А-П

П-Я

 


Музей действительно потрясает.
В нем выставлены почти шестьсот антикварных автомобилей и других средств передвижения и представлены девяносто восемь различных марок автомобилей, а также самая полная в мире коллекция автомобильной продукции сорока автозаводов Франции с 1878 по 1950 год.
Если согласиться, что автомобили довольно точно отражают историю общества, то в музее перед нами предстает история общества — по крайней мере, европейского общества — за последние девяносто с лишним лет. Здесь можно увидеть шикарные туристические модели тридцатых годов, и модерн пятидесятых, участников гонок на «Гран-при» в двадцатые годы, и гоночные машины шестидесятых, «гордини» пятидесятых, и «мазерати» тридцатых годов. Коллекция «мерседесов» начинается с модели «39/75» 1907 года и заканчивается моделью «300 СС» 1956 года. Коллекция «бенцев» отражает успехи автомобилестроения за десять лет, начиная с 1890 года. Здесь также представлены машины компании «Панар и Левассор» начиная с 1893 года, тогда как коллекция из двадцати шести «де диодов» охватывает период с 1901 по 1914 годы.
Здесь есть «Саж» образца 1906 года, «Эрме Симпле» 1904 года, «Санбим» 1920 года, «Тальбо Лондрэ» 1933 года, «Мэтис» 1924 года, гоночная модель «Сизэр Ноден» 1908 года, «Пикколо» 1906 года, «Более Трикар» 1896 года, «Равель» 1907 года, «Барре» 1912 года, «Маф» 1914 года, «Корре Ликорн» 1906 года, «Ле Ги» 1911 года, «Гладиатор» 1907 года, «Делонэ-Бельвиль» 1907 года, «Мэйбэк Зеппелин» 1934 года, «Фуийарон» 1906 года, «Пежо 174» 1927 года, «Дековиль» 1903 года, «Дюфо» 1904 года и «Балло» 1921 года, участвовавшая в том же году на гонках «Индианаполис-500».
Здесь есть «роллс-ройсы» (все модели до середины тридцатых годов), «бентли» и «даймлеры» (один из которых принадлежал английской королевской семье), «испано-сюизы» и «лорен-дитрихи», а также «мэйбахи», «ле зебрес», «деляжи», «дарракки» и паровые автомобили компании «Гарднер Серполле».
Но главное — здесь представлены 123 модели «бугатти».
Это самое крупное собрание машин «бугатти» в мире, включающее совершенно уникальную модель «купе наполеон», на которой ездил сам Этторе Бугатти.
Музей представляет собой, пять крытых акров земли, где среди дорожек, мощенных красной плиткой, и 845 фонарей, представляющих собой точную копию фонарей с моста Александра Ш в Париже, стоят начищенные до зеркального блеска старинные автомобили.
Зрелище захватывает.
Оно настолько поразительно, что первой реакцией президента Франсуа Миттерана было: «Что за прихоть! Это достойно самого безумного Людвига Баварского».
На что Фриц Шлумйф гордо ответил: «Почему бы и нет? Это действительно прихоть. Мпе льстит, что вы сравнили меня с королем Людвигом. Все в жизни нужно делать со страстью или не делать совсем».
Что и говорить, эта коллекция действительно была его страстью.
«В 1963 году компания „Бугатти“ испытывала трудности. И я купил у них двадцать три классические модели „бугатти“, включая „купе наполеон“, две семицилиндровые машины и гоночный автомобиль, который участвовал в 24-часовой гонке в Ле-Мане в 1930 году».
Говорят, что он заплатил за эти машины, запасные двигатели и огромное количество запасных частей 120 тысяч франков (в то время это составляло десять тысяч фунтов или двадцать четыре тысячи долларов).
Среди этих запасных частей было двадцать три новеньких, в отличном состоянии компрессора компании «бугатти», из которых он заказал настенную композицию в виде инициалов «ЭБ».
«Она великолепна», — утверждает Шлумпф.
Хотя, откровенно говоря, она не столько великолепна, сколько нелепа. Поскольку многие серьезные коллекционеры готовы отдать все на свете за один лишь запасной компрессор компании «Бугатти», которые, кажется, являются одними из самых редких коллекционных предметов на земле.
«Затем у одного человека из Чикаго я купил еще тридцать машин. В этом собрании оказалась вторая модель „ройял“. Владелец этой коллекции Джон Шекспир запросил за нее 105 тысяч долларов. Шлумпф предложил семьдесят тысяч. Сошлись они где-то посередине.
Закупочная вакханалия продолжалась.
На протяжении всего 1960 года на заводы Шлумпфа во Франции приходили по железной дороге партии старинных автомобилей. Некоторые модели сгружались с платформ только ночью. Каждая из машин была укутана в брезент. Доставка грузов осуществлялась в атмосфере такой таинственности, как будто все это происходило в детективном романе. Тут была и колючая проволока, и сторожевые собаки, и мощные прожектора. Около сорока рабочих, с которых была взята подписка о неразглашений тайны, занимались реставрацией этих машин. Рассказывают, что Фриц Шлумпф лично объезжал эти объекты на велосипеде, неустанно блюдя меры безопасности. Однажды, застав одного из рабочих при попытке подомотреть, какие машины прибыли с новой партией, он оштрафовал его на крупную сумму. Согласно другой версии, он прямо на месте уволил его.
«На этот музей у меня ушло тридцать лет жизни. Я посвятил его памяти моей матери, которая родилась в Мюлузе».
Однако за десять лет с 1966 по 1976 год только тридцати трем избранным было позволено посетить музей.
«Я просто не хотел пускать туда кого попало».
А затем он лишился своей коллекции.
Ее у него отобрали.
Хотя он утверждает, что ее у него украли.
Эти два брата совершенно непохожи друг на друга.
Фриц — неприветлив, Ганс — довольно общителен. Фриц может быть весьма надменным, а Ганс всегда готов уступить брату первые роли. Фриц безумно любит автомобили, а Ганс лучше чувствует себя на природе.
В Мюлузе рассказывают, что Ганс когда-то держал голубятню на заднем дворе их особняка. Он души не чаял в своих голубях и особенно любил смотреть, как они летают над их имением. Что касается Фрица, то его больше беспокоило, что голуби гадят па скульптуры парка, и он заставил Ганса продать птичек.
Еще рассказывают об их кроватях. Фриц любил спать на огромном ложе, которое вдобавок стояло на возвышении. Тогда как Ганс предпочитал узкую односпальную кровать в небольшой комнате.
И в бизнесе они были совершенно разными людьми. Фриц в качестве генерального директора своей компании держал всех и вся в ежовых рукавицах, лично подписы вал каждую бумажку, устраивал бурные разносы своим сотрудникам и на все имел собственное мнение. Ганс занимался кадровыми вопросами, часто бывал на производстве и любил поговорить с сотрудниками о том о сем.
Ганс родился в Италии в феврале 1904 года под именем Джованни Карло Витерио Шлумпф. Фриц родился там же в феврале 1906 года под именем Федерико Филиппо Аугустино Шлумпф. Их отец был швейцарцем, а мать — француженкой. Сразу после рождения Фрица семья переехала в Мюлуз. Окончив школу, Ганс начал работать в банке, а Фриц занялся изучением текстильного дела. В 1935 году братья объединили свои капиталы для производства шерстяных изделий. А потом — пришла война и немецкая оккупация.
Точно известно, что в это время братья Шлумпф сотрудничали с оккупационными властями и поставляли немецкой армии текстильные изделия. Над их фабриками развевался нацистский флаг. Но любопытно, что рядом с ним оставался висеть и швейцарский. Не менее точно известно, что стены некоторых фабричных помещений украшали фотографии Геринга и Геббельса. Поговаривают, что после неудачного покушения на Гитлера в 1944 году братья даже послали ему поздравительную телеграмму.
Когда война окончилась, их обвинили в сотрудничестве с оккупантами. В апреле 1946 года на их имущество был наложен временный арест и началось расследование. Фриц оправдывался тем, что порой обстоятельства заставляют с волками жить и по-волчьи выть. Тогда как в одном из отчетов говорилось, что братья Шлумпф слишком буквально воспринимали выражение «цель оправдывает средства» и готовы были сотрудничать с кем угодно, только бы продолжать делать свой бизнес. Но их рабочие тогда еще горой стояли за хозяев. 97% рабочих в 1946 году подписали петицию в их защиту, в которой утверждали: «У нас никогда не было таких прекрасных, понимающих и заботливых руководителей».
Известный текстилепромышленник Бернар Тьери Миг, назначенный правительством освобожденной Франции разобраться в деятельности братьев Шлумпф во время войны, исходил из того, что они действительно сотрудничали с немцами, но отнюдь не были одиноки в этом сотрудничестве. Он дал рекомендацию не подвергать братьев судебному преследованию. Но его рекомендация во многом основывалась на том, что братья Шлумпф, являясь швейцарскими гражданами, не подлежат преследованию по французским законам.
Им возвратили их имущество, и братья Шлумпф постарались забьггь об этой истории.
Но спустя несколько лет их имена вновь попали на первые полосы газет в связи с тем, что первая жена Фрица, Паула (мать их умственно отсталой дочери, которая умерла в раннем детстве), предстала перед судом по обвинению в убийстве своего любовника. Фриц давал показания в ее пользу. Ее приговорили к восьми годам заключения, и пока она отбывала наказание, супруги развелись.
С 1946 по 1957 годы братья Шлумпф расширили свою империю, присоединив к ней еще четыре текстильных концерна. С тем же упорством, с каким они отказывались приносить какие-либо извинения за свою деятельность во время войны, они отказывались присоединиться к местным промышленникам, чтобы составить единый фронт против иностранных конкурентов. Их интересовало только одно: превратить свое дело в крупнейшее текстильнре предприятие во Франции.
А затем, в 1957 году, умерла их мать.
Фриц и раньше понемногу коллекционировал машины и даже участвовал в местных любительских ралли, но после смерти Жанны Шлумпф что-то в нем надломилось. Только этим можно объяснить ту одержимость, с какой он начал собирать автомобили. Оба брата очень тяжело переживали смерть матери. Но у Фрица, который всегда более откровенно выражал свои чувства, горе как бы открыло клапан его тайной страсти. Он стал покупать буквально каждую старинную машину, которая только попадется ему на глаза. Он задумал собрать самую замечательную в мире коллекцию автомобилей и посвятить ее памяти своей матери.
Он потратил целое состояние на покупку и реставрацию автомобилей и на переоборудование одной из фабрик в Мюлузе под автомобильный музей.
«Каждый день я проводил с машинами по крайней мере два часа. Так продолжалось тридцать лет. Это было моей жизнью».
Машины так захватили его, что это стало сказываться на его отношении к семейному бизнесу.
Первые признаки надвигающейся беды появились в начале семидесятых годов, когда недовольные профсоюзы провели несколько весьма бурных демонстраций протеста. Во время одной из них они даже сожгли чучело Фрица.
Вскоре текстильный рынок резко пошел на спад.
«В 1974 году во всем мире разразился кризис текстильной промышленности. Он затронул всех. Не только меня одного. Это было очень трудное время. Спрос на нашу продукцию резко упал, в то время как себестоимость и зарплата подскочили до сумасшедших высот. Профсоюзы тоже добавляли масла в огонь. Все вышло из-под контроля. И в конце концов я решил, что с меня хватит».
Он объявил о своем намерении закрыть фабрики и целиком посвятить себя музею.
Профсоюзы, которым было отнюдь не с руки резкое увеличение числа безработных, тогда как ее уровень в департаменте и без того был достаточно высок, обвинили братьев Шлумпф в том, что они недостаточно эффективно управляют своими фабриками и растрачивают капиталы компании на новые приобретения для автомобильной коллекции. Фриц и Ганс предложили продать свои четыре фабрики любому желающему за символическую цену в один франк при условии, что новый владелец примет на себя обязательства по выплате их долгов, которые в то время достигали около шестидесяти миллионов франков (тогда это равнялось пяти миллионам фунтов или двенадцати миллионам долларов).
Покупателей не нашлось.
«Когда мы оставили свой бизнес, мы имели положительный баланс по всем показателям. Когда профсоюзы подали на меня в суд и потребовали аудиторской проверки, то назначенные судом аудиторы вынуждены были признать, что все наши балансы сходятся с положительным сальдо. И только когда ликвидаторы стали распродавать наше имущество по бросовым ценам, встал вопрос о задолженности».
«Шлумпф груп» была предложена к продаже, и известный французский предприниматель Альбер Салах был назначен, чтобы помочь компании выбраться из кризиса. Он видел выход из ситуации во включении стоимости музея в стоимость имущества, подлежащего продаже для выплаты долгов. Он встретился с Гансом Шлумпфом и объяснил ему, что если коллекцию автомобилей объявить имуществом компании, то можно будет найти деньги для реанимации текстильного производства. Саллану казалось, что это вполне приемлемое решение вопроса. Он даже рассказал Гансу про одного коллекционера картин, который при помощи своей коллекции сумел не только спасти свою компанию, но и создать музей, которому было присвоено его имя.
Но, как вспоминает Саллан, он не смог заставить братьев принять его точку зрения.
«Они твердо решили закрыть свои фабрики. Причем им казалось, что в этом случае они сумеют сохранить свою коллекцию машин. Им и в голову не приходило, что после банкротства их компании им могут не позволить сохранить их личную собственность. На меня они произвели впечатление не слишком дальновидных людей».
В октябре 1976 года разочарованные и ожидающие массовых увольнений рабочие захватили фабрики компании. Братья Шлумпф вместе с подругой Фрица (которую он называет своей женой) и их дочерью были вынуждены искать убежища на своей вилле в Мальмерспахе.
Тогда профсоюзы организовали осаду виллы, окружили дом и продержали братьев в заточении полных трое суток.
«Наконец я решил, что хорошего понемножку, — рассказывает Фриц, — и вызвал полицию».
На рассвете следующего дня на место происшествия прибыли вооруженные подразделения французской полиции, чтобы освободить Шлумпфов и доставить их в Мюлуз, откуда они на такси уехали в Базель.
К тому времени об этих событиях уже писала вся мировая пресса. Повсюду публиковались россказни о том, как Шлумпфы, подобно беглым преступникам, под покровом ночи чудом сумели ускользнуть в Швейцарию.
«Это неправда. Мы спокойно уехали 2 октября 1976 года. Никто не чинил нам никаких препятствий».
Еще задолго до всех этих неприятностей в городском совете Мюлуза облизывались, глядя на их коллекцию автомобилей, и время от времени кто-нибудь из отцов города заговаривал с Фрицем Шлумпфом о том, как было бы прекрасно, если бы он завещал ее городу после своей смерти.
«Я всегда отвечал отказом на такие предложения. Это был мой музей. Он принадлежал мне. А что с ним произойдет потом, я буду обдумывать тогда, когда настанет это „потом“. Впрочем, я собираюсь дожить до ста лет.
Сейчас мне восемьдесят, так что впереди еще двадцать. А после этого музей перейдет к моей жене и дочери».
Спустя восемь дней после их отъезда из Франции к нему прибыла еще одна делегация из Мюлуза.
«Они сказали мне, что если я подарю музей городу Мюлузу, департаменту Верхний Рейн и Франции, то все мои проблемы будут решены в два счета. Я послал их по матери и выставил за дверь. Они приходили еще три раза. Они пытались меня шантажировать. Вы же понимаете, без меня не было бы музея, а без музея город Мюлуз — ничто. Он известен сейчас во всем мире только благодаря мне».
Вот в этот-то момент профсоюзы и подали на братьев в суд, обвиняя их в том, что они использовали деньги компании на содержание музея.
Французские власти выдали ордер на их арест. «Профсоюзы попили на это, чтобы лишить нас возможности искать защиты у французского правосудия. Они предъявили мне обвинение в том, что мы использовали деньги, принадлежащие компании, чтобы вкладывать их в музей, тогда как, по их представлениям, я должен был вкладывать эти капиталы в то, чтобы спасти компанию. Ордер на арест был выдан на основании обвинения в злоупотреблении фондами компании. Нас обвиняли в том, что мы неправильно распоряжались нашими личными состояниями, нашими компаниями и что собрание машин было приобретено на деньги компании. Это совершеннейшая ложь. Нам принадлежало двадцать пять компаний, но ни единого автомобиля не было куплено на их деньги. Все покупалось на наши личные средства, и я могу это доказать. Но моим адвокатам даже не дали подать протест против судебного преследования на том основании, что мы якобы скрывались от правосудия. Нам вменялось в вину, что мы уехали из Мюлуза в Базель. Вы не поверите, но в течение десяти лет французские судебные инстанции притворялись, что не знают нашего адреса».
Сначала до банкротства довели компанию, а потом и ее владельцев.
«Меня объявили банкротом в судебном порядке. Им было необходимо это сделать, чтобы обобрать нас до нитки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42