— Второе нежелательно, — заметил Перегудов. — Тут весь расчет как раз на то, что последуют резкие движения.— Мы не боги, — сказал Буянов. — Уж как пойдет.Пастух взглянул на часы. До входа в зону, помеченную координатами, полученными на земле, оставалось около двух часов. Он протянул листок, на котором были отпечатаны на принтере эти цифры.— Вот здесь, над этой точкой, мы должны начать. Пусть штурман сделает привязку на карте — что это и где. Но смотри, листок сохранить! Это документ.Эта работа не заняла много времени. Уже минут через пять Буянов вернулся, на лице его явственно читалось недоумение.— Что-то мы не поймем ни хрена. Думали, аэродром какой-нибудь, авиабаза… У нас никаких пометок. Пустынный район в гористой местности, на стыке границ Ирана, Эмиратов и Рашиджистана. Как прикажете понимать? Есть там, конечно, на иранской территории один старый аэродром, но там никогда не сесть на нашем кашалоте.— Тогда вот что, — сказал Пастух. — Летим в указанную точку. Там большое отклонение от маршрута?— Да ерунда, — сказал Буянов, — километров сорок. Из-за чего огород городят?На нашей скорости — минуты три лета. Зона, свободная от полетов… Непонятно все это.— Это нам непонятно, — сказал Док, — а кому-то очень даже понятно, — Так что в указанный момент даю «мейдей», даю SOS, прошу всех, кто может, дать полосу для аварийной посадки. Так?— Точно, — сказал Пастух. — Догадливый, черт!— Чего много на себя брать? — улыбнулся Буянов. — Меня хорошо проинформировали, вот и все. Я узнал вас еще на земле, но имел приказ — прежде чем открыть план, хорошенько прощупать, прояснить, так сказать, моральный облик.Вы ведь связаны с одной конторой, а со мной работала другая. И только этим утром, как я понял, у контор наших получилось «хинди руси бхай-бхай».— Информировали тебя верно, — подтвердил Пастух.— А мое дело какое? Мое дело коней погонять. Приказ первой конторы я выполнил. Выполняю приказ второй… Буянов оттянул пружинную крышку небольшого люка над головой и достал черный пластиковый пакет. Он был запечатан по старинке сургучом. Буянов протянул его Пастухову:— Ломай печать. Это тебе, сугубо лично. Сергей быстро вскрыл пакет. В нем лежал большой конверт, довольно толстый и увесистый, и вдвое сложенный листок бумаги. Сергей прочитал записку, нахмурился и тщательно изорвал листок на мельчайшие кусочки. А конверт засунул поглубже во внутренний карман пятнисто-серой военизированной униформы, в такую их всех облачили в подземном гараже перед выездом на аэродром.— Что там, Сергей? — спросил Док.— Любовная записка, — сказал он серьезно. — И приглашение на свидание.— А в пакете?— Эх, — сказал он, — до того, что в этом пакете, еще жить да жить… * * * …Внезапное то ли задержание, то ли арест в самый, казалось бы, неподходящий момент такого крупного руководителя, как Роберт Николаевич Стенин, естественно, поразило всех собравшихся на поминки в малом банкетном зале Президент-отеля.Весть эта проникла из вестибюля в зал не сразу, и услышал ее сначала удрученный и как бы погруженный в размышления о бренности всего сущего генерал-лейтенант Владлен Иванович Курцевский, а через некоторое время и вице-премьер Клоков.Надо заметить, что сами эти моменты получения известия о задержании Стенина — то есть все реакции и непроизвольные движения рук, плеч, надбровных дуг и лицевых мускулов тщательно регистрировались не только малозаметными и никому не известными сторонними наблюдателями, но и видеокамерами.Люди сидели за столом, ели, пили, разговаривали, с печалью посматривали на траурные фотографии, и почти все они пропустили два чрезвычайно впечатляющих и непохожих друг на друга мини-спектакля. Что делать — мы часто упускаем самое важное и интересное, происходящее рядом с нами.Но полковник Голубков со своими ближайшими помощниками и специально оставленные в зале люди уехавшего вместе со Стениным Макарычева не упустили ничего.К Курцевскому быстро подошел один из адъютантов, наклонился и прошептал на ухо несколько слов. Что именно было сказано, никто в этот момент слышать не могдля этого потребовалось потом прослушать запись специального техсредства. Но в чем сразу могли убедиться Голубков и люди Макарычева, так это в том, что «великий немой», как в свое время называли дозвуковой кинематограф, и вправду был поистине велик.Сложнейшая гамма чувств помимо воли разыгралась на лице генерала. Его взгляд остановился, ушел куда-то вглубь, потом глаза прикрылись на миг, а когда открылись вновь, то выражение их было такое, как на лицах давным-давно равнодушных ко всему на свете глубоких стариков. Нет-нет, он не уронил вилку, не разбил фужер и не пролил соуса на скатерть. Он словно умер в эту секунду, не преодолев некий барьер. Потом снова вдруг ожил, откуда-то вернулся, засуетился, его пальцы непроизвольно и бесконтрольно потерли грудь, несколько раз пробежались по лицу, как будто бы проверяя, на месте ли щеки и подбородок, а затем стеклянные глаза видеокамер запечатлели два-три быстрых, осторожных и вместе с тем злорадных взгляда, которые Курцевский исподволь бросил на вице-премьера Клокова.Затем генерал поднялся, простился с несколькими коллегами из Министерства обороны и объединения «Армада», причем с некоторыми прощание было необъяснимо коротко и мимолетно, а с другими, напротив, продлилось заметно дольше, нежели требовал этикет. В окружении адъютантов и порученцев он вышел из зала в вестибюль, приостановился, словно не имея сил идти, закурил и быстро направился к лестнице.Спектакль же, где главным исполнителем выступил вице-премьер, мог бы показаться куда сдержаннее и беднее актерскими красками. Но вместе с тем в нем явило себя на миг нечто такое, что изумило даже видавшего виды Голубкова. Всю мизансцену продумал и выстроил сам Константин Дмитриевич вместе с прямым своим начальником, и он искренне пожалел, что Нифонтов увидит все это уже только в видеозаписи.К Герману Григорьевичу торопливо подошел его первый помощник — референт Лапичев. Минуты за две до этого Бориса Владимировича, вероятно, кто-то вызвал при помощи невидимого связного устройства в вестибюль, и он не спеша направился туда, как человек, вполне сознающий свое место и значение в сложнейшей правящей иерархии. Вернулся в зал другой Лапичев — внешне волевой, собранный, но с глазами, полными смятения и ужаса.Подчеркнуто твердой, четкой походкой он обошел стол, наклонился к вице-премьеру и почтительно-озабоченно что-то ему сообщил.Клоков тотчас поднялся, и они отошли в угол зала. Оба были явно встревожены и не могли заметить наведенных на них издали электронных видеоглаз. Лапичев быстро произнес несколько фраз, причем по мимике его лица всякий отметил бы, что вряд ли на самом деле двух этих людей разделяет гигантская разница прав и полномочий. Было очевидно, что они связаны чем-то несравнимо более важным, чем служебные отношения начальника и исполнительного подчиненного, связаны неразделимо.О чем говорили они там в углу, тоже предстояло прослушать и узнать позднее.Но самое главное не ускользнуло от Голубкова и поразило его.Услышав принесенную Лапичевым новость, Герман Григорьевич на мгновение поднял бровь, затем взглянул на часы, сверился с часами настенными, и по сытому, породистому лицу его расплылась самодовольная, брезгливо-насмешливая улыбка, исполненная такого невероятного превосходства надо всем и всеми, что Голубков, видевший это издали, даже восхитился стальной выдержкой этого человека. Так, улыбаясь и время от времени рассеянно поглядывая по сторонам, он и продолжал их тихий разговор. Но, завершив его, Клоков тоже вскоре заспешил, засобирался много раньше, чем следовало бы по протоколу, и, наконец, в сопровождении своего alter ego — неотступного Лапичева — тихо, незаметно исчез в узкой двери, предназначенной для особо важных персон.Все это заняло не больше трех-четырех минут, но их хватило, чтобы понятьслучилось нечто чрезвычайно важное и многое объясняющее.— В управление, быстро! — приказал Голубков одному из операторов. — Со всеми записями, со всеми материалами. И поверьте мне, — добавил Константин Дмитриевич,завтра мы получим на работу с этими фигурантами высшие официальные санкции! Ну а теперь, — воскликнул он, — как там Чацкий кричит? Машину мне, машину! Мы должны догнать Виктора Петровича с его пассажиром. Догнать, прикрыть… Отрезать… Сейчас кое-кто может решиться на все!— Не волнуйтесь, Константин Дмитриевич, — приблизившись, тихо сказал один из сотрудников Макарычева. — Все предусмотрено. Все подъезды к зданию блокированы нашими. Стенина везут в «джипе» — броневике. Даже если кто-нибудь и кинется очертя голову… Поверьте, ему будет жарко. Да никто и не рискнет. * * * Приближалось время начала.Все на борту были в напряженном ожидании. Буянов отключил автопилот, взял штурвал сам. Второй пилот не спускал глаз с электронных авиационных часов-хронометров. Пастух и Док, чуть пригнувшись, стояли в проеме двери пилотской кабины.Девятнадцать тридцать четыре… Зеленые цифры секунд быстро бежали по дисплею. Девятнадцать тридцать пять… Сергей махнул рукой, и второй пилот резко взял на себя рычаг дросселя тяги одного из двигателей — с этой секунды приборы системы автоматической регистрации полетных параметров зафиксировали на пленках отключение двигателя. «Руслан» мог спокойно продолжать полет и на трех, но Буянов заложил крен и повел машину вниз. Он переглянулся со вторым пилотом и, откинув заглушку, включил передатчик-автомат, посылавший на стандартных частотах международные сигналы бедствия и одновременно взволнованно заговорил по-английски в ларингофоны:— Всем, всем! Экстренное сообщение! Здесь борт сорок восемь — двести двадцать семь, Россия. Самолет «Руслан», полетный вес триста сорок тонн. Отказ двигателя, потеря высоты, проблемы управления, угроза пожара. Прошу всех срочно предоставить полосу не ниже первой категории для экстренной посадки. Повторяю.Всем, всем, всем… Он включил самолетное переговорное устройство.— Радист! Валентин! Свяжись с Москвой, с Центральным пунктом. Передай: терпим бедствие, предпосылка к происшествию.Неожиданно оба летчика и радист услышали в наушниках нарастающий треск, как будто по железной крыше запрыгали тысячи тяжелых градин. Летчики переглянулись.Радист, оттолкнув Сергея и Ивана, заскочил в кабину.— Не слышу ничего, одни помехи! Будто вошли в грозовой фронт.— А-а, черт! — вскрикнул Буянов, выравнивая «Руслан».Они плыли в высоте, в глубокой синеве вечернего неба. Подсвеченные красным садящимся солнцем, уходили под крыло снежные зазубрины великих хребтовтерритории сразу нескольких стран открывались внизу с восьми тысяч метров.Они смотрели в иллюминаторы на этот нереальный синий мир — и страшной нелепостью казались все человеческие интриги, хитросплетения злобы и алчности, сама возможность нависшей над ними смерти.Вдруг какие-то золотистые стрелки и шарики пронеслись чуть в стороне от титанического крыла с висящими под ним двумя дюралевыми мотогондолами двигателей.Сначала им показалось, что это только почудилось, что просто промелькнули искры в глазах, но первую летящую золотую гирлянду догнала вторая, потом третья… Они неслись в разных направлениях параллельно их курсу, всякий раз каким-то чудом отклоняясь и обтекая корпус и крыло «Руслана».— Мужики! — охнул Боцман. — Глядите!Он хотел уже крикнуть: вот, мол, они, «тарелки», будет после что вспомнить и рассказать, но ни с чем не сравнимый злобный частый перестук авиапушки и отрывистый вой проносящихся мимо реактивных снарядов тотчас вернули его к реальности.«Руслан» заметно качнуло. Грузный и неповоротливый, он все приказы выполнял как богатырь с одышкой — не сразу, а как бы подумав, откликаясь на движения летчиков. Снаряды со свистом и грохотом уже неслись с обеих сторон, оставляя гиганту лишь узкий коридор, отсекая возможность уйти влево или вправо… Они кинулись к иллюминаторам одного борта, другого… Казалось, стеклянная синева была вспорота тонкими белыми бурунами.Буянов и второй пилот, нахохлившись и стиснув зубы, крепко сжимали рукояти штурвалов.— Это что такое? — крикнул Пастух. — Кто такие, откуда?— Вот они, ваши доказательства! — не оглядываясь, заорал в ответ командир и ткнул куда-то пальцем. — Вот зачем им сигнал этот был нужен! Глядите по бокам!И тут они увидели: справа и слева «Руслан» взяли в клещи два истребителя-перехватчика. Еще один мчался впереди и выше. Остроносые хищные машины с крыльями переменной геометрии. Сейчас плоскости их не были отброшены назад, а расходились в стороны, чтобы уравнять скорость со скоростью «Руслана».Против лучей садящегося солнца их силуэты казались темными, опознавательные знаки рассмотреть было нельзя. Они летели на предельно близкой, запрещенной дистанции — одно неверное движение педали или штурвала могло запросто привести к непоправимому.— Джигиты, блядь! — невольно вырвалось у Буянова. — Валентин!В кабину снова влетел бортрадист.— Камеры! — заорал командир. — У нас в сумках! Скорей сюда! Вот им! А сам — на свой пульт, держи связь, пробивайся!Через мгновение в руках у Дока и Пастуха были обычные любительские видеокамеры «Сони» и «Панасоник».— Снимайте, быстро! Снимайте все! Крупно и мелко! Средним планом. Тайм-код включили? Все! Не упустите ничего! Пошел репортаж… "Всем, всем! Документальная запись. Борт «Руслана» сорок восемь — двести двадцать семь, время девятнадцать сорок две Москвы, координаты тридцать градусов пятьдесят минут северной широты, сорок восемь градусов десять минут восточной долготы, курс сто девяносто пять, высота шесть тысяч восемьсот метров. Атакован группой перехватчиков МиГ-23.Принадлежность неизвестна — не могу различить бортовые знаки. Ведут обстрел из пушек и реактивных снарядов. Намерения непонятны".В этот момент впереди, немного выше «Руслана», появился еще один самолет, крупнее остальных, утыканный, будто еж, десятками антенных штырей и обтекателями остронаправленных излучателей.— Снимай, снимай, мать твою! — рявкнул Буянов. — «Репортаж продолжаю! В группе перехвата самолет радиоэлектронной борьбы. Поставлены помехи. Все наши системы связи и радионавигации подавлены. Локаторы выведены из строя».Пастух и Док, прижав видоискатели съемочных камер к глазам, вели съемку в двух направлениях. Лица летчиков в кабинах истребителей под гермошлемами рассмотреть было невозможно. Но вот один из пилотов-истребителей энергично замахал рукой, показывая вниз, на землю.— Ну все, — сказал Буянов. — Плетью обуха не перешибешь. Сейчас будут заводить на свою полосу.— Да куда же, куда?!И в этот момент перехватчики заложили вираж, вынуждая повернуть и экипаж «Руслана». Освещенность изменилась. Истребители на мгновение осветило садящимся солнцем, на фюзеляже и киле одного из них отчетливо выступила эмблема — золотой лев под золотым полумесяцем в зеленом круге.— Рашидшаховские! Это их знак! Во бандюги! Снимайте крупнее, чтобы знак попал!Но подсказывать им не требовалось. Теперь все стало понятно. Такого поворота дел предусмотреть не мог никто. Вот для чего их загнали в эту точку неба! Вот на какое рандеву.— "Репортаж продолжаю! — быстро комментировал происходящее Буянов.Принуждают совершить посадку. Принадлежность установлена. Машины эмирата Рашиджистан. Вероятно, ведут на авиабазу Эль-Вахайят. Время Москвы девятнадцать сорок пять. Вошли в воздушное пространство Рашиджистана. Высота пять двести.Курс девяносто семь. Точно, ведут на Эль-Вахайят. Борт сорок два — двести двадцать семь. Командир корабля — подполковник Буянов Игорь Иванович, второй пилот — подполковник Сидоров Дмитрий Степанович. Штурман-бортинженер — Остапчук Василий Федорович. Бортрадист — Виноградов Валентин Павлович. Вторая дивизия тяжелой дальней военно-транспортной авиации ВВС России. Я, командир корабля пилот первого класса Буянов, подтверждаю подлинность этой записи. В случае нашей гибели просим позаботиться о наших семьях". Василий! — крикнул он бортинженеру по СПУ. — Сопровождающим груза — оружие, паек, связную рацию, наши карты и парашюты!Приготовь люк для выброски!— А вы как? — закричал Пастух. — Это ж ваши парашюты!— У нас есть еще, — не оглядываясь, бросил Буянов. — Буду за штурвалом до последнего, а там — уведу на скалу. Не видать этому гаду ни вашего груза, ни «Руслана»!— Но ты же… — Не рассуждать! — крикнул Буянов. — Я старший на борту! А вы обязаны спасти эти кассеты. Это документ. И ваши доказательства, и наши. Выполняйте! * * * Через полчаса после внезапного задержания в холле Президент-отеля профессор Стенин был тайно доставлен в особняк Управления по планированию специальных мероприятий и препровожден в кабинет генерала Нифонтова.Они сидели вчетвером — сам Александр Николаевич, полковники Голубков и Макарычев и очень бледный, но спокойный Стенин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46