Самолет «Руслан», который вчера поздно вечером вылетел из Чкаловской с двигателем на борту, на аэродром в Казахстане не прибыл… За годы работы Стенин научился держать в голове одновременно десятки дел, проблем и лиц. Он был мастером согласования, великим специалистом утрясать, распутывать, расшивать узкие места. Сейчас он не должен был ошибиться ни в чем.Роберт Николаевич вызвал машину и приказал ехать в монтажно-сборочный цех.В том зале, где два месяца назад они принимали Клокова с его свитой и группу генералов во главе с Курцевским, людей теперь почти не было. Несколько двигателей «РД‑018» на разных стадиях сборки стояли в боксах на массивных стапелях, окруженные ажурными лесами и стремянками.Теперь их было уже меньше, чем тогда. Один отработал на ракете при первом запуске, второй был отправлен вчера на «Руслане», третий монтировали в восьмиметровый нижний блок-модуль, который позже должны были пристыковать к нижней части корпуса ракеты.Здесь же рядом, на соседнем стапеле, у точно такого же восьмиметрового белого цилиндра, человек десять возились с макетом, предназначенным для показа на авиакосмическом салоне в Сингапуре. Уже теперь макет было трудно отличить от оригинала. Чтобы понять, где что, нужен был глаз специалиста.— Несчастье-то какое! — окружили Стенина инженеры-монтажники. — Вы подумайте!Горе на горе, беда на беду… — Покажите, где он упал, — попросил Стенин. Они подвели его к этому месту.Оно было огорожено шнуром, и вход туда запрещался. Скоро должна была приехать, чтобы продолжить работу, следственная бригада.Стенин огляделся. Никого чужих не было вокруг.— Так когда это случилось?— Мы не знаем точно, Роберт Николаевич. Работала другая смена. Говорят, уже вечером, часов в шесть. Голова у него закружилась, что ли… Никого не было рядом.Услышали только крик и удар.Стенин взглянул на верхний ярус лесов. Около пяти метров. Понятно… Он мог бы задать еще несколько вопросов, но в том не было нужды.— Ну как у вас дела? — спросил он старшего инженера смены. — Когда завершите?— Макетный образец готов. Осталось только зашплинтовать крепеж, проверить все, затянуть, подкрасить кое-где — и можно отправлять.— А этот? — он махнул рукой в ту сторону, где высился блок с настоящим двигателем.— Да и тут почти все готово.— Ну и отлично. Завтра закончите?— Пожалуй, завтра к вечеру все сделаем.— Хорошо… Оба блока — с макетом и двигателем подготовьте к транспортировке.Все как обычно. Сначала — белые шелковые чехлы, затем грубые, из брезента. И тот и другой — в монтажные фермы. Дальнейшие распоряжения получите потом.Он вышел из цеха, снял белую шапочку и халат, стянул с ботинок белые бахилы. Он все еще не знал, как поступить… Никогда Роберт Николаевич, кажется, не понимал так хорошо, что чувствуют саперы. Он снова вернулся в свой кабинет.Как и минувшей ночью, почти все его дела и разговоры были связаны с предстоящей скорбной церемонией.Но в то же время Роберт Николаевич думал и о другом… * * * Прошло много часов, пока, наконец, в подземный гараж, где держали Боцмана и Пастуха, привели Трубача и Дока. Со стороны их встреча вряд ли кому-нибудь показалась бы теплой.— Ну вы даете! — вместо приветствия воскликнул Док. — Был же приказ — где встречаемся и когда. Где вас носило? Нам тут из-за вас чуть башки не открутили!— Отвали, Док, — мрачно огрызнулся Боцман. — Нам тоже досталось.— А те что? — спросил Трубач. — Так и сгинули у ментов? Ну, бригадка!Связался я с вами… Дудел бы себе да дудел… Куда их черти унесли?— А мы почем знаем? — Боцман потер распухшую щеку. — Тут хоть жрать дают чего-нибудь?— Кормят… — сказал Иван. — И похоже, на убой. — И он очень выразительно взглянул на новоприбывших.Поговорить хотелось ужасно, но они сидели, злые и отчужденные, перекидываясь незначащими короткими фразами.Время шло… И, судя по всему, уже наступил вечер. Наконец что-то скрипнуло в углу и отворилась потайная дверь. Вошли двое мужчин в масках.— Все! — сказал тот, чей голос они уже знали. — Двадцать два двадцать. Срок прошел. Пусть теперь ваши друзья пеняют на себя.— Ну а мы? — спросил Док. — Что с нами будет, если тех нет?— Этот вопрос в настоящее время обсуждается нашим руководством. Могу сказать лишь одно — мнения на ваш счет разделились… Есть предложение заменить вас другими людьми. Которые не попадают в милицию, не разбредаются невесть куда и вообще выполняют приказы точно и в срок. Так что пока ничего нового. Ждите. * * * Белый «лендровер» швыряло из стороны в сторону, подбрасывало на ухабах и кочках… Из под широких скатов летели песок и камни, бурые облака горячей пыли вздымались позади машины и растягивались за ней сплошным непроницаемым шлейфом на сотни метров.Мухин уверенно вел внедорожник по свежей рыхлой колее, проложенной колесами идущих впереди экипажей. Семен сидел рядом справа, крепко держась за толстый резиновый поручень над передней дверью и неотрывно смотрел вперед. Раскрытая карта лежала на его коленях, но как штурману ему делать пока было нечегомаршрут подсказывала и диктовала сама колея. На заднем сиденье, ухватившись за наваренные трубчатые фермы дополнительных стоек жесткости, полулежал Михаил.За окнами быстро менялся пейзаж — поросшие кустиками чахлого саксаула участки выжженной пустыни, будто залитые грязно-белым льдом солончаки, серо-зеленые полынные степи, суровые плоскогорья, каменистые холмы… Наезженные дороги кончились давно — они неслись там, где до них прошли только вырвавшиеся далеко вперед лидеры гонок. Теперь на трассе осталось лишь семьдесят семь экипажей официальных участников, шестнадцать «техничек» разных команд и еще несколько машин представителей Оргкомитета, судейского персонала и журналистов. Одни участники отставали, другие вырывались вперед, третьи догоняли, борясь за места на трассе, за командные и личные очки. От головной машины лидеров до последней «технички» железный караван растянулся почти на сотню километров — дороги становились трудней.Их белый «лендровер» двигался где-то в середине, ближе к основной компактной группе, проходя за час то восемьдесят, а то и сто двадцать километров. Пока все шло отлично — один из лучших в мире вездеходов вполне оправдывал свою прославленную репутацию.Улетающая под колеса колея извивалась, обходя неодолимые препятствия и скрываясь за горизонтом. А перед глазами Артиста, Мухи и Михаила еще мелькали, как кинокадры, картины минувших сумасшедших суток, проведенных в Красноводске. * * * Уже с раннего утра в пятницу на улицы города высыпало множество людей в ярких праздничных нарядах и национальных туркменских костюмах. Всюду развевались флаги Туркменистана и стран, команды которых были участниками грандиозных соревнований.Каких только флажков не было в руках улыбающихся жителей! Флажки французские, финские, японские, южнокорейские, немецкие, российские, голландские, испанские, американские… Кроме того, многие жители держали еще и большие цветные фотопортреты великого туркмен-баши, отца нации и государствапрезидента Сапармурада Ниязова. Сотни и сотни одинаковых его лиц с мудрой строгой улыбкой всеведущего вождя взирали на подданных. Улицы были вымыты, деревья аккуратно подстрижены, всюду чувствовался железный и четкий казенный порядок. Но люди улыбались, оживленно переговаривались, ожидая, когда появится наконец лидер гонки. Всюду было полно нарядно одетых смуглых детей.— И на хрена им столько его портретов? — пожимал плечами Олег. — Совершенно не понимаю… Одного, что ль, мало? Ну двух… — О! — усмехнулся Михаил, — Что значит человек вырос в другую эпоху! Он не знает бессмертную формулу социализма: числом портретов вождя измеряется любовь и преданность ему.— Да уж! — оскалился Артист. — Социализм с человеческим лицом… Но — одним!Репродукторы на столбах оглашали улицы и проспекты национальной музыкой, дикторы на гортанно-мелодичном языке радостно воспевали что-то, причем, кажется, чаще других слов повторялось имя президента.— Хорошо! — ностальгически воскликнул Артист. — Все ясно, все понятно — где верх, где низ. Как сказал гений, «сыры не засижены, лампы сияют, цены снижены…».На них уже некоторое время весьма внимательно поглядывал подтянутый молодой человек в расшитой тюбетейке. Услышав о сырах и ценах, он тут же мягкой, вкрадчивой походкой приблизился к ним.— Что вы сказали, уважаемый? — поинтересовался он. — Сыры, да? Цены, да? Сыр вон там продается. Цены очень хорошие.Артист собрался было завязать дискуссию, но тут заметил, что повсюду вокруг полным-полно таких же молодцов в одинаковых рубашках и тюбетейках и что у многих из них в руках хорошо знакомые черные рации, — и передумал.В эту минуту с разных сторон грянули духовые и национальные оркестры, и в утренней дали проспекта появился летящий во весь опор красный измятый, исцарапанный «ситроен-ксантия», сверху донизу разрисованный и оклеенный рекламными надписями, товарными знаками и эмблемами знаменитых фирм автопокрышек, машинных масел, спортивной обуви и туристского инвентаря.Как алый вихрь, пронеслась машина под аплодисменты толпы к линии финиша.Судьи с электронными датчиками и секундомерами зафиксировали время, а один из них махнул клетчатым флажком: лидеры марафона, гонщики-французы, вновь пришли первыми к концу очередного этапа. Машину окружили сотни людей в шелковых халатах и европейских костюмах, на пыльный, дышащий жаром «ситроен» сыпались свежие цветы, вовсю работали фото-и видеооператоры, гремела музыка… Через полминуты примчалась вторая машина — зеленый «джип-мерседес», за нимярко-желтый, замызганный до крыши «форд-бронко». Гонщиков обнимали, фотографировали, наперебой пожимали руки.— Ну вы как знаете, — сказал Артист, — а мне недосуг. Пора приниматься за дело, за свои прямые обязанности.И, нацепив на голову здоровенные профессиональные наушники, повесив на шею фотокамеру «Поляроид» и диктофон, рассовав по карманам несколько кассет, Семен с азартным видом кинулся с микрофоном наперевес в самую гущу толпы, туда, где под палящим солнцем теребили усталых гонщиков настырные журналисты. Нахально расталкивая коллег, он начал остервенело пробиваться к победителям.— Ну… артист! — невольно восхитился Михаил.— Недаром у него и прозвище такое, — засмеялся Муха.— Да уж… знаю, — кивнул подполковник. — Как не знать… А машины раллистов все прибывали и прибывали. Отмечались, заполняли квитанции, получали штрафные очки, минуты и часы, рассчитывались по номерам выезда на трассу на завтрашнем утреннем старте — лидеры, аутсайдеры, середнячки.На ночевку для отдыха, ремонта и подготовки техники и экипажей к началу завтрашнего этапа городские власти выделили большую площадку под толстыми тенистыми деревьями. Здесь и был разбит до утра шумный пестрый лагерь автобродяг и путешественников.Ко второй половине дня съехались уже все участники, и сбившийся в огромную кучу табун пестрых машин являл собой весьма экзотическое зрелище.— Ну, как, как? — воздевая руки к бледным от зноя небесам, простонал Артист, глядя на разноцветную мешанину кузовов, капотов, фургонов и всякой прочей вспомогательной техники. — Как тут можно что-нибудь раскопать?Олег и Михаил молчали, лица выражали озабоченность.— Было бы у нас хоть времени побольше, — продолжал Артист. — Тут же надо облазить, общупать, обнюхать каждую тачку.— Не морочь себе голову, — сказал Михаил, — если топливо здесь, думаю, оно еще пока у наших. Давайте решать, как будем действовать.— Где оно в принципе может находиться? — задумчиво спросил Артист. — Ведь в карман эти растворчики, надо понимать, не зальешь — так?— Ну как где? В топливных канистрах, наверное. В разных емкостях,предположил Муха. — Может, даже в покрышках.— По нашим сведениям, — сказал Михаил, — с завода, где производят компоненты, исчезло по пять литров каждого вещества. Будем искать.— Как в сказке, — воскликнул Муха, — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что… — Как раз наоборот! — с наигранным оптимизмом заявил Артист. — Перед Иванушкой-дурачком у нас масса преимуществ. Мы знаем: один из компонентовтяжелая черная жидкость. Следовательно, и емкость с ней будет гораздо тяжелее, чем если бы в ней было налито масло или, скажем, тот же бензин. Все очень просто!— Выходит, — сказал Муха, — мы должны перепробовать на вес все банки и канистры? Наверное, их неплохо охраняют, не спускают глаз.— Согласен, но предложи тогда что-нибудь более конструктивное, — вспылил Артист.— Как говорит Пастух, — сказал Муха, — думать надо, мужики, думать. Если топливо здесь, его ведь кто-то везет! И этот кто-то свою посылку должен кому-то передать. То ли встречному каравану, то ли каким-нибудь кочевникам… Так что надо просто установить жесткое посменное наблюдение. Может, что и заметим.— Ясно! — рубанул Артист. — Идей навалом, а пользы чуть. Через трое суток мы выйдем к границе Рашиджистана. На его территории пробудем не более пяти — семи часов. За это время все и должно решиться. На трассе сейчас осталось шесть наших машин. Три внедорожника, две вспомогательные и техничка… — Прошу прощения, — поднял руку Муха. — А как же машины наших мажоров?Сопредседателя оргкомитета, потом этого парня из Российского фонда спорта?Получается уже восемь!— Верно, — кивнул Артист, — забыл. Значит, восемь. Что касается наблюдения, полностью согласен. Начнем сегодня же. Нынешней ночью. * * * …И вторая ночь после свидания с Клоковым прошла для Роберта Николаевича мучительно и беспокойно.Все основные решения по всем печальным вопросам были приняты еще накануне, и он отключил домашний телефон.Он уже не знал, что здесь принадлежит ему, сумели ли проникнуть в его квартиру «соратники» тех, что убили Черемисина, оставили ли свои невидимые устройства или нет. Им овладело холодное ожесточение, как когда-то в молодые годы, когда он студентом выступал на ринге на первенстве Москвы за свой МВТУ и, проигрывая по очкам, имея в предыдущих раундах два нокдауна, все-таки сумел вырвать победу за двадцать секунд до последнего гонга.Правда, теперь расплата за проигрыш была бы иной… фактически он подчинился Клокову, согласился стать пособником. В конце концов, это не значило ничего. Чтобы выжить в смертельном бою, порой идут и не на такое.Решение было принято к утру пятницы, и, проспав всего три часа, он встал бодрый, хладнокровный, заряженный энергией.Приехав на работу, он ждал с нетерпением наступления вечера и в шестом часу вновь посетил в сборочный цех. Все было выполнено в точном соответствии с его распоряжениями. Он обошел со всех сторон стоящие друг за другом блоки с двигателем и макетом. Теперь, укутанные двойным чехлом, окруженные ребрами монтажных ферм, они стали и вовсе не отличимы.Все люди, работавшие в цехе, собрались возле него.— Вот и все, Роберт Николаевич, дело сделано, — сказал начальник монтажно-сборочного цеха. — Как вы велели.— Так где какой? — тихо спросил Стенин.— А попробуйте угадать.— Уже пытался, но не смог, — развел он руками. — А как по весовым данным?— Примерно одно и то же. Кстати, Роберт Николаевич, сегодня здесь опять работала следственная бригада. В связи с несчастным случаем… — Ну так что?— Все люди были другие. Ни одного из тех, что были вчера. И как нам показалось, этих новых причины гибели Мефодьева интересовали меньше всего. Уж больно зорко они приглядывали за нашей работой.— Та-а-ак… — протянул Стенин. — Из них кто-нибудь тут вертелся?— Само собой… Вопросы разные, вроде как не по делу… Но мы их старались близко не подпускать.— Но все-таки кто-нибудь близко подходил? Ведь вы работали, могли и не заметить. Инженеры-сборщики переглянулись.— Конечно, — сказал один из них, — могли и недосмотреть… Их было одиннадцать — все блестящие специалисты, виртуозы своего дела, по гроб жизни преданные этому огненному железу. Он знал их много лет и верил им всем.— Вы сделали все, что могли, — сказал Стенин. — Благодарю вас. Как только немного оправимся и найдем какие-нибудь деньги, все будут премированы. А сейчас я хотел бы, — он опять понизил голос, — чтобы в цехе осталось не более трех человек.Он указал на троих. И когда все ушли и они остались вчетвером — четыре маленькие фигурки в белом в огромном пустом цехе, где вокруг все напоминало декорации фантастического фильма, Роберт Николаевич сказал:— Сейчас мы с вами проделаем чрезвычайно важную манипуляцию. Эти следователи, или кто они там, наверняка оставили пометки, чтобы эти блоки можно было различить. Мы должны эти пометки найти. Непременно. Возможно, это какая-то сущая мелочь, но мы обязаны ее обнаружить. Будем искать хоть до утра.— Но зачем, Роберт Николаевич?— Объяснять не стану. Но мы должны это сделать. Хотя бы в память о тех, кого убили позавчера.— Убили?! — его подчиненные ошеломленно смотрели на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46