А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Значит, — и это поразило его, как удар грома, — конец всей цивилизации вообще.
Помимо всего этого, сообщение Либермена означало, что генерал Скотт оказался прав в своих сомнениях. В напряженном мозгу Лимена молниями вспыхивали различные предположения со всеми вытекающими из них последствиями, перед глазами замелькали заголовки газет: «КРАСНЫЕ ОДУРАЧИВАЮТ ЛИМЕНА. РЕСПУБЛИКАНЦЫ ОБВИНЯЮТ».
А если предсказания Скотта подтвердились, то какое право имеет теперь он, президент, оказавшийся столь легковерным, бороться с ним?
Лимен глубже опустился во вращающееся кресло. Его лицо казалось Либермену безучастным, ничего не выражающим. Руководитель разведки продолжал:
— Отрывочные сведения начали поступать к нам еще с понедельника, господин президент, но ничего нового они не дали. Мы знали, что в Якутск отправляют специальный сплав, применяющийся в ракетах «Зет-четыре». Во вторник туда вылетели специальным самолетом из Москвы трое ученых — руководители проекта «Зет-четыре». И наконец, вчера вечером мне позвонил дежурный офицер НИЦ. «Сол, — говорит он, — в Якутске делают „Зет-четыре“.
НИЦ — так сокращенно назывался национальный информационный центр, размещенный в подвалах Пентагона, где специалисты из всех разведывательных органов несли круглосуточную вахту, следя при помощи особых электронных вычислительных машин за всем, что происходит в коммунистическом мире. Их задача состояла в том, чтобы собрать воедино все элементы головоломки, которую представляли передвижения войск, перевозки оружия, материалов, поездки политических деятелей, ученых в лагере красных, и раскрыть любую затею, представляющую угрозу для Соединенных Штатов.
Лимен молчал, а Либермен рассказывал:
— Около полуночи, настроенный весьма скептически, я отправился в НИЦ. Хотел увидеть все своими глазами. К трем часам ночи я убедился, что ребята правы. Они собрали данные о движении не менее двадцати пяти или двадцати шести видов грузов, относящихся исключительно к «Зет-четыре», и все эти грузы устремились к Якутску.
Либермен склонился над столом и начал делать отметки на карте. Он прочертил карандашом линию от Москвы: маршрут троих ученых. Другую линию он провел от Новосибирска; новый прибор для сложной системы наведения ракеты. Из Волгограда — несколько чувствительных электронных приборов, которые изготовляются только на одном местном заводе и используются исключительно в ракетах «Зет-4». Линии на карте росли, перекрещиваясь друг с другом.
— Если это правда, то договору конец. А может быть, и всему миру. Надеюсь, об этом поставили в известность комитет начальников штабов? — спросил Лимен.
— Да. Дежурный офицер НИЦ как раз сейчас, должно быть, докладывает генералу Скотту. Я не счел нужным собирать еще одно совещание для оценки этих фактов: вопрос и так совершенно ясен.
Лимен в раздумье теребил уголок карты. Либермен явно ожидал от него каких-то действий. «Стране в настоящее время грозит не одна эта опасность, Сол, — думал Лимен, — и неизвестно, какая из них больше. И откуда ждать помощи? Джирард больше ничего не посоветует — никогда. Есть еще Рей Кларк — но где он? Остается один Крис. Нет, остается только Джордан Лимен».
Лимен нажал кнопку, и тут же вошла Эстер.
— Эстер, — сказал президент, — сообщите, пожалуйста, всем членам Национального совета безопасности, что во вторник утром состоится специальное заседание. Назначьте его на девять часов. Передайте, что вопрос очень важный и никто не должен посылать вместо себя заместителей.
Эстер быстро записала распоряжение президента и вышла.
— Во вторник? — переспросил Либермен. — Это значит через пять дней, господин президент!
Лимен кивнул.
— Так я хочу. Мы должны быть абсолютно уверены, что наши предположения основательны, прежде чем бить тревогу. Я не могу ставить под угрозу договор на основании сомнительных сведений, даже если мы с вами верили бы им. Кроме того, я хочу, чтобы присутствовали все члены совета, в том числе Вине Джианелли, а он вернется из Италии только ко вторнику.
На подвижном лице Либермена отразилось разочарование.
— Послушайте, Сол, — сказал президент. — До первого июля, дня вступления договора в силу, остается больше шести недель. Мы должны избегать неосмотрительных действий.
Когда директор ЦРУ ушел, Лимен постарался хладнокровно оценить положение. Впервые за этот день его мысли текли свободно, не сдерживаемые никакими барьерами. Лимен сразу понял, что, если сведения ЦРУ подтвердятся, нельзя будет ограничиться полумерами.
«Должен ли я выступить перед Организацией Объединенных Наций? Или предложить главе Советского правительства обменяться визитами на пункты сборки ракет, чтобы каждый при этом мог выбрать город по своему усмотрению? Может быть, обратиться с речью ко всему миру, объявить, что США имеют сведения о том, что происходит в Якутске, и потребовать, чтобы Кремль тотчас же согласился допустить международную инспекцию? Или сделать еще более решительный шаг — вылететь в Москву и лично предложить советскому премьеру совместно совершить поездку на любую из американских ракетных баз, остановившись по пути в Якутске?
Но как быть со Скоттом? Что, если он ухватится за эти сведения и распространит их по всей стране, прежде чем я сумею до него добраться? Что, если нам не удастся остановить его до субботы? Да и как его остановить?»
— Эстер, — спросил он по внутреннему телефону, — ничего не слышно от Рея?
— К сожалению, губернатор, все еще ни звука.
Лимен скомкал свои заметки и маленькую карту России, принесенную Либерменом, потом снова расправил их и медленно разорвал на клочки. Когда он бросил обрывки в мусорную корзину, ему пришла в голову мысль, заставившая его улыбнуться.
«Интересно, — подумал он, — если в следующий четверг в этом кресле будет сидеть генерал Скотт, потребуется ли ему помощь Национального совета безопасности, чтобы принять решение по этому якутскому делу?»
Четверг, полдень
Джигс Кейси улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Мортон Фримен, допив второй бокал вина, потянул к себе меню вместе с клетчатой линялой скатертью. Пустой бокал из-под коктейля свалился на пол и разбился вдребезги. Сценарист свирепо посмотрел на Кейси.
— О господи, — заворчал он, — терпеть не могу безликих людей. Они действуют мне на нервы. Я обещал Шу встретиться с вами только из любезности к ней; вы же все ходите вокруг да около.
— Я не хочу вступать в политические споры, мистер Фримен. Мне надо только выяснить некоторые вопросы.
Фримен взглянул на него сквозь очки в черной оправе и откинул назад сбившиеся на лоб волосы. Он огляделся кругом, словно искал в переполненном ресторане союзников. Кейси чувствовал себя как иностранец, который должен предъявить метрдотелю паспорт.
— Я вас не понимаю, Кейси, — продолжал Фримен. — Вы говорите, что хотите разоблачить Макферсона, с тем чтобы Вашингтон мог заткнуть ему глотку, но вместе с тем не желаете ничем рисковать. Неужели вы никогда не решаетесь поставить под удар свою толстую, жирную шею?
Все началось довольно мирно. Кейси сразу узнал Морти Фримена по описанию Шу. Когда они уселись в дальнем углу «Чаши», он просто, хотя и не совсем правдиво, изложил свое дело. Кейси назвал себя демократом, занимающим скромную должность в одном из федеральных учреждений, и одним из многочисленных друзей президента Лимена, озабоченных все более яростными нападками Гарольда Макферсона на правительство и на договор о ядерном разоружении.
Фримен тут же стал страстно осуждать ядерное оружие и прежнюю политику Соединенных Штатов, вознося похвалы Лимену за то, что у него «хватило мужества» понять, что «коммунисты тоже хотят жить». Когда же он заявил, что недоверие правительств Эйзенхауэра и Кеннеди к русским отбросило цивилизацию на два десятилетия назад, Кейси мягко выразил свое несогласие с ним. Но Фримен все равно продолжал бушевать. Он обрушился на военных, называя их «современными франкистами», проклинал республиканскую партию, торговую палату, ассоциацию медицинских работников и провозгласил Лимена «единственным государственным деятелем мирового масштаба со времен Неру».
Когда Кейси возразил, что взгляды этих двух деятелей совершенно противоположны, Фримен замолчал и уставился на своего собеседника, как будто впервые его заметил.
— Скажите, — спросил он, — какова же все-таки ваша точка зрения?
Кейси замялся, но Фримен отрезал ему путь отхода. Кейси решил, что не стоит горячиться, пока он не получит необходимых сведений. Фримен же продолжал настаивать, чтобы он изложил ему свои политические взгляды.
— Послушайте, — сказал наконец Кейси, — я не боюсь рисковать, но сейчас это не входит в мою задачу. Я стараюсь добыть некоторые факты, чтобы можно было поставить Макферсона на место, а мои взгляды на проблему деторождения, например, или на помощь Югославии не имеют к этому никакого отношения. Хотите помочь мне или нет?
Фримен отодвинулся от стола.
— А почем я знаю, может, вы какой-нибудь паршивый агент ФБР и хотите поймать меня на слове, чтобы внести в черный список?
— Вам нечего бояться. Не думаете же вы, что Шу, которая, кстати сказать, мой старый друг, приготовила вам ловушку. Ну ладно, давайте говорить серьезно.
— Плевать мне на вас, — сказал Фримен уже менее воинственно. — Давайте закажем, раз вы угощаете, а потом уж задавайте свои вопросы, а я посмотрю, может, и отвечу.
Пока он изучал меню, Кейси еще раз продумал план беседы. Они заказали завтрак, но Фримен решил, что сначала ему требуется еще порция вина.
— В сущности, — начал Кейси, у меня к вам лишь пара вопросов по секрету. Прежде всего нам надо иметь представление о характере отношений между Макферсоном и генералом Скоттом, председателем комитета начальников штабов.
— Да они закадычные друзья, — со злобой отвечал Фримен. — Скотт был у Мака в Коннектикуте два или три раза. Мак несколько раз принимал участие в секретных «инструктажах», на которых присутствовали только консерваторы. Вы знаете, генерал говорил им, что социальное обеспечение — это первородный грех и что, если так пойдет, все мы завтра станем коммунистами. Консерваторам такие рассуждения нравятся, и они готовы поддержать кандидатуру Скотта на президентских выборах.
— Вы серьезно говорите, что Скотт намерен баллотироваться в президенты?
— А вы что думали? Конечно намерен. А Макферсон хочет прослыть творцом президентов.
— Когда проводились эти совещания? — спросил Кейси.
Фримен вцепился в свой бокал, как будто испугался, что его отберут.
— Одно было как-то зимой, потом одно в апреле. Мне запомнилось это последнее совещание, потому что Мак вызвал меня, чтобы исправить текст передачи и включить туда кое-что из высказываний Скотта.
— Ну а как насчет будущей субботы? Говорят, он готовит что-то особенное?
— Я сам ничего не знаю. Он ни черта не говорит мне об этой экстраординарной передаче. А это что-нибудь да значит. Ведь он платит мне семьсот долларов в неделю за мою писанину и имеет право выкачать меня досуха. Говорит, что хочет сам написать текст своей речи. — Фримен сделал презрительную гримасу. — Советую вам приготовить хорошие затычки для ушей, Кейси. Мак способен трепаться, как заведенный, но написать он не может даже собственной фамилии.
— Выходит, газетные сплетни подтверждаются? Я хочу сказать, он действительно просил радиовещательную компанию выделить ему время?
— Ну конечно! Сегодня утром он сказал мне, что РБК дала согласие. Он получает целый час, с шести до семи, за свой счет. И выложит за это шестьдесят пять тысяч из своего кармана.
— А он представит заранее текст своего выступления? — спросил Кейси.
— Нет. По существующим правилам он, конечно, обязан, но на сей счет у них есть неписаное соглашение. Единственное, что от него требуется, — это не приклеивать обидных кличек своим политическим противникам.
Фримен продолжал болтать о Макферсоне, со смаком и со знанием дела копаясь в его недостатках, словно психиатр, анализирующий характер дьявола. Кейси слушал без интереса. Фримен исчерпал свой запас фактов, а его суждения едва ли стоили платы за завтрак, которая, когда принесли счет, составила 12 долларов 75 центов.
— Меня удивляет одно, — сказал Кейси, расплатившись по счету. — Если вы так ненавидите Макферсона, зачем вы на него работаете?
Фримен впервые искренне улыбнулся:
— Он меня так бесит, что я трачу все, что зарабатываю, только бы как-нибудь забыть свою работу. Любой порядочный либеральный комментатор, который предложит мне работу, может заполучить меня по сходной цене — вплоть до шестисот девяноста пяти долларов в неделю.
Кейси вышел вслед за Фрименом из переполненного ресторанчика, отвернувшись в сторону, чтобы не быть кем-нибудь узнанным. Его нью-йоркская миссия подходила к концу, и он чувствовал, что особого успеха не добился, хотя ему удалось подтвердить имевшиеся подозрения насчет заговора. Что же касается налоговой декларации Миллисент Сеньер, то она, вероятно, не представит особой ценности. Он думал о Джирарде. Надо же, чтобы с таким славным парнем приключилось такое! И в каком затруднительном положении оказался теперь президент! Правда, мисс Таунсенд сказала, что Джирард передал по телефону хорошую весть. Удалось ли ему что-нибудь выяснить? Скорей бы уж добраться до аэродрома и сесть в самолет.
На тротуаре, под тентом витрины, Фримен, щурясь от солнечного света, ткнул Кейси пальцем в грудь.
— Вы не похожи на человека, пригодного для таких дел, но я все-таки надеюсь, что вашей группе удастся свалить Макферсона и Скотта и оздоровить общую атмосферу.
Кейси протянул ему руку.
— Ну, спасибо, мистер Фримен. Все, что вы мне рассказали, я буду хранить в тайне.
Фримен уклонился от рукопожатия, и его прощальные слова прозвучали с нескрываемым сарказмом:
— Все же постарайтесь, Кейси, занять определенную позицию. Вам будет полезно разбить себе нос за стоящее дело. Прощайте, дружище.
Кейси посмотрел ему вслед. «Сынок, — сказал он про себя, — если бы мне не надо было возвращаться в Вашингтон, я бы сейчас же свернул шею кое-кому…»
В Белом доме Джордан Лимен, рассеянно жуя сандвич, читал сводку последних новостей, принесенную Фрэнком Саймоном. В ней содержались три дополнения к сообщению о катастрофе, полученному утром, — перечислялись кое-какие подробности ее, и было одно новое сообщение, по-видимому написанное корреспондентом, побывавшим на месте происшествия:
«Ла-Гранха, Испания. Расплющенные и обгорелые обломки, разбросанные по голым склонам кастильских холмов, — вот все, что осталось от гигантского трансокеанского лайнера, потерпевшего здесь катастрофу рано утром в четверг.
Полиция и спасательные команды продолжают разыскивать среди обломков самолета тела пассажиров, в числе которых находился Поль Джирард, 45 лет, секретарь президента Лимена.
Отдельные куски крыльев и части двигателей были найдены на значительном расстоянии от места катастрофы, что свидетельствует об ужасающей силе удара. Причина катастрофы не установлена, хотя пилот вскоре после вылета радировал на контрольно-диспетчерский пункт мадридского аэродрома, что вследствие технических неполадок он возвращается в испанскую столицу для устранения неисправностей.
Представители авиакомпании заявили, что, возможно, удастся установить характер неисправностей. Хотя большая часть самолета сгорела, они надеются, что уцелевшие приборы из кабины летчика и регистрирующие устройства могут дать ключ к объяснению причин катастрофы, самой крупной за последние пять лет».
«Да, — подумал Лимен, — это кладет конец последней возможности найти маленький клочок бумаги, который мог бы заставить Скотта подать в отставку. Пожалуй, единственной надеждой получить сколько-нибудь основательные доказательства остается доклад Кларка из Эль-Пасо. Но боже мой, почему же он молчит?»
Впрочем, Лимен с тяжелым чувством вынужден был признать, что и доказательство существования секретной базы, не утвержденной президентом, — шаткое основание для увольнения председателя комитета начальников штабов и его коллег — всем известных генералов. Страна просто не поймет, почему популярный генерал должен быть смещен с поста только за то, что он принял меры, хотя бы и секретные, для охраны систем связи.
«Может быть, Крис прав, — подумал он, — и надо действовать в открытую?»
Лимен чувствовал себя как священник, чья паства внезапно покидает его в то самое утро, когда должна состояться торжественная церемония открытия новой церкви.
Эстер приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы можно было просунуть голову.
— Доктор Креймер напоминает, что через пять минут вы должны быть в его кабинете для медицинского осмотра, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39