Теперь все сходится. Айвор Батчер знал Ферни. Вестник? Курьер? Может быть, Смит указывал Ферни, что он должен делать? Или что-то другое? Если так, то почему? Я оглядел погруженную в темноту фабрику: покрытые маслом машины, груды банок. – Гэрри, мне нужно, чтобы Ферни Томас приехал сюда. Вызови его и можешь уходить.
– Ты и сам способен вызвать его так же легко, как я, – пожал он плечами. – Не обязательно тыкать меня лицом в грязь.
Он подошел к раковине и вымыл руки странным португальским пятнистым мылом, которое напоминало сыр рокфор, высушил их, надел наручные часы и повернулся к нам лицом.
– Ты уже исполнил свою геройскую роль, приятель. Теперь я ухожу отсюда, будешь ты стрелять или нет.
– Ты так думаешь? – усмехнулся я, но не предпринял ничего, когда он подошел к стулу, взял свой кашемировый кардиган и двинулся между машинами к двери. Я спрятал пистолет в карман пиджака, и он успокоился.
Но именно тогда раздался выстрел, который как пиранья среди стаи золотых рыбок пролетел и отдался эхом в грудах пустых консервных банок.
Чарли выудила пистолет из своей сумочки и выстрелила в Гэрри Кондита. Я увидел, как он повернулся и упал вперед на пресс-машину. Пистолет выстрелил еще раз. Пуля с треском ударилась о машину и отлетела в темноту. Волоски на тыльной стороне моей руки ощутили тепло. Я стиснул дуло, чтобы вырвать оружие у Чарли, но оно оказалось еще горячим, и, обжегшись, я с грохотом уронил пистолет, обхватил Чарли рукой и крепко держал ее.
Гэрри Кондит высунул голову из-за машины и спросил:
– Где эта полоумная достала пушку?
Я взглянул на старый итальянский автоматический револьвер «Виктория-76», упавший на пол.
– Судя по его виду, из рождественской хлопушки. Теперь давай исчезай, пока я не передумал.
Чарли завопила и стала бить меня кулачками по застегнутому кителю.
– Не отпускай его! Он убил твоего друга! – снова и снова кричала она. Потом остановилась, чтобы набрать воздуха. – Ты просто не человек, – спокойно заявила она.
Я крепко держал ее, пока Гэрри Кондит уходил, прихрамывая и придерживая свою руку другой большой красной рукой.
Я усадил Чарли. В конце концов она высморкалась в мой носовой платок и рассказала мне, что работает на федеральное бюро по наркотикам в Вашингтоне и что я только все ей испортил. Сидя в фантастическом доме Гэрри Кондита, она плакала сейчас о нарушенном духе товарищества.
– Значит, ты знала, что запах уксуса – это признак уксусной кислоты, которая выделяется при переработке морфия? Почему ты не сказала мне правду?
Она снова высморкалась.
– Потому что хороший работник не позволяет себе мешать другому, представляющему агентство, борющееся с правонарушениями, выполнять то, что предусмотрено законом, – изрекла она, сморкаясь.
И тут мы услышали, как Гэрри Кондит завел машину.
– Он взял нашу машину, – ахнула Чарли, – нам придется остаться здесь. – Она начала хихикать.
* * *
До Албуфейры было немногим более трех километров. Мы прошли вдоль края большой плантации, засаженной инжирными деревьями, и ощутили запах зрелых оливок. После первого километра Чарли сняла туфли, а после второго остановилась, чтобы отдышаться. В пятидесятый раз она сказала:
– Ты дал ему уйти. Я должна позвонить в полицию.
– Послушай, – вскипел я наконец, – не знаю, чему вас учат в министерстве финансов, но если думаешь, что твой престиж там зависит от того, наденешь ли железные наручники на Гэрри Кондита, то ты очень наивна. Пусть отправляется и сеет панику среди своих друзей. Если он окажется на краю света, ты сможешь быть там через день, а позвонить туда – в течение часа.
Это строго продуманный бизнес. И только потому, что я размахиваю старым трофейным пистолетом, ты вовсе не должна сорваться с цепи. Ты могла ведь ранить его!
Это последнее замечание привело Чарли в ярость. Я в ее глазах выглядел не лучше, чем Гэрри Кондит, а что касается того, что она могла его ранить, то, если бы не я, она убила бы его и хорошо бы сделала.
Трудно удержаться от зависти к этим собакам-ищейкам, которые отыскивают наркотики. Правительства всего мира так стараются доказать, что они не виноваты, что, не задавая глупых вопросов об огнестрельном оружии, они постараются просто схватить вас за локоть, когда вы будете стрелять. Я не мог позволить себе такой роскоши, как воспоминание о том, что стремление Гэрри Кондита устранить вещественное доказательство практически убило Джо Макинтоша. Мое положение было не из приятных. Я не мог допустить, чтобы Чарли позвонила в полицию и привлекла внимание к нашему делу. По крайней мере до тех пор, пока я не дождусь Синглтона, не сверну наше оборудование и не исчезну. Я стал прислушиваться и понял, что Чарли меня о чем-то спросила.
– Ммм, – промычал я, делая вид, что обдумываю ее вопрос.
– Это так запутанно, да? – уточнила Чарли.
– Запутанно, – ответил я, – конечно, запутанно. Ты влезаешь в промышленный шпионаж, а потом жалуешься, что все запутанно!
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Чарли. – Я не имею отношения к промышленному шпионажу.
– Разве? Производство наркотиков – промышленность с оборотом во много миллионов долларов. Половина доходов ее идет на то, чтобы зарабатывать прибыль, а другая – на то, чтобы запутать тебя. – В ответ – тишина. – Либо тем, либо другим способом, – добавил я.
– Но все же что означает твоя последняя шутка?
– Означает, что власти бывают замешаны различным образом – путем взяток, кодов, камуфляжа, фальшивых информаторов или даже путем давления, причем такого мощного, что закон будет изменен в пользу его нарушителя. Но самым сложным является старомодная ложь, которую преподносят рубахи-парни вроде Гэрри Кондита.
– Как, разве многое из того, что он говорил, – неправда? – Она остановилась посреди дороги и снова надела туфли.
– Да, – кивнул я, – но как любая первоклассная ложь она служит надежным фундаментом для правды, как маргарин с двенадцатью с половиной процентами масла.
– Что же из сказанного им правда? – спросила Чарли.
– Пусть это объяснят тебе твои умники из министерства финансов. Я скажу только, что он не оставил у нас сомнений по поводу того, как следует продолжать расследование, если мы хотим вести его на сто процентов в интересах Гэрри Кондита.
– Да, – послушно сказала Чарли и сжала мою руку. Мне хотелось бы выслушать последнее замечание более внимательно.
Глава 45Мужчина и мальчик
Со стороны Гэрри Кондита было чертовски мило оставить машину перед домом номер 12 на Прака-Мигель-Бомбарда. Под стеклоочистителем торчал белый конверт с запиской от него. Чарли пошутила, что это все равно, как если бы мы получали уведомление о штрафе за парковку.
"Простите, что увел тачку, но когда приходится сматываться, то сматываешься. Я не верил, что ты поступишь со мной честно, как обещал, но, как я уже говорил, когда настанет зима, мы узнаем, какие деревья – вечнозеленые. Эл Уонтент (Гэрри Кондит явно избегал называть Ферни по имени) мечется, как ошпаренная кошка. Ты сказал, что там я могу это взять, но я брать не буду, однако могу поспорить на штанишки Чарли, что Эл захочет это взять. («Это» могло означать только моторную лодку.)
Я не сказал тебе, что Эл располагает самой лучшей во все времена сетью для шантажа, и я знаю, что говорю. Если тебе известно название «Белый список», то ты поймешь, что я не шучу.
Последи за тем, что я не забираю, и твое расследование будет завершено, да еще как!
Твой на миллионы лет Гэрри".
Синглтона я не ожидал из Лиссабона раньше, чем через двадцать четыре часа. Приходилось рассчитывать только на себя. Я пошел в комнату Чарли и подковырнул доску пола одним из кухонных ножей.
– Что ты делаешь? – спросила Чарли.
Я попросил ее помолчать и приготовить крепкого чая. Я чувствовал себя очень усталым от всего, что произошло.
Из-под доски в полу я извлек маленький радиопередатчик, с помощью которого Джо связывался с Лондоном, включил его, выдвинул антенну и набрал позывные курьера. Я установил ручку на двадцать три минуты после условленного часа (как требовалось согласно нашей договоренности с командованием Британского флота в Гибралтаре) и затем убрал прибор.
Чарли принесла чай. Я сказал ей, что направил сообщение в Лондон и она теперь свободна предпринимать любые действия по поводу изготовления наркотиков. Я также предупредил ее, что согласно официальному акту о секретности всякое упоминание об операции, которой мы занимаемся в Албуфейре, является подсудным, и, если будут какие-нибудь основания подозревать ее в неосторожности, ее служба в федеральном бюро по вопросам наркотиков делает ее подлежащей суду, как агента иностранной державы. Я поблагодарил ее за чай и поцеловал многообещающе и не очень по-братски.
– Ты должна доставить меня к лодке Гэрри Кондита. – Устал как собака, – посетовал я.
* * *
Чарли привела шлюпку с мастерством, достойным дочери адмирала. Чтобы не рисковать оставить мокрые следы на палубе, я вскарабкался на нее в носках, Чарли развернула шлюпку и стала грести назад к бухте. Я смотрел на вершину утеса и молился, чтобы Ферни Томас не появился, пока она не пересечет по тропинке поле. Затем я перешел через мостик и влез в большой рундук под одной из пустых коек. Он немного напоминал гроб, но я просунул под крышку карандаш, чтобы туда проникало немного воздуха, хотя этого оказалось все же не достаточно, чтобы рассеять запах дегтя и нафталина.
Что-то глухо ударилось о борт лодки. Это выглядело не очень по-моряцки, и я усомнился, что такой шум произвел Ферни Томас. Может, Гэрри Кондит заманил меня в ловушку? Я испытал страх при мысли, что мой ящик может на самом деле превратиться в гроб.
Женский голос – я узнал жену Ферни – проговорил что-то по-португальски; шлюпка отчаливала.
«Держи веревку!»...
«Возьми портфель!»... «В лодке вода, весло соскользнуло в море!»...
Разговор продолжался так, как он обычно ведется, если в лодке женщина. Я услышал, как Ферни быстро по-португальски сказал ей, чтобы она поторопилась. Успокаивающим, но приказным тоном. Я понял, почему он так немногословен. Его португальский имел сильный английский акцент.
Последовали всплески, толчки, и затем раздался третий голос, значительно более высокий, чем голос Ферни, который до сих пор звучал реже всех. Казалось, что они карабкаются на борт целую вечность. Затем я услышал голос женщины, на этот раз на некотором расстоянии. Она возвращалась в шлюпке на берег. Потом раздался щелчок, будто кто-то зажег маленькую лампочку над щитком управления.
Когда я держал лицо горизонтально, прижав ухо к холодной стенке рундука, в узкую щель мой глаз мог видеть верхнюю часть туловища человека за рулем, Ферни в профиль – яйцеобразная голова с черными усами, свисавшими надо ртом. На голове у него была черная фетровая крестьянская шляпа. Якорь поднялся как занавес, и двигатели забили в барабаны, знаменуя, что начался последний акт представления в Албуфейре.
Ферни прибавил обороты, и я почувствовал, как под корпусом плещется вода. Свет над головой делал его глазницы черными, как пиратская повязка. Его руки двигались по щитку управления выразительно и мягко. Он следил за бимсами, компасом, счетчиками оборотов. Таким Ферни я никогда раньше не видел. Ферни – на море. Ферни – моряк.
Со своего места за рулем он не видел часы. Каждые несколько минут он окликал мальчика, которого взял с собой.
– Сколько времени?
И мальчик отвечал.
Он подвинул рукоятку дросселей максимально, и двигатель набрал три тысячи оборотов в минуту; корпус лодки начал колотить по воде, как пневматическая дрель.
Когда лодка легла на нужный курс, Ферни сказал мальчику, чтобы тот держал руль прямо. Потом щелкнул замок портфеля. Я прижался ухом плотнее к щели в рундуке и приподнял крышку на два дюйма. Мальчик смотрел в темноту, Ферни скрючился на полу над шасси радиоприемника, вставляя туда маленькие лампочки. Затем он спустился по лестнице в салон и вернулся с черным кабелем от двадцатичетырехвольтового источника тока, к которому присоединил радиоприемник.
Ферни крикнул:
– Левый на борт. Курс – двести сорок градусов.
Мальчик, которого он привел с собой на борт, оказался Аугусто, тот самый, который достал мне клочок его волос.
Аугусто сидел на высоком стуле, как ребенок во время чаепития, крепко держа в своих маленьких руках руль. Ферни говорил по-португальски о «сильном американце на железнодорожной станции». Кажется, он задал какой-то вопрос, и Аугусто ответил, что «сильный американец» (так местные называли Гэрри Кондита) привез корзину с сардинами на станцию, чтобы отправить ее утренним поездом в Лиссабон.
Раздался щелчок, и Аугусто осветило отраженным светом, когда Томас направил луч большого прожектора на волны.
Серебро дождя и капельки брызг ударили по светящемуся нимбу вокруг головы Аугусто. Лодка натолкнулась на мертвую зыбь, и на палубу хлынул поток воды.
Маленький приемник разогрелся и начал издавать писк на высокой ноте, как плохо отрегулированный телевизор. Томас появился снова; он держал руки на приемнике.
– Двести сорок пять градусов! – прокричал он сквозь шум.
Я почувствовал, как лодка завибрировала и прибавила скорость. Через некоторое время скорость выровнялась. Рука Томаса попала в поле моего зрения, и я увидел, что он регулирует радиоприемник. Поступавший сигнал усилился.
– Двести пятьдесят градусов, – уточнил Томас.
В своем возбуждении он перешел на португальский, на португальскую ругань, требуя, чтобы Аугусто прибавил ход. Аугусто ответил, что он выжимает максимум возможного, и в доказательство нажимал на рычаг газа своими детскими руками.
Внезапно из радиоприемника появился звук, напоминающий мотив «Полета шмеля», исполняемого в ускоренном темпе на флейте. Томас резко поставил приемник и исчез из моего поля зрения. Голова Аугусто на мгновение осветилась лунным лучом и в следующие мгновения снова стала темным силуэтом на фоне ярко вздымающейся волны.
Томас прочесывал океан в поисках чего-то, среди ревущей стихии. Он искал металлический контейнер.
Звуки флейты, передававшие с большой скоростью сигналы Морзе, прекратились, и вместо них снова стал звучать ровный свист. Затем раздался треск, и некоторое время я не мог понять, откуда он исходит. Трудно было представить себе, что бывший английский офицер-моряк хлещет себя по лицу в припадке неистового гнева и возбуждения.
– Опоздали! – кричал он, обращаясь к Аугусто. – Опоздали! Опоздали! Опоздали! Он снова опустился на дно!
Ферни вырвал руль у Аугусто и злобно повернул его. Лодка накренилась, лишившись на некоторое время управления, лопасти завертелись, пытаясь удержать ее на плаву, палуба перекосилась и нагнулась к воде.
Для моего появления этот момент был крайне неудачным. Я упал вперед, вытянувшись на палубе, а мои колени оставались зажатыми в рундуке. Я ударился лицом о койку у правого борта, моя рука подвернулась, и я услыхал, как мой «смит-и-вессон» выскользнул и с грохотом свалился в салон.
– Выровняй! – услышал я крик Ферни, и палуба выровнялась.
– Вставай! – скомандовал он.
Все выглядело как в школьном рассказе о пиратах. Я не очень хотел подниматься на ноги, ожидая, что меня нокаутируют. С другой стороны, если я буду продолжать лежать, то могу получить удар в зубы.
– Я не собираюсь драться с тобой, Ферни, – вяло произнес я.
– А я собираюсь тебя убить, – ответил он не как убийца, а как префект, приговаривающий кого-то к порке.
– Ты совершаешь ошибку, – предупредил я, но это прозвучало беспомощно и бесполезно.
Если человек запутан в противозаконном деле так глубоко, как Ферни, в нем собирается воедино презрение и горечь, гнев, месть, и все это вскипает как лава, выливаясь в готовность совершить насилие.
Аугусто держал лодку ровно. Он слегка отодвинулся. Ферни смотрел на меня через мостик. Он медленно приближался, удерживая равновесие. Глаза его смотрели прямо в мои, оценивая меня и стараясь угадать, что я предприму. Мы находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки, когда он начал поднимать свои руки медленно, несколько выше груди. Я подметил очень незначительный поворот его плеч. Это показало мне, что нужно делать.
Боксеры, прежде чем нанести удар, принимают определенную стойку, выставляя слегка вперед одну руку и одну ногу. Борцы дзюдо стоят ровно. Ферни оказался боксером-левшой.
Морская волна перекрыла лодку, попала в луч света и превратила палубу в скользкий каток. Я высвободил левую руку и выставил ее вперед для защиты, прикрывая грудь от его твердого как камень приближающегося правого кулака.
По его глазам я понял, что он ждет моего нападения, и решил коротко ударить меня слева. Мое тело было неприкрыто. Пальцы мои сомкнулись на его запястье, которое приблизилось ко мне, а левой ногой я ударил его по колену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25