Земля все еще приближалась, когда я услышал далекий треск винтовочного выстрела. Я еще успел подумать, что это охотники на бизонов заготавливают мясо для шахтеров. Ноги мои подогнулись, и я повалился набок, перекатился по склону, прижимая карабин к груди, и застрял в сухом кустарнике.
Я не закрывал глаза ни на секунду, но не видел пока ничего, кроме комьев земли и голых сучьев. Где-то далеко послышался топот убегающего коня, потом проскакало еще несколько лошадей. Кто-то кричал: «Догоним, догоним, с грузом ему не уйти!»
Мне не хотелось подниматься. Я знал, что как только пошевелюсь, мне будет очень больно. Так и вышло. Вся правая сторона груди моментально налилась свинцовой тяжестью боли, от которой меня всего скрючило, и я чуть не закричал. Но крови нигде не было, и обе руки были целы, хотя что-то хрустело под мышкой при каждом движении. Ноги казались ватными, но я все же смог встать на колени. Большего добиться не удалось, и я стал выбираться из куста, стоя на коленях и держа карабин у плеча.
Слева были слышны чужие голоса, и я направился налево. Шаг за шагом, закусив губу, чтобы не застонать от боли, я на коленях обогнул куст и увидел, что чертовы коробки свое дело сделали.
Энни лежала на земле лицом вниз. Она лежала неподвижно, но я сразу понял, что она жива: убитые не держат руки на затылке, придавив шляпу к голове. Ее лошадь стояла рядом, возмущенно мотая головой и пытаясь выдернуть поводья из рук неизвестного оборванца в грязной дырявой шляпе. Второй бандит срывал коробки, привязанные к седлу.
— Сходи проверь того, которого я ссадил! — крикнул ему хозяин дырявой шляпы.
— Ага! Больно ты умный, Хряк. Я уйду, а ты пока набьешь свои карманы? Сам ссадил, сам и проверяй!
Он отбросил очередную коробку и возмущенно заорал:
— Да они все пустые! Ты, придурок, на кой черт ты везешь столько пустых коробок?!
Потрясая картонкой, он подскочил к Энни и пнул ее в плечо. Она встрепенулась, и шляпа свалилась с ее головы, открыв длинную косу, уложенную кольцом.
— Что за дьявол! Ты девка? Переодетая девка! Эй, Хряк, все не так и плохо!
Он заблуждался. Для них обоих все было плохо, очень плохо. Никогда еще мне не приходилось стрелять, стоя на коленях. Можно было бы и лечь поудобнее, времени хватало, но я не был уверен, что после стрельбы смогу самостоятельно подняться. Стоять на коленях было больно и неудобно, к тому же меня все время тянуло согнуться вправо и потереть больное место. Боль добавляла злости, а злость мешала целиться. Но я не промазал. Первый выстрел достался тому, кто стоял над Энни. Он схватился за живот, скрючился и, шатаясь, отступил от нее. Второму я попал в грудь, он рухнул на спину, широко раскинув руки, и его шляпа покатилась по земле. В это время первый еще стоял на ногах и силился вскинуть револьвер. Я выстрелил в него еще раз, и он опустился на колени. Он сгибался и разгибался, выкрикивая короткие ругательства, изо рта у него летели брызги крови и пена. Его рука все-таки поднялась в мою сторону, но я успел четвертым выстрелом попасть в лоб. Он опрокинулся набок и, наконец, затих.
Пока я стрелял, Энни подобрала шляпу и, извиваясь, как ящерица, быстро-быстро подползла ко мне и спряталась за спиной.
Я не торопился вставать и показываться из-за куста.
— Сколько их? — шепнул я.
— Есть еще двое, — почти беззвучно произнесла она. — Поскакали за Джудом. Они скоро вернутся.
— Вряд ли.
— У него быстрый конь. Они не догонят его. И вернутся, — упрямо повторила она чуть громче.
До нас донеслись выстрелы — один, второй и, после паузы, третий. Все были сделаны из одного и того же оружия. Это была не перестрелка, а расстрел. Я встал, тяжело опираясь на карабин, как старик на клюку.
— Они не вернутся, потому что они его догнали, — сказал я. — Пойду, покажусь ему, чтобы не беспокоился.
Редкий охотник способен удержаться от преследования убегающей добычи. На этой человеческой слабости и сыграл сейчас хитрый команчеро. Он не стал вступать в бой с бандитами, пока они прятались в засаде. Но стоило им выскочить на открытое пространство, да еще и вытянуться в цепь, как из охотников они превратились в дичь. Ему оставалось только подыскать подходящее место, чтобы неожиданно остановиться и перебить их поодиночке.
Выбравшись на лысый гребень холма, где мой Бронко как ни в чем не бывало выщипывал последние чахлые травинки, я огляделся и помахал своей шляпой, хотя вокруг не было видно ни души. Если, конечно, не считать двух лошадей, которые растерянно стояли вдалеке, над телами своих хозяев, невидимых в густой траве.
— Давай, вылезай на свет! — крикнул я. — Для тебя есть работа!
— Какая еще работа?
Он оказался быстрее, чем я ожидал, — его голова выглянула из-за куста в двадцати шагах от меня.
— Коробки собирать, — сказал я, смеясь и задыхаясь от боли в боку. — Они разбросали наши драгоценные коробки!
Снизу донеслось ворчание Энни:
— Без вас управлюсь, работнички…
Она хорошо держалась. Правда, ей понадобилось на пару минут скрыться за кустами, чтобы поправить кое-какие детали одежды.
Мне приходилось видеть, как ведут себя люди перед лицом смертельной опасности. И должен признать, что почти все держатся достойно, хотя бы поначалу. Гораздо тяжелее сохранить достоинство, когда опасность миновала. Страх, загнанный гордостью в глубину сознания, вырывается наружу, как пружина из сломавшегося механизма. И часто вырывается вместе со всем, что ему попадается на пути. Помню, как меня самого, например, вырвало, когда я впервые зарезал человека. Перед этим мы с ним минуты две возились в зловонной болотной жиже, и его нож был длиннее, мне было страшно, однако мой желудок вел себя достойно. Но, когда я наклонился, чтобы отмыть руки от его черной крови, меня вывернуло наизнанку, и кажется, я утопил в этом болоте даже косточки тех вишен, которые глотал в детстве. А некоторые достойные бойцы признавались, что страдают поносом после каждого боя, поэтому в бой лучше идти натощак.
Не знаю, каким способом Энни справилась со своими чувствами, но из-за кустов она появилась побледневшая и усталая. Она молча подбирала свои коробки с земли, равнодушно перешагивая через убитых. Ее словоохотливый братец хвастался, что у них и кладбища нет, потому что в их краях никто еще не умирал. Но на эту девчонку вид покойников явно не производил особенного впечатления.
Вместе с Джудом мы осмотрели их. Наши трофеи оказались небогатыми. Четырнадцать долларов бумажками, шесть серебром, старая винтовка системы «Генри», немного патронов… Револьверы бандитов были покрыты ржавчиной, а подметки обвязаны проволокой.
— Бродяги, — заключил Джуд.
— Посмотри, сколько грязи в стволе винтовки. Удивительно, как им удалось в меня попасть.
— Они попали в тебя? Я думал, ты притворяешься, Ты слишком хорошо падал, — сказал мне Джуд. — Как настоящий мертвец. Но ни один индеец не поверил бы тебе, как эти бродяги.
— Я что-то сделал не так?
— Убитые не прижимают к себе ружье. И с них всегда слетает шляпа.
— Спасибо за науку. Ты тоже здорово убегал, — ответил я. — Но только несчастные бродяги могли клюнуть на такую уловку.
Джуд помог мне стянуть рубаху, чтобы осмотреть рану, но никакой раны не было. На ребрах густо краснел четкий круг, величиной с блюдце. Точнее, величиной с зеркальце, которое лежало в моем жилете и которое было разбито винтовочной пулей. Полированная жестяная оправа сохранила небольшую продолговатую вмятину от пули.
— Жалко. Хорошее было зеркало, — сказал Джуд. — А что это за шрамы у тебя на спине?
— Кошка оцарапала.
Индеец оглянулся на Энни и, убедившись, что та поглощена своим багажом, задрал свою клетчатую рубаху и повернулся ко мне спиной.
— Видишь?
— Вижу.
Четыре грубых рваных рубца извивались над его лопатками. Он заправил рубашку в брюки и сказал:
— Я впервые вижу белого, который был на Пляске Солнца. Твои шрамы еще розовые. Когда это было?
— Давно. Полтора года назад. А у тебя?
— Последний раз пять лет назад, — сказал индеец. — С тех пор наша семья ни разу не собиралась на Пляску Солнца.
Наконец, мы смогли снова тронуться, отыскав хорошо заметный след откочевавшей семьи Темного Быка. Теперь Энни не лезла вперед, а смирно держалась между нами. Она все еще была чуть бледнее, чем до встречи с бродягами, но ее короткий нос гордо задирался кверху.
— Я все слышала, — сказала она. — Пуля попала вам в грудь, мистер Крокет?
— Увы, она попала в зеркало и изрядно его подпортила.
— Вы чуть было не погибли из-за меня.
— Наоборот. Из-за вас я остался жив. Ведь это ваше зеркало остановило пулю.
— Но ведь вас могли убить! — сердито настаивала Энни.
— Но ведь не смогли. Выходит, не о чем и говорить.
— Тебя не могли убить при дневном свете, — сказал Джуд. — Кто был на Пляске Солнца, того можно убить только ночью.
— Что это за Пляска Солнца? — Энни повернулась к нему, но Джуд не ответил. — Что такое Пляска Солнца, мистер Крокет?
— Не знаю, — сказал я. — Кажется, какой-то индейский танец. Очень долгий танец.
— Красный Орех, ты об этом больше знаешь. Расскажи.
— Крокет сказал правду. Это танец, и все.
— При чем тут Солнце?
— Это бывает в дни долгого солнца, летом. Поэтому так и назвали.
— Шайены называют этот танец иначе, — добавил я. — На их языке это называется Нора в Новую Жизнь.
— Шайены? Они ничего не понимают в священных танцах, — сказал команчеро. — Говорят, они даже не украшают столб. Ставят обычное бревно, и все. Дикари.
— Какой столб? — спросила Энни. — И почему тогда «нора»?
Я посмотрел на Джуда, и он кивнул, передавая мне право рассказа. Мне бы хотелось узнать, как выглядит этот ритуал у команчей, но еще больше мне хотелось, чтобы Энни слушала меня, а не своего Красного Ореха.
— Не знаю, Джуд, кто тебе рассказывал о шайенах, но насчет столба ты ошибаешься. Шайены украшают столб. Они рисуют на нем спиральные полосы, они вообще любят полосы, а на макушке устанавливают старый череп бизона. Вокруг этого столба все танцуют без передышки три дня — три дня без еды и питья — а на четвертый день остаются несколько человек, которых отбирает вождь.
Я замолчал, ощутив болезненные толчки в груди. До меня не сразу дошло, что это колотится сердце. Наверно, под ребрами уже появился отек. Я представил, сколько там накопилось крови из перебитых мелких сосудов. К утру мою грудь будет украшать огромный синяк с черной каймой. Лучше не думать, что сейчас делается с легкими…
— И что делают с этими людьми? — спросила Энни.
— Их привязывают к столбу, — сказал я, растирая бок и стараясь не морщиться. — Это похоже на то, как теленка пасут на привязи. Им прокалывают кожу на спине, причем кровь не проступает…
— Еще бы. Три дня не пить, не есть… — вставила Энни. — Извините, мистер Крокет, я вас перебила. А дальше что?
— Дальше? В проколы вводят деревянные палочки, а к ним крепят кожаные ремни, которые привязаны к центральному столбу. И вот теперь, Энни, начинается самое главное. Эти последние участники начинают двигаться по кругу. Они продолжают танцевать, но уже ничего не соображают. Ремни не дают им выйти из крута, и они кружат, пока последние силы не оставят их. Вот тут и появляется эта Нора в новую жизнь. Все вокруг покрывается сначала туманом, потом темнотой, и только впереди светится какое-то окно, ты видишь весь мир словно через трубу. И это не тот мир, в котором ты начинал свой круг. Это мир Того, Кто Исполняет Желания. Некоторые его видят, некоторые нет. Но видеть — это не самое главное. Самое главное — успеть передать просьбу, но не остаться там, в этом мире. А он начинает затягивать, свет становится розовым, теплым, приятным. И вот, когда ты чувствуешь, что уже проваливаешься, надо резко вырваться из круга. Кожа на спине рвется, и остается хорошо заметный шрам. Вот и весь танец.
— Некоторые цепляют ремни за грудь, — добавил Джуд. — Но это нескромно.
— А ради чего все это? — тихо спросила Энни.
— Ради чего? Это что-то вроде молитвы. Человек молится о своем народе, или о своих больных родителях, или еще о ком-нибудь, прося для них помощи. Ничего для себя.
— Все просят одного и того же, — сказал Джуд. — Чтобы было много бизонов. Мы не собирались уже пять лет. И бизоны ушли.
— Разве они ушли пять лет назад? — сказала Энни. — Мне девятнадцать, а я видела бизонов только тогда, когда была совсем маленькой. Их нет уже давно, при чем тут Пляска Солнца?
— Мы стали хуже, чем были раньше. Наши просьбы не доходят до бога, вот и все, — мрачно заключил Джуд.
Глава 6. УРОКИ ПРАВОСУДИЯ
Креольская солонина, попав в желудок, превратилась в тлеющий хлопок. Крис заливал жжение холодной водой, а Маккарти использовал виски, но кайенская начинка не поддавалась ни тому, ни другому.
— Хорошо бы сейчас пропустить по кружечке пива, — заметил Мак.
— Здравая мысль, — кивнул Крис.
— Где этот Лански? Пошлем его за пивом.
Крис выглянул в окно и увидел, что помощник Лански стоит возле пролетки, запряженной парой дорогих жеребцов, и о чем-то беседует с седоком, которого не было видно за поднятым кожаным верхом. Трое всадников, увешанных оружием, виднелись за коляской.
Лански оглянулся, заметил Криса и торопливо направился к участку?
— У нас проблемы, босс. Приехал Фримонт, и он страшно зол.
— Ну и что?
— Я с ним и так и эдак, но он слушать ничего не хочет. Ему срочно нужен инженер Скиллард, а того, как назло, нигде нет!
— Фримонт? Плевать, — сказал Маккарти, но все же встал из-за стола и поправил на груди звезду. — Пойдем, Крис, посмотришь, как надо работать с населением.
— Кто такой Фримонт?
— Скотопромышленник из Канзаса. Богач из богачей. У себя в Канзасе скупил все, что можно. Теперь тянет лапы к нам.
Скотопромышленник Фримонт не удостоил шерифа ни рукопожатием, ни кивком. Не слезая с коляски, он заговорил раздраженно и без вступлений, словно продолжая давно начатую беседу:
— Могу сказать, что меня весьма удивляют некоторые местные обычаи. Если у вас тут не принято хоронить покойников, то, может быть, мне придется самому научить вас, как это делается у белых людей? Безобразие, Маккарти! Ладно, мой скот угоняют за реку к индейцам. Ладно, с этим я могу и сам разобраться. Ладно, моих ковбоев убивают из-за угла. Но почему бы тем, кто это сделал, не предать земле несчастных парней?
— Привет, Фримонт, — спокойно ответил Маккарти, не сходя с крыльца. — Могу я быть чем-нибудь полезен?
— Не думаю. Я хотел говорить со Скиллардом.
Фримонт откинулся на спинку своей скамейки, и коляска жалобно заскрипела, а кучер натянул вожжи, успокаивая лошадей. Трое ковбоев, прискакавших вместе с Фримонтом, враждебно поглядывали на Криса, который отошел на другой край крыльца и небрежно прислонился к столбу, держа руки на поясе.
Крису не понравилось, как вел себя этот Фримонт. И дело было вовсе не в его манерах. Тревожило то, что поведение Фримонта было непонятным. Если он приехал просить помощи, то зачем же сразу от нее отказываться? Если же мясной барон приехал жаловаться на трудности жизни, то вряд ли он здесь найдет сочувствие. Все это походило на то, как задираются пьяные драчуны в салуне. Но Фримонт был трезв, и проехал с десяток миль — неужели ему не к кому придраться на своем ранчо?
— Инженер Скиллард не обязан сидеть в конторе и ждать тебя. И я не думаю, что ему так уж важно знать, что у тебя кого-то убили, — сказал Маккарти.
— Не «кого-то», а моих работников, — Фримонт снова встал в коляске. — Четверых, шериф, четверых. Неделю назад они уехали в патруль на южный край пастбища, и с тех пор их уже никто не видел живыми.
— Бывает, — сказал Маккарти сочувственно. — Здесь часто пропадают и люди, и скот.
— Ах, «бывает»? А бывает такое, что через несколько дней одного из пропавших находят на северном краю пастбища, другого за рекой, а остальных не нашли до сих пор? Кто-то убил моих людей, шериф, и разбросал их тела по округе. Разбросал на съедение птицам и зверям.
— Они были раздеты? — спросил Крис.
— Этого только не хватало!
— А лошади нашлись?
— Конечно, нет! Ни лошадей, ни оружия.
— Индейцы, — сказал шериф Маккарти. — Больше некому. Твой скот пасется на землях, где они жили слишком долго, Фримонт. Ничего не поделаешь, краснокожие до сих пор считают, что они тут хозяева.
— Краснокожие умеют прятать концы в воду, шериф. Им не нужна война.
— Ну, возможно, твои парни повздорили между собой. Или напоролись на бродяг. Но я все же думаю что это сделали индейцы. Говорят, где-то поблизости бродит банда молодых шайенов из Колорадо.
— Это все, что ты можешь мне сказать, шериф?
— Я не отвечаю за индейцев. Если они так уж тебе мешают, почему бы тебе не вызвать армию?
Фримонт стоял в коляске, заложив большие пальцы в кармашки бархатного лилового жилета, и долго не отвечал, обводя взглядом площадь. Убедившись, что все присутствующие смотрят на него, он как бы задумчиво, но довольно громко произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Я не закрывал глаза ни на секунду, но не видел пока ничего, кроме комьев земли и голых сучьев. Где-то далеко послышался топот убегающего коня, потом проскакало еще несколько лошадей. Кто-то кричал: «Догоним, догоним, с грузом ему не уйти!»
Мне не хотелось подниматься. Я знал, что как только пошевелюсь, мне будет очень больно. Так и вышло. Вся правая сторона груди моментально налилась свинцовой тяжестью боли, от которой меня всего скрючило, и я чуть не закричал. Но крови нигде не было, и обе руки были целы, хотя что-то хрустело под мышкой при каждом движении. Ноги казались ватными, но я все же смог встать на колени. Большего добиться не удалось, и я стал выбираться из куста, стоя на коленях и держа карабин у плеча.
Слева были слышны чужие голоса, и я направился налево. Шаг за шагом, закусив губу, чтобы не застонать от боли, я на коленях обогнул куст и увидел, что чертовы коробки свое дело сделали.
Энни лежала на земле лицом вниз. Она лежала неподвижно, но я сразу понял, что она жива: убитые не держат руки на затылке, придавив шляпу к голове. Ее лошадь стояла рядом, возмущенно мотая головой и пытаясь выдернуть поводья из рук неизвестного оборванца в грязной дырявой шляпе. Второй бандит срывал коробки, привязанные к седлу.
— Сходи проверь того, которого я ссадил! — крикнул ему хозяин дырявой шляпы.
— Ага! Больно ты умный, Хряк. Я уйду, а ты пока набьешь свои карманы? Сам ссадил, сам и проверяй!
Он отбросил очередную коробку и возмущенно заорал:
— Да они все пустые! Ты, придурок, на кой черт ты везешь столько пустых коробок?!
Потрясая картонкой, он подскочил к Энни и пнул ее в плечо. Она встрепенулась, и шляпа свалилась с ее головы, открыв длинную косу, уложенную кольцом.
— Что за дьявол! Ты девка? Переодетая девка! Эй, Хряк, все не так и плохо!
Он заблуждался. Для них обоих все было плохо, очень плохо. Никогда еще мне не приходилось стрелять, стоя на коленях. Можно было бы и лечь поудобнее, времени хватало, но я не был уверен, что после стрельбы смогу самостоятельно подняться. Стоять на коленях было больно и неудобно, к тому же меня все время тянуло согнуться вправо и потереть больное место. Боль добавляла злости, а злость мешала целиться. Но я не промазал. Первый выстрел достался тому, кто стоял над Энни. Он схватился за живот, скрючился и, шатаясь, отступил от нее. Второму я попал в грудь, он рухнул на спину, широко раскинув руки, и его шляпа покатилась по земле. В это время первый еще стоял на ногах и силился вскинуть револьвер. Я выстрелил в него еще раз, и он опустился на колени. Он сгибался и разгибался, выкрикивая короткие ругательства, изо рта у него летели брызги крови и пена. Его рука все-таки поднялась в мою сторону, но я успел четвертым выстрелом попасть в лоб. Он опрокинулся набок и, наконец, затих.
Пока я стрелял, Энни подобрала шляпу и, извиваясь, как ящерица, быстро-быстро подползла ко мне и спряталась за спиной.
Я не торопился вставать и показываться из-за куста.
— Сколько их? — шепнул я.
— Есть еще двое, — почти беззвучно произнесла она. — Поскакали за Джудом. Они скоро вернутся.
— Вряд ли.
— У него быстрый конь. Они не догонят его. И вернутся, — упрямо повторила она чуть громче.
До нас донеслись выстрелы — один, второй и, после паузы, третий. Все были сделаны из одного и того же оружия. Это была не перестрелка, а расстрел. Я встал, тяжело опираясь на карабин, как старик на клюку.
— Они не вернутся, потому что они его догнали, — сказал я. — Пойду, покажусь ему, чтобы не беспокоился.
Редкий охотник способен удержаться от преследования убегающей добычи. На этой человеческой слабости и сыграл сейчас хитрый команчеро. Он не стал вступать в бой с бандитами, пока они прятались в засаде. Но стоило им выскочить на открытое пространство, да еще и вытянуться в цепь, как из охотников они превратились в дичь. Ему оставалось только подыскать подходящее место, чтобы неожиданно остановиться и перебить их поодиночке.
Выбравшись на лысый гребень холма, где мой Бронко как ни в чем не бывало выщипывал последние чахлые травинки, я огляделся и помахал своей шляпой, хотя вокруг не было видно ни души. Если, конечно, не считать двух лошадей, которые растерянно стояли вдалеке, над телами своих хозяев, невидимых в густой траве.
— Давай, вылезай на свет! — крикнул я. — Для тебя есть работа!
— Какая еще работа?
Он оказался быстрее, чем я ожидал, — его голова выглянула из-за куста в двадцати шагах от меня.
— Коробки собирать, — сказал я, смеясь и задыхаясь от боли в боку. — Они разбросали наши драгоценные коробки!
Снизу донеслось ворчание Энни:
— Без вас управлюсь, работнички…
Она хорошо держалась. Правда, ей понадобилось на пару минут скрыться за кустами, чтобы поправить кое-какие детали одежды.
Мне приходилось видеть, как ведут себя люди перед лицом смертельной опасности. И должен признать, что почти все держатся достойно, хотя бы поначалу. Гораздо тяжелее сохранить достоинство, когда опасность миновала. Страх, загнанный гордостью в глубину сознания, вырывается наружу, как пружина из сломавшегося механизма. И часто вырывается вместе со всем, что ему попадается на пути. Помню, как меня самого, например, вырвало, когда я впервые зарезал человека. Перед этим мы с ним минуты две возились в зловонной болотной жиже, и его нож был длиннее, мне было страшно, однако мой желудок вел себя достойно. Но, когда я наклонился, чтобы отмыть руки от его черной крови, меня вывернуло наизнанку, и кажется, я утопил в этом болоте даже косточки тех вишен, которые глотал в детстве. А некоторые достойные бойцы признавались, что страдают поносом после каждого боя, поэтому в бой лучше идти натощак.
Не знаю, каким способом Энни справилась со своими чувствами, но из-за кустов она появилась побледневшая и усталая. Она молча подбирала свои коробки с земли, равнодушно перешагивая через убитых. Ее словоохотливый братец хвастался, что у них и кладбища нет, потому что в их краях никто еще не умирал. Но на эту девчонку вид покойников явно не производил особенного впечатления.
Вместе с Джудом мы осмотрели их. Наши трофеи оказались небогатыми. Четырнадцать долларов бумажками, шесть серебром, старая винтовка системы «Генри», немного патронов… Револьверы бандитов были покрыты ржавчиной, а подметки обвязаны проволокой.
— Бродяги, — заключил Джуд.
— Посмотри, сколько грязи в стволе винтовки. Удивительно, как им удалось в меня попасть.
— Они попали в тебя? Я думал, ты притворяешься, Ты слишком хорошо падал, — сказал мне Джуд. — Как настоящий мертвец. Но ни один индеец не поверил бы тебе, как эти бродяги.
— Я что-то сделал не так?
— Убитые не прижимают к себе ружье. И с них всегда слетает шляпа.
— Спасибо за науку. Ты тоже здорово убегал, — ответил я. — Но только несчастные бродяги могли клюнуть на такую уловку.
Джуд помог мне стянуть рубаху, чтобы осмотреть рану, но никакой раны не было. На ребрах густо краснел четкий круг, величиной с блюдце. Точнее, величиной с зеркальце, которое лежало в моем жилете и которое было разбито винтовочной пулей. Полированная жестяная оправа сохранила небольшую продолговатую вмятину от пули.
— Жалко. Хорошее было зеркало, — сказал Джуд. — А что это за шрамы у тебя на спине?
— Кошка оцарапала.
Индеец оглянулся на Энни и, убедившись, что та поглощена своим багажом, задрал свою клетчатую рубаху и повернулся ко мне спиной.
— Видишь?
— Вижу.
Четыре грубых рваных рубца извивались над его лопатками. Он заправил рубашку в брюки и сказал:
— Я впервые вижу белого, который был на Пляске Солнца. Твои шрамы еще розовые. Когда это было?
— Давно. Полтора года назад. А у тебя?
— Последний раз пять лет назад, — сказал индеец. — С тех пор наша семья ни разу не собиралась на Пляску Солнца.
Наконец, мы смогли снова тронуться, отыскав хорошо заметный след откочевавшей семьи Темного Быка. Теперь Энни не лезла вперед, а смирно держалась между нами. Она все еще была чуть бледнее, чем до встречи с бродягами, но ее короткий нос гордо задирался кверху.
— Я все слышала, — сказала она. — Пуля попала вам в грудь, мистер Крокет?
— Увы, она попала в зеркало и изрядно его подпортила.
— Вы чуть было не погибли из-за меня.
— Наоборот. Из-за вас я остался жив. Ведь это ваше зеркало остановило пулю.
— Но ведь вас могли убить! — сердито настаивала Энни.
— Но ведь не смогли. Выходит, не о чем и говорить.
— Тебя не могли убить при дневном свете, — сказал Джуд. — Кто был на Пляске Солнца, того можно убить только ночью.
— Что это за Пляска Солнца? — Энни повернулась к нему, но Джуд не ответил. — Что такое Пляска Солнца, мистер Крокет?
— Не знаю, — сказал я. — Кажется, какой-то индейский танец. Очень долгий танец.
— Красный Орех, ты об этом больше знаешь. Расскажи.
— Крокет сказал правду. Это танец, и все.
— При чем тут Солнце?
— Это бывает в дни долгого солнца, летом. Поэтому так и назвали.
— Шайены называют этот танец иначе, — добавил я. — На их языке это называется Нора в Новую Жизнь.
— Шайены? Они ничего не понимают в священных танцах, — сказал команчеро. — Говорят, они даже не украшают столб. Ставят обычное бревно, и все. Дикари.
— Какой столб? — спросила Энни. — И почему тогда «нора»?
Я посмотрел на Джуда, и он кивнул, передавая мне право рассказа. Мне бы хотелось узнать, как выглядит этот ритуал у команчей, но еще больше мне хотелось, чтобы Энни слушала меня, а не своего Красного Ореха.
— Не знаю, Джуд, кто тебе рассказывал о шайенах, но насчет столба ты ошибаешься. Шайены украшают столб. Они рисуют на нем спиральные полосы, они вообще любят полосы, а на макушке устанавливают старый череп бизона. Вокруг этого столба все танцуют без передышки три дня — три дня без еды и питья — а на четвертый день остаются несколько человек, которых отбирает вождь.
Я замолчал, ощутив болезненные толчки в груди. До меня не сразу дошло, что это колотится сердце. Наверно, под ребрами уже появился отек. Я представил, сколько там накопилось крови из перебитых мелких сосудов. К утру мою грудь будет украшать огромный синяк с черной каймой. Лучше не думать, что сейчас делается с легкими…
— И что делают с этими людьми? — спросила Энни.
— Их привязывают к столбу, — сказал я, растирая бок и стараясь не морщиться. — Это похоже на то, как теленка пасут на привязи. Им прокалывают кожу на спине, причем кровь не проступает…
— Еще бы. Три дня не пить, не есть… — вставила Энни. — Извините, мистер Крокет, я вас перебила. А дальше что?
— Дальше? В проколы вводят деревянные палочки, а к ним крепят кожаные ремни, которые привязаны к центральному столбу. И вот теперь, Энни, начинается самое главное. Эти последние участники начинают двигаться по кругу. Они продолжают танцевать, но уже ничего не соображают. Ремни не дают им выйти из крута, и они кружат, пока последние силы не оставят их. Вот тут и появляется эта Нора в новую жизнь. Все вокруг покрывается сначала туманом, потом темнотой, и только впереди светится какое-то окно, ты видишь весь мир словно через трубу. И это не тот мир, в котором ты начинал свой круг. Это мир Того, Кто Исполняет Желания. Некоторые его видят, некоторые нет. Но видеть — это не самое главное. Самое главное — успеть передать просьбу, но не остаться там, в этом мире. А он начинает затягивать, свет становится розовым, теплым, приятным. И вот, когда ты чувствуешь, что уже проваливаешься, надо резко вырваться из круга. Кожа на спине рвется, и остается хорошо заметный шрам. Вот и весь танец.
— Некоторые цепляют ремни за грудь, — добавил Джуд. — Но это нескромно.
— А ради чего все это? — тихо спросила Энни.
— Ради чего? Это что-то вроде молитвы. Человек молится о своем народе, или о своих больных родителях, или еще о ком-нибудь, прося для них помощи. Ничего для себя.
— Все просят одного и того же, — сказал Джуд. — Чтобы было много бизонов. Мы не собирались уже пять лет. И бизоны ушли.
— Разве они ушли пять лет назад? — сказала Энни. — Мне девятнадцать, а я видела бизонов только тогда, когда была совсем маленькой. Их нет уже давно, при чем тут Пляска Солнца?
— Мы стали хуже, чем были раньше. Наши просьбы не доходят до бога, вот и все, — мрачно заключил Джуд.
Глава 6. УРОКИ ПРАВОСУДИЯ
Креольская солонина, попав в желудок, превратилась в тлеющий хлопок. Крис заливал жжение холодной водой, а Маккарти использовал виски, но кайенская начинка не поддавалась ни тому, ни другому.
— Хорошо бы сейчас пропустить по кружечке пива, — заметил Мак.
— Здравая мысль, — кивнул Крис.
— Где этот Лански? Пошлем его за пивом.
Крис выглянул в окно и увидел, что помощник Лански стоит возле пролетки, запряженной парой дорогих жеребцов, и о чем-то беседует с седоком, которого не было видно за поднятым кожаным верхом. Трое всадников, увешанных оружием, виднелись за коляской.
Лански оглянулся, заметил Криса и торопливо направился к участку?
— У нас проблемы, босс. Приехал Фримонт, и он страшно зол.
— Ну и что?
— Я с ним и так и эдак, но он слушать ничего не хочет. Ему срочно нужен инженер Скиллард, а того, как назло, нигде нет!
— Фримонт? Плевать, — сказал Маккарти, но все же встал из-за стола и поправил на груди звезду. — Пойдем, Крис, посмотришь, как надо работать с населением.
— Кто такой Фримонт?
— Скотопромышленник из Канзаса. Богач из богачей. У себя в Канзасе скупил все, что можно. Теперь тянет лапы к нам.
Скотопромышленник Фримонт не удостоил шерифа ни рукопожатием, ни кивком. Не слезая с коляски, он заговорил раздраженно и без вступлений, словно продолжая давно начатую беседу:
— Могу сказать, что меня весьма удивляют некоторые местные обычаи. Если у вас тут не принято хоронить покойников, то, может быть, мне придется самому научить вас, как это делается у белых людей? Безобразие, Маккарти! Ладно, мой скот угоняют за реку к индейцам. Ладно, с этим я могу и сам разобраться. Ладно, моих ковбоев убивают из-за угла. Но почему бы тем, кто это сделал, не предать земле несчастных парней?
— Привет, Фримонт, — спокойно ответил Маккарти, не сходя с крыльца. — Могу я быть чем-нибудь полезен?
— Не думаю. Я хотел говорить со Скиллардом.
Фримонт откинулся на спинку своей скамейки, и коляска жалобно заскрипела, а кучер натянул вожжи, успокаивая лошадей. Трое ковбоев, прискакавших вместе с Фримонтом, враждебно поглядывали на Криса, который отошел на другой край крыльца и небрежно прислонился к столбу, держа руки на поясе.
Крису не понравилось, как вел себя этот Фримонт. И дело было вовсе не в его манерах. Тревожило то, что поведение Фримонта было непонятным. Если он приехал просить помощи, то зачем же сразу от нее отказываться? Если же мясной барон приехал жаловаться на трудности жизни, то вряд ли он здесь найдет сочувствие. Все это походило на то, как задираются пьяные драчуны в салуне. Но Фримонт был трезв, и проехал с десяток миль — неужели ему не к кому придраться на своем ранчо?
— Инженер Скиллард не обязан сидеть в конторе и ждать тебя. И я не думаю, что ему так уж важно знать, что у тебя кого-то убили, — сказал Маккарти.
— Не «кого-то», а моих работников, — Фримонт снова встал в коляске. — Четверых, шериф, четверых. Неделю назад они уехали в патруль на южный край пастбища, и с тех пор их уже никто не видел живыми.
— Бывает, — сказал Маккарти сочувственно. — Здесь часто пропадают и люди, и скот.
— Ах, «бывает»? А бывает такое, что через несколько дней одного из пропавших находят на северном краю пастбища, другого за рекой, а остальных не нашли до сих пор? Кто-то убил моих людей, шериф, и разбросал их тела по округе. Разбросал на съедение птицам и зверям.
— Они были раздеты? — спросил Крис.
— Этого только не хватало!
— А лошади нашлись?
— Конечно, нет! Ни лошадей, ни оружия.
— Индейцы, — сказал шериф Маккарти. — Больше некому. Твой скот пасется на землях, где они жили слишком долго, Фримонт. Ничего не поделаешь, краснокожие до сих пор считают, что они тут хозяева.
— Краснокожие умеют прятать концы в воду, шериф. Им не нужна война.
— Ну, возможно, твои парни повздорили между собой. Или напоролись на бродяг. Но я все же думаю что это сделали индейцы. Говорят, где-то поблизости бродит банда молодых шайенов из Колорадо.
— Это все, что ты можешь мне сказать, шериф?
— Я не отвечаю за индейцев. Если они так уж тебе мешают, почему бы тебе не вызвать армию?
Фримонт стоял в коляске, заложив большие пальцы в кармашки бархатного лилового жилета, и долго не отвечал, обводя взглядом площадь. Убедившись, что все присутствующие смотрят на него, он как бы задумчиво, но довольно громко произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28