– Значит, – с расстановкой продолжал Доронин, – если бы к тебе на шахту пришло полтораста или, скажем, двести человек, это была бы большая помощь?
– Двести?! – снова оживляясь, воскликнул Висляков. – Да мы бы их… Да я бы каждого расцеловал!
– Так. Ну, а если я помогу тебе достать людей?
– Ты?! – Висляков задохнулся. – Ты… людей?! Три телеграммы министру, четыре в обком, три вербовщика на материке землю роют… Да ты что… Смеёшься надо мной, что ли?…
Он растерянно смотрел на Доронина.
– Нет, я не смеюсь, – спокойно сказал Доронин. – Я хочу предложить тебе договор, честный, советский договор. Вот слушай. У меня на комбинате работает около трёхсот человек. Сейчас зима. Люди редко выходят в море. Это сказывается на их заработке. Кроме того, безделье, даже вынужденное, никогда не идёт людям впрок. Словом, до весенней путины мне вполне хватит ста – ста пятидесяти человек. Зато в путину мне и четырёхсот будет мало. Ясно? Правда, я знаю: к весне придут пароходы с людьми. Но я хочу использовать и все местные возможности. Так вот, до путины я направлю к тебе сто пятьдесят… ну, скажем, двести человек. Они у тебя будут работать, получать заработную плату, приобретут вторую специальность. Зато перед путиной я заберу их обратно. Кроме того, на время путины ты мне дашь двести своих шахтёров. Ясно?
Говоря, Доронин внимательно следил за тем, как менялось лицо Вислякова: сначала оно было нахмуренным и мрачным, потом морщины стали исчезать, глаза раскрылись шире, и, наконец, на лице Вислякова появилось несвойственное ему детски восторженное выражение. Когда Доронин замолчал, Висляков ударил в ладоши и, счастливо улыбаясь, закричал.
– Ай, здорово! Ай, Нептун! Ай, морской царь! Мне рассказывали, не верил! Да у тебя, друг, золотая голова! Тебе не рыбу ловить, а уголь добывать надо! Нет, слушай, ты все это серьёзно?
– Совершенно серьёзно. Согласуем с начальством – и хоть завтра принимай людей.
– Ну, брат, спасибо! Удружил так удружил! Я народу скажу… Хочешь, всем миром тебя благодарить будем?
– Вот уж это ни к чему, – рассмеялся Доронин, – к тому же я ведь и свою выгоду соблюдаю…
– Ты мне на четыре месяца, а я тебе на несколько дней – тоже выгода! – воскликнул Висляков, но вдруг осёкся и помрачнел. – Послушай, – нерешительно сказал он. – Я-то из твоих ребят за четыре месяца настоящих шахтёров сделаю – это факт. А вот как же ты с моими-то рыбу удить будешь?
– Я думал об этом, – сказал Доронин. – У тебя будут работать курсы рыболовецкого техминимума. Инструкторами мы обеспечим. Позволишь организовать курсы?
– Академию! – восторженно крикнул снова повеселевший Висляков. – Академию организуй, не то что курсы. Сам ходить буду. Рыбу к тебе чистить пойду в путину!
– У нас не чистят, а солят, – рассмеялся Доронин.
– Всё равно! Кем хочешь пойду! Значит, по рукам?
Он протянул свою широкую ладонь, в складки которой въелась угольная пыль. И когда Доронин ударил по ней, закричал:
– Веруня, огурцов нам сюда! И помидоров! И капусты! Всю оранжерею свою тащи, раз такое дело! И чтоб никаких дискуссий!
ГЛАВА XIII
Вернувшись из колхоза и войдя в свою комнату, Ольга увидела на полу письмо: очевидно, его просунули под дверь.
На конверте было написано: «Сахалинский облздравотдел, для врача тов. Леушевой», – а сбоку шла размашистая надпись: «Переслать в Танакский райздрав».
Ольга вскрыла конверт и развернула листки, мелко исписанные незнакомым почерком. Тонкая бумага хрустела. По краям листков были отпечатаны голубоватые иероглифы.
Недоумевая, откуда бы ей могло прийти такое письмо, Ольга начала читать и сразу улыбнулась. Так, стоя посредине комнаты и улыбаясь, она прочитала письмо до последней строчки.
«Здравствуйте, Ольга, – читала она. – Решил вам написать. Я нахожусь сейчас в домике, где, по-видимому, и буду жить. Он стоит на самом берегу Тихого океана. От воды меня отделяет только невысокий забор.
В тот вечер мы так и не уехали. Торопились, боялись, что пароход уйдёт без нас, а отправились только через три дня.
Плыли мы четверо суток с лишним и наконец увидели наши Курилы.
Представьте себе, Ольга, что милях в шести-семи от вас прямо из чёрной, кипящей воды поднимаются серые, мрачные горы. Вершина одной из них покрыта вечным снегом. Теперь я знаю, что это Тята-Яма.
Берег представляет собой нечто вроде косы, отмели, на которой виднеются крошечные домики, а за ними тянется к небу эта самая Тята-Яма.
Скажу вам честно: выходя на берег, я здорово волновался. Да и не только я. Нас приехало семь человек, и я видел, что они тоже волнуются. У нас было такое ощущение, будто весь народ оказал нам большое доверие, послав сюда в качестве своих представителей. Момент был очень торжественный.
На пирсе были люди – и представьте себе, Ольга, не только наши, советские люди, но и японские рыбаки! Каким-то чудом они узнали, что мы едем на остров, и пришли нас встретить.
Вылезли мы на пирс. Мокрые доски, маленькие японские домики, бесконечные сопки, на них нечто среднее между леском и кустарником, и над всем этим серое небо. Вот всё, что мы увидели.
Вместе с встретившим нас пограничным офицером (он был так рад приезду новой группы советских людей, что даже не сразу проверил наши документы) мы решили тотчас же пойти осматривать остров, но вдруг пошёл дождь, такой крупный и холодный, что нам сразу захотелось поскорее под крышу.
И вот меня привели в крошечный домик на берегу океана, а офицер ушёл размещать остальных товарищей. Сказал, что вернётся не позже чем через час с представителем гражданского управления, который куда-то уехал, и тогда подробно информирует обо всех делах на острове.
Я разложил свой чемодан и вынул карту, чтобы отметить на ней, как говорят военные, «место стояния». На север до самой Камчатки тянется Курильская гряда. Совсем рядом, милях в тридцати к югу, Япония, Хоккайдо, чужая страна, недавний враг.
Здесь мы будем жить и работать.
В такую минуту, Ольга, очень но хочется быть одному, а товарищи мои ушли. Вот я и решил вам написать, тем более что мы ведь договаривались – в шутку, правда.
Ну, а как ваши дела? Не собираетесь удирать с Сахалина? Мой адрес: Сахалинская область, Нижне-Курильский район, райком ВКП(б), Владимиру Михайловичу Астахову. Райкома, конечно, ещё нет, но к приходу вашего письма будет. Пока писать больше нечего, прошло сорок, нет – сорок пять минут, как я на Курилах.
Жму вашу руку.
Астахов».
Прочитав письмо до конца, Ольга незаметно для себя вернулась к началу и ещё раз прочитала все – от строчки до строчки.
Потом она положила письмо на тумбочку и стала раздеваться, продолжая глядеть на него.
«Не собираюсь ли я удрать с Сахалина? – повторила она про себя вопрос Астахова и улыбнулась. – Нет, кажется, не собираюсь!»
Раздевшись, Ольга села у стола л закрыла глаза: она очень устала. Тотчас же ей представилось лицо Астахова. «Почему я так часто вспоминаю о нём? – спросила она себя. – Ведь и виделись-то мы всего один раз в жизни, и письмо как будто самое обыкновенное… «Жму вашу руку. Астахов»… Когда мы с ним познакомились, я была совсем другая. У меня был тогда растерянный, глупый вид. «Маменькина дочка»… А вот… всё-таки написал».
Улыбаясь от переполнявшей её душу радости, Ольга достала тетрадь, вырвала из неё несколько листков и начала писать ответ…
«Здравствуйте, товарищ Астахов!» – написала Ольга и сразу остановилась. Подумав немного, она взяла другой листок и твёрдым почерком вывела: «Здравствуйте, Володя!»
На следующий день Ольга получила в райздравотделе ещё две нагрузки. Теперь она стала по совместительству санитарным инспектором и председателем ВТЭК – комиссии по определению нетрудоспособности. С лёгкостью соглашаясь на эту вторую нагрузку, Ольга и не представляла себе, что она окажется такой сложной.
В первый же день заседания ВТЭК на приём пришёл краснощёкий здоровяк лет тридцати пяти. Он жаловался на то, что вид моря приводит его в состояние психической депрессии. Дело доходит до того, что временами ему хочется наложить на себя руки. Он никогда не думал, что у него такие слабые нервы.
Ольга внимательно осмотрела пациента. Судя по всему, он был абсолютно здоров. Однако Ольга знала, что далеко не все нервные заболевания имеют объективные показатели. К тому же краснощёкий с такой искренностью описывал свои тяжёлые переживания, что Ольга на минуту прониклась к нему сочувствием.
Она спросила, на какую работу он завербовался. Краснощёкий ответил, что он по специальности техник и уже месяц работает в порту.
– Ну что ж, – сказала Ольга, – мы попросим администрацию перевести вас на другую работу в глубь острова.
– Это невозможно, – пожал плечами техник, – меня не отпустят.
– Если мы попросим, так отпустят, – решительно сказала Ольга и уже потянулась к бланку протокола, как вдруг краснощёкий испуганно заговорил:
– Нет, нет, из этого ничего не выйдет. Перевод мне всё равно ничего не даст. Вы понимаете: одно сознание того, что море близко, что я на острове и со всех сторон окружён водой, обязательно сведёт меня с ума. Я всё равно буду поминутно ощущать море.
Ольга внимательно посмотрела на него. Теперь ей стало ясно, что этот человек лжёт. Он хочет ограбить государство, удрать с острова, не возвратив полученный им аванс. Ей стало стыдно, что она могла пожалеть такого человека.
– По-моему, вы симулянт, – резко сказала Ольга.
– Вы… не имее те права… – бледнея, пробормотал техник.
– Бросьте, – оборвала его Ольга, – вы совершенно здоровый человек.
– Откуда вы знаете? – быстро оправляясь от растерянности, возразил техник. – Есть такие заболевания…
– ВТЭК отказывает в вашем ходатайстве, – снова не дала ему договорить Ольга. – Впрочем, с Сахалина я бы вас просто выгнала. Идите.
Этот случай научил Ольгу с особенной внимательностью приглядываться к людям.
Обязанности санитарного инспектора оказались ещё более сложными. Грязь, паразиты, отсутствие бань, плохая канализация – со всем этим японским наследством надо было повести беспощадную борьбу.
Ольга решила начать с обследования рыбного комбината и однажды утром появилась в кабинете Доронина.
Доронин встретил Ольгу приветливо, даже радостно, пропустив мимо ушей её слова о том, что она прибыла в качестве санитарного инспектора.
Он усадил Ольгу в кресло и стал расспрашивать её о колхозе «Советская родина»: ведь она уехала оттуда позже него.
Ольга рассказала, что японец Вася чувствует себя хорошо и уже собирается выходить в море. Потом она сказала:
– Что ж, приступим к делу.
Доронин посмотрел на неё с недоумением.
– Собственно, к чему мы должны приступить? – спросил он.
Ольга нетерпеливо пожала плечами:
– Ведь я уже сказала вам, что пришла в качестве санитарного инспектора. Пройдёмте по комбинату.
– Что же вы хотите осматривать? – нерешительным тоном спросил Доронин, и Ольга с невольным удовлетворением отметила про себя эту нерешительность.
– Комбинат, – звонко ответила она.
– С какой же точки зрения?
– С точки зрения соблюдения санитарных норм, – сказала Ольга и добавила чуть вызывающе: – принятых в Советском Союзе.
Доронин почувствовал, что явная симпатия, которую он несколько минут тому назад испытывал к этой девушке, вдруг куда-то пропала. Что-то в тоне Ольги не нравилось ему.
«Инспектировать пришла, – уже с раздражением подумал он. – Девчонка!»
– К сожалению, я занят, – сухо сказал он. – Сейчас вызову кого-нибудь, чтобы занялись с вами.
– Со мной заниматься не надо, – в тон ему ответила Ольга. – Хочу только напомнить, что санитарный акт придётся подписывать вам как руководителю предприятия. Впрочем, – добавила она, инстинктивно почувствовав, что перебарщивать не следует, – я уверена, что на вашем комбинате все в полном порядке.
– А я не уверен, – отрезал Доронин; он был в самом деле очень занят, Ольга явилась удивительно некстати, но ему удалось побороть закипавшее раздражение.
– Пойдёмте, – сказал он, снимая с вешалки полушубок. Они вышли на пирс. Низкие, густые тёмно-серые облака плыли над морем. Со стороны материка дул резкий, холодный ветер. Такой ветер обычно предвещает шторм.
– Куда мы пойдём? – угрюмо спросил Доронин; ему не терпелось поскорее избавиться от Ольги.
– Начнём с засольного цеха, – сказала Ольга и, вдруг улыбнувшись совсем по-детски, заглянула Доронину в лицо. – Видите, я знаю, из чего состоит ваш комбинат.
В засольном цехе было пусто. Чернели вделанные в землю пустые чаны. Увидев их, Доронин забыл об Ольге и в сотый раз стал мысленно подсчитывать, хватит ли ему весной посольных ёмкостей.
– Скажите, пожалуйста, что это такое? – услышал он голос Ольги; она стояла на коленях, перегнувшись в чан, точно в колодец, и водя рукой по его стенке. – Что это такое? – повторила Ольга, вставая и поднося ладонь к лицу Доронина.
– Что именно? – спросил Доронин, разглядывая маленькую ладонь.
– Вы не знаете? – с упрёком сказала Ольга. – Тогда я вам скажу. У вас плохо промыты чаны. В них остатки рыбы.
– Ничего там нет, – рассердился Доронин.
Он прекрасно понимал, что Ольга права. Чаны были действительно плохо промыты. Японцы не мыли их годами. С тех пор как Доронин приехал, чаны мыли трижды, но отмыть их дочиста всё же не удалось. Доронин уже несколько раз просил прислать ему каустической соды, но её все не присылали. Он надеялся, что до путины так или иначе справится с этим делом.
– Вы знаете, сколько рыбы пропадало у японцев от заражения фуксином? – продолжала Ольга. – Вы же путину так погубите. Весь труд пойдёт даром.
Она не успокоилась до тех пор, пока не обследовала все чаны до одного.
– Ну конечно, – сказала она, подходя к Доронину, – с первых же шагов явное нарушение санитарных норм!
Доронин молчал. Он понимал, что Ольга права, но что-то мешало ему прямо сознаться в этом. Они переворачивают на комбинате всё вверх дном, разрешают проблему рабочей силы, строят жилые дома, ремонтируют флот, помогают колхозам, заготавливают лес… а тут рыбные крошки! Ему было попросту обидно.
– Почему же вы молчите? – громко спросила Ольга. – Может быть, вы считаете, что я не права?
– Нет, вы совершенно правы, – раздельно сказал чей-то голос.
Доронин обернулся и увидел Венцова.
– Конечно, права! – обрадованно повторила Ольга, тоже оборачиваясь к Венцову. – Товарищ Доронин, видимо, этого не понимает.
– Послушайте, – резко сказал Доронин, обращаясь к Венцову, – что вам надо? Вы меня ищете?
– Признаться, да, – ответил Венцов. – Хочу, чтобы вы утвердили список инструкторов по техминимуму.
– Я скоро приду, – буркнул Доронин. Венцов вышел.
– Вот видите, – удовлетворённо сказала Ольга, – он понимает. Кто это такой?
– Главный инженер, – ответил Доронин. – Что вы ещё хотите?
– Чаны должны быть вымыты в недельный, ну, скажем, в двухнедельный срок, – сказала Ольга, делая пометку в тетрадке, которую она вытащила из кармана. – Теперь пойдёмте дальше.
Путешествие по комбинату превратилось для Доронина в настоящую пытку. Ольга ко всему придиралась. Увидев, что соль хранится под дырявым навесом, она потребовала немедленно перенести её в помещение.
– Ведь она же загрязняется, – кричала Ольга, размахивая своей тетрадкой, – а потом вы будете этой солью засыпать рыбу! Неужели вы не понимаете?
Затем Ольге не понравилось, что для сетей не сделаны специальные хранилища. Потом она потребовала в недельный, самое большее в двухнедельный срок очистить и продезинфицировать сточные ямы. Вернувшись наконец с Дорониным в его кабинет, она уселась за стол и принялась писать акт.
– Ну вот, – сказала она, протягивая Доронину мелко исписанный лист бумаги, – подпишите.
Доронин подписал не глядя.
– Все? – спросил он. – Вы простите меня, я очень занят.
Ничего не ответив, Ольга встала, аккуратно сложила акт и положила его в тетрадку.
– Копию я вам пришлю, – сказала она, потом помолчала и, глядя прямо в глаза Доронину, добавила: – Всё-таки неправильно вы поступаете.
– Почему неправильно? – растерянно переспросил Доронин.
– Вы разговариваете со мной так, будто я надоедаю вам по личному делу. Нехорошо это. Ведь вы член партии, насколько я знаю.
Доронин покраснел.
– Допустим, что я вела бы себя иначе, – продолжала Ольга, – так, как могла бы, по-вашему, вести себя та девушка на пароходе. Что бы вы сказали на это?
Доронин молчал.
– Вы первый сказали бы, что такие на Сахалине не нужны. Тогда, на пароходе, вы ведь чуть-чуть мне это не сказали. А теперь я прихожу к вам и делаю то, что должна делать. А вы относитесь ко мне как к надоедливой мухе. Нехорошо это!
«Она права, – думал тем временем Доронин, – действительно я веду себя, как типичный бюрократ». Но в то же время он никак не мог отделаться от обидного ощущения, что эта девушка просто не отдаёт себе отчёта в той огромной работе, которую они тут провели.
– А знаете, почему вы так ко мне относитесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34