гораздо больше.— Отныне я всегда буду только таким.— Скоро надоест.— Придется обучиться секрету вечной новизны. С кем вы предпочитаете иметь дело сегодня?— Оставайтесь лучше самим собой. — Наташа видела, что внешняя непринужденность дается ему с немалым трудом. Ей и самой было куда как муторно. Намереваясь вежливо распрощаться и повернуть к дому, она тем не менее почему-то медлила, через силу поддерживая готовую увянуть беседу.— Боюсь, что в качестве сыщика я покажусь вам уже совершенно неинтересным, — сказал Люсин. Его губы дрогнули в мимолетной, чуточку горькой улыбке. — Как жаль, что вы так скоро добрались до истинной сущности. На сем реквизит исчерпывается. Небогатый, приходится признать, реквизит…— Зачем вы так? — Наташа ощутила себя слегка уязвленной, но тут же устыдилась и, доверительно приблизив лицо, спросила с участием: — Вам, наверное, очень трудно?— Не то слово, — признался Владимир Константинович. — Нет ни малейшего намека на личность убийцы, хоть на какие-нибудь его приметы. Даже крохотной песчинки с места преступления, за которую можно было бы зацепиться! По всем статьям — абсолютный нуль. В таких условиях мне еще не приходилось начинать дело. Лавров ждать, увы, никак не приходится.Стремясь поделиться тревогами и сомнениями, которые слишком долго носил в себе, Люсин ударился в воспоминания. Но едва он начал рассказывать о зверском убийстве одной старой актрисы, как что-то заставило его остановиться на полуслове. Не только то давнее дело, связанное с кражей бриллиантов и оставшееся нераскрытым не по его вине, но и нынешние терзания растворились в жарком, внезапно накатившем забытье. Ему словно было даровано ощутить невозвратимое очарование текущего мига. Не прошлое с его перепутанными воспоминаниями, не туманные и, как правило, несбыточные надежды на будущее, но лишь это неуловимое, вечно ускользающее мгновение обладало самодовлеющей ценностью.Совершилось неподвластное времени преображение. Покинул свой пост и куда-то к чертовой матери запропастился стерегущий каждое слово внутренний страж. Если и не впервые в жизни, то впервые за много-много лет Люсин перестал видеть и слышать себя со стороны. Поле его зрения, только что обнимавшее чуть ли не весь противоположный берег — от утопающих во мгле колоколен Новодевичьего до ослепительных светильников стадиона, — сузилось почти до точки, а вернее всего, возвысясь над трехмерностью пространства, обрело какую-то иную, высшую геометрию.— Наташа! — хотел он позвать, но губы не повиновались.Аромат ее духов, тонкий и скрытный, властно перехватил дыхание. Темной влагой блеснули глаза и длинные уверенные губы ее в случайном озарении холодных ночных огней.Как лунатик, он потянулся к подсвеченному хрупкой фосфорической голубизной, неузнаваемому лицу.— Я думала, что ты никогда не решишься, — благодарно шепнула она. Глава двадцать восьмаяИЕЗУИТСКИЕ КОЗНИАвентира V Причудливый путь избирают знамения.На санкт-петербургском Монетном дворе отштамповали новую партию серебряных рублевиков. Дело, казалось бы, вполне обыденное. И в том, что император Павел Петрович, подражая великому деду, повелел расположить четыре вензельные литеры «П» в виде креста, тоже ничего, достойного удивления, не содержалось. Однако на размышления, притом самого серьезного толка, наводил реверс. «Не нам, не нам, а имени твоему», — недвусмысленно возвещала чеканка. Взяв тамплиерский девиз, молодой государь возлагал на себя роковое бремя. Его готические фантазии и ставшие повсеместной притчей во языцех романтические склонности грозили далеко завести издерганную произволом Россию, которой опостылели чужеземцы-временщики, въезжавшие в тронную залу на штыках гвардии …Россию, которой опостылели чужеземцы-временщики, въезжавшие в тронную залу на штыках гвардии… — Имеется в виду эпоха дворцовых переворотов, последовавших после смерти Петра I в 1725 г. Начало им положила Екатерина I, утвердившаяся на престоле при поддержке гвардейских полков — Преображенского и Семеновского. После ее смерти и недолгого царствования Петра II власть перешла к Анне Иоанновне (1693—1740), период правления которой характеризовался засильем иностранцев и установлением режима жесточайших репрессий, получившего название «бироновщины». Фактически всю власть сосредоточили в своих руках всесильные немцы-временщики:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48