— Велено… э-э… передать, — чуть-чуть заикаясь, доложил директор Запузырину, — чтоб приходили без сопровождения и прямо в номер.
— А в какой? В какой номер приходить?
— Он в тридцать первом живет… Второй корпус.
Запузырин хотел взять с собой парабеллум, но тут же вспомнил, что рассказывали чудом уцелевшие вчерашней ночью охранники. Нет, здесь эта игрушка не поможет… Автомобиль довез Запузырина только до ворот дома отдыха, а дальше он пошел один. В кармане его лежала копия перевода. Поднявшись и постучав в номер, он толкнул дверь и очутился лицом к лицу с Владиславом.
— Вот… Я пришел.
— Прекрасно. Копию перевода принесли?
— Так точно! — Запузырин чувствовал себя так, будто его вызвали «на ковер» в обком.
Котов взял бумажку, поглядел, усмехнулся и вернул Августу Октябревичу.
— Вот пакет. Это те программы, за которые меня хотели убить. Теперь, когда он будет у вас, ловить тоже будут вас. Все — и милиция, и Интерпол, и мафия всех стран. Это программы, которые позволят вам — если, конечно, выживете — стать очень богатым человеком. Самым богатым и самым бесчестным в мире. Воруйте на здоровье! Вы продали душу дьяволу, так и знайте!
Запузырин хотел спросить, а где гарантии, что на этих дискетах не игры в сквош или теннис, но не сумел. Он тихо вышел, пятясь, и, спрятав пакет в дипломат, пошел ускоренным шагом. Нет, его ни чуточки не пугали сказанные Котовым слова. Он торопился, ему везде мерещилась слежка. На площадке у выхода из корпуса он поглядел на старичков-шахматистов. Откуда Котов узнал, что они — стукачи? Придется заменить… И почему они так пристально смотрят? Перекуплены Котовым? А может, еще кем-то? Нет, нельзя им здесь оставаться… Лишь доехав до дачи, Запузырин перевел дух.
— Зачем все это делалось? — поинтересовался Тютюка у своего командира.
— Видишь ли, с этим пакетом будет много приключений. За пакетом и за Котовым охотилась одна фирма. Теперь они узнают, что пакет у Запузырина, и начнут охоту на него, а когда заполучат, то охотиться начнут на них. В общем, попрут грехотонны. Это все нам в зачет пойдет.
— А Котов?
— Котов еще пригодится. Теперь он наш! Агент-предобработчик. Все его плюсы превращаются в минусы. Он нам испортил четырех хороших ребят и Бубуеву? Испортил. А теперь, используя его влияние, мы их вернем в минус.
— Как это? У них же усилился плюс от общения друг с другом; они и его, поди, смогут перетянуть.
— Есть такая птичка, стажер, живет на ивах и называется «наивняк»! У них активный плюс — тяга к добру. Но если использовать эту тягу в наших целях — получится чистый минус. Понимаешь? Ну-ка, припомни учебный курс! Что у вас там на тему «Добро, переходящее в зло» читалось?
Тютюка припомнил:
— Деяния, мотивируемые как плюсовые, реально приводящие к единичным или цепным минусовым реакциям, считаются «добром, переходящим в зло».
— Молодец! Но это не что иное, как чистая теория. А практику придется изучить на месте. После завтрака Котов с четверкой отправится кататься на лодке в ту часть озера, где они еще не бывали. Поедешь с ними в качестве Тани. Настоящая будет спать. Там, в этой части озера, есть остров. На нем прячется бомж. Он безобидный, спившийся, но уже непьющий. В прошлом был вором, даже два «мокрых» дела на нем висят. Но сейчас он — больной, почти умирающий старик, питается дичками с яблони, красной смородиной с дикого куста, черникой. И кается! Правда, плохо, медленно, но идет к понижению минуса, а был ведь почти стопроцентный. В общем, задача такая…
… Колышкин постучал в номер Котова.
— Ну, как насчет очередного плавания в дальние страны? — с улыбкой спросил он.
— А что, нужен адмирал? — пошутил Котов, впихивая ступни в кроссовки. — Тогда — свистать всех наверх!
Когда грузились в лодку, на пристани появилась Таня. Тютюка влез в ее образ с опаской, трижды проверив прочность пограничного слоя.
— Я не помешаю? Что-то меня не пригласили, пришлось самой вас искать…
— Каемся всеми порами души! — вскричал Котов. — Садись, Танечка.
Всего за несколько секунд до этого Котов предпочел бы взять с собой Валю Бубуеву, но в нем вновь произошла смена декораций. Он снова забыл, с кем провел ночь, и ощущал, что только и ждал появления Тани.
Колышкин и Лбов гребли, Элла и Люда сидели на корме, свесив ноги в воду, и болтали ими, утверждая, что помогают лодке двигаться быстрее, а Котов и Таня разместились на носу и глядели вперед. Миновали устье святого ручья, сквозь деревья промелькнули очертания запузыринской дачи, где в это время, не ведая ничего, продолжала спать сном праведницы реальная Таня. А Тютюка?
Танина рука лежала на могучей спине Котова.
— Ты такой большой, сильный, — шептал Тютюка устами Тани. — Наверно, ты крепко обнимаешь?
— Захочешь — узнаешь… — хмыкнул Котов.
— А если я скажу, что… — Тютюка заставил Таню выдержать паузу. — Если я скажу, что хочу…
— Тогда тебе будет очень хорошо… — сообщил Котов доверительно. — Ты никогда этого не забудешь…
— Я знаю… — прошептала Таня. — И жду. Очень-очень.
— Вот и жди. Не в лодке же…
Таня хихикнула. Между тем берега озера начали отдаляться, а затем стало заметно, что лодка приближается к острову.
— Земля! — воскликнула Шопина.
— Ну, господа, швартуемся? — ухмыльнулся Колышкин, оборачиваясь.
Котов словно проснулся.
— Куда?
— К неведомому континенту…
Колышкин и Лбов дружно навалились на весла, лодка с разгона врезалась в прибрежный песок. Цепь прикрутили к ближайшему кусту, огляделись. Остров был довольно большой, метров сто на двести, на нем росли такие же сосны, как и по берегам озера. Строго говоря, остров был просто одним из холмов, только седловины вокруг него когда-то затопило водой.
Тютюка по изолированному каналу телепатической связи вышел на Дубыгу:
«Куда вести? Где бомж?»
«Дрыхнет в своем шалаше. В двадцати шагах отсюда, если идти налево по берегу острова, маленький заливчик, укрытый кустами. Там начинается тропинка, ведущая в горку. Убегай от Котова именно туда! Дальше — по плану!»
— Владик, — многозначительно улыбнулась Таня, — в плавании мы уже соревновались, верно? А теперь попробуй меня догнать!
Котов спросил:
— А какой будет приз?
— Будет не приз, а сюр-приз! — Таня стремглав бросилась бежать. Котов погнался за ней.
— Так, — усмехнулся Колышкин, — ну а кто от меня убегать будет?
— Давайте лучше здесь посидим, — предложила Соскина, — остров небось не резиновый. Зачем мешать? Они ведь, наверно, первый раз. В смысле между собой…
— Ладно, давай без комментариев. Пошли, Никитушка, купнемся?
— А мы? — хором удивились барышни.
— Пардон, — Колышкин приложил ладонь к сердцу. — Куда же мы без вас, бабоньки?
Между тем Таня, словно горная серна, взбегала по склону, петляя между сосен. Котов, которому дьявольская сила в данный момент не помогала, прилагал серьезные усилия, чтобы не отстать. Внезапно они выскочили к прогалинке на самой вершине острова-холма. Там чернело кострище с котелком из большой, закопченной консервной банки. Чуть дальше стоял шалаш из жердей, перевязанных проволокой и заваленных ветками, кусками толя и полиэтиленовой пленки.
— Жилище Робинзона! — съязвил Котов, когда Таня остановилась.
— Я вам ща дам Ребензона! — угрожающе пробухтело из шалаша. Далее полился открытым текстом классический мат и хлынула волна перегара и иных специфических бомжевских запахов.
— Пойдем отсюда, — сказал Котов, взяв Таню за локоть.
— Трусишь, что ли? — подбоченилась Таня. — Или ты только раз в неделю храбрый?
— Да нет, чего тут бояться…
В шалаше зашевелилось, а затем из него выполз зеленовато-землистый, обросший многодневной щетиной и измазанный всеми видами грязи бомж. Он был настроен не то чтобы совсем агрессивно, но и миролюбивым его тоже трудно было признать. Самое неприятное, что в руке лесное чудище сжимало стальной арматурный прут с заточенным до остроты иглы концом. Эта заточка для бомжа была, возможно, чисто устрашающим оружием, но Котов этого не знал.
— Мотай отсюдова! — прошипело чудище, ощерив беззубую пасть. — Угребывай! Припорю!
И, видя, что Котов явно сомневается, бомж сделал шаг навстречу.
— Ой! — взвизгнула Таня. — Он тебя убьет! Это же наркоман! Или сумасшедший!
Эти слова, умело вложенные Тютюкой в уста своей оболочки, сработали. Котов мгновенно представил себе, как острый конец ржавой заточки вонзается между ребер, как ледяной холод стали проникает в глубь тела, туда, где встревоженно бьется его живое сердце… А спустя еще мгновение Владиславу стало себя очень жалко, так жалко, что ради того, чтобы уцелеть, он ощутил готовность убить. Сразу после этого его душа инстинктивно воззвала к той силе, которая помогала Котову прошлой ночью стать неуязвимым и неодолимым.
— У-а! — выкрикнул он, и правый кулак, неся в себе весь его солидный вес, помноженный на чудовищное ускорение, обрушился на бомжа. Этот удар мог сразить не только источенного пороками и болезнями пожилого человека, но и перебить хребет быку, проломить лобную кость слона, смять капот автомобиля в лепешку. Нанося удар, Котов даже не заметил, что острие заточки столкнулось с его грудью и, не будь его плоть защищена сатанинской силой, вонзилось бы ему в сердце. Ничего подобного не произошло — прут согнулся в дугу, будто столкнувшись с танковой броней. А бомж отлетел на несколько метров, треснулся спиной о сосну и распластался на земле, как ватная кукла…
Котов обернулся к Тане. Не будь у этого искусственного образования дьявольской души стажера Тютюки, все пошло бы по-иному. Любая, даже самая дикая и неустрашимая, самая безумная и сексуально озабоченная женщина, увидев лицо Котова в этот момент, с визгом бросилась бы бежать. Даже зрелище только что совершившегося убийства не вызвало бы такого ужаса в душе человеческой, как тот взгляд, который метнул одержимый минус-астральной силой Владислав. Это был взгляд зверя, хищника-самца, одержавшего молниеносную победу, опьяненного запахом крови поверженного противника и жаждущего тела самки…
— Отлично! Превосходная работа! — донеслось по ультрасвязи одобрение Зуубара Култыги. — Давай в том же духе, Дубыга!
— Есть! — отозвался офицер и перешел на телепатию: «Тютюка! Немедленно покидай объект! Срочно! Переводи на безусловные рефлексы, а сам — на борт!»
Тютюка не заставил себе приказывать дважды. Он уже знал, что пограничный слой между бионосителем и его сущностью — вещь ненадежная. Стажер мигом очутился на борту пылинки.
— Так, — напряженно следя за действиями Котова, уже сцапавшего в объятия безвольную, бездушную оболочку, жизнь в которой поддерживалась только безусловными рефлексами, произнес Дубыга, — наступает самое интересное. Рискованное, но интересное. Попробуем трансгрессировать Таню реальную, точнее, конечно, ее сущность, в искусственную оболочку… Настраивай канал!
— Готово!
— Выводи сущность в Астрал!
— Готово!
— Пошла трансгрессия! Есть переход! Сущность на носителе!
Как раз в этот момент Котов, действуя, словно изголодавшийся маньяк, сорвал с притиснутой к траве Тани обе части купальника.
— Командир, объект не выводится из сна!
— Отставить, обормот! — рявкнул Дубыга. — И не надо ни в коем случае! Пусть думает, что это сон. Наблюдай за пограничным слоем! Посадишь ее сущность на искусственный носитель наглухо — не рассчитаемся! Я тебя тогда самого в естественную оболочку запакую!
Но было поздно. Тютюка опоздал всего на какую-то микроскопическую долю секунды и выпустил один лишний импульс, который разбудил Таню.
Мат, который изверг Дубыга, был неподражаем.
— Долбогреб! Уродище! Немедленно врубай сон!
Но Таня уже проснулась, причем как раз в тот момент, когда Котов, распяв безвольные руки девушки, был готов свершить черное дело. Ее глаза открылись так широко, так испуганно…
— Удар активного плюса! — взвыл от бессильной злобы Дубыга. — Котов неуправляем! Что ты телишься, стажер? В сон ее! Шевелись, гаденыш!
— Не выходит! Мы этого не проходили! Ни короткими, ни длинными! Она не засыпает!
— А-а! Недоносок! — Дубыга перехватил управление, дал мощный импульс и перебросил Танину сущность обратно на дачу Запузырина, так что с Котовым осталась только живая кукла — биоробот с безусловными рефлексами. Впрочем, Котов от активно-плюсового удара резко остыл и, явно парализованный осознанием преступности своих действий, секунду-другую пребывал в замешательстве.
— Тютюка! Лезь обратно… отставить! Сам пойду! — Дубыга исчез, оставив стажера в недоумении. Впрочем, уже через секунду офицер вышел на связь: «Я в объекте. На этот раз не уйдет! Контролируй пограничный слой! Понял?»
В тот самый момент, когда Котов, ощутив, что был всего на шаг от изнасилования, хотел уже отшатнуться от Тани, ее руки замкнулись у него на спине…
— Вот тебе и на… — жарко прошептала Таня, управляемая Дубыгой. — Что же с нашим героем? Ранняя старость, а? Так бурно, по-варварски, взялся за дело, а когда я уже готова была увидеть небо в алмазах — отбой?
— Мне показалось, что ты меня возненавидишь… — пробормотал Котов. — Ты так поглядела!
— А как должна глядеть добыча на зверя? — мурлыкнула Таня. — Добыча знает, что ей не уйти… Ведь ты зве-ерь, хи-ищничек… С чего ты начнешь кушать, а?
В это время Тютюка уловил сердитый приказ: «Чего ты ворон считаешь? Стажер, мать твою за ногу! Работай! Восстанавливай управление Котовым, энергии не жалей!»
— Тут бомж этот валяется… — Владислав обернулся назад. — Ему я, видно, крепко влепил. Не помер бы…
— Да плевать мне на него… — проведя губами по лицу Котова, истомно протянула Таня. — Он мне не нужен… Мне нужен ты, понимаешь?
«Объект управляем!» — радостно доложил Тютюка.
«Молодец! — похвалил Дубыга. — Как там слой, ничего?»
«Да вроде…»
«Смотри, приглядывай, мне надо вовремя успеть, по грани пойду!»
Котов снова приобрел безумный блеск в глазах, жадную силу в руках, которые пустились в порывистую, скоростную пробежку по Таниному телу. У Котова не было никаких человеческих чувств — одни инстинкты.
«Стажер! — позвал Дубыга. — Как там слой? Держишь? У меня что-то сенсорика заработала! Смотри внимательно!»
«Поставить автоматический ограничитель?»
«Нет, тут чувствительность слишком грубая. Он меня выбросит раньше, чем нужно. Я должен дотянуть до конца, до кульминации. Тогда будет естественно, если она потеряет сознание…»
«А не опасно?» — забеспокоился Тютюка.
«Опасно! Но тебе было бы опаснее. Держи контроль! Запомнил? Возврат только в момент оргазма!»
«Чьего?» — спросил Тютюка.
«Его! Моя уже пошла».
Через несколько секунд Таня тихонько, но отчетливо ахнула и судорожно сжала Котова.
«Признаки размягчения пограничного слоя!» — доложил Тютюка.
«Ничего, терпимо… — ответил Дубыга. — Конечно, сенсорика охватила крепко, но ничего… Пока держи контроль!»
Второй крик Тани был громче.
«Командир, есть утончение слоя на двадцать процентов! — предупредил Тютюка. — Опасно! Включить дополнительную энергетику?»
«Отставить… — Тютюке показалось, что телепатический сигнал стал каким-то неясным, расплывчатым. — Тебе надо Котовым управлять, дай лучше ему импульс на интенсификацию действий».
Когда она взвизгнула в третий раз, это было слышно на берегу, где две парочки загорали на песочке.
— А им сейчас хорошо… — протянула Соскина, прищурясь на Эллу. — Это ведь не от щипка, верно?
— Что естественно, то не безобразно, — философски заметил Колышкин. — Они люди…
— А мы — нет? — хмыкнула Элла. — Эх, Андрюша, стихи стихами, а жизнь прекраснее. Может, мы тоже кустик найдем?
— Да я как-то не настроен.
— Может, ты, Лобик, а?
— Не знаю…
— Мужики пошли! — вздохнула Соскина. — То липнут — не отлипают, то морды воротят…
— Что вам, возжа под хвост попала? — проворчал Колышкин. — Лес, озеро, остров… Солнышко греет. Ведь лето — это всего ничего. Может, завтра дожди зарядят и до сентября не пройдут. Просидим весь отпуск в номере: бутыль да карты, музычка да вы…
— Ну и любуйся солнышком! — обиделась Соскина. — Пойдем, Элка, пошляемся. Может, найдем какого-нибудь рыболова нестарого. Хоть одного на двоих…
Оставшись на берегу одни, Колышкин и Лбов очень скоро почувствовали себя тоскливо. Активный плюс у них кончался.
— Эх, надо было бутылку взять! — проворчал Андрей.
— Поехали! Все равно они с острова никуда не денутся, — согласился Лбов, и коллеги по работе, оттолкнув лодку, налегли на весла. Все возвращалось на круги своя… Сомнения уходили…
«Командир! — встревоженно засигналил Тютюка. — Есть прорыв слоя! Протекание сущности на носитель! Экстренный возврат!»
«Идиот! Мне так хорошо…» — отозвался Дубыга, и Тютюка понял: надо действовать. Он лихорадочно врубил новые энергетические каналы, направил мощный луч на место прорыва пограничного слоя, но перестарался. «Тарелка» ничем не могла помочь Дубыге, но бдительно автоматически контролировала энергоактивность Тютюки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33