.. надо проснуться... я сейчас проснусь... и увижу какую-нибудь пузатую вонючку... какой сладостный сон... сладостный как мой порошочек... сладостный... Гэс, Гэс, не буди меня...
Гэс слушал, но не слышал; исполненный блаженной истомы, он находился в полузабытьи; все тревоги внешнего мира отступили куда-то в сторону, весь мир уже казался чем-то невозможно далеким. И в том мире он был не более чем странником, который вот только теперь вернулся домой.
— Любовь моя, — прошептал он, — любовь моя.
— Как так получилось, что ты обратил на меня внимание? Почему ты захотел быть со мной?
— Так получилось — и все. Я просто увидел тебя и понял, что ты — моя, а я — твой.
— Интересно, долго ли ты сможешь мне такое говорить?
— Еще каких-нибудь тысячу лет, — сказал Гэс.
— Я никак не могу понять... Я не заслуживаю всего этого... — начала говорить Бесси, а потом перешла на пение:
— Пою я блюз сегодня,
И слаще меда он,
В заоблачные выси
Унес бокалов звон...
— Знаешь, у тебя такой удивительный... замечательный голос... Я такого никогда раньше не слышал, — сказал Гэс. — Когда я слышу, как ты поешь, я все время вспоминаю птиц в лесу, мне слышится, как растет трава, кукуруза... я мог бы слушать тебя ночь... Тебе нужно петь на сцене.
— Да, но беда в том, что как только я выбираюсь на сцену, хотят не только услышать мое пение, но и... А это все сразу убивает.
— Нет, нет, все, никто больше к моей девочке не прикоснется! Но если ты просто захочешь петь со сцены — то пожалуйста.
— Не знаю... Почему я должна для кого-то петь?.. Ой, Гэс, я так люблю тебя... но ты знаешь, как много грязи кругом, кругом все норовят сделать больно, больно, кругом, куда не сунешься, а я была еще такой маленькой, такой хорошенькой...
— Все у нас будет по-новому, — сказал Гэс. — А разве ты еще не молодая? И разве не хорошенькая? Ты моя египетская принцесса! Клеопатра!
И Бесси снова начинала петь.
— О, как я счастлива, счастлива, счастлива...
О, как все сладостно, сладостно, сладостно...
О, я просто в раю, я просто в раю, я просто в раю...
На ужин Гэс заказал все, на что у него хватило воображения: и устрицы, и запеченную утку, и всяческие мясные ассорти, и клубнику, и вишни в ликере, и торт...
Ужин им подавали на застекленной веранде их коттеджа; вечер быстро превращался в ночь, вставала полная луна. Пожилые официанты в ливреях бесшумно подвозили тележки с верхом из красного дерева, заставленными блюдами с серебряными крышками, увозили пустые тарелки и привозили новые блюда. Один из старших официантов, седой, величественный, в красном сюртуке, стоял в двух шагах от стола, молчаливо следил за тем, чтобы все происходило должным образом, и позволял себе лишь наливать нужное вино в нужный момент.
Потом они, держась за руки, освещенные лунным светом, гуляли по лугу с подстриженной травой; время от времени Бесси выдергивала свою руку из руки Гэса и начинала кружиться, вздымая руки к небу, похожая на какое-то неземное создание; ее плиссированная юбка разлеталась широким кругом. Потом она бросалась на грудь Гэсу, обнимала его, нежно целовала, и они возобновляли свою неспешную прогулку. Он говорил: “Спой мне еще!”. И она пела, изливая чувства из самой глубины сердца.
— Как давно, давно, давно, давно, давно, давно
Не видела я улыбки,
А теперь мне все равно, равно, равно, равно,
Готова я идти под пытки...
Они вернулись в коттедж только тогда, когда их начал одолевать сон. Погрузились в невероятно легкие, воздушные перины; тела их слились — мед и молоко, изящество и сила. Такие ночи Бог дарует редко, и они наслаждались каждой дарованной им минутой. Они отдались очарованию блаженства, обласканные бархатной чернотой, прикрытые одеялом лунного сияния.
Проснулись они поздно, лениво выпили кофе и, сидя на веранде, стали нежиться на солнце. Сквозь истому до Гэса донесся звонок телефона.
— Гэс Гилпин?
— Слушаю, — неохотно ответил Гэс.
— Похоже, эта черномазая шлюха из тебя все выкачала.
— Попридержи язык, а? И вообще, кто это говорит?
— Эйс К. Гетц, — ответил голос в трубке, явно позабавленный реакцией Гэса. — Ты что, не любишь, когда вещи называют своими именами? Ты любишь черненьких? Ну и прекрасно! Но все равно, как ни называй, черная жопа — это черная жопа.
— Брось это. Давай о деле.
— Ладно, но все равно — черномазые, они и есть черномазые. Но это так, не по делу. Надо встретиться.
— Хорошо, — с трудом проговорил Гэс, чувствуя, как его начинает душить гнев. А ведь он приехал сюда, чтобы встретиться именно с этим человеком!
— Встретимся в баре, около полудня. И приводи свою чернокожую красавицу.
— Буду в полдень, — сказал Гэс и повесил трубку.
— Кто это звонил? — спросила Бесси.
— Гетц. Ну это, как тебе сказать... — попытался объяснить Гэс. — Большой человек в Сент-Луисе и Сент-Джо. Мистер Фитцджеральд платит Гетцу, а Гетц платит мистеру Пендергасту, и каждый занимается своим делом, и никто никому не мешает.
— А кому платит Гэс Гилпин?
— Никому. Платят мне, за мою работу. Но я остаюсь сам по себе, ни от кого не завишу, просто себе мистер Гилпин.
— И как долго ты думаешь ни от кого не зависеть?
— Посмотрим. Постараюсь, чтобы так было всегда.
— Это очень сложно, Гэс, — сказала Бесси. — На самом дне я уже была. Наверху еще не освоилась.
— Принцесса Клео, мы сейчас пойдем, встретим этого Гетца, передадим ему кое-что, засвидетельствуем почтение правителю Сент-Луиса, а потом тут же поскачем назад, сюда, идет?
Бесси улыбнулась. Она была рада, что ему удалось подавить свой гнев, причину которого он не объяснил. А теперь, когда Гэс успокоился, и объяснять было не нужно. Да ей и не хотелось, чтобы он объяснял.
Но прежде чем отправиться на встречу с Гетцем, он занялся своими “кольтами”. Все тщательно проверил, все ли гладко работает; потом взвел курки: оружие было готово к стрельбе.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — сказал Гэс Бесси. — Веди себя как моя жена, как моя нога, ну, что угодно, лишь бы ты помнила — ты принадлежишь только мне, а я о тебе позабочусь. Ладно?
— Гэс, — ответила она тихо, — может, мне лучше остаться здесь? Я вовсе не настаиваю на том, чтобы идти с тобой.
— Нет, пойдем вместе, принцесса. Я хочу перед всеми похвастаться. Пускай видят, какая ты у меня красавица!
Гэс решил про себя, что в пререкания он вступать не будет, но если надо — пустит в дело кулаки. Или оружие. К тому времени, когда они подошли к центральному белому зданию гостиницы, лицо Гэса приобрело очень жесткое, даже свирепое выражение. И он стал похож на медведя гризли, который чем-то очень раздражен. Руки он держал неплотно сжатыми в кулаки, готовыми сжаться крепче и в любую секунду обрушить свой огромный вес на любого обидчика.
Бар был переполнен. Несколько человек стояли у входа, ожидая, пока освободятся места; даже вдоль стойки бара все места бывали заняты.
Гэс огляделся и увидел свободную кабинку, которую почему-то никто не занимал. Ухватив Бесси под локоть, он направился с ней к этой кабинке. И шум голосов в зале, казалось, стал стихать. Ни официантов, ни метрдотеля не было видно — было такое впечатление, что они на время исчезли специально.
Кабинка оказалась довольно большой — там могло разместиться восемь человек. Гэс пропустил девушку вперед, потом сел сам.
— Гэс, любимый, — сказала Бесси спокойно и тихо, — не надо ничего больше доказывать. Ты уже все доказал.
Он демонстративно ничего не ответил. И она поняла, что это напоминание ей — она тут не имеет права голоса, она его женщина, ее место рядом с ним. И главные ее слова — молчание.
Вместо официанта к ним направился, отделившись от стойки бара и проходя между столиками, высокий, светловолосый человек с лисьим лицом, в прекрасном костюме. Он шел раскованно, даже небрежно, вразвалку, с презрительным видом.
— Этот стол зарезервирован для мистера Гетца, — сказал человек, присматриваясь к Гэсу.
— А где он сам? — спросил Гэс.
— Я Гетц, — ответил подошедший без всякой улыбки. Губы у него были тонкими и бледными. Гэс встал.
— Я Гилпин, — сказал он, не протягивая руки для рукопожатия. — Со мной путешествует принцесса Клео.
Гетц вежливо поклонился, но при этом его взгляд раздевал Бесси, ощупывал ее, проникал во все интимные места, оценивал, покупал, продавал.
— Принцесса, можно мне сесть за ваш столик?
— Пожалуйста, садитесь.
— Как дела в Канзас-Сити? — спросил Гетц, повернувшись к Гэсу.
— Жарко, — сказал Гэс. — Мистер Фитцджеральд попросил меня передать вам вот это.
И Гэс из бокового кармана пиджака достал толстый, тяжелый конверт, положил его на стол и подтолкнул к Гетцу.
— Я слышал, что ты прекрасно выполняешь поручения.
Гэс ничего не ответил; он не спускал глаз с этого худого человека. Опасного человека. Его подчеркнутая вежливость не уменьшала опасности.
— Я слышал, что ты надежен, смел, отличный стрелок. Ты хочешь многого добиться?
— Да, но для достижения своих желаний я готов идти только доопределенного предела.
— Интересно. До какого же?
— Меня нельзя купить.
— Не понимаю.
— Я не продам своего босса, свою девушку. Я не собираюсь никого убивать, но сделаю это, если у нас будут пытаться забрать то, что мы не хотим отдавать.
— Забавно! А я вот думал, что ты хочешь, чтобы твоя принцесса стала певицей, чтобы выступала на сцене. Я уверен, что она поет не хуже канарейки. Я пайщик одного клуба в Сент-Луисе. Она могла бы там поработать немного. Глядишь, и выйдет потом на большую сцену.
— В Канзас-Сити клубов тоже хватает, — сказал Гэс.
— У меня есть кой-какая работенка, вроде как посредника — устраивать всякие спорные дела. Оплата — в два раза больше, чем ты получаешь у старого душки Фитца. И ты мог бы быть при ней, пока она занимается своим пением.
— Нет, меня это не интересует. — Шестое чувство, казалось, подсказывало Гэсу, что над ним смеются, что с ним играют как кошка с мышкой. Что этому превосходно одетому, худому человеку стоит лишь сделать жест, коснуться, скажем, маленьким пальцем руки своих тоненьких, словно нарисованных карандашом, усиков, — и Гэс уже в следующее мгновение уже будет стучаться в ворота рая. Или ада.
— Ну, мы пойдем, — сказал Гэс осторожно.
— Нет, нет, куда вам спешить? — стал возражать Гетц, но не очень настойчиво. — Мы с принцессой даже не успели по-настоящему познакомиться.
— Отчего же, уже познакомились, — сказала Бесси. — Все сутенеры на одно лицо. Достаточно познакомиться с одним — и будешь знать всех.
— Ага. — Лисье лицо Гетца стало подергиваться. — Так вы уже все знаете!
— Знаем, и в эти игры не играем, — сказал Гэс.
— Гилпин, я не собираюсь ничего просить у какого-то там мелкого деревенского хулигана. Я просто предложу кое-что, и советую воспользоваться моим предложением. Потом может быть поздно!
Гэс молча смотрел на жадное, хищное лицо Гетца; он понимал, что допусти он хоть малейшую оплошность — и ему отсюда живым не уйти.
— Молчишь? Правильно. А теперь я и твоя принцесса — мы отправимся ненадолго ко мне в номер, а потом за это вы оба получите толстенькую пачечку.
— Вы просто не в своем уме, — сказал Гэс.
— За один раз со мной она заработает больше, чем за неделю работы Бог весть с каким количеством клиентов.
— А почему вы выбрали именно ее? Потому что она со мной?
— Потому что в ней есть шик. И, соответственно, цена будет хорошей.
— Это исключается, — сказал Гэс. — Постарайтесь уж обойтись без нее.
— Послушай, распоряжаюсь здесь всем я. Бармен, официанты, вышибалы — все мои люди. Стоит мне только глазом моргнуть — и ты труп. А после того, как я разберусь с ней — куда она денется? Без такого сильного защитника? И придется ей снова подставлять, что у нее там спереди и сзади, черномазым и всякой там швали.
Гэс медленно поднял со стола цветастую салфетку, сделал вид, что вытирает губы, потом положил ее себе на колени, прикрыв правую руку.
— Мистер Гетц, любезности закончились. Мне не нравится, как вы выражаетесь, особенно в присутствии женщины.
— Ух ты какой смелый! — Гетц широко улыбнулся.
— Я всегда становлюсь смелее, когда у меня в руке взведенный “кольт”, — сказал Гэс. — К тому же он под столом и направлен прямо в ваш сморщенный пупик.
— Ты просто блефуешь. — Гетц, похоже, ничуть не испугался.
— Так. Теперь слушай меня внимательно. Бери этот конверт и засовывай его себе в карман. И чтоб никаких глупостей, никаких там жестов, сигналов. Ничего! Мне очень удобно и легко пристрелить тебя прямо здесь, но мы еще погуляем. И помни: чуть моргнешь глазом — и с такого расстояния выстрелом из “кольта” тебя разнесет по всему бару.
— Ты же себе сам могилу роешь, — сказал Гетц.
— Гэс, — вмешалась Бесси, — он прав, не надо.
— У каждого свое время. Может быть, он и прав, но думаю, что и ему хочется жить.
— Подумай, хорошо подумай, Гилпин! На что ты меняешь свою жизнь? Ты хочешь отдать ее за какую-то черную хрюшку? Я хочу ее только на один вечер. Ты заработаешь на ней тысячу! А она вернется к тебе не хуже, чем была!
— Вставай, только без резких движений, — сказал Гэс так, будто не приказывал, а вел светскую беседу. — А потом мы выйдем через дверь, которая ведет в сад, и пойдем по дорожке к нашему коттеджу. Мы придем туда и там уже изучим твое щедрое предложение. Спокойно, без лишних наблюдателей.
— Пацан, ты об этом очень горько пожалеешь! — прорычал Гетц. Он быстро терял самообладание после того, как понял, что Гэса запугать не удастся, что Гэс готов умереть, но от своего не отступится. Даже если это будет стоить ему жизни.
— Надеюсь, что какая-нибудь мушка не попадет тебе в глаз, — тихо проговорил Гэс, — а не то, если ты вдруг моргнешь, я нажму на спуск.
— Ты отсюда не выйдешь!
— Посмотрим... Бесси, я сам понесу твой жакет, — сказал Гэс, беря жакет и кладя его поверх револьвера, лежащего у него на коленях; салфетку при этом он сбросил на пол. — Бесси, ты будешь идти слева от меня, а мистер Гетц будет справа, улыбаться и делать вид, что ему очень нравится наша компания. И что у него впереди еще долгая счастливая жизнь.
Гетц внимательно обвел вокруг себя взглядом, высматривая своих людей, взвешивая все “за” и “против”, но при этом нутром чувствуя, что этот Гэс сделает именно то, что обещал. Невзирая на то, что он, Эйс К. Гетц, глава организации, работающей в трех штатах; невзирая на то, что с этим пацаном так или иначе, но все равно разберутся; невзирая на то, что стоит такой прекрасный день и они в шикарном ресторане. Все это для пацана не имеет значения: у него в руках пушка, и он решился.
Гетц снова взглянул на Гэса и сказал, кивнув:
— Ладно, пойдем, может быть, по дороге мне удастся тебе растолковать, что и как. Тем более, что эту черножопую суку я уже не хочу. Я ошибся — в ней нет перцу.
— Пошли. — Гэс встал; жакет Бесси был наброшен на его правую руку, скрывая то, что он держал под ним.
Высокий Гетц тоже поднялся на свои журавлиные ноги, и все они направились к выходу. Бесси шла рядом с Гэсом, который, при его росте, двигался поразительно легко, пластично и быстро; казалось, он вежливо поддерживает Гетца под левый локоть. Так втроем они медленно шли к боковой двери, выходящей в сад.
Со стула у одного из столиков поднялся человек, похожий на пивную бочку.
— Эйс! Тыщу лет не видел тебя! — поприветствовал он Гетца.
— Привет, Мэнни, — сказал Гетц приветливо. — Познакомься — это мистер Гилпин, а с ним... принцесса Фатима.
Гэс кивнул головой, не подавая руки. Толстяк неловко убрал протянутую руку; он почувствовал какую-то опасность, но не понимал, откуда она исходит и почему.
— Поговорим попозже, — сказал толстяк.
— Ладно, — ответил Гетц. — Рад был тебя видеть, Мэнни.
Гэс очень жестко, но незаметно пихнул Гетца в локоть, и тот двинулся вперед. У самой двери Гетц сказал:
— Гилпин, ты уже почти мертвец. Но у тебя есть еще шанс остаться в живых. Сейчас еще не поздно все уладить.
— Мистер Гетц, не волнуйтесь, я помолюсь за вашу душу.
Гетц, встретившись взглядом с горящими глазами Гэса, слегка побледнел и вышел в сад, сопровождаемый Гэсом и Бесси.
— Бесси, я не знал, что так все обернется, — сказал Гэс. — Иначе я бы ни за что не взял тебя с собой.
— Я бы могла с ним сама разобраться.
— Нет, ничего у тебя не получилось бы. Тебя тут же бы убили, — возразил Гэс. — А у этой гниды даже кожа отравлена. Только прикоснешься — и все.
— Мистер, — сказал Гетц, — мне принадлежит шесть борделей, которые расположены рядом с доками. В них работает штук сто двадцать самых тертых блядей. За полдоллара они делают все — ну, абсолютно все, что только можно придумать. А туда к ним приходят клиенты со всякими вывертами. Когда вот это наше дело закончится — а оно вот-вот закончится, и не в твою пользу, — знаешь, что я сделаю с этой черномазой сукой?
— Непонятно мне, мистер Гетц, отчего вы так хотите умереть? — спросил Гэс. — Я мирный человек. Я вовсе не хочу никого убивать, а если бы хотел, то давно уже проделал бы в тебе большую дырку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Гэс слушал, но не слышал; исполненный блаженной истомы, он находился в полузабытьи; все тревоги внешнего мира отступили куда-то в сторону, весь мир уже казался чем-то невозможно далеким. И в том мире он был не более чем странником, который вот только теперь вернулся домой.
— Любовь моя, — прошептал он, — любовь моя.
— Как так получилось, что ты обратил на меня внимание? Почему ты захотел быть со мной?
— Так получилось — и все. Я просто увидел тебя и понял, что ты — моя, а я — твой.
— Интересно, долго ли ты сможешь мне такое говорить?
— Еще каких-нибудь тысячу лет, — сказал Гэс.
— Я никак не могу понять... Я не заслуживаю всего этого... — начала говорить Бесси, а потом перешла на пение:
— Пою я блюз сегодня,
И слаще меда он,
В заоблачные выси
Унес бокалов звон...
— Знаешь, у тебя такой удивительный... замечательный голос... Я такого никогда раньше не слышал, — сказал Гэс. — Когда я слышу, как ты поешь, я все время вспоминаю птиц в лесу, мне слышится, как растет трава, кукуруза... я мог бы слушать тебя ночь... Тебе нужно петь на сцене.
— Да, но беда в том, что как только я выбираюсь на сцену, хотят не только услышать мое пение, но и... А это все сразу убивает.
— Нет, нет, все, никто больше к моей девочке не прикоснется! Но если ты просто захочешь петь со сцены — то пожалуйста.
— Не знаю... Почему я должна для кого-то петь?.. Ой, Гэс, я так люблю тебя... но ты знаешь, как много грязи кругом, кругом все норовят сделать больно, больно, кругом, куда не сунешься, а я была еще такой маленькой, такой хорошенькой...
— Все у нас будет по-новому, — сказал Гэс. — А разве ты еще не молодая? И разве не хорошенькая? Ты моя египетская принцесса! Клеопатра!
И Бесси снова начинала петь.
— О, как я счастлива, счастлива, счастлива...
О, как все сладостно, сладостно, сладостно...
О, я просто в раю, я просто в раю, я просто в раю...
На ужин Гэс заказал все, на что у него хватило воображения: и устрицы, и запеченную утку, и всяческие мясные ассорти, и клубнику, и вишни в ликере, и торт...
Ужин им подавали на застекленной веранде их коттеджа; вечер быстро превращался в ночь, вставала полная луна. Пожилые официанты в ливреях бесшумно подвозили тележки с верхом из красного дерева, заставленными блюдами с серебряными крышками, увозили пустые тарелки и привозили новые блюда. Один из старших официантов, седой, величественный, в красном сюртуке, стоял в двух шагах от стола, молчаливо следил за тем, чтобы все происходило должным образом, и позволял себе лишь наливать нужное вино в нужный момент.
Потом они, держась за руки, освещенные лунным светом, гуляли по лугу с подстриженной травой; время от времени Бесси выдергивала свою руку из руки Гэса и начинала кружиться, вздымая руки к небу, похожая на какое-то неземное создание; ее плиссированная юбка разлеталась широким кругом. Потом она бросалась на грудь Гэсу, обнимала его, нежно целовала, и они возобновляли свою неспешную прогулку. Он говорил: “Спой мне еще!”. И она пела, изливая чувства из самой глубины сердца.
— Как давно, давно, давно, давно, давно, давно
Не видела я улыбки,
А теперь мне все равно, равно, равно, равно,
Готова я идти под пытки...
Они вернулись в коттедж только тогда, когда их начал одолевать сон. Погрузились в невероятно легкие, воздушные перины; тела их слились — мед и молоко, изящество и сила. Такие ночи Бог дарует редко, и они наслаждались каждой дарованной им минутой. Они отдались очарованию блаженства, обласканные бархатной чернотой, прикрытые одеялом лунного сияния.
Проснулись они поздно, лениво выпили кофе и, сидя на веранде, стали нежиться на солнце. Сквозь истому до Гэса донесся звонок телефона.
— Гэс Гилпин?
— Слушаю, — неохотно ответил Гэс.
— Похоже, эта черномазая шлюха из тебя все выкачала.
— Попридержи язык, а? И вообще, кто это говорит?
— Эйс К. Гетц, — ответил голос в трубке, явно позабавленный реакцией Гэса. — Ты что, не любишь, когда вещи называют своими именами? Ты любишь черненьких? Ну и прекрасно! Но все равно, как ни называй, черная жопа — это черная жопа.
— Брось это. Давай о деле.
— Ладно, но все равно — черномазые, они и есть черномазые. Но это так, не по делу. Надо встретиться.
— Хорошо, — с трудом проговорил Гэс, чувствуя, как его начинает душить гнев. А ведь он приехал сюда, чтобы встретиться именно с этим человеком!
— Встретимся в баре, около полудня. И приводи свою чернокожую красавицу.
— Буду в полдень, — сказал Гэс и повесил трубку.
— Кто это звонил? — спросила Бесси.
— Гетц. Ну это, как тебе сказать... — попытался объяснить Гэс. — Большой человек в Сент-Луисе и Сент-Джо. Мистер Фитцджеральд платит Гетцу, а Гетц платит мистеру Пендергасту, и каждый занимается своим делом, и никто никому не мешает.
— А кому платит Гэс Гилпин?
— Никому. Платят мне, за мою работу. Но я остаюсь сам по себе, ни от кого не завишу, просто себе мистер Гилпин.
— И как долго ты думаешь ни от кого не зависеть?
— Посмотрим. Постараюсь, чтобы так было всегда.
— Это очень сложно, Гэс, — сказала Бесси. — На самом дне я уже была. Наверху еще не освоилась.
— Принцесса Клео, мы сейчас пойдем, встретим этого Гетца, передадим ему кое-что, засвидетельствуем почтение правителю Сент-Луиса, а потом тут же поскачем назад, сюда, идет?
Бесси улыбнулась. Она была рада, что ему удалось подавить свой гнев, причину которого он не объяснил. А теперь, когда Гэс успокоился, и объяснять было не нужно. Да ей и не хотелось, чтобы он объяснял.
Но прежде чем отправиться на встречу с Гетцем, он занялся своими “кольтами”. Все тщательно проверил, все ли гладко работает; потом взвел курки: оружие было готово к стрельбе.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — сказал Гэс Бесси. — Веди себя как моя жена, как моя нога, ну, что угодно, лишь бы ты помнила — ты принадлежишь только мне, а я о тебе позабочусь. Ладно?
— Гэс, — ответила она тихо, — может, мне лучше остаться здесь? Я вовсе не настаиваю на том, чтобы идти с тобой.
— Нет, пойдем вместе, принцесса. Я хочу перед всеми похвастаться. Пускай видят, какая ты у меня красавица!
Гэс решил про себя, что в пререкания он вступать не будет, но если надо — пустит в дело кулаки. Или оружие. К тому времени, когда они подошли к центральному белому зданию гостиницы, лицо Гэса приобрело очень жесткое, даже свирепое выражение. И он стал похож на медведя гризли, который чем-то очень раздражен. Руки он держал неплотно сжатыми в кулаки, готовыми сжаться крепче и в любую секунду обрушить свой огромный вес на любого обидчика.
Бар был переполнен. Несколько человек стояли у входа, ожидая, пока освободятся места; даже вдоль стойки бара все места бывали заняты.
Гэс огляделся и увидел свободную кабинку, которую почему-то никто не занимал. Ухватив Бесси под локоть, он направился с ней к этой кабинке. И шум голосов в зале, казалось, стал стихать. Ни официантов, ни метрдотеля не было видно — было такое впечатление, что они на время исчезли специально.
Кабинка оказалась довольно большой — там могло разместиться восемь человек. Гэс пропустил девушку вперед, потом сел сам.
— Гэс, любимый, — сказала Бесси спокойно и тихо, — не надо ничего больше доказывать. Ты уже все доказал.
Он демонстративно ничего не ответил. И она поняла, что это напоминание ей — она тут не имеет права голоса, она его женщина, ее место рядом с ним. И главные ее слова — молчание.
Вместо официанта к ним направился, отделившись от стойки бара и проходя между столиками, высокий, светловолосый человек с лисьим лицом, в прекрасном костюме. Он шел раскованно, даже небрежно, вразвалку, с презрительным видом.
— Этот стол зарезервирован для мистера Гетца, — сказал человек, присматриваясь к Гэсу.
— А где он сам? — спросил Гэс.
— Я Гетц, — ответил подошедший без всякой улыбки. Губы у него были тонкими и бледными. Гэс встал.
— Я Гилпин, — сказал он, не протягивая руки для рукопожатия. — Со мной путешествует принцесса Клео.
Гетц вежливо поклонился, но при этом его взгляд раздевал Бесси, ощупывал ее, проникал во все интимные места, оценивал, покупал, продавал.
— Принцесса, можно мне сесть за ваш столик?
— Пожалуйста, садитесь.
— Как дела в Канзас-Сити? — спросил Гетц, повернувшись к Гэсу.
— Жарко, — сказал Гэс. — Мистер Фитцджеральд попросил меня передать вам вот это.
И Гэс из бокового кармана пиджака достал толстый, тяжелый конверт, положил его на стол и подтолкнул к Гетцу.
— Я слышал, что ты прекрасно выполняешь поручения.
Гэс ничего не ответил; он не спускал глаз с этого худого человека. Опасного человека. Его подчеркнутая вежливость не уменьшала опасности.
— Я слышал, что ты надежен, смел, отличный стрелок. Ты хочешь многого добиться?
— Да, но для достижения своих желаний я готов идти только доопределенного предела.
— Интересно. До какого же?
— Меня нельзя купить.
— Не понимаю.
— Я не продам своего босса, свою девушку. Я не собираюсь никого убивать, но сделаю это, если у нас будут пытаться забрать то, что мы не хотим отдавать.
— Забавно! А я вот думал, что ты хочешь, чтобы твоя принцесса стала певицей, чтобы выступала на сцене. Я уверен, что она поет не хуже канарейки. Я пайщик одного клуба в Сент-Луисе. Она могла бы там поработать немного. Глядишь, и выйдет потом на большую сцену.
— В Канзас-Сити клубов тоже хватает, — сказал Гэс.
— У меня есть кой-какая работенка, вроде как посредника — устраивать всякие спорные дела. Оплата — в два раза больше, чем ты получаешь у старого душки Фитца. И ты мог бы быть при ней, пока она занимается своим пением.
— Нет, меня это не интересует. — Шестое чувство, казалось, подсказывало Гэсу, что над ним смеются, что с ним играют как кошка с мышкой. Что этому превосходно одетому, худому человеку стоит лишь сделать жест, коснуться, скажем, маленьким пальцем руки своих тоненьких, словно нарисованных карандашом, усиков, — и Гэс уже в следующее мгновение уже будет стучаться в ворота рая. Или ада.
— Ну, мы пойдем, — сказал Гэс осторожно.
— Нет, нет, куда вам спешить? — стал возражать Гетц, но не очень настойчиво. — Мы с принцессой даже не успели по-настоящему познакомиться.
— Отчего же, уже познакомились, — сказала Бесси. — Все сутенеры на одно лицо. Достаточно познакомиться с одним — и будешь знать всех.
— Ага. — Лисье лицо Гетца стало подергиваться. — Так вы уже все знаете!
— Знаем, и в эти игры не играем, — сказал Гэс.
— Гилпин, я не собираюсь ничего просить у какого-то там мелкого деревенского хулигана. Я просто предложу кое-что, и советую воспользоваться моим предложением. Потом может быть поздно!
Гэс молча смотрел на жадное, хищное лицо Гетца; он понимал, что допусти он хоть малейшую оплошность — и ему отсюда живым не уйти.
— Молчишь? Правильно. А теперь я и твоя принцесса — мы отправимся ненадолго ко мне в номер, а потом за это вы оба получите толстенькую пачечку.
— Вы просто не в своем уме, — сказал Гэс.
— За один раз со мной она заработает больше, чем за неделю работы Бог весть с каким количеством клиентов.
— А почему вы выбрали именно ее? Потому что она со мной?
— Потому что в ней есть шик. И, соответственно, цена будет хорошей.
— Это исключается, — сказал Гэс. — Постарайтесь уж обойтись без нее.
— Послушай, распоряжаюсь здесь всем я. Бармен, официанты, вышибалы — все мои люди. Стоит мне только глазом моргнуть — и ты труп. А после того, как я разберусь с ней — куда она денется? Без такого сильного защитника? И придется ей снова подставлять, что у нее там спереди и сзади, черномазым и всякой там швали.
Гэс медленно поднял со стола цветастую салфетку, сделал вид, что вытирает губы, потом положил ее себе на колени, прикрыв правую руку.
— Мистер Гетц, любезности закончились. Мне не нравится, как вы выражаетесь, особенно в присутствии женщины.
— Ух ты какой смелый! — Гетц широко улыбнулся.
— Я всегда становлюсь смелее, когда у меня в руке взведенный “кольт”, — сказал Гэс. — К тому же он под столом и направлен прямо в ваш сморщенный пупик.
— Ты просто блефуешь. — Гетц, похоже, ничуть не испугался.
— Так. Теперь слушай меня внимательно. Бери этот конверт и засовывай его себе в карман. И чтоб никаких глупостей, никаких там жестов, сигналов. Ничего! Мне очень удобно и легко пристрелить тебя прямо здесь, но мы еще погуляем. И помни: чуть моргнешь глазом — и с такого расстояния выстрелом из “кольта” тебя разнесет по всему бару.
— Ты же себе сам могилу роешь, — сказал Гетц.
— Гэс, — вмешалась Бесси, — он прав, не надо.
— У каждого свое время. Может быть, он и прав, но думаю, что и ему хочется жить.
— Подумай, хорошо подумай, Гилпин! На что ты меняешь свою жизнь? Ты хочешь отдать ее за какую-то черную хрюшку? Я хочу ее только на один вечер. Ты заработаешь на ней тысячу! А она вернется к тебе не хуже, чем была!
— Вставай, только без резких движений, — сказал Гэс так, будто не приказывал, а вел светскую беседу. — А потом мы выйдем через дверь, которая ведет в сад, и пойдем по дорожке к нашему коттеджу. Мы придем туда и там уже изучим твое щедрое предложение. Спокойно, без лишних наблюдателей.
— Пацан, ты об этом очень горько пожалеешь! — прорычал Гетц. Он быстро терял самообладание после того, как понял, что Гэса запугать не удастся, что Гэс готов умереть, но от своего не отступится. Даже если это будет стоить ему жизни.
— Надеюсь, что какая-нибудь мушка не попадет тебе в глаз, — тихо проговорил Гэс, — а не то, если ты вдруг моргнешь, я нажму на спуск.
— Ты отсюда не выйдешь!
— Посмотрим... Бесси, я сам понесу твой жакет, — сказал Гэс, беря жакет и кладя его поверх револьвера, лежащего у него на коленях; салфетку при этом он сбросил на пол. — Бесси, ты будешь идти слева от меня, а мистер Гетц будет справа, улыбаться и делать вид, что ему очень нравится наша компания. И что у него впереди еще долгая счастливая жизнь.
Гетц внимательно обвел вокруг себя взглядом, высматривая своих людей, взвешивая все “за” и “против”, но при этом нутром чувствуя, что этот Гэс сделает именно то, что обещал. Невзирая на то, что он, Эйс К. Гетц, глава организации, работающей в трех штатах; невзирая на то, что с этим пацаном так или иначе, но все равно разберутся; невзирая на то, что стоит такой прекрасный день и они в шикарном ресторане. Все это для пацана не имеет значения: у него в руках пушка, и он решился.
Гетц снова взглянул на Гэса и сказал, кивнув:
— Ладно, пойдем, может быть, по дороге мне удастся тебе растолковать, что и как. Тем более, что эту черножопую суку я уже не хочу. Я ошибся — в ней нет перцу.
— Пошли. — Гэс встал; жакет Бесси был наброшен на его правую руку, скрывая то, что он держал под ним.
Высокий Гетц тоже поднялся на свои журавлиные ноги, и все они направились к выходу. Бесси шла рядом с Гэсом, который, при его росте, двигался поразительно легко, пластично и быстро; казалось, он вежливо поддерживает Гетца под левый локоть. Так втроем они медленно шли к боковой двери, выходящей в сад.
Со стула у одного из столиков поднялся человек, похожий на пивную бочку.
— Эйс! Тыщу лет не видел тебя! — поприветствовал он Гетца.
— Привет, Мэнни, — сказал Гетц приветливо. — Познакомься — это мистер Гилпин, а с ним... принцесса Фатима.
Гэс кивнул головой, не подавая руки. Толстяк неловко убрал протянутую руку; он почувствовал какую-то опасность, но не понимал, откуда она исходит и почему.
— Поговорим попозже, — сказал толстяк.
— Ладно, — ответил Гетц. — Рад был тебя видеть, Мэнни.
Гэс очень жестко, но незаметно пихнул Гетца в локоть, и тот двинулся вперед. У самой двери Гетц сказал:
— Гилпин, ты уже почти мертвец. Но у тебя есть еще шанс остаться в живых. Сейчас еще не поздно все уладить.
— Мистер Гетц, не волнуйтесь, я помолюсь за вашу душу.
Гетц, встретившись взглядом с горящими глазами Гэса, слегка побледнел и вышел в сад, сопровождаемый Гэсом и Бесси.
— Бесси, я не знал, что так все обернется, — сказал Гэс. — Иначе я бы ни за что не взял тебя с собой.
— Я бы могла с ним сама разобраться.
— Нет, ничего у тебя не получилось бы. Тебя тут же бы убили, — возразил Гэс. — А у этой гниды даже кожа отравлена. Только прикоснешься — и все.
— Мистер, — сказал Гетц, — мне принадлежит шесть борделей, которые расположены рядом с доками. В них работает штук сто двадцать самых тертых блядей. За полдоллара они делают все — ну, абсолютно все, что только можно придумать. А туда к ним приходят клиенты со всякими вывертами. Когда вот это наше дело закончится — а оно вот-вот закончится, и не в твою пользу, — знаешь, что я сделаю с этой черномазой сукой?
— Непонятно мне, мистер Гетц, отчего вы так хотите умереть? — спросил Гэс. — Я мирный человек. Я вовсе не хочу никого убивать, а если бы хотел, то давно уже проделал бы в тебе большую дырку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37