Ей удалось совершенно правильно рассчитать, что ее лучшие годы приходятся на промежуток между нынешним возрастом и цифрой «тридцать» — и именно в этот промежуток придется как-то научиться обращаться с данным ей от природы серым веществом. Если, конечно, она не выйдет успешно замуж. Но в наши дни это, увы, отнюдь не легко — особенно если учесть, что предпочтителен жених, зарабатывающий несколько больше, чем сама мисс Виола.И сейчас, пока ни один из ее новоявленных друзей не переступил еще порога заместителя начальника Службы, она собиралась позвонить своему шефу — председателю президентской комиссии.— Привет, Пупси! — взвизгнула она, когда секретарша наконец соединила ее с кабинетом.Секретарша шефа уже несколько месяцев пыталась освоить навыки управления телефоном, но каждый раз, когда она уже была близка к заветной цели, приходило время брать отпуск для подготовки к очередному конкурсу — на будущий год секретарша надеялась получить титул Мисс Индианы.— Я в Вашингтоне, милый, — прощебетала Виола.— Черт, ты не должна здесь быть! Мы ведь договорились встретиться в этот уик-энд в Миннеаполисе. Ты хоть помнишь, в чем дело? Ну, насчет того, что убийство этого Уолгрина как-то связано с угрозами в адрес президента? Я ведь за этим тебя и послал туда!— О, да, да, милый, я все расследую. И благодаря мне ты скоро прославишься! Ты будешь знать все-все, что только есть об убийствах!— Я хочу знать только одно — как бы выбить побольше деньжат для нашей комиссии.— А на убийствах можно заработать? — спросила Виола.— Целое состояние. Ты что, не читаешь книжек и не смотришь детективов по телевизору?— А сколько именно? — пожелала уточнить мисс Виола.— Ах, оставь, — досадливо поморщился на том конце провода конгрессмен Крил. — Возвращайся обратно в Миннеаполис и следи за домом. Или не следи. Но сиди там, пока я сам не приеду.— Ну так сколько все-таки?С подобной темы Виолу было нелегко сбить.— Понятия не имею. Я слышал, что один парень только что получил триста тысяч от издателя за свою книжку — «Вопль о пощаде», кажется. Это про то, как продажные американские чиновники инспирируют убийства, моя дорогая.— Ты сказал — триста тысяч долларов? — медленно повторила Виола.— Ну да. Давай, детка, возвращайся в Миннеаполис.— А в мягкой или твердой обложке? — вопросы посыпались из Виолы, как из мешка. — У кого осталось право на перевод? И на экранизацию? Плата за телеверсию была тоже оговорена в контракте? И... и гонорары от читательских клубов — был там этот пункт или нет?— Да не знаю я! Когда речь заходит о его величестве долларе, ты словно с цепи срываешься, детка! Ты просто маленькая жадина. Виола. Виола! Виола! Где ты?Под звуки своего имени, рвущегося из трубки с разными интонациями, Виола Пумбс медленно нажала на рычаг.Выйдя из телефонной будки в здании Министерства финансов, она направилась прямо к ожидавшему в вестибюле маленькому милому азиату и наградила его звонкими поцелуями в обе морщинистые щеки.— Не следует до меня дотрагиваться, — поморщился Чиун. — Если уж тебе непременно хочется трогать, трогай вот этого. — Он указал на Римо. — Он это любит.— Вы уже готовы, мисс Пумбс? — тяжко вздохнув, спросил Римо.— Готова, — кивнула Виола.— Первое, что ты должна запомнить, дитя мое, — вещал Чиун, пока они шли к лифту, — что само по себе убийство пользуется дурной славой в этой стране, потому что здесь всем заправляют любители. Именно они, с их жаждой убивать без разбора и четких условий, представляют позор любой нации. Я говорю это тебе для того, чтобы ты рассказала все слово в слово своей Комиссии и они узнали наконец правду — ибо я опасаюсь, что если что-то не сладится, обвинение падет на меня. А не сладится ничего — потому что мне так и не дали руководить этим делом.— Чиун, — попросил Римо, — заканчивай, а?Заместитель директора Службы безопасности отвечал непосредственно за охрану президента. Он никогда никого не принимал в своем кабинете — потому что там хранились списки тех, кто отвечал за охрану Белого дома, охрану президента в официальных поездках, на отдыхе и, что хуже всего — во время публичных выступлений.Заместителю директора было сорок два года; выглядел он на шестьдесят с хвостиком. Седые волосы, глубокие морщины на щеках и вокруг рта, темные набрякшие мешки под глазами, в которых застыло выражение затаенного ужаса.Разговаривая, он то и дело подносил к губам стакан с разведенным «Алка-зельцером», которым запивал желудочные таблетки. Они единственные могли справиться с тем количеством сока, которое вырабатывал его давно расстроившийся пищеварительный тракт. Борьба с этой жидкостью давно превратилась в навязчивую идею; и если другие мужчины его возраста просыпались среди ночи, разбуженные желанием бежать в туалет — он в этих случаях тянулся к столику с таблетками. Вообще спал урывками, редко.Когда он только получил должность ответственного за охрану президента, то впервые обратился к ведомственному врачу с жалобой на нервное расстройство. На что доктор ответил, что состояние его куда лучше, чем у его предшественников, и что ему повезло — с этого года вводится новый стандарт на нервные расстройства.— Новый стандарт? — переспросил заместитель начальника. — И какой же?— Признаки нервного расстройства считаются несомненными, если вы начнете кромсать себе щеки ножом для бумаг. Притом если пострадает не только верхний слой кожи, но и мягкие ткани и кость. А парень, что сидел тут до вас, сжевал свои зубы до десен.Так что, когда в его кабинете появились фигуристая блондинка, пожилой азиат и невысокий парень в черной майке и серых слаксах, который тут же развалился в кресле самым непринужденным образом, весь стол уже был завален пустыми пакетиками от желудочного зелья.— Мне кажется, — начал Римо, — что существует связь между смертью бизнесмена из Миннеаполиса в результате взрыва в Солнечной долине и угрозами в адрес президента Соединенных Штатов Америки.Заместитель начальника Службы кивнул, вытирая носовым платком губы — горький вкус желчи уже начал ощущаться во рту. Сделав большой глоток «Алка-зельца», он проглотил целиком облатку желудочных пилюль. Появилось ощущение, что его кишки жарят на сильном огне в подсолнечном масле. Кажется, полегчало, удовлетворенно подумал он.— Притом прямая связь. Поэтому мы и волнуемся. Способ, которым был убит Уолгрин, заставляет нас предположить, что мы имеем дело с профессионалом — возможно лучшим в своей области.— Вовсе нет. Лучшие на вашей стороне, — заверил Чиун.— Простите?..— Нет, нет, ничего, — поспешил Римо. — Не обращайте внимания.— А вы действительно... из президентской КОЗы?Виола Пумбс продемонстрировала ему свое удостоверение. Заместитель начальника Службы вновь закивал головой в такт пищеварительным процессам.— Ну, хорошо. Значит, прямая связь. Абсолютно прямая. И если бы не президент Соединенных Штатов, Уолгрин и его супруга были бы живы сейчас. Я правильно понял вас, джентльмены?— Боюсь, — признался Римо, — что не совсем понял я.— Объясните, — попросила Виола.— Нечего тут объяснять, — встрял Чиун. — И так все понятно.— Вам понятно? А как же вы догадались? — изумился заместитель начальника.— Нечто подобное происходит каждые сто лет, — с презрением отмахнулся Чиун.И по-корейски объяснил Римо, что это — вариант все той же истории. Притчи о яме. Если кто-то хотел не убивать, а лишь устрашить императора, то выбирал себе хорошо защищенную жертву — и лишал ее жизни. Мастера Синанджу не занимались этим — убивать посторонних не входило в их правила, а получать деньги задаром вообще считалось постыдным — это расхолаживало, в членах появлялась слабость, а от слабости до смерти, как известно, один шаг.Римо кивнул. По-корейски он понимал неплохо — правда, только северный диалект Синанджу, дальше дело пока не шло.— Простите, что он... что он сказал? — заморгал глазами заместитель начальника.— Он сказал, что кому-то, видимо, нужны деньги.— Абсолютно верно — но как, ради Бога, как он узнал?!— Старый трюк, — отмахнулся Римо. — А сколько и кому именно, если не секрет?— Это-то как раз и секрет... Выплаты производились обычно с ведома президента — а наш новый хозяин просто не понял, в чем дело, и велел остановить платежи. Подобное случалось и раньше, при других президентах, но тех мы хотя бы могли убедить нас выслушать. А нынешний не слушает никого и ничего; у меня, говорит, есть заботы поважнее — судьбы страны и все такое прочее.— Вы сказали, что такое случалось и раньше. Когда именно? — спросил Римо.— Они угрожали президенту. Бывшему, я имею в виду. Тогда они дали той сумасшедшей бабе пушку сорок пятого калибра и научили ее, как подобраться поближе к трибуне. Это не сработало, тогда они подослали еще одну и передали, что если и эта провалится, они подготовят третью — и мы, вы понимаете, сочли за лучшее заплатить.— И как долго все это продолжается?— С того года, как убили Кеннеди. Когда кончились старые добрые времена... — Заместитель начальника поднес трясущимися руками к губам стакан и залпом выпил остаток жидкости. Он специально заказывал себе серые рубашки с разводами — чтобы пятна от «Зельцера» и просыпавшегося желудочного порошка были не так заметны. — Стеречь президента — все равно что спать на мине замедленного действия, — опустив глаза выдавил он.— Ну ладно, — Римо кивнул. — Допустим, президент велел остановить выплаты. Что же из этого получилось?— Нас предупредили, что жизнь президента в опасности.— Каким же образом вас предупредили?— Телефонный звонок. Мужской голос. Резкий. По-моему, южный акцент. Лет сорока-пятидесяти, кто такой — понятия не имею.— Начните выплачивать снова. Это должно остановить его.— Об этом мы уже думали. Но как выйти с ним на связь — вот в чем загвоздка. А может, он уже принял решение, и президенту осталось жить полчаса? Что у него в голове — кто знает? Решил выпустить джинна, так сказать.— У вас есть какие-нибудь причины так думать?— Только одна. Когда он звонил, то сказал, что перед тем, как убить президента, убьет еще кого-нибудь — в качестве демонстрации.— И выбрал Уолгрина, — задумчиво кивнул Римо.— Ну да, — обреченно кивнул хозяин кабинета. — А кем раньше был Уолгрин — вы знаете?— Бизнесменом.— И бывшим сотрудником Службы безопасности. И уже после ухода в отставку ему снова пришлось поработать на нее — выполнить спецзадание.— Какое именно?— Доставить по адресу деньги — чтобы предотвратить покушение... покушение на президента, — хозяин кабинета как-то обмяк. — И его смерть — это не просто демонстрация убийцей своей силы. Ведь он убрал как раз того, кто привозил ему деньги — вот что пугает меня. Словно он пытается показать нам, что денег у него уже достаточно — и они ему больше не нужны, а нужна ему жизнь президента.Заместитель начальника снова по привычке потянулся к стакану с «Алка-зельцером».Чиун быстрым движением выхватил стакан из его руки.— Остановись, о глупец! Взгляни, что ты с собой делаешь!Губы сидевшего за столом затряслись.— Это не я. Это моя работа.— Нет, ты сам! И я сейчас докажу это, — Чиун сердито втянул голову в плечи. — Если умрет кто-то из твоих домашних, будешь ты вот так трястись?— За жизнь своей семьи я не отвечаю.— Отвечаешь — только не знаешь этого! А про работу свою ты знаешь, что она мало того что важная, но и трудная сверх всякой меры — оттого-то и изводишь себя! Слышишь? Ты, именно ты сам себя изводишь!— И как мне избавиться от этого?— Пойми наконец, что нельзя предусмотреть все, а главное — думай о президенте, как... как о яйце в курятнике! Ты ведь тоже стерег бы яйца, чтобы их не стащила кошка, но вряд ли сходил бы из-за них с ума — не правда ли?Неожиданно заместитель начальника Службы почувствовал, что его организм справился с химической атакой на желудок. А может, и в самом деле, президент — это не более чем яйцо... и тут он ощутил такое невероятное облегчение, какого давно уже не в силах были дать ему никакие таблетки. Ни с чем не сравнимое чувство полного покоя — а ведь всего-то надо было заставить себя перестать беспокоиться.Виола Пумбс давно уже потеряла нить разговора Римо с хозяином кабинета, и бросила делать пометки в заигранном у кого-то блокноте одолженным еще у кого-то карандашом.— Что, президент может умереть?Интересно, не успеет ли она написать книгу, предсказывающую это событие. Может, ей даже удалось бы описать в точности, как все это произойдет. Еще пару эротических эпизодов... Ой, она и сама может сфотографироваться голой на разворот! Или на суперобложку. Только как увязать ее голое изображение с президентом, человеком скромным и набожным? А, но она же сама и напишет книжку. Вот она и связь. Издатели ведь очень часто украшают обложку портретом автора. И потом, мужчинам вообще редко требуется какой-то особый повод для того, чтобы пялиться на обнаженную женскую задницу. А у нее — Виола Пумбс знала — было что обнажать.Вопрос мисс Виолы немедленно вызвал в мозгу у заместителя видение усопшего президента, и он снова потянулся за бутылью с «зельцером». Привычное движение руки остановил, однако, длинный лакированный ноготь.— Всего лишь яйцо. И беспокойство ничуть не поможет. Может лишь повредить. Яйцо в курятнике, — вещал скрипучий голос Чиуна.Перед глазами заместителя встало яйцо, вдребезги разбитое пулей снайпера, размазанное по стенке из сорок пятого калибра... Горящее яйцо... Яйцо взорванное... Ну да — яичница! Или сырники с яйцом. И кому вообще нужны эти яйца? Заместитель почувствовал себя лучше. Да какое там — просто здорово!— Простите, мистер, как мне благодарить вас?!— Остановить глупую ложь, распространяемую о Доме Синанджу!— О Доме Синанджу? Но я, по-моему, ничего об этом не говорил. И потом, это, кажется, какая-то легенда...— Никакая не легенда. Это союз самых мудрых, ловких и благородных ассасинов на этой грешной земле. Поэтому, называя каких-то проходимцев «лучшими в этой области», вы оскорбляете тех, кто действительно заслуживает этого звания. Знаешь ли ты, о трясущийся белый человек, что Дом Синанджу может с легкостью поставить на колени этих «лучших»? Возможно ли, спрашиваю я тебя, сравнивать сточную канаву с океаном? И как можно сравнить этих безумных молокососов со средоточием величайшей мудрости?— Скажите, кто вы, сэр? — глаза хозяина все еще застилали слезы благодарности.— Беспристрастный свидетель, — угрюмо сообщил Чиун. — Скромный защитник правды и справедливости.От своего угрюмого вида Чиун не пожелал избавиться и за стенами кабинета. Отстав от мисс Виолы Пумбс на некоторое расстояние, чтобы она не могла услышать его, Чиун, повернувшись к Римо, сказал вполголоса:— Тучи сгущаются. Нам нужно уходить. Беда уже на пороге.Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Римо удивленно посмотрел на него.— Римо, мы не можем допустить, чтобы Дом Синанджу покрыл себя пятном неминуемого позора. Что подумает мир, если ваш президент будет в один прекрасный день разрезан на кусочки, или взорван вместе с домом, или убит выстрелом в голову — и окажется, что Дом Синанджу не только не участвовал в этом, но наоборот, обязался оберегать его?! Это невозможно, Римо. Государства возникают и разрушаются, но от этого не должна страдать слава Дома Синанджу.— Чиун, во всем мире едва ли наберется пятьдесят человек, когда-либо слышавших о Доме Синанджу, и сорок семь из них живут в этой стране.Ваш президент собирается умереть и покрыть наше имя позором. Вот что уготовил он нам вместо благодарности. Если бы это не оскорбляло моего достоинства, я убил бы его сам, ибо гнев мой ужасен. Неужели он осмелится бездумно пасть жертвой убийцы и обесчестить славнейшее из имен, какое когда-либо знал этот мир? Очевидно, правы те, кто утверждает, что в новых странах люди забыли всякие приличия.— А почему ты так уверен, что президент непременно умрет, а, папочка?— Разве то, что говорит трясущийся человек, не проникло в твои ослиные уши? Уже многие года люди твоей страны платят за свой страх золотом. Платят какому-то мерзавцу, в то время как последний из Мастеров Синанджу находится среди них! Но, очевидно, есть причина, чтобы платить — за пустой звук ведь никто не платит...— Платят, и еще как, — возразил Римо. — Спроси у любого брокера на бирже недвижимости, чем они торгуют — на четверть дом, на три четверти — байки о нем...— Однако станет ли делать это правительство, у которого сотни солдат, агентов и полицейских? Нет, если только те, кто защищает президента, не сознают в глубине души, что они не в состоянии уберечь его от опасности. И каждый доллар из этой унизительной выплаты жжет их души позором, Римо. Но они продолжают платить ему — ибо знают, что он-то как раз может выполнить свои обещания. И платят ему уже много лет. А он вдруг взял и убил того, кто доставлял ему деньги. Этого самого Балдаруна.— Уолгрина, — поправил его Римо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18