Заслышав наш первый за долгое время обмен репликами, Мартин Рутерфорд Хилл тут же решил присоединиться к беседе, сказав что-то вроде «Бара-Зара-Так!» или, может быть, «Таг!»
— Но ты же мог по крайней мере позвонить и рассказать мне, что с тобой все в порядке!
Я чуть было не поддался — к счастью, это длилось лишь мгновенье — искушению поискать логику в этой фразе.
— Виноват, — повторил я. — В следующий раз буду помнить.
— В следующий раз?! Какой еще следующий раз? Что, твоя работа на Френка Сайза — это вот так теперь и будет? Когда ты за нее брался, ты говорил, что теперь сможешь работать дома. А сам за последние три недели был дома два дня! Последнее время ты вообще постоянно торчишь то в Джорджии, то в Пентагоне с этим сумасшедшим майором!..
Сумасшедший майор — это Карл Соммерс, историк Армии Соединенных Штатов. Тема его диссертации (армия об этом не догадывается) — «Действия американских джи-ай на черном рынке в Европе в ходе Второй мировой войны и в разгаре войны во Вьетнаме — сравнительное исследование». Трудяга-майор раскопал множество весьма и весьма сочных подробностей. По завершении работы он намеревается издать ее отдельной книгой, уйти на пенсию с военной службы и присоединиться ко мне на факультете в отдаленном провинциальном университете. Сара записала его в сумасшедшие, поскольку он каждый день проходит десять миль пешком по дороге на службу и обратно, не ест ничего, кроме постного мяса и прессованного творога с проросшими пшеничными зернами, а каждую субботу по вечерам надевает рыжий парик и отправляется шататься по Джорджтауну, стараясь подцепить кого-нибудь моложе 16-ти. Майор Соммерс способен делать ЭТО только с 14- или 15-летними девицами. Он говорит, что испытывает определенное беспокойство по данному поводу, но не до такой степени, чтобы начать как-то с этим бороться. Самому майору 36 лет.
Я улыбнулся Саре, надеясь, что улыбка вышла ободряющей.
— В Пентагоне я уже собрал все, что мне надо. Теперь я буду проводить дома значительно больше времени.
— Не хочу производить впечатление тупой бабищи, которая тебя пилит, — сказала она. — Но когда ты говоришь, что тебя чуть не убили, я тут же теряю голову от волнения. Ужасно волнуюсь, потому что я очень переживаю за тебя! А потом я начинаю беситься. Ничего не могу с собой поделать. Черт, просто с ума схожу, бешеная становлюсь!
— Ну хорошо! — ответил я. — Давай забудем об этом.
Сара вперила в меня тяжелый, пристальный взгляд.
— Слушай, неужели ты действительно тащишься от этого?
— От чего?
— От своего ковыряния в дерьме! Чем оно гнуснее, тем больше оно тебе по душе. Чем подлее человек, чем больше он извращен, лжив — тем он тебе милей! И ты умеешь и любишь со всем этим обращаться. Вот что порой меня тревожит.
— Я — всего лишь историк.
Она кивнула.
— Знаешь, я догадываюсь, где бы тебе лучше всего работалось.
— И где же?
— В аду! Ты был бы счастлив, как последний ублюдок, если б мог быть историком у дьявола.
* * *
Здание, занимаемое штаб-квартирой лоббистской конторы, называющей себя «Организация Баггера, Инкорпорейтед», находилась в старом городе, на Кью Стрит к западу от Коннектикут Авеню, через пару-тройку домов от головного офиса «Детей Кришны» и неподалеку от приемной знаменитого «квартета докторов от белой горячки» — группы медиков, которые пачками собирали деньги с наиболее состоятельных алкоголиков города за излечение от похмельной лихорадки.
Это был узкий трехэтажный дом из красного кирпича с полуподвалом. Что-то с ним было связано историческое — но недостаточное для того, чтобы вздуть на него цену. Даже окружное общество Охраны памятников вряд ли проявило бы беспокойство, если бы кому-то вздумалось объявить о намерении снести здание с лица земли и сделать на его месте, к примеру, платную автостоянку. Вроде бы президент Хардинг когда-то поселил в нем свою любовницу — и то ненадолго, до тех пор, пока не подыскал ей менее вызывающее жилье — чуть подальше, на 2311 по Коннектикут Авеню.
Я расплатился с таксистом и вошел в крошечное фойе. Нажал на черную кнопку с надписью «Звонок» и некоторое время ждал, что из этого выйдет. Вскоре голос с явственными металлическими нотками сказал «Да», на что я ответил: «Декатур Лукас».
«Хорошо», — сказал голос, и в следующую секунду зазвенел зуммер. На двери не было никакой ручки, поэтому я надавил на нее. Ничего не произошло, и я снова позвонил в звонок. Металлический голос сказал: «Толкайте сильней!» От более сильного толчка дверь неожиданно легко распахнулась — как если бы была оборудована противовесом. Постучав по ней, я убедился, что она-таки действительно насквозь стальная.
Я вошел в широкий холл, стены которого были обшиты старыми, хорошо отполированными, светлыми дубовыми панелями. Справа выгибался ряд ступеней на второй этаж. Слева за коричневым столом сидела юная и хорошенькая девушка — секретарь по приему посетителей.
— Мистер Лукас? — спросила она с обворожительной улыбкой.
— Да.
— Пройдите направо через эту дверь в офис мистера Каттера.
Дверь, на которую она указала, находилась за ней слева. Пройдя, я очутился в большом офисе маленького человечка, большими шагами спешащего мне навстречу. Руку он заранее держал вытянутой вперед.
— Я — Джонни Каттер, мистер Лукас, — проговорил он. Я пожал его ладонь — она оказалась толстой, широкой и тяжелой.
— Мистер Каттер? — повторил я.
— Не угодно ли присесть? — сказал он. — Полковник на секунду вышел, чтобы ответить на телефонный звонок. Если вы не возражаете, я тоже пока закончу — осталось подписать несколько писем…
Я сказал, что не возражаю, и уселся в кожаное кресло. Каттер вернулся за свой резной письменный стол. Изогнувшись над ним, он стал напоминать огромную поджарую жабу из сказки, которой было поручено охранять спящего принца. Я понаблюдал за тем, как он выводит свою подпись: аккуратно, даже кропотливо, с легкой улыбкой на лице — словно получая удовольствие от самого вида собственного имени.
Я оглядел комнату. Несмотря на стол красного дерева с витиеватым орнаментом, клубную кожаную мебель, толстые восточные ковры и затянутые тканью стены, все в ней дышало теплотой и уютом самой натуральной казармы — что впрочем, было неудивительно, если учесть, что Каттер отдал армии 12 лет, последние десять из них — в чине старшего сержанта.
Закончив подписывать, Каттер поднял на меня глаза и медленно моргнул два раза — в точности как жаба. Затем встал и большими шагами направился к двери. Видимо, двигаться иначе как широкими шагами он просто не мог. Подойдя к двери, верный оруженосец резко постучал два раза. «Где уж только не раздавался этот условный стук! — подумал я. — Сколько разных мест, сколько стран… Два стука — и к полковнику Уэйду Маури Баггеру приходят вести о победах, о провалах… ну и простые сообщения типа того, что уже пять часов и пора отправляться домой».
После того как прозвучало «Войдите!», Каттер распахнул дверь и пролаял: «Мистер Лукас прибыл!» Голос у него был низкий, грубый и при этом весьма властный и внушающий трепет — в общем, мечта всех агентств по выбиванию долгов.
Фигурой Каттер был в точности как треугольник острием вниз. Когда он встал у двери, показалось, что его плечи прибили гвоздями к ее деревянной поверхности. Кивок головой, который в его исполнении скорее напомнил конвульсивное подергивание, означал, что я могу войти.
Изысканность, с какой был обставлен кабинет полковника, не шла ни в какое сравнение с изысканностью его хозяина, поднявшегося мне навстречу из-за персидского стола орехового дерева с протянутой для рукопожатия ладонью и сверкающей улыбкой. Это и был Уэйд Маури Баггер, полковник армии США в отставке собственной персоной, и я потратил два дня в местечке под названием Оцилла, штат Джорджия, чтобы узнать о нем все, что только возможно. Уэйда Маури в Оцилле помнили, о да, конечно же — хотя он ни разу не появлялся в родных краях с тех пор, как в 1942 году ушел в армию. Он происходил из хорошей семьи — по крайней мере, со стороны мамы. Линия ее родословной восходит аж ко временам Революционной войны, к Уэйдам из Вирджинии. Да и фамилия Маури тоже дает повод для гордости: во время войны между Севером и Югом ее носили целых два генерала-южанина. Оцилловские старожилы даже припомнили, как будущий полковник клялся, будто он является прямым потомком обоих.
А вот Баггеры… Об этих, право, и не стоит говорить. Да, именно парень по имени Лион Баггер был, должно быть, чертовски сладкоречив в беседе с хорошенькой маленькой учительницей из Мейкона, которая состоялась на заднем сиденье его двухдверного «лунохода» теплой весенней ночью 1922 года… И он даже женился на ней три месяца спустя — лишь затем, чтобы уже через две недели после свадьбы испариться навеки, вероятно, куда-то в сторону Севера. В наследство от папаши Уэйд Маури Баггер получил только широкую кость, внушительные — под метр 90 — габариты, пару зеленых глаз навыкате, мягкий глубокий баритон и ослепительную, белозубую, широченную ухмылку. Народ в Оцилле говорил, что у всех Баггеров такая.
После того как мы пожали руки и поздоровались, полковник еще оставался стоять, пока не убедился, что я сел и мне удобно. Тогда и он уселся в свое кожаное кресло с высокой спинкой. Я уже видел точно такие — они особенно нравятся судьям Верховного Суда.
Полковник закинул ноги на стол и предоставил мне полную возможность насладиться блеском своих лакированных черных штиблет — каковой, впрочем, я мог бы обеспечить и самому себе, если б был готов выложить 85 долларов за пару… Я не был готов. Мои ноги, как и ноги Каттера, сидящего напротив меня, утопали толстом, табачного цвета ковре. Мы сидели в глубоких, мягких креслах из светлой кожи. Напротив стены была еще соответствующая кушетка, перед которой стоял длинный низкий столик с деревянной инкрустацией. У него были изящно выгнутые ножки, и он выглядел очень древним и очень дорогим.
По стенам, обшитым панелями их орехового дерева, висели четыре картины, которые на первый взгляд производили впечатление лучших достижений кого-то из малых французских импрессионистов. На второй взгляд становилось ясно, что это так и есть. Позже я выяснил, что «Организация Баггера» застраховала их на 95 тысяч долларов.
Баггер снова улыбнулся мне и повернулся к окну, за которым бушевала забитая машинами, бурлящая Кью Стрит. Строительство нового метро сильно затрудняло движение и создавало постоянные заторы, некоторые водители то и дело сигналили, но до Баггера в его звуконепроницаемом офисе ничего не долетало. Наверно, он бы не услышал ни громовых раскатов, ни рева низколетящих самолетов, ни даже, если уж на то пошло, приближения конца света.
Не отрываясь от окна, Баггер сказал:
— Надеюсь, у мистера Сайза все в порядке.
— Вполне, — ответил я.
— Я попросил мистера Каттера посидеть с нами, если вы не возражаете.
Я сказал, что нисколько.
Баггер повернул голову, чтобы взглянуть на меня еще раз. Голова у него была ничего себе — длинная и узкая, с густой и волнистой, совершенно седой шевелюрой. Над зелеными глазами нависали тяжелые черные брови. Нос хороший, прямой, под ним — заботливо ухоженные, черные как смоль усики. На волевом подбородке виднелась изящная расщелина — назвать ее ямочкой у вас не повернется язык. Это было лицо гордого, даже надменного человека — из той породы людей, что вполне могут носить монокль, и никто не посмеет сказать хоть слово по этому поводу.
— Вы — новое пополнение в штате у мистера Сайза, не так ли? — спросил Баггер.
— Да.
— Думаю, что я знаю большинство из них с той поры, как прошлым Рождеством они набросились на нас, словно саранча. Могу я употребить такое слово — «саранча», Джонни?
— Да, — подтвердил Каттер, — именно: саранча.
— Так что же привело вас сюда, мистер Лукас? Что вы хотели бы узнать от меня?
— «Анакостия Корпорейшн», один вопрос связан с ней…
— А второй?
— Ну и еще парочка вопросов, или, возможно, чуть больше, чем парочка…
— Кто конкретно вас интересует?
— Френк Хайсмит, президент «Анакостия Корпорейшн», и сенатор Эймс.
— Ужасная история приключилась с дочкой сенатора, не правда ли? — спросил Баггер так, словно и впрямь придавал ей большое значение. — Мне говорили, что сенатор жутко переживает. Жутко!
— У сенатора вообще плохой год, — сказал я. — Но давайте все же вначале поговорим о Френке Хайсмите и его «Анакостии».
— Хорошо, — согласился Баггер. — Давайте.
— Этот парень сделал поразительную карьеру, не так ли?
Баггер кивнул.
— Метко сказано, мистер Лукас. Именно «поразительную». Да у нас, кажется, тут где-то есть брошюра с его краткой биографией. Если она может быть для вас как-то полезна…
— Я ее прочитал. Бесполезна. Так вот, когда я еще малышом жил в Денвере, я сам покупал у него мороженое в вафельных рожках. В первый раз он стартовал в 1949 — на пару с женой у них была парочка грузовиков. К 1953-му у него было уже 40 грузовиков для перевозки мороженого. Профсоюз водителей потребовал прибавки. Старина Хайсмит подкупил одного профсоюзного деятеля, чтоб от него отвязались, но его схватили и засадили в тюрьму во Флориде.
— Все, о чем вы говорите, мистер Лукас, — не вполне новость, — заметил Баггер. — Мистер Хайсмит заплатил за свои ошибки.
— Безусловно, — ответил я. — Грузовиками с мороженым и всем предприятием рулила его жена, пока он отдыхал на нарах. Затем, выйдя на волю, он продал весь бизнес, что принесло ему примерно сто тысяч долларов наличными. Деньги он направил на покупку акций Денверской аллюминиевой компании, под названием «Денсайд Инк». Он получил над ней контроль — никто точно не знает как — и после этого, буквально во всем себе отказывая, у всех одалживаясь, подсобрал денег и вложился в акции некой косметической фирмы из Чикаго под названием «Мирофейр». Было время, когда она приносила до четырех миллионов долларов в год… Правда, ко времени, когда Хайсмит ее купил, ее чистая стоимость несколько упала — до 9,524 долларов, если память мне не изменяет…
— Должен признать, что у вас чертовски хорошая память, — сказал Каттер.
— Благодарю. Итак, Хайсмит путем таких вот слияний и поглощений образовал целую цепочку из связанных между собой малых компаний-неудачников. А в 61-м он сделал свой «прорыв к процветанию». Он нашел и вставил в свою коллекцию настоящего «белого слона» — керамическую компанию «Бойсдарк» из Тулсы, которая в 1960-61 годах потеряла более миллиона долларов, а сумма ее задолженности составила порядка семи миллионов. Этакая, как я бы сказал, «совсем пропащая» компания…
— И последние могут стать первыми, мистер Лукас, — наставительно сказал Баггер.
— Несомненно, могут! И вот ваш клиент соединил всю цепочку в мини-конгломерат, который назвал «Корпорация Анакостия». Понятия не имею, почему так. Может, ему просто понравилось имя. А потом он стал искать реально прибыльную компанию — чтобы слиться с ней. Благо, у него было что предложить ей взамен благодаря закону о «Компенсации при поглощении». Ведь если прибыльная компания сливается с «совсем пропащей», она может очень серьезно съэкономить на налогах… Да что я вам рассказываю — вы же, наверно, это прекрасно знаете, не так ли?
— Мы обращали внимание на данное обстоятельство, — сухо ответил Баггер.
— Итак, ваш клиент Хайсмит огляделся вокруг и нашел то, что нужно — компания «Южные равнины» из Далласа. Они как раз недавно распродали значительную часть основных активов — пару нефтеналивных танкеров, к примеру… ну и получили за все про все жирный кусок. У них набралось ликвидов почти на 45 миллионов, и примерно половина из них — наличными. Недурной годовой доход выходит! Хайсмит заключил с их председателем правления и некоторыми основными членами совета директоров сделку: он, со своей стороны, покупает их доли акций с большой премией. Текущий курс у них был 22 доллара за акцию, а он предложил 31 доллар. Все, что требовалось с их стороны — тихо уйти в отставку и позволить занять свои места самому Хайсмиту и его людям. Дельце провернули. Хайсмит планировал занять деньги в одном из своих «ручных» банков в Бостоне. А когда слияние даст эффект в виде выигрыша по налоговым платежам, вновь образованная компания взяла бы на себя погашение банковской ссуды. Другими словами, «Южные равнины» заплатили бы за свое собственное поглощение.
— Такие вещи делаются постоянно, — заявил Каттер.
— Безусловно, так, — согласился я. — Но в это время некоторые акционеры «Южных равнин» что-то заподозрили и устроили скандал. А это плохо. Хайсмит заметался в поисках помощи. Он пришел к вам. Ему нужно было что-то, чтобы утихомирить акционеров перед тем как он выйдет на тех, кто затеял скандал. А что может быть лучше, чем сенатор Соединенных Штатов, который с высокой трибуны, публично выразит одобрение в адрес близящегося поглотителя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25