Женственности на все времена. Да еще эта черная кружевная оборка нижней юбки, при каждом резком движении выглядывающая из-под мягкого шелкового Ленкиного подола! Единственное украшение, которое не сразу и заметишь, а если уж заметишь, то будешь как завороженный следить за каждым жестом его обладательницы: когда же, когда мелькнет в следующий раз? Притом внешне все выглядит более чем невинно и предельно просто.
– Ирочка, лапонька, познакомь меня с высоким гостем.
В холле навстречу им спустился со второго этажа Эдик.
Он, против своего обыкновения, был в белой рубашке, костюме и при галстуке. Странно, что он вылез из джинсов и свободного пуловера, в которых Ира видела его всегда и везде, только для того, чтобы встретить дома гостей. Может быть, он собирается куда-нибудь уезжать?
Это было бы неплохо, потому что Ира, как всегда и даже больше, чем всегда, испытала острое желание освободиться от его присутствия. Отправляясь к Ленке в гости, об Эдике она как-то не подумала, он почти всегда весьма деликатно оставлял подруг наедине.
– Александр Николаевич, – протянул хозяину руку Аксенов, не дожидаясь Ириного представления.
– А я Эдуард. Я о вас слышал, а вы обо мне наверняка нет. Что поделаешь, издержки профессии, хороший пиаровец всегда в тени. Каждому – свое. Это вам, большому кораблю, большое плавание.
При всем своем предубеждении к Эдику Ира не смогла уловить в его словах иронии. Напротив, он был собран и строг, как на первомайской демонстрации советских времен, и обращался к Аксенову так, как обращаются к человеку заведомо и бесспорно вышестоящему. И только взгляд его, как всегда, был по-рыбьи холоден. Поскользнувшись на этом взгляде, Ира сразу же забыла о своей обиде на Ленку и ощутила свою обычную обиду за Ленку. За то, что эта жаба Эдик ее, такую красивую, умную, обаятельную, не любит. Это видно невооруженным глазом. А Ленка заслуживает большего. Гораздо большего.
– Я помогу, – вызвалась Ира и отправилась с Ленкой на кухню, откуда вопреки электровытяжке все же доносились умопомрачительные запахи ванили и томленого мяса в горшочках.
– У нас с Машей сегодня домашняя кухня! – заявила Ленка, слишком щедро разбрасывая искры из своих зеленых глаз.
Только здесь Ира заметила, как неестественно, с перебором оживлена Ленка. Она носилась из кухни в гостиную, без особой надобности поправляла невидимые огрехи на украшении салатов, еще и еще раз протирала и так уже сияющие фужеры. Черное кружево оборки то и дело захлестывало ее ножки, обтянутые черными колготками. Нужно бы спросить ее, в чем дело, что у подруги стряслось, но Ире помешал этот дурацкий кружевной подол. Он точно заслонил от нее настоящую Ленку, ее Ленку. И Ира списала радостное Ленкино возбуждение на новый дом, ведь Ленка всегда говорила, что нормальные люди живут на земле, а не в квартирах-клетках, всегда мечтала о доме. Да и при Маше не очень-то поговоришь. И мужчин пора кормить, обед стынет…
Все отговорки, пустые отговорки, которые Ира быстро забыла, а вот Ленка, такая, какой она была в этот день – быстрая, гибкая, смеющаяся, резко откидывающая волосы скрещенными на затылке руками, – запомнилась ей навсегда.
– И все-таки, Александр Николаевич, и все-таки дело в профессионализме. Не ценят у нас профессионалов. Семьдесят лет профессионалов косили, вот и результат, – говорил Эдик, усаживаясь за стол.
Пока Ира и Лена хлопотали на кухне, и он и Аксенов уже развеялись коньячком на голодный желудок и, понятное дело, приступили к обсуждению вечных вопросов, кто виноват и что делать.
– Не знаю. – Аксенов быстро освоился за столом и под одобрительные взгляды Ленки сметал подряд ее изысканные салатики, наверняка не очень-то разбирая, чем они отличаются один от другого. – Я думаю, профессионализм – дело наживное.
– Был бы человек хороший? – усмехнулся Эдик, Забыл, наверное, о своей маске подобострастия, в которой встретил гостя.
– Вот именно! – отрезал Аксенов, только на секунду оторвав взгляд от тарелки, но Эдику этого хватило, чтобы снова влезть в ту же маску.
– Что же, вам виднее. Это же у вас в отдельно взятом городе, как говорят, сплошной развитой социализм на фоне страны, погрязшей в дикой эпохе первоначального накопления. Чистота, красота, бассейны, концерты, зарплата вовремя.
– Вот именно, – повторил Аксенов. – Только социализм тут ни при чем. Были б люди хорошие.
– Но как же так, Александр Николаевич, неужели только в вашем городе люди хорошие, а по всей остальной стране плохие?
– Всюду хорошие. Только они думают, что они плохие и что вокруг все плохие. Сейчас легче так думать. И подсказчиков хватает.
Аксенов поплыл. Ира видела, как он рюмку за рюмкой пил все, что наливал ему Эдик, с каким пьяненьким восхищением следил он за Ленкиными движениями. Ее так и тянуло схватить его за руку, тянущуюся к рюмке, и сказать классическую супружескую фразу: «Все, тебе хватит». Но во-первых, она ему не супруга, а во-вторых, с Аксеновым такой номер не пройдет, тем более под Ленкиным взглядом. Ира с ужасом ждала, что Аксенов разойдется и начнет клеймить врагов народа и, пуская пьяные слюни, вещать об избранном пути России. Ей было стыдно за него перед Ленкой и даже перед Эдиком.
– Александр Николаевич, говорю вам как профи, вы – просто подарок для политической раскрутки. Из вас политика высшего ранга сделать – раз плюнуть. – Эдик тоже уже был хорош: поставив локти на стол, тыкал вилкой в одно и то же место несчастного куска мяса. – А можно и президента. До выборов два года, как раз успеем, если с толком за дело взяться. Ирка, хочешь быть первой леди?
– Дурак ты! – не выдержала Ира, позволив себе то, что с трезвым Эдиком никогда бы не позволила.
Но Эдик ее выпад проигнорировал.
– Это ж сплошной позитив! Ничего выдумывать не надо. Все подтверждено и документировано. Фейс русский? Русский. Харизма налицо. Взгляд пробирает. Без этого у нас нельзя, уважать не будут. Провинциал? Отлично. Провинциалам больше верят. Человек, который сделал себя сам. Результаты? Сколько угодно. Комбинат как образцовое предприятие народного капитализма! Город как конфетка, и никакой вам вопиющей московской социальной пропасти! Образ скромного в быту вождя, день и ночь думающего о своем народе. Ирка… – Воодушевленный Эдик перебрался поближе к ней, обнял за плечи. – Ирка, ты – идеальная подруга жизни, верная жена. Никаких бриллиантов. Неброская русская красота.
Нравоучительные сказки для детишек. Благотворительные акции устроим, куда там Диане-покойнице. Матушка-заступница всея Руси. А история о встрече двух одиноких сердец после неудачных первых браков? А? Голливуд! Домохозяйки плачут от умиления и занимают очередь к избирательным урнам.
Ленка смеялась. Эдик выдержал театральную паузу, дабы все присутствующие в полной мере насладились нарисованной им картиной грандиозного политического будущего Аксенова, а после паузы пьяно захныкал:
– Вот, Леночка не даст соврать. С каким убогим материалом приходится работать! Это даже не нули, это сплошные минусы. Но пока справлялись. А, Ленусик? У меня все самое лучшее, в текстовиках писатели, в имиджмейкерах народные артисты, но самое главное – информационные потоки. Это главное. Без того, чтоб регулярно в телике мелькать, сейчас ничего не бывает, о газетах и радио я не говорю, это само собой. Эх, Александр Николаевич, ваши финансовые потоки да мои информационные, такую кашу можно заварить! В наше время для грамотного пиара нет ничего невозможного.
Ленка смеялась. Аксенов сидел, подперев голову рукой, в позе, с которой обычно начинают «Ой, мороз, мороз», и Ира чувствовала, что такая несвойственная Аксенову поза ничего хорошего не предвещает. Но, к ее удивлению, все обошлось.
– Плевать я хотел на ваш пиар, – грубо, но по крайней мере коротко сказал Аксенов.
Эдик, точно споткнувшись на ровном месте, дернул головой, медленно оглядел так и не пошевелившегося Аксенова и ласково спросил:
– А не боитесь, что отсидеться не получится, Александр Николаич? Иногда парой-тройкой сюжетиков можно так человека опустить…
– Я? – удивленно переспросил Аксенов, поднял голову, плеснул себе и Эдику водки, взял свою рюмку, вложил другую в руку собеседника и, чокаясь, бросил уже совсем другим, знакомым Ире непререкаемым отрывистым тоном:
– Это вы – бойтесь!
Ленка прервала свой бесконечный нервный смех. Эдик так и не донес рюмку до рта. Ира сжалась в ожидании продолжения. Но Аксенов мгновенно переменился, Ира и не подозревала о таких его актерских способностях.
– А мне бояться нечего, я простой инженер, мое дело – сталь варить, я в политику не сую нос, своих забот хватает.
Все было не так в этот день – нервная Ленка, заискивающий Эдик, пьяный Аксенов, прикидывающийся валенком. Все не так… Даже Валерки, с которым она рассчитывала поговорить, нету.
– А почему Валерку в Москве оставили? – спросила она Ленку.
– Почему в Москве? Здесь он. – Ленка показала наверх, на второй этаж. – Сидит, на что-то дуется, не захотел выходить.
Ира нашла Валеркину комнату по гулу телевизора.
Рыжик растянулся на своей кровати, уставившись в экран, на котором бегали вооруженные люди. «Господи, длинный-то какой стал! – улыбнулась Ира. – В высоту не так заметно, пока меня не перерос».
– Привет, как дела?
– Нормально, – буркнул Валерка, ни капельки не обрадованный ее появлением.
– Неужели не получилось? – ахнула Ира и села на краешек его кровати, загородив собой экран. Они с Валеркой знали, о чем речь. Три дня назад он тайком приезжал к Ире в издательство. Тайком – потому что Ленка, несмотря на его четырнадцать лет, самостоятельных поездок по городу в метро не поощряла. А приезжал он, несчастный и растерянный, чтобы посоветоваться, как быть – до него дошли слухи, что одноклассница, в которую он целый год был влюблен, собирает на день рождения избранных. А Валерка в число этих избранных не попал. К тому же август, каникулы. Они с Ирой разработали весьма хитроумный план по получению приглашения на вожделенный день рождения.
– Получилось, – снова буркнул Валерка и совсем уж невежливо отвернулся от нее на другой бок. Только теперь до Иры дошло, что он на нее обиделся. Господи, такая громадина вымахала, а обижается на крестную, как тот двухлетний малыш, что орал как резаный, едва она спускала его с рук!
– Я думала, тебя здесь нет. Ты чего не спустился, когда мы приехали?
– Ничего.
Ира встала с кровати, осмотрела Валеркину комнату, в которой все вещи, что он привез из Москвы, валялись грудой на комоде. На письменном столе открытый горшочек с остатками мяса. Маша приносила. Получит от Ленки, ох получит! Подошла к окну и сразу поняла, в чем причина Валеркиной обиды. Из окна Валеркиной комнаты отлично просматривалась та самая дорожка, на которой их встречала Ленка. Ира и представить себе не могла, что должно случиться с Валеркой, чтобы он, увидев ее на пороге, не бросился навстречу. Значит, случилось не с Валеркой, а с ней. А с ней случился Аксенов. Мальчишка просто ревнует. Конечно, не по-мужски, какая она для него женщина, а по-своему, по-мальчишески, как ревнует мать к Эдику. Но мать – дело привычное, она с Эдиком давно, а Ира всегда приезжала к нему, Валерке, без всяких там мужиков… Глупенький! У Иры навернулись слезы от жалости к Валерке, у которого вместо родного отца Эдик, и к Вовке, который не видит, как похож на него сын. Просто один к одному.
– А ты мне обещал показать, как научился на скейтборде кататься, – осторожно начала Ира, снова присев на кровать и борясь с острым желанием стиснуть в объятиях это родное рыжее существо. Нельзя, большой мальчик. И все-таки не выдержала, набросилась на него, защекотала под мышками, взъерошила волосы. – Ну-ка поднимайся, чертенок! Будешь еще тетке грубить!
– Ну, теть Ир, – засмущался мальчишка. Поднялся с кровати, схватил свою доску на колесах. – Правда хотите посмотреть?
– И даже покататься, – смело заявила Ира.
Валерка снисходительно оглядел ее узкую юбку и важно сказал:
– Это сложно.
– Ну я же с тобой!
Они с Валеркой вернулись в дом не скоро, уже в сумерках, часа три они резвились как ненормальные на склоне дороги, рискуя угодить под машину. Ворвались в гостиную растрепанные, красные. От Ириного макияжа остались только размазанные темные следы туши вокруг глаз, юбка порвалась по шву, живот надорвался от смеха.
Ира волновалась, что оставила хозяев наедине с Аксеновым. Вдруг он окончательно напился и требует первой медицинской помощи? Но картина, которую они с Валеркой увидели, была более чем мирной. Эдик отсутствовал.
Аксенов и Ленка вполне трезво стояли у окна, отвернувшись от входной двери.
– Знаете, каждая плавка как первый раз. До сих пор не могу привыкнуть, что из разного получается одно. И самое маленькое, ну, кажется, совсем несущественное отклонение в одном компоненте – и это целое будет совсем другим. Наверное, и у людей так – один человек больше влияет на целое, другой меньше, но ведь все влияют. Хочешь ты или не хочешь, а в конечном счете и от тебя все зависит. Я как дурак хожу и смотрю, как льется сталь. Смотрю и думаю. Вы когда-нибудь видели?
– Нет, – тихо сказала Ленка.
Ира замерла в нерешительности. Уж больно интимным казался этот их разговор. В августовских сумерках, с видом на лужайку за окном, с мерцающими крохотными огоньками сигарет. Тихие умиротворенные голоса. Расслабленная аксеновская спина. Ира видела – Ленкина спина резонирует с ее голосом, подтянута и напряжена, а Аксенов весь точно размякший.
– Увидите, обязательно. Вот приедете к нам с Иришкой в гости и увидите.
– Теть Ир, ты уезжаешь? Насовсем? – крикнул Валерка.
Аксенов и Ленка разом оглянулись.
– Нет, ты что! – поспешила успокоить его Ира и сделала Аксенову страшные глаза.
Ленка опять засмеялась своим нервным смехом.
– Вот, познакомьтесь, сын Лены, а мой крестник – Валерий. А это Александр Николаевич, знатный сталевар.
– Здравствуй! – Аксенов подал мальчишке руку и крепко пожал. – Что, не уступишь крестную?
– Не-а! – на удивление весело ответил Валерка.
– Молодец, я бы тоже не уступил, – похвалил его Аксенов, обнял Иру за плечи и коснулся губами темени.
Валерка хихикнул, как обычно хихикают подростки, глядя на телячьи нежности взрослых теть и дядь, а у Иры закружилась голова. То ли от непривычного свежего воздуха, то ли просто от счастливой близости любимых людей – Аксенова, Валерки и Ленки. Тревожил только странный нервный Ленкин смех.
***
– Проводишь? – спросил Аксенов, когда они подъезжали к Кольцевой.
– Ты опять улетаешь? Прямо сегодня?
– Я не опять улетаю, я возвращаюсь домой. Туда, где живу и работаю. Мне завтра нужно быть в городе, – без раздражения, даже с оттенком виноватости ответил он.
– Но завтра воскресенье… – протянула Ира.
– Проводишь? – снова спросил он. – С Маргаритой познакомлю. Я всегда за границу с ней летаю.
– Она что, хорошо знает английский? – не удержалась Ира.
– Нет, она вообще никакого языка, кроме русского, не знает, но мне с ней как-то уверенней. Ну, как будто еще одна пара глаз и ушей…
– Мне нужно с тобой поговорить, – перебила его Ира. Она и так собиралась с ним посоветоваться об издательских делах и, может быть, даже попросить помощи, но оборвала его совсем не потому. Ей почему-то именно теперь хотелось освободиться от гирь, которые висели за душой: недомолвок, неясностей, несовпадений. В этот вечер он размяк до благодушия, и Ире казалось, что сейчас гораздо проще объяснить ему многие в общем-то простые вещи, которых в обычном своем состоянии он почему-то не понимает.
– Притормози где-нибудь, – попросил водителя Аксенов.
Молчали, пока водитель останавливал машину на площадке за знаком с падающей елкой и пока он вышел из машины и устроился на лавочке курить.
– Ну, выкладывай, что там у тебя?
– Ты мог бы хоть раз приехать сам, один? Очень трудно постоянно быть у кого-то на глазах, – начала она.
– Не мог бы, – все с той же готовностью признавать свою вину признался Аксенов. – Я водить не умею.
– Да ты что! – расхохоталась Ира.
– А что тут такого? – обрадовался ее веселости Аксенов и тут же положил ладонь на ее коленку, торчащую из надорванного разреза юбки. – У меня своей машины не было. А потом сразу стало не до того.
– Ладно, пусть так, – перешла на серьезный тон Ира и переложила его ладонь со своей коленки на его. – И все равно. Я тоже живой человек, у меня работа, издательство, а ты ведешь себя так, как будто я к тебе прилагаюсь. Ты не предупредил меня, что мы едем на свадьбу к твоей сестре, и получилось все по-дурацки. Вместо нормальных полезных вещей я, как дура, выбрала им в подарок выпендрежную новорусскую посуду, а сама явилась в старых джинсах…
– На тебе джинсы отлично сидят, – совсем некстати ляпнул он и просунул ладонь под ее зад.
– Ты ничего не говорил мне о своей жене, о разводе, а своим родителям представил все так, словно мы уже женаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Ирочка, лапонька, познакомь меня с высоким гостем.
В холле навстречу им спустился со второго этажа Эдик.
Он, против своего обыкновения, был в белой рубашке, костюме и при галстуке. Странно, что он вылез из джинсов и свободного пуловера, в которых Ира видела его всегда и везде, только для того, чтобы встретить дома гостей. Может быть, он собирается куда-нибудь уезжать?
Это было бы неплохо, потому что Ира, как всегда и даже больше, чем всегда, испытала острое желание освободиться от его присутствия. Отправляясь к Ленке в гости, об Эдике она как-то не подумала, он почти всегда весьма деликатно оставлял подруг наедине.
– Александр Николаевич, – протянул хозяину руку Аксенов, не дожидаясь Ириного представления.
– А я Эдуард. Я о вас слышал, а вы обо мне наверняка нет. Что поделаешь, издержки профессии, хороший пиаровец всегда в тени. Каждому – свое. Это вам, большому кораблю, большое плавание.
При всем своем предубеждении к Эдику Ира не смогла уловить в его словах иронии. Напротив, он был собран и строг, как на первомайской демонстрации советских времен, и обращался к Аксенову так, как обращаются к человеку заведомо и бесспорно вышестоящему. И только взгляд его, как всегда, был по-рыбьи холоден. Поскользнувшись на этом взгляде, Ира сразу же забыла о своей обиде на Ленку и ощутила свою обычную обиду за Ленку. За то, что эта жаба Эдик ее, такую красивую, умную, обаятельную, не любит. Это видно невооруженным глазом. А Ленка заслуживает большего. Гораздо большего.
– Я помогу, – вызвалась Ира и отправилась с Ленкой на кухню, откуда вопреки электровытяжке все же доносились умопомрачительные запахи ванили и томленого мяса в горшочках.
– У нас с Машей сегодня домашняя кухня! – заявила Ленка, слишком щедро разбрасывая искры из своих зеленых глаз.
Только здесь Ира заметила, как неестественно, с перебором оживлена Ленка. Она носилась из кухни в гостиную, без особой надобности поправляла невидимые огрехи на украшении салатов, еще и еще раз протирала и так уже сияющие фужеры. Черное кружево оборки то и дело захлестывало ее ножки, обтянутые черными колготками. Нужно бы спросить ее, в чем дело, что у подруги стряслось, но Ире помешал этот дурацкий кружевной подол. Он точно заслонил от нее настоящую Ленку, ее Ленку. И Ира списала радостное Ленкино возбуждение на новый дом, ведь Ленка всегда говорила, что нормальные люди живут на земле, а не в квартирах-клетках, всегда мечтала о доме. Да и при Маше не очень-то поговоришь. И мужчин пора кормить, обед стынет…
Все отговорки, пустые отговорки, которые Ира быстро забыла, а вот Ленка, такая, какой она была в этот день – быстрая, гибкая, смеющаяся, резко откидывающая волосы скрещенными на затылке руками, – запомнилась ей навсегда.
– И все-таки, Александр Николаевич, и все-таки дело в профессионализме. Не ценят у нас профессионалов. Семьдесят лет профессионалов косили, вот и результат, – говорил Эдик, усаживаясь за стол.
Пока Ира и Лена хлопотали на кухне, и он и Аксенов уже развеялись коньячком на голодный желудок и, понятное дело, приступили к обсуждению вечных вопросов, кто виноват и что делать.
– Не знаю. – Аксенов быстро освоился за столом и под одобрительные взгляды Ленки сметал подряд ее изысканные салатики, наверняка не очень-то разбирая, чем они отличаются один от другого. – Я думаю, профессионализм – дело наживное.
– Был бы человек хороший? – усмехнулся Эдик, Забыл, наверное, о своей маске подобострастия, в которой встретил гостя.
– Вот именно! – отрезал Аксенов, только на секунду оторвав взгляд от тарелки, но Эдику этого хватило, чтобы снова влезть в ту же маску.
– Что же, вам виднее. Это же у вас в отдельно взятом городе, как говорят, сплошной развитой социализм на фоне страны, погрязшей в дикой эпохе первоначального накопления. Чистота, красота, бассейны, концерты, зарплата вовремя.
– Вот именно, – повторил Аксенов. – Только социализм тут ни при чем. Были б люди хорошие.
– Но как же так, Александр Николаевич, неужели только в вашем городе люди хорошие, а по всей остальной стране плохие?
– Всюду хорошие. Только они думают, что они плохие и что вокруг все плохие. Сейчас легче так думать. И подсказчиков хватает.
Аксенов поплыл. Ира видела, как он рюмку за рюмкой пил все, что наливал ему Эдик, с каким пьяненьким восхищением следил он за Ленкиными движениями. Ее так и тянуло схватить его за руку, тянущуюся к рюмке, и сказать классическую супружескую фразу: «Все, тебе хватит». Но во-первых, она ему не супруга, а во-вторых, с Аксеновым такой номер не пройдет, тем более под Ленкиным взглядом. Ира с ужасом ждала, что Аксенов разойдется и начнет клеймить врагов народа и, пуская пьяные слюни, вещать об избранном пути России. Ей было стыдно за него перед Ленкой и даже перед Эдиком.
– Александр Николаевич, говорю вам как профи, вы – просто подарок для политической раскрутки. Из вас политика высшего ранга сделать – раз плюнуть. – Эдик тоже уже был хорош: поставив локти на стол, тыкал вилкой в одно и то же место несчастного куска мяса. – А можно и президента. До выборов два года, как раз успеем, если с толком за дело взяться. Ирка, хочешь быть первой леди?
– Дурак ты! – не выдержала Ира, позволив себе то, что с трезвым Эдиком никогда бы не позволила.
Но Эдик ее выпад проигнорировал.
– Это ж сплошной позитив! Ничего выдумывать не надо. Все подтверждено и документировано. Фейс русский? Русский. Харизма налицо. Взгляд пробирает. Без этого у нас нельзя, уважать не будут. Провинциал? Отлично. Провинциалам больше верят. Человек, который сделал себя сам. Результаты? Сколько угодно. Комбинат как образцовое предприятие народного капитализма! Город как конфетка, и никакой вам вопиющей московской социальной пропасти! Образ скромного в быту вождя, день и ночь думающего о своем народе. Ирка… – Воодушевленный Эдик перебрался поближе к ней, обнял за плечи. – Ирка, ты – идеальная подруга жизни, верная жена. Никаких бриллиантов. Неброская русская красота.
Нравоучительные сказки для детишек. Благотворительные акции устроим, куда там Диане-покойнице. Матушка-заступница всея Руси. А история о встрече двух одиноких сердец после неудачных первых браков? А? Голливуд! Домохозяйки плачут от умиления и занимают очередь к избирательным урнам.
Ленка смеялась. Эдик выдержал театральную паузу, дабы все присутствующие в полной мере насладились нарисованной им картиной грандиозного политического будущего Аксенова, а после паузы пьяно захныкал:
– Вот, Леночка не даст соврать. С каким убогим материалом приходится работать! Это даже не нули, это сплошные минусы. Но пока справлялись. А, Ленусик? У меня все самое лучшее, в текстовиках писатели, в имиджмейкерах народные артисты, но самое главное – информационные потоки. Это главное. Без того, чтоб регулярно в телике мелькать, сейчас ничего не бывает, о газетах и радио я не говорю, это само собой. Эх, Александр Николаевич, ваши финансовые потоки да мои информационные, такую кашу можно заварить! В наше время для грамотного пиара нет ничего невозможного.
Ленка смеялась. Аксенов сидел, подперев голову рукой, в позе, с которой обычно начинают «Ой, мороз, мороз», и Ира чувствовала, что такая несвойственная Аксенову поза ничего хорошего не предвещает. Но, к ее удивлению, все обошлось.
– Плевать я хотел на ваш пиар, – грубо, но по крайней мере коротко сказал Аксенов.
Эдик, точно споткнувшись на ровном месте, дернул головой, медленно оглядел так и не пошевелившегося Аксенова и ласково спросил:
– А не боитесь, что отсидеться не получится, Александр Николаич? Иногда парой-тройкой сюжетиков можно так человека опустить…
– Я? – удивленно переспросил Аксенов, поднял голову, плеснул себе и Эдику водки, взял свою рюмку, вложил другую в руку собеседника и, чокаясь, бросил уже совсем другим, знакомым Ире непререкаемым отрывистым тоном:
– Это вы – бойтесь!
Ленка прервала свой бесконечный нервный смех. Эдик так и не донес рюмку до рта. Ира сжалась в ожидании продолжения. Но Аксенов мгновенно переменился, Ира и не подозревала о таких его актерских способностях.
– А мне бояться нечего, я простой инженер, мое дело – сталь варить, я в политику не сую нос, своих забот хватает.
Все было не так в этот день – нервная Ленка, заискивающий Эдик, пьяный Аксенов, прикидывающийся валенком. Все не так… Даже Валерки, с которым она рассчитывала поговорить, нету.
– А почему Валерку в Москве оставили? – спросила она Ленку.
– Почему в Москве? Здесь он. – Ленка показала наверх, на второй этаж. – Сидит, на что-то дуется, не захотел выходить.
Ира нашла Валеркину комнату по гулу телевизора.
Рыжик растянулся на своей кровати, уставившись в экран, на котором бегали вооруженные люди. «Господи, длинный-то какой стал! – улыбнулась Ира. – В высоту не так заметно, пока меня не перерос».
– Привет, как дела?
– Нормально, – буркнул Валерка, ни капельки не обрадованный ее появлением.
– Неужели не получилось? – ахнула Ира и села на краешек его кровати, загородив собой экран. Они с Валеркой знали, о чем речь. Три дня назад он тайком приезжал к Ире в издательство. Тайком – потому что Ленка, несмотря на его четырнадцать лет, самостоятельных поездок по городу в метро не поощряла. А приезжал он, несчастный и растерянный, чтобы посоветоваться, как быть – до него дошли слухи, что одноклассница, в которую он целый год был влюблен, собирает на день рождения избранных. А Валерка в число этих избранных не попал. К тому же август, каникулы. Они с Ирой разработали весьма хитроумный план по получению приглашения на вожделенный день рождения.
– Получилось, – снова буркнул Валерка и совсем уж невежливо отвернулся от нее на другой бок. Только теперь до Иры дошло, что он на нее обиделся. Господи, такая громадина вымахала, а обижается на крестную, как тот двухлетний малыш, что орал как резаный, едва она спускала его с рук!
– Я думала, тебя здесь нет. Ты чего не спустился, когда мы приехали?
– Ничего.
Ира встала с кровати, осмотрела Валеркину комнату, в которой все вещи, что он привез из Москвы, валялись грудой на комоде. На письменном столе открытый горшочек с остатками мяса. Маша приносила. Получит от Ленки, ох получит! Подошла к окну и сразу поняла, в чем причина Валеркиной обиды. Из окна Валеркиной комнаты отлично просматривалась та самая дорожка, на которой их встречала Ленка. Ира и представить себе не могла, что должно случиться с Валеркой, чтобы он, увидев ее на пороге, не бросился навстречу. Значит, случилось не с Валеркой, а с ней. А с ней случился Аксенов. Мальчишка просто ревнует. Конечно, не по-мужски, какая она для него женщина, а по-своему, по-мальчишески, как ревнует мать к Эдику. Но мать – дело привычное, она с Эдиком давно, а Ира всегда приезжала к нему, Валерке, без всяких там мужиков… Глупенький! У Иры навернулись слезы от жалости к Валерке, у которого вместо родного отца Эдик, и к Вовке, который не видит, как похож на него сын. Просто один к одному.
– А ты мне обещал показать, как научился на скейтборде кататься, – осторожно начала Ира, снова присев на кровать и борясь с острым желанием стиснуть в объятиях это родное рыжее существо. Нельзя, большой мальчик. И все-таки не выдержала, набросилась на него, защекотала под мышками, взъерошила волосы. – Ну-ка поднимайся, чертенок! Будешь еще тетке грубить!
– Ну, теть Ир, – засмущался мальчишка. Поднялся с кровати, схватил свою доску на колесах. – Правда хотите посмотреть?
– И даже покататься, – смело заявила Ира.
Валерка снисходительно оглядел ее узкую юбку и важно сказал:
– Это сложно.
– Ну я же с тобой!
Они с Валеркой вернулись в дом не скоро, уже в сумерках, часа три они резвились как ненормальные на склоне дороги, рискуя угодить под машину. Ворвались в гостиную растрепанные, красные. От Ириного макияжа остались только размазанные темные следы туши вокруг глаз, юбка порвалась по шву, живот надорвался от смеха.
Ира волновалась, что оставила хозяев наедине с Аксеновым. Вдруг он окончательно напился и требует первой медицинской помощи? Но картина, которую они с Валеркой увидели, была более чем мирной. Эдик отсутствовал.
Аксенов и Ленка вполне трезво стояли у окна, отвернувшись от входной двери.
– Знаете, каждая плавка как первый раз. До сих пор не могу привыкнуть, что из разного получается одно. И самое маленькое, ну, кажется, совсем несущественное отклонение в одном компоненте – и это целое будет совсем другим. Наверное, и у людей так – один человек больше влияет на целое, другой меньше, но ведь все влияют. Хочешь ты или не хочешь, а в конечном счете и от тебя все зависит. Я как дурак хожу и смотрю, как льется сталь. Смотрю и думаю. Вы когда-нибудь видели?
– Нет, – тихо сказала Ленка.
Ира замерла в нерешительности. Уж больно интимным казался этот их разговор. В августовских сумерках, с видом на лужайку за окном, с мерцающими крохотными огоньками сигарет. Тихие умиротворенные голоса. Расслабленная аксеновская спина. Ира видела – Ленкина спина резонирует с ее голосом, подтянута и напряжена, а Аксенов весь точно размякший.
– Увидите, обязательно. Вот приедете к нам с Иришкой в гости и увидите.
– Теть Ир, ты уезжаешь? Насовсем? – крикнул Валерка.
Аксенов и Ленка разом оглянулись.
– Нет, ты что! – поспешила успокоить его Ира и сделала Аксенову страшные глаза.
Ленка опять засмеялась своим нервным смехом.
– Вот, познакомьтесь, сын Лены, а мой крестник – Валерий. А это Александр Николаевич, знатный сталевар.
– Здравствуй! – Аксенов подал мальчишке руку и крепко пожал. – Что, не уступишь крестную?
– Не-а! – на удивление весело ответил Валерка.
– Молодец, я бы тоже не уступил, – похвалил его Аксенов, обнял Иру за плечи и коснулся губами темени.
Валерка хихикнул, как обычно хихикают подростки, глядя на телячьи нежности взрослых теть и дядь, а у Иры закружилась голова. То ли от непривычного свежего воздуха, то ли просто от счастливой близости любимых людей – Аксенова, Валерки и Ленки. Тревожил только странный нервный Ленкин смех.
***
– Проводишь? – спросил Аксенов, когда они подъезжали к Кольцевой.
– Ты опять улетаешь? Прямо сегодня?
– Я не опять улетаю, я возвращаюсь домой. Туда, где живу и работаю. Мне завтра нужно быть в городе, – без раздражения, даже с оттенком виноватости ответил он.
– Но завтра воскресенье… – протянула Ира.
– Проводишь? – снова спросил он. – С Маргаритой познакомлю. Я всегда за границу с ней летаю.
– Она что, хорошо знает английский? – не удержалась Ира.
– Нет, она вообще никакого языка, кроме русского, не знает, но мне с ней как-то уверенней. Ну, как будто еще одна пара глаз и ушей…
– Мне нужно с тобой поговорить, – перебила его Ира. Она и так собиралась с ним посоветоваться об издательских делах и, может быть, даже попросить помощи, но оборвала его совсем не потому. Ей почему-то именно теперь хотелось освободиться от гирь, которые висели за душой: недомолвок, неясностей, несовпадений. В этот вечер он размяк до благодушия, и Ире казалось, что сейчас гораздо проще объяснить ему многие в общем-то простые вещи, которых в обычном своем состоянии он почему-то не понимает.
– Притормози где-нибудь, – попросил водителя Аксенов.
Молчали, пока водитель останавливал машину на площадке за знаком с падающей елкой и пока он вышел из машины и устроился на лавочке курить.
– Ну, выкладывай, что там у тебя?
– Ты мог бы хоть раз приехать сам, один? Очень трудно постоянно быть у кого-то на глазах, – начала она.
– Не мог бы, – все с той же готовностью признавать свою вину признался Аксенов. – Я водить не умею.
– Да ты что! – расхохоталась Ира.
– А что тут такого? – обрадовался ее веселости Аксенов и тут же положил ладонь на ее коленку, торчащую из надорванного разреза юбки. – У меня своей машины не было. А потом сразу стало не до того.
– Ладно, пусть так, – перешла на серьезный тон Ира и переложила его ладонь со своей коленки на его. – И все равно. Я тоже живой человек, у меня работа, издательство, а ты ведешь себя так, как будто я к тебе прилагаюсь. Ты не предупредил меня, что мы едем на свадьбу к твоей сестре, и получилось все по-дурацки. Вместо нормальных полезных вещей я, как дура, выбрала им в подарок выпендрежную новорусскую посуду, а сама явилась в старых джинсах…
– На тебе джинсы отлично сидят, – совсем некстати ляпнул он и просунул ладонь под ее зад.
– Ты ничего не говорил мне о своей жене, о разводе, а своим родителям представил все так, словно мы уже женаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33