Еще котенком.— Ну и что? — пожала плечами Аня. — Многие после августа разорились и не смогли содержать дорогих животных… Хотя, конечно, не представляю себе, до чего надо дойти, чтоб выбросить кошку или собаку на улицу. По-моему, это все равно что ребенка бросить.— Тут я недавно в газете читал, что одна мамаша своего сына на помойку выбросила, — с яростью произнес Юрка, отчего-то представив себе, как его собственный Лешка дрыгает ножонками посреди кучи мусора. — За такие дела убивать надо!— Согласна, — кивнула Аня. — Маму — за то, что выбросила сына, а папу — за то, что бросил маму.Коля с Фросей толковали, видимо, энергично, хотя и недолго. Минут через пять Фрося вернулась и сказала с самой радушной улыбкой на роже, которую только смогла изобразить:— Просю к столу!Кухня оказалась маленькой, с самодельной, но довольно аккуратной мебелью, газовой плитой и холодильником «Розенлев» — должно быть, точно таким же, который приснопамятный товарищ Саахов уплатил в качестве калыма за «невесту», которую для него похитил Шурик из «Кавказской пленницы». Смешно, но Таран, который смотрел этот старинный фильм уже много раз, только увидев «Розенлев», нашел в своей нынешней ситуации нечто общее с тем фильмом. Как-никак Шурик там тоже был непосредственным похитителем, но передавал девицу «кунакам влюбленного джигита», а самого заказчика и знать не знал. Только там была комедия, а здесь фиг его знает еще, чем кончится…Стол в кухне был накрыт скромненько, но со вкусом. На середине стояла сковородка с жареной картошкой и мясом — того и другого поровну, в большой эмалированной миске навалом лежали всякие соленья: огурчики, зеленые помидоры, маринованный чеснок и квашеная капуста. Само собой, имела место бутылка. Солидный такой фирменный пузырь «Smimoff». Персональными были только ложки, вилки и граненые стакашки.Как уже не раз отмечалось, Юрка водяру не любил и даже, сказать сильнее, не переносил на дух. Но почему-то сегодня, когда нервишки ему сильно подергали, он вдруг почуял подсознательную тягу к спиртному. Конечно, Юрка не сразу решил выпить, тем более что успел вспомнить о печальной судьбе Коси, которого напоили метанолом, но, когда Фрося налила стаканчик Ане и та не отказалась, решил плюнуть и поддаться искушению…То, что за столом их оказалось четверо, а парни, охранявшие двор, к застолью не присоединились, подсказывало, что хозяйке не требуется знакомить их с нежданными гостями.— Ну, — провозгласил Коля, подняв стопку, — за встречу, черт побери!Бряк! — стакашкичокнулись, Таран опрокинул свой единым духом, все прочие тоже осушили до дна.— И-эх! — порадовался Коля, накалывая на вилку соленый огурчик. — Хорошо пошла! Закусывай, Анечка! Не стесняйся!Лично Таран стесняться не собирался. Он то картошку с мясом ложкой греб, то соленья на вилку цеплял. Голова оставалась ясной, а веселья прибывало. Вторую стопку Юрка выпил уже без каких-либо сомнений и с чувством глубокого удовлетворения. Нет, он вовсе не окосел и себя вполне контролировал. Во всяком случае, вовсю жевал и языком старался не болтать. А вот Коля, то ли с утра не пожравши был, то ли у него нервы после кратковременного пребывания «в плену» шибко расшатались, явно веселился не в меру. Во всяком случае, впечатление было, что он не двести грамм принял, а малость побольше.Само собой, его явно потянуло к Ане. И он то уговаривал ее побольше картошечки есть, то огурчик попробовать с чесноком, то еще чего-то. Потом его повело на анекдоты. Сначала более-менее приличные, без мата. Рассказывать он их, видать, любил, но не умел. Фрося, конечно, смеялась. Таран тоже подхихикивал из вежливости, Аня по той же причине скромно улыбалась, но все равно надо было признать, что из Коли массовик-затейник никудышный, во всяком случае, хуже, чем стрелок.После третьей стопки — в ней всего-то полста граммов было! — Коля уже вошел в раж и пошел загибать анекдоты, рассчитанные в принципе на чисто мужскую компанию, в крайнем случае на дам типа Фроси. Тарану и то не по себе было. Аня, однако, особого отвращения к матерщине не выказывала. Может, на нее три стопки подействовали, как наркоз, а может, она вовсе не была такой уж рафинированной интеллигенткой по жизни. Тарану даже показалось, будто ей нравятся Колины ухаживания. В принципе по своему личному опыту — имеется в виду Даша, которая, будучи первостатейной шлюхой, изображала перед Тараном высокую духовность, чистоту и невинность, — Юрка знал, что верить той маске, которую надевает на себя баба, ни в коем случае нельзя. Вполне возможно, что и Аня эта самая отнюдь не предана своему Гене, а готова гульнуть при удобном случае.Фрося веселилась вроде бы больше всех, но внимательно следила за обстановкой. Когда картошку с мясом доели, а литровая бутылка разошлась на четверых — все вровень пили! — она объявила:— Ну все, господа хорошие, пора мне остальных кормить. Отдохнуть не хотите ли?— Фрось! — прижал руку к сердцу Коля. — А как насчет еще пузырика? Неужели жалко, а?— Привез бы с собой ящик, — безапелляционно заявила хозяйка, — мог бы хоть до усрачки жрать. А у меня лишней нет. Все, гуляй! Мне еще вас на ночь устроить надо. Наверху две комнаты есть, большая и маленькая. В одной две койки, в другой одна. Кого куда?— Вопрос, конечно, интересный…— Коля так откровенно посмотрел на Аню, что чуть не проглотил ее пьяными глазами.Таран вообще-то хотел сказать, что надо их с Колей поместить туда, где две, а Аню — туда, где одна. Но как-то засомневался, потому что не мог однозначно предсказать реакцию Ани. Однако того, что она выдала. Юрка и вовсе не ожидал. Аня заявила:— Нам с Юрой в большой комнате, а Коле отдельно…— Не понял…— просипел Коля. — Вы чего… это самое, да?— Представь себе! — весело сказала «фрекен Петерсон» несколько более развязным тоном, чем обычно. — А ты что, до сих пор не сообразил, что если б он — тут она подчеркнуто нежно обняла ошалелого Тарана за плечи — был мне никто, так я бы с ним куда-то поехала?Коля густо выдохнул и произнес несколько упавшим голосом:— Тады ой. Извиняюсь! Не усек.Должно быть, он еще сохранил способность к логическому мышлению.Надо сказать, что Таран при всей ошеломленности этим неожиданным заявлением сообразил, что на самом деле, конечно, Аня вовсе не собирается с ним трахаться, а просто-напросто убеждена в том, что Юрка — человек здравомыслящий и даже в поддатом состоянии к ней приставать не будет. Спать в отдельной комнате ей, очевидно, показалось менее безопасным, ибо никто не гарантировал, что Коля к ней не полезет. А при Таране он, даже если совсем ум потеряет, все же не решится приставать. Поэтому Юрка не стал, выражаясь дипломатическим языком, ни подтверждать, ни опровергать Аниных заявлений.— Ну вот и разобрались, — порадовалась Фрося. — Пошли за мной, молодежь. Покажу вам здесь удобства.Хозяйка для начала продемонстрировала сортир, вполне городской, со сливным бачком, который находился в закутке рядом с кухней. Потом со словами «Ну, если кому подмыться надо…» показала ванную с газовой колонкой. Аня веселенько хихикнула, а Таран смущенно кашлянул — уж очень Фрося была проста!Потом поднялись наверх. Большая комната, где предстояло разместиться Юрке и Ане, располагалась над горницей и была примерно такой же по площади. Кровати были похожи на те, что употребляются в номерах недорогих провинциальных гостиниц. Стояли они головами к глухой стене, напротив пары зашторенных окон. Шкаф, туалетный столик с зеркалом, очень модный, наверно, в 70-х годах, еще до Таранова рождения. У его родителей когда-то такой тоже имелся, но потом по пьяни папаша пульнул в него утюгом, а потом, когда мать с маленьким Юркой, перепугавшись, убежали к соседке и заперли квартиру снаружи, — схватил топор и порубал этот столик в щепки. Впрочем, черт с ним, с этим столиком, хуже было бы, если б папаша их рубить начал…— Белье свежее, — прорекламировала себя, родимую, Фрося. — У нас тут вроде гостиницы, только бесплатной… Ну, отдыхайте, ребятки. Дверь, чтоб никто не помешал, можете на задвижку закрыть. До утра беспокоить не буду… В общем, пошла я. Надо еще Колю пристроить, а то его развезло сильно.Когда Фрося вышла, Таран поглядел на окна. На них тоже, как и на первом этаже, стояли прочные решетки. Аня в это время подошла к двери и заперла ее на задвижку.— Проверяешь, не убегу ли я? — улыбнулась она, и Таран только сейчас углядел, что Аня тоже довольно пьяненькая. — Нет, и не собираюсь. Очень жить хочу, понимаешь? И по возможности — хорошо.— Живи, кто мешает, — зевнул Юрка, ощущая сильную усталость и желание как следует придавить подушку. Ответил он, конечно, явно не в кассу. Небось сам оказался одним из тех, что помешал Ане нормально жить с папой и мамой.— Кто мешает? — Аня явно потеряла все свое прибалтийское хладнокровие. — И ты еще спрашиваешь?!— Но ты все-таки добровольно сюда приехала… — произнес Юрка в некотором недоумении.— А куда денешься? — сказала эта прагматичка. — Вам я нужна живая, а «там»— мертвая. Из двух зол выбирают меньшее.— Ладно. — Таран еще раз зевнул и стал раздеваться. Оставшись в трусах и майке, он забрался под одеяло и блаженно вытянулся. Кайф! Лишь бы голова завтра не болела. Ну, может, бог помилует, двести пятьдесят — это в принципе немного. А водка качественная, не самопал. Хотя, конечно, зря он буханул. Почти год не принимал, кажется…— Поверни башку в сторону! — потребовала Аня. — Я тоже лягу.— За ради бога! — Таран послушно отвернулся, ибо ему все Анины прелести были глубоко пофигу.Раздевалась Аня, как показалось Юрке, намного дольше, чем следовало. По его скромному разумению, на ней прикида было вовсе не много. Во всяком случае, не столько, сколько на капусте. Явно не училась раздеваться за тридцать пять секунд, как положено по армейским меркам. Минут пять возилась при невыключенном свете. Хотя наверняка могла бы и потушить, прежде чем раздеваться.После того как все шелестения, шорохи и щелчки, обычно сопровождающие женское раздевание, утихли, погас свет и тихо скрипнула соседняя кровать. Улеглась.— Спокойной ночи! — пожелал Юрка, не оборачиваясь. — Приятных снов.— Ну-ну, — проворчала Аня, — надо надеяться, что ты мне спокойную ночь обеспечишь. Только что-то с трудом верится…Таран даже обиделся. Он вроде никакого повода не давал. И не такой уж он пьяный, чтоб лезть к чужой девке.— Спи спокойно, — объявил Юрка, — у меня ум за разум не зашел. Опять же можешь для спокойствия свой электрошок положить рядышком. Если словам не доверяешь.— Он разрядился, — отозвалась Аня с легким раздражением в голосе. — А доверия ты не заслуживаешь. Ведь тебя специально послали как человека, которому я поверю, так? То есть именно потому, что считали тебя способным меня обмануть. Почему же я должна верить в то, что ты не станешь ко мне приставать?Тарану эта нуда (не в смысле «нудистка», а в смысле «зануда») начала надоедать.— Шла бы ты, фрекен Петерсон, куда подальше! — проворчал Юрка. — Я тебе врал? Ни хрена подобного! Я четко сказал, как есть! Какие мальчики могли бы до тебя добраться, небось видела?! Мы тебя им не отдали. А вот они-то, между прочим, наверняка собрались бы тебя отдрючить, прежде чем замочить. Короче, я сплю. Начнешь бубнить — я тебя, на фиг, к Коле отведу. Мне лично выспаться хочется.После этой гневной тирады, а может быть, всерьез восприняв угрозу насчет Коли, Аня притихла, а Таран с чувством исполненного долга задрых без задних ног и задних мыслей. НАРУШЕНИЕ РЕЖИМА Водяра — вещь, конечно, коварная. Человек, который привык жить по режиму, от подъема до отбоя (как Таран, например) и обходиться без «родимой» подолгу, после приема нескольких сот граммов, безвариантно испытывает смену биоритмов. У Тарана эти самые биоритмы выработались еще с прошлого лета. То есть организм у него привык, что в 22.00 его укладывают в койку и позволяют дрыхнуть до 6 утра. При этом всякие физиологические нужды на этот период отключались и о себе не напоминали. Вот утром — другое дело. В общем, все по режиму.Конечно, иногда в этот устойчивый распорядок вклинивались всякие изменения типа ночных стрельб, тактических занятий, поездок к Надьке на выходные. Зимняя «командировка» тоже проходила не в соответствии с «мамонтовским» распорядком. Но все же в основном физиология работала по графику.А вот нынче произошел капитальный сбой. Тарановы почки, возмущенные тем, что в организм залили 250 грамм явно вредной для него жидкости, потребовали ее слить среди ночи, примерно в час. Ну и поскольку Таран лет с четырех научился не писать в постель, пришлось ему прервать свой законный отдых и топать вниз, по указанному тетей Фросей маршруту.В доме стояла блаженная тишина, нарушаемая только храпом в три глотки. Коля храпел в маленькой комнате, в горнице дрыхла Фрося, а в кухне, на раскладушке, — один из охранников. Второй покашливал на крыльце, нес службу. Овчарка где-то у ворот побрякивала цепью — тоже бдила помаленьку.Таран, исполнив «интернациональный» долг, вернулся обратно. Вошел в комнату, закрыл задвижку, чтоб Коля, сходив по аналогичной надобности, дверь не попутал, и аккуратно, чтоб не шуметь, улегся на свое место.Однако выяснилось, что Таран, проспав всего часа три, спать больше не хочет. Какие-то градусы в организме остались, впитались в кровь и начали гулять по жилушкам. В том числе и тем, которые подпитывали ту самую систему, благодаря которой Юрка нынче числился папашей. Система эта как-то шибко самостоятельно приняла боевое положение, хотя ей никто команд не давал и никаких конкретных целей не указывал. Тарану, на разумном уровне, было глубоко плевать, есть под одеялом на соседней кровати какой-либо живой организм женского пола или там бревно деревянное сопит под одеялом. Однако помянутая система, ни с того ни с сего проснувшись, начала посылать в головной мозг всякие перспективные планы и заманчивые предложения, которые еще вечером башка осудила и признала недостойными.Все эти предложения и планы, ясное дело, были устремлены на соседнюю кровать. Потому что там тихо посапывало существо, обладавшее своей системой, без которой Юркина явно чуяла дискомфорт.Само собой, поначалу все это носило подсознательный характер и в работе были какие-то спинномозговые центры, отвечающие, как еще помнил Юрка из школьного курса, за всякие там безусловные рефлексы. Таран полагал, что главное — не обращать внимания на всякую похабность, которая лезет в голову. А система сама уймется помаленьку.Юрка честно и благородно повернулся на правый бок, дабы даже краем глаза не пялиться на соседнюю койку, и, зажмурив глаза, стал мобилизовываться на то, чтоб заснуть. Минут пять или чуть поменьше он пролежал не шевелясь, с закрытыми глазами и ровно дыша. Он уже начал ощущать было, будто система убаюкалась и помаленьку выходит из состояния боевой готовности.Но вот тут-то соседняя койка о себе напомнила. Там начались какие-то шевеления, ворочанья и шорохи. То ли Аня на другой бок повернулась, то ли подушку поправляла под головой. Но как-то уж очень резко, даже немного зло так Юрке показалось.А потом Таран ощутил затылком, что Аня на него смотрит. Хотя затылок, как известно, у нормальных людей, к каким относился и Юрка, по идее, ощущает что-либо, только когда к нему прикасаются. Но Таран прямо-таки физически ощутил какое-то легкое щекотание на своей стриженой башке. Хотя точно знал, что дотянуться до него Аня не могла и даже подуть Юрке в затылок, как это иногда делала, балуясь, Надька Веретенникова, госпожа Петерсон была не в состоянии.Возможно, Таран счел бы свои ощущения чистой воды бзиком. Если б Аня, скажем, повернулась на другой бок и, перестав щекотать взглядом Юркин затылок, начала ровно дышать, то он, наверно, все же заснул бы. Однако все пошло по-иному.Дело в том, что ровного дыхания у Ани что-то не получалось. И вообще она отчего-то никак не могла найти удобного положения. Таран в ту сторону не глядел, да и если б повернул голову, тоже вряд ли что сумел бы рассмотреть. В комнате стояла густая темень, ни через дверь, ни через окна, выходившие на густые кроны деревьев — и к тому же плотно зашторенные! — света в комнату не поступало. Однако уши — тоже неплохой информатор. Уж во всяком случае, нескольких шумно-глубоких вдохов Ани они не смогли не услышать.Таран был уже не новичок в таких делах. Его личная Надька такие вдохи-выдохи делала только в тех случаях, когда ей очень и очень хотелось. Сначала Таран еще не очень соображал, даже пугался, что у нее сердечко прихватило или астма началась, но постепенно разобрался и уже после первого такого вздоха, долетевшего до ушей, приходил в готовность номер один. Конечно, на приснопамятную систему, вроде бы начавшую успокаиваться, Анины вздохи подействовали, как команда «подъем!».Конечно, Юрка вполне понимал, что Надька — это Надька, а Аня — это Аня. То есть если он четко знал, что Надька жаждет именно его, то насчет Ани он не мог быть точно уверен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52