Король тем временем закончил осмотр холла.
— Мистер Падильо, вы полагаете, что в этом доме мы будем в безопасности?
— По оценке экспертов, вломиться сюда сложнее, чем в Форт Нокс.
Раздвинулись двери кабины лифта, и я получил еще одно доказательство слов Падильо: впервые на моей памяти я увидел двух лифтеров в одной кабине.
Они выпустили нас на девятнадцатом этаже в небольшую, богато обставленную комнату, где нас поджидал мужчина с тронутыми сединой курчавыми волосами, в темном строгом костюме.
— Добрый вечер, мистер Падильо. Обед скоро подадут, но миссис Кларкманн подумала, что вы захотите отдохнуть...
— Спасибо, Уильям, — Падильо посмотрел на Кассима и Скейлза. — Небольшой отдых также не повредит мистеру Кассиму и мистеру Скейлзу. Кроме того, мистер Скейлз порвал пиджак. Вы сможете ему помочь?
— Разумеется, сэр.
— Благодарю вас. Мы будем в баре. Дорогу я знаю.
— Конечно, сэр, — Уильям повернулся к Кассиму и Скейлзу. — Прошу за мной, господа.
Уильям увел их в левую дверь, а Падильо и я прошли к ту, что находилась напротив лифта. И попали в огромный зал. Пол, выстланный квадратными плитами черного и белого мрамора, три громадные хрустальные люстры, золоченые кресла и кушетки в стиле Людовика XVI, сработанные по меньшей мере за три века до наших дней.
— Кларкманн с двумя «эн» на конце? — спросил я.
— Совершенно верно.
— Кольца цилиндров.
— Ты, как всегда, прав.
— Мистер Кларкманн умер три года тому назад.
— Вижу, ты в курсе событий.
— И все оставил ей.
— До последнего цента.
— Но и она, если мне не изменяет память, не из бедных.
— Миллионов двадцать у нее было.
— Аманда Кент. Сладенькая, как называли ее некоторые бульварные газетенки.
— "Кентз Кэндиз, инкорпорейтед", — кивнул Падильо. — Корпорацию основал ее дед. В Чикаго.
Еще одна дверь привела нас, как и обещал Падильо, в бар. Интимный полумрак, коллекция спиртных напитков на любой вкус, стойка, словно перенесенная из салуна с Третьей авеню, какими они были в начале века. Высокие стулья, несколько низких столиков с удобными кожаными креслами. Падильо прошел за стойку. Чувствовалось, что он здесь не впервые.
— Шотландского, — заказал я, и он наполнил два бокала. После первого глотка комната понравилась мне еще больше. — Слушай, а сколько нужно заплатить, чтобы поселиться в такой квартире?
— Как я и говорил, это кооператив.
— То есть какое-то объединение?
— Чтобы вступить в него, надо купить акции. Одна акция — один этаж. Один этаж стоит миллион.
— А текущие расходы?
— Думаю, тысяч двадцать в месяц, но, возможно, я занизил сумму.
— Не так уж и много, — заметил я. — Конечно, придется потратиться и на обстановку.
— Еще миллион, если тебе нравятся красивые вещи. Впрочем, при удаче можно уложиться в семьсот пятьдесят тысяч.
— По сравнению с бульваром Санта-Моника это большой шаг вперед.
Падильо оглядел комнату.
— Так уж и большой.
— Если не учитывать твое обаяние.
— Я встретил ее на какой-то вечеринке.
— Должно быть, у вас тесные отношения, раз ты можешь практически без предупреждения привести к ней троих гостей.
— Я достаточно хорошо ее знаю.
— У вас серьезные намерения?
— Мне нравится так думать, а я ни в коей мере не хочу огорчать ее.
Я вновь отпил шотландского. Дорогого шотландского. Для меня слишком дорогого, чтобы покупать его даже у оптовиков.
— Наверное, потребуется время, чтобы привыкнуть к такой роскоши. Но можно справиться и с этим. Все решает самодисциплина.
Падильо улыбнулся, без юмора, но с печалью.
— Ты бы протянул шесть месяцев. Максимум год.
— А ты?
— Я даже боюсь начинать.
— Понятно, — я пробежался взглядом по столикам, кожаным креслам. — Теперь мне ясно, почему ты проводишь в Нью-Йорке так много уик-эндов. Вырабатываешь ненависть ко всему этому.
— Твоя интуиция, как всегда, на высоте.
— Это не интуиция.
— А что же?
Я вздохнул и допил виски.
— Зависть. Черная зависть.
Глава 13
Даже если бы компания, возглавляемая сначала ее дедом, а потом — отцом, не производила половину шоколадных плиток, потребляемых в стране, я все равно согласился бы с газетчиками, назвавшими ее Сладенькой. Волосы — цвета ячменного сахара, глаза — корицы, кожа — словно нуга, а голос — обволакивающий, как ириска.
Лет ей было чуть больше тридцати, но, имея восемьдесят миллионов долларов, можно выглядеть и помоложе, чем она и не преминула воспользоваться. В бар она вошла в чем-то белом, наряде, который начнут носить через два или три года, протянула мне руку.
— Я — Аманда Кларкманн. А вы, должно быть, мистер Маккоркл, о котором он только и говорит.
Она дружески пожала мне руку, потом повернулась и поцеловала Падильо в губы, нисколько не стесняясь меня.
— Я упоминал о тебе пару раз, — пояснил Падильо, когда у него освободился рот.
— Не понимаю, почему ты отказываешься переехать в Нью-Йорк, — я пожал плечами.
— Я убеждала его жениться на мне, — улыбнулась Аманда. — Приводила разные аргументы. Мои деньги. Секс. Даже любовь.
— Предложите оплатить его долги, — улыбнулся и я.
— Он много должен?
Я кивнул.
— Девять баксов мне и пять нашему старшему бармену. Взял их на такси в прошлом месяце, да так и не вернул.
— Известно, что банкротство, или его угроза, толкает мужчин на необдуманные поступки, — развил мою мысль Падильо. — Некоторые кончают жизнь самоубийством. Другие убывают к Южным морям. Кое-кто даже женится, — он наполнил третий бокал и протянул его Аманде Кларкманн.
— Расскажите мне о его женщинах, — улыбкой она показывала, что это шутка, но приготовилась внимательно слушать, на случай, что я таки скажу правду.
— Что я могу сказать? Одни — коротышки, другие — великанши. Остальные посередине.
— И много их? — изгнать из вопроса заинтересованность ей не удалось. Большинству женщин небезразличны похождения их дружков.
— Спросите его, — указал я на Падильо.
— Он о женщинах не говорит.
— Так похвалите его за скрытность.
— Их было много?
— Женщин?
— Да.
— Избытка я не заметил, но не ощущалось и недостатка. С женщинами ему всегда удавалось держаться золотой середины.
— Раз вам непременно нужно говорить обо мне, — вмешался Падильо, — хотелось бы, чтобы глаголы употреблялись в настоящем времени. Прошедшее не ласкает слух.
— Так почему ты так быстро вернулся в Нью-Йорк, Майкл? — спросила Аманда. — Мистер Маккоркл выглядит как джентльмен, но Уильям лишь вздохнул при упоминании о той парочке. Они показались ему довольно странными.
— Один из них — король, — заметил Падильо.
— Какой же страны? Я могла бы и догадаться сама, оставшиеся королевства можно пересчитать по пальцам.
— Ллакуа.
— Его брат только что умер, не так ли? Приятный молодой человек. Немного развязный, но приятный.
— Ты его знала? — спросил Падильо.
Аманда кивнула.
— Мы встречались дважды. В Париже и в Мадриде. До близкого знакомства дело не дошло. Как вы зовете короля?
— Мистер Кассим.
— Разве он не требует, чтобы к нему обращались «ваше величество»?
— Так к нему обращается Скейлз, — ответил я.
— А кто такой мистер Скейлз?
— Королевский советник, — усмехнулся Падильо. — Раньше он был учителем Кассима.
— Уильям сказал, что советник порвал рукав.
— Он упал, — пояснил я.
Она посмотрела на Падильо, на меня, вновь на Падильо.
— Да и сам костюм не такой уж элегантный.
— Элегантность — не главная черта советника. От него требуется компетентность и беззаветная преданность.
— Есть и еще одна причина, — добавил Падильо.
— Какая? — полюбопытствовала Аманда.
— Дешевизна.
— Так король беден?
— Сегодня да. А на следующей неделе может стать богатейшим королем этого мира.
— Тогда я знаю, что нужно делать, — возвестила Аманда.
— Что же? — поинтересовался Падильо.
— Постараюсь развеселить его. Большинство моих знакомых-королей постоянно грустят.
Столовая, в которой мы собрались в тот вечер, предназначалась для небольших компаний, тесного круга друзей числом не больше дюжины. Не знаю, как она называлась, да и вообще имела ли название. У слуг, возможно, она проходила как «Вспомогательная столовая номер шесть». Или семь. А может, и восемь.
Остался мне неведомым и автор посадочного листа, но за большим круглым столом Кассим оказался справа от Аманды Кларкманн, Падильо — слева, меня посадили со стороны короля, а Скейлза — рядом с Падильо. «Рядом» означало, что нас разделяли добрых три фута.
Короля, несомненно, заинтересовали предметы роскоши. Он внимательно разглядывал каждую ложку, вилку, нож. Или хотел убедиться, что они из серебра, или сомневался, что их помыли после предыдущего приема. Он даже перевернул тарелку, чтобы посмотреть марку фирмы-изготовителя. И, судя по всему, одобрил выбор Аманды. Я решил, что монастырская жизнь лишила его многих радостей и теперь он наверстывал упущенное.
Прислуживали нам двое официантов, мужчина средних лет, которого я бы тут же взял на работу в наш салун, и юноша, лишь немного уступавший своему старшему напарнику. В салуне нашлось бы место и шеф-повару, если б, конечно, у нас хватило денег на его жалованье. Есть такую божественную телятину мне еще не доводилось, и, когда мне на тарелку положили вторую порцию, я не нашел в себе сил отказаться. О диете в этот вечер не хотелось и думать.
Разговор вела Аманда Кларкманн, не оставляя попыток разговорить короля, но тот предпочитал есть, отвечая кивками да изредка односложными словами. Если его манерам и умению поддержать светскую беседу недоставало лоска, то с аппетитом у него был полный порядок. И на вопросы нашей хозяйки о Ллакуа он отвечал восхвалением поданных блюд. Особенно телятины, коей король слупил три порции.
После обеда король и Скейлз откланялись, сославшись на усталость. Аманда Кларкманн, Падильо и я перебрались в гостиную выпить бренди под портретом кисти Томаса Эйкинса. Мы с Падильо уже допивали второй бокал, а Аманда никак не могла справиться с первым, когда Уильям, ему я отвел роль квартирного мажордома, принес телефонный аппарат, вставил его в розетку и сообщил Падильо, что с ним хотят поговорить.
— В этой комнате есть другая розетка? — спросил Падильо.
— Да, сэр.
— Принесите еще один аппарат и подключите его.
Уильям кивнул, ушел, тут же вернулся со вторым телефоном, подключил и его.
Падильо повернулся ко мне.
— Возьми трубку.
— Мне уйти? — приподнялась с места Аманда.
Падильо покачал головой.
— Я буду слушать, а не говорить.
Я взял трубку, Падильо сказал: «Слушаю». После короткой паузы в трубке раздался мужской голос: «Это ты, Падильо?» Его обладателя я узнал сразу же. Франц Крагштейн.
— Брось это дело, Майкл, — в голосе слышался упрек. Он явно не одобрял действия Падильо. — Шансов у тебя нет.
— Пока вы играете не слишком удачно, Франц. Не смогли справиться даже с Маккорклом.
— Сейчас с компетентными помощниками проблемы, так?
— Не знаю.
— Мистер Маккоркл очень мил, но опыта у него маловато.
— Зато в достатке ума. И он не требует больших денег.
— Мы бы хотели возобновить переговоры.
— Нет.
— Честное слово, Майкл, я не понимаю, почему...
— Понимать необязательно. Достаточно знать, что я стою у вас на дороге. Попытайтесь пройти — это ваше право.
— Я лишь взываю к благоразумию. Ты мне очень нравишься, Майкл. Потому-то я и хотел дать тебе... последний шанс. Старое, естественно, поминать не будем.
— Клади трубку, Франц.
— Видит бог, я сделал все, что мог.
— В этом никто не сомневается.
— И последнее, Майкл.
— Выкладывай.
— В Сан-Франциско путь неблизкий.
— Мне доводилось там бывать.
— Мне очень жаль, Майкл, но больше ты туда не попадешь, — и в трубке раздались гудки отбоя.
Глава 14
Мы играли в бридж уже больше двух часов, когда появился Падильо и прошел в бар, чтобы наполнить свой бокал. Я и Аманда Кларкманн противостояли королю и Скейлзу. Играли мы по центу за очко, и они выигрывали у нас почти тридцать пять долларов, потому что я не садился за карточный столик более десяти лет и теперь надеялся, что пройдет еще десять, прежде чем меня уговорят на новую партию, пусть даже с таким блестящим партнером, как Аманда Кларкманн.
Следующий круг завершился в нашу пользу, а потому я встал и присоединился к Падильо в баре. Время приближалось к полудню, и нам не оставалось ничего другого, как дожидаться вечернего звонка Ванды Готар. Я смешал себе «мартини», как обычно убеждая себя, что он способствует улучшению пищеварения.
— Кто выигрывает? — вопрос Падильо прервал мои раздумья о том, стоит ли бросить в бокал оливку.
— Они, — от оливы я отказался, решив, что мне не нужны лишние калории.
— Я заказал броневик.
— Броневик, — я многозначительно кивнул и глотнул «мартини».
— Он прибудет в четыре.
— Банки в этот час уже закрыты, — проявил я свою осведомленность и в этом аспекте нашей жизни.
— Он поедет не в банк.
— Естественно.
— Он поедет в аэропорт.
— Ла Гардия, — я дал ему шанс поправить меня.
Падильо это нравилось.
— Кеннеди.
— Хорошо. Я слышал, что броневики сейчас делают очень комфортабельными.
— Мы в нем не поедем.
— Полагаю, тебя осенило ночью?
— Около двух часов.
— Отвлекающий маневр, — вновь кивнул я. — Гениально.
— Во всяком случае, у нас появляется шанс вырваться отсюда. Вчера его у нас не было.
— А что поедет в аэропорт? Я хочу сказать, в броневике?
— Кольцо.
— Разумеется, дорогое.
— Аманда говорит, что оно застраховано на пятьсот тысяч.
— И куда отправится кольцо после прибытия в аэропорт?
— К ювелиру в Сан-Франциско. Он его почистит и пришлет назад.
— Но наши друзья, мистер Крагштейн и мистер Гитнер, решат, что это уловка, а в броневике не кольцо, но мы.
— Совершенно верно.
— И пока они будут гнаться за броневиком, мы двинемся в другом направлении.
— Поедем в Ньюарк.
— Ну конечно, в Ньюарк.
— Потом в Денвер.
— Куда же еще.
— А оттуда?
— Как я понимаю, только не в Сан-Франциско. Лос-Анджелес?
— Ты прав.
— Там мы возьмем напрокат машину и проникнем в Сан-Франциско с черного хода. Где ты заказал броневик. В «Бринке»?
— В другой фирме. Той, что красит свои машины в красный цвет.
— Никогда не заказывал броневик, — вздохнул я. — Наверное, потому, что они не видели во мне достойного клиента. А тебя долго мурыжили?
— Едва ли они стали бы тратить на меня время. По сравнению с Амандой я — ноль без палочки.
— Так броневик заказала она?
Падильо кивнул.
— Хорошо, однако, быть богатым.
Падильо оглядел комнату.
— У них тоже есть проблемы.
— Назови хоть одну.
— Они боятся, что в один прекрасный день могут обеднеть.
После того, как мы с Амандой отдали королю и Скейлзу наши проигранные тридцать один доллар и пятьдесят восемь центов, она оставила нас, и пожилой официант, из тех, что прислуживали нам за обедом, подал ленч в той же комнате, где мы играли в бридж.
Креветочный коктейль с соусом, за рецепт которого я бы тут же выложил сотню долларов, сандвичи с ростбифом, мексиканское пиво. Раньше я его не пробовал, но оно сразу мне понравилось. Король от пива отказался, и ему принесли кока-колу.
За ленчем Падильо рассказал королю и Скейлзу о броневике. Те переглянулись, король уловил едва заметный кивок Скейлза и, улыбаясь, повернулся к Падильо.
— Вы очень изобретательны. А кроме того, у меня появится возможность поближе познакомиться с вашей великой страной, — звучало это так, будто он обращается не к нам с Падильо, а к президенту или государственному секретарю.
Перед тем как подали кофе, король вновь уловил кивок Скейлза. Поднялся, провел рукой по лысому черепу и попросил извинить его, ибо подошло время дневной медитации.
Едва он ушел, Скейлз наклонился к нам, откашлялся.
— Я, конечно, не хотел бы тревожить его величество, но вы уверены, что выбрали самый безопасный маршрут?
— Безопасных маршрутов для нас нет, — ответил Падильо. — Но это лучший Бариант, какой я могу вам предложить, если вы не хотите обратиться в Секретную службу или в местную полицию. Я бы советовал связаться и с теми, и с другими.
Скейлз нахмурился, дважды качнул головой.
— Невозможно, — по тону чувствовалось, что дальнейшая дискуссия неуместна.
Падильо, однако, это не смутило.
— Почему?
Скейлз почесал кончик длинного носа, посмотрел на Падильо, потом на меня, словно пытаясь решить, а можно ли доверить нам королевские секреты.
— Я не касался этой темы из опасения, что вы поднимите нас на смех.
— А вы попробуйте, — поощрил его Падильо.
— Его величество, я не собираюсь критиковать его, помилуй бог, но отношение его величества к вашей Секретной службе однозначное.
— Он им не доверяет?
— Нет. Считает, что именно на Секретной службе лежит вина за убийство президента Кеннеди. И его брата. Его величество убежден в существовании гигантского заговора, мозг которого — ваша Секретная служба.
— Это не просто смешно. Нелепо, — заметил Падильо.
— Секретная служба не охраняла Роберта Кеннеди, — добавил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17