Я тебе продиктую. Пиши…Он заговорил злобно, яростно:— Я, Федорович (кличка Бойко, Петр Бойко), признаю себя виновным в том, что, будучи оставлен в тылу противника выдал врагу известные мне государственные тайны. Дальнейшее запирательство считаю бессмысленным. Готов давать правдивые показания… Записал? — спросил, переждав, Федорович. — Давай подпишу протокол, чтобы отступать мне было некуда.Теперь не отмотаешься, Петр Бойко! Все! — с каким-то злорадством сказал он самому себе. — Крышка!.. Пиши дальше, майор, пока я не передумал… Хочешь знать, почему я спутался с гестапо и с сигуранцей?.. Изволь — хотел жить! Не хотел, чтоб меня били. Я сам все скажу, все подпишу… А потом, сам понимаешь — чистосердечное признание, то да се, смягчение вины и все прочее… Так-то вот, майор… Ну, а теперь слушай.Допрос длился долго. Вероятно, уже близилось утро, но так ли это, Рощин не знал — черные бумажные шторы не пропускали дневного света. Следователь посмотрел на часы.— На сегодня довольно, — сказал он. — Вызову еще раз.Когда арестованного увели, Рощин устало потянулся, подошел к окну, откинул плотную бумажную штору. Наступал день. Майор вернулся к столу, достал клеенчатую тетрадь, записал:«Бойко — Федорович. Долгий допрос. Он уверен, что следствие располагает трофейными документами. Если бы это было так! Какой растленный человек: румынская сигуранца готовила его на оседание в нашем тылу после того, как советские войска освободят Одессу. Должен был отлежаться в больнице. И его попытка к самоубийству — сплошная ложь, инсценировка по приказу все того же Курерару.Отдельно для памяти: выяснить судьбу парашютиста Панасенко, отправленного на связь с Полковником. Что в гестапо и в сигуранце знали о Полковнике?»Последнюю фразу майор Рощин подчеркнул дважды. Эта линия следствия имела для него особое значение. Он запер дела в сейф, захлопнул за собой дверь, толкнул ее раз-другой, проверяя, заперта ли она — чекистская привычка! О ПОЛКОВНИКЕ И ДРУГИХ Ласточка с «Железным крестом», нарисованная рукой Федоровича на заявлении румынскому коменданту, была той деталью, которая сломила сопротивление предателя. Но преступник до конца еще не сдался, он судорожно искал объяснений своим поступкам.— Так слушай, майор, — говорил он Рощину во время допроса, — я скажу тебе все, как на духу, пойми только меня, почему я так поступил… Когда арестовали Бадаева, я не был предателем, — Федорович усмехнулся. — Это случилось потом.Сначала, сменив квартиру, подался к сестре, Анне Копейкиной, потом к знакомой, месяца два пожил у нее, услыхал про Глушкова. Видели его на базаре — торговал часами. Совпало это с другой встречей — сосед инженер Захариди, часто заходивший к Федоровичу, вдруг, осмелев, спросил — не хочет ли он послушать Москву. Потом познакомил со своей женой, а также с учительницей Терезой Карловной. Выяснилось, что они входили в подпольную группу обкома партии, связь в каком-то звене оборвалась, и они стали действовать самостоятельно.Окольными путями инженер узнал, что Петр Бойко работал с Бадаевым. Какая нужна еще рекомендация, какая проверка: из катакомб, бадаевец — значит, проверен! А что, если сделать передатчик и с помощью Бойко — Федоровича связаться с Москвой?..Анна Копейкина видела еще раз Глушкова, он спрашивал про Петра, сказал — неплохо бы встретиться. Она ничего не ответила — надо спросить брата.Встретились они в начале сентября. Глушков согласился работать с передатчиком на Москву, но нужен аппарат. Пошли к Захариди. Передатчик был почти готов. Радист посоветовал изменить схему, обещал в другой раз принести запасные части. Петру Бойко тоже пообещал раздобыть подходящие документы.В условленный день Глушков приехал с агентами гестапо…— Меня взяли, — рассказывал Федорович следователю, — привезли в гестапо на Пушкинской и — в одиночку. Несколько дней просидел, потом вызвали на допрос. Поверишь или нет, немец-следователь сразу мне шнапсу. Целая бутылка на столе стояла. Глушков, сукин сын, знал мое слабое место…Я говорю — нет, не пью! Мне в ответ — пей! Я опять — нет. Тут Шиндлер, германский подполковник — его из Берлина специально прислали, вытащил вальтер, нацелился в меня и говорит: «Пей либо пулю получишь!» А глаза такие — сейчас застрелит.Стали с ним пить. По-русски он хорошо говорит и все на одно бьет: мы, дескать, оба разведчики, поговорим по душам. Пьем вровень, а он, чуть перестану, опять за вальтером лезет. Много выпили, но, кажется, ничего я тогда не сказал. Назвал только Крымова, который дамбу рвал на лимане. Думаю, с ним они ничего не сделают — пойди найди! С этого и пошло.На другой день меня опять вызвал Шиндлер. Расскажи, говорит, подробнее про Крымова. Прикинулся я, будто ничего не помню. Какой такой Крымов? Шиндлер встал из-за стола, подошел ко мне с плеткой из бегемотовой кожи да как резанет вдоль щеки. «Теперь вспомнишь?» — а глаза безжалостные, белые. Ничего больше в тот раз не стал спрашивать, велел увести. Повели через подвал — другой дорогой. В какую-то клетушку дверь была открыта, там арестованного водой отливали. Лежит на полу без памяти, весь черный. Вот когда страшно стало. Нет, думаю, лучше самому говорить.Вскоре из гестапо меня передали в сигуранцу. Там, правда, кое-что я выполнял. Следователем у меня был Харитон, вызывали иногда к Аргиру.Следователь Харитон приказал мне сообщать обо всем, что говорят в камере, стать провокатором. Пробыл я там больше месяца. Верно, таить не буду, пришлось мне сообщить Харитону про Карачевцева. К нашей группе он отношения не имел. Действовал сам по себе, расклеивал листовки. Сам писал, сам расклеивал. Сдуру рассказал мне об этом. Пришлось сообщить.Раскрыл еще парашютиста Панасенко. Он тоже в одной со мной камере сидел. Я представился заместителем Бадаева. Он мне и рассказал, что сбросили его под Одессой на связь с Полковником, который заменил Бадаева. Высадка прошла неудачно, началась перестрелка. Убил он двух жандармов, самого Панасенко легко ранили, захватили в плен. Сколько-то пробыл он в тюремной больнице, потом перевели в общую камеру. Мальчишка еще он, от силы лет двадцать. На нарах лежали с ним рядом. Он ночью и шептал мне. Накинет пиджак на голову и шепчет. Вы, говорит, товарищ Бойко, опытнее меня, помогите знакомой одной передать записку — нужна одежда для побега. Полковник поймет из этого, где я. Предупредить его надо, что выброска не удалась.Записку Полковнику пообещал передать. На другой день Панасенко взяли из камеры. Что было с ним дальше, не знаю.— Вы его выдали следователю Харитону? — спросил Рощин.— А что сделаешь? Вижу, парень крепкий, на допросе пытай его — слова не скажет.— Что же было дальше? — едва сдерживая гнев, спросил Рощин.— Дальше, как говорят: назвался груздем — полезай в кузов. Заставили меня, понимаешь, вести разработку всех, кого я назвал в списке. К этому времени жил я отдельно на Пролетарском бульваре. Стояла там какая-то румынская часть, и меня туда поместили. Живу, как в одиночке. Комната, правда, хорошая, но на улицу не пускают. Ах, так, думаю, я вам покажу! Приехал ко мне Аргир, я его спрашиваю: когда, мол, обещания свои выподнять станете. Распсиховался для виду, схватил лезвие от безопасной бритвы да себя по рукам, будто вены хочу порезать. Бритву у меня отняли, руки перевязали и увезли в больницу. Потом действительно выпустили. Сделали меня сотрудником сигуранцы.— А вы подписку давали в сигуранце?— Давал. И в гестапо тоже. Все подписывал. А что? Раз уже пошел по такой дорожке…— Значит, вы отвергаете свои показания о мотивах, по которым румыны выпустили вас из тюрьмы? Я говорю о взятке, которую вы якобы дали Аргиру. Так это?— Отвергаю! Совсем не так было, как говорил… Поехали мы с Аргиром в катакомбы. Тогда и решил я сказать про деньги, они в тайнике были спрятаны. Документы отдал Харитону, а деньги себе взял. Такой уговор был. Вернулись мы из катакомб, осень, холодно. В комнате печка топится. Стал я деньги сушить, разложил их у печки. Тут и сказал Харитону: «Вам документы, мне деньги». Он согласился.После того как меня освободили, поселился я на частной квартире под кличкой Михаил Вирский. Так и жил я, пока снова меня не арестовали. Это уже недавно было, в начале марта.Но роль Федоровича была не такой безобидной, какой пытался он изобразить ее на допросе.Весной, когда в сигуранце через Федоровича узнали, что советский парашютист Серафим Панасенко сброшен в районе Одессы для связи с неизвестным советским полковником, контрразведчики обеспокоились. Ведь Панасенко был сброшен с группой парашютистов, которых задержать не удалось. Другие факты тоже говорили о том, что советское подполье в Одессе продолжает работать и после ареста Бадаева. Больше того, за последние месяцы активность подпольщиков возросла. Нужно во что бы то ни стало проникнуть в это подполье, найти, ликвидировать Полковника. Ион Курерару сам взялся за осуществление своего плана.Парашютиста Серафима Панасенко перевели из одной общей камеры в другую. Там сидело всего двое заключенных. Вскоре сюда же поместили и Федоровича. Эту четверку несколько раз водили в центральную тюрьму, возвращали на улицу Бебеля, отправляли в военно-полевой суд на Канатную и всякий раз перед тем, как вывести из тюрьмы, каждому накрепко связывали руки.— Надо бежать, — не раз говорил парашютисту Бойко — Федорович. И они решили при первом же удобном случае выполнить свое намерение.Перед тем как начинать операцию, Курерару собрал исполнителей — Тылвана, Жоржеску, Друмеша. Они должны были играть роль конвоиров. Курерару сказал:— Сейчас введут четырех арестованных. Первые два должны убежать, остальные будут застрелены при попытке к бегству. Не спутайте… Наблюдайте из другой комнаты.Первым в кабинет Курерару ввели Федоровича, за ним парашютиста Панасенко, затем еще двоих. После короткого допроса заключенных отправили обратно в камеру.Когда стемнело, четверку арестованных со связанными руками повели по одесским улицам. Руки Панасенко и Федоровича были затянуты лишь для виду. Пока вели по Ремесленной, Федорович успел распутать веревки. Конвоиры шли сзади, беспечно болтая, почти не обращая внимания на арестованных. Свернули на Троицкую.Не доходя до улицы Свердлова, как раз перед чайной Георгиу Несмеяну, Федорович вдруг подтолкнул Панасенко, и они бросились бежать. Конвоиры не сразу заметили побег, открыли стрельбу, когда беглецы исчезли за углом, Жоржеску почти в упор выстрелил в спину растерянно озиравшегося узника со связанными руками. Друмеш убил второго. Тылван бросился преследовать бежавших. Он сделал вслед им несколько выстрелов и зашагал обратно. Из окна чайной высунулись перепуганные лица. Конвоиры потоптались возле убитых и пошли к сигуранце.Курерару вопросительно взглянул на вошедших.— Задание выполнили, — сказал за всех Тылван. — Что делать с убитыми?— Где они?— Как было приказано — на Троицкой перед чайной.— Пусть останутся там до утра, — распорядился Курерару. — Надо, чтобы распространился слух о побеге.И все же, вопреки всему, продуманный во всех деталях план Курерару провалился. Через четыре дня на явочную квартиру в девятый дом на Дерибасовской улице пришел обескураженный Федорович и доложил Аргиру: задание сорвалось. Две ночи они провели на квартире знакомой Федоровича, а вчера Панасенко куда-то исчез и до сих пор не возвратился. Ушли они вместе с Белозеровым, бывшим пограничником из отряда Бадаева, которого Панасенко где-то встретил накануне.— Значит, проворонили чекистов, — зло сказал Аргир и принялся звонить Курерару.Начальник следственного отдела пришел в бешенство, когда узнал, что его план провалился. Почему Белозеров оказался умнее Петра Бойко?!. Он кричал в трубку, что этого дурака поставит к стенке, повесит на первом балконе, но постепенно остыл и приказал Аргиру немедленно явиться к нему на улицу Бабеля.Встретившись наедине с Аргиром, Курерару высказал ему свое предположение, что советские подпольщики скорее всего узнали или во всяком случае заподозрили, что Бойко — Федорович работает на сигуранцу. Теперь из него, как тайного агента, толку не будет. Бойко надо использовать на гласной работе в следственном отделе сигуранцы.— Не прибьют его катакомбисты? — с сомнением спросил Аргир.— Ничего с ним не будет, — отмахнулся Курерару. — Дайте ему пистолет и другое имя. На всякий случай…Предатель Федорович стал теперь Михаилом Вирским.Обстановка в городе снова начинала тревожить румынского контрразведчика майора Курерару. После некоторого затишья, наступившего вслед за арестом Бадаева, советское подполье вновь ожило. Как ни огорчительно, Курерару должен признаться самому себе — ни сигуранца, ни гестапо не добились ожидаемого успеха в борьбе с советским подпольем. Он на память мог бы перечислить отдельные подпольные организации, которые несомненно имеют между собой связь и руководятся из единого центра.Сигуранце стало известно о работе Ильичевского подпольного комитета партии, о деятельности Пригородного райкома. Курерару знает даже фамилию руководителя этой организации — секретарь райкома Азаров. Действует подпольный обком партии, обком комсомола, диверсионная группа на железнодорожном узле, большая группа диверсантов в порту. И еще отряды парашютистов, которые ночами приземляются вокруг Одессы, группа Черноморца, группа Дроздова, наконец, группа Полковника, к которому тянутся связи от многих других подпольных организаций.Курерару многое знает, но знать — еще не значит раскрыть и ликвидировать советское подполье.Теперь уже нельзя утверждать, что в Одессе действуют только разведчики-профессионалы из НКВД. Создается впечатление, что все жители города, жители всей Транснистрии, всех оккупированных областей России составляют одно громадное, активно действующее подполье. Как с ним бороться?Курерару вдруг ощутил гигантский размах борьбы, гигантскую силу, которая может смять его, задавить, как лавина.На свою сторону сигуранце удалось привлечь только отдельных людей — Федоровича, Фрибту, но таких единицы. Ну еще Глушкова… Остальные — вроде Бадаева, Межигурской, Шестаковой — неподкупны. Или эти мальчишки — Гордиенко, Любарский, Хорошенко… Сколько их? Кто они? Как их вытянуть из подполья?Курерару, почти забывший свое настоящее имя, чужак, очутившийся на бывшей своей родине, оставался упрямым и злым противником Советской власти. Это подогревало его в борьбе.Был на исходе 1943 год. В ноябре всю Одессу взбудоражило событие — над куполом Успенской церкви в годовщину Октябрьской революции вдруг появился красный, трепещущий на ветру флаг. Снять его сразу не удалось, он провисел почти весь день.А еще раньше — в день Красной Армии на Большом Фонтане устроили собрание. Даже повесили на улице лозунг: «Да здравствует Красная Армия!» Это было как раз там, где раскрыли партизанскую группу рыбаков. Тех расстреляли — и вот опять…И опять виновных не смогли найти.По-прежнему оставалась нераскрытой тайная организация советских разведчиков-диверсантов, руководимая неизвестным Полковником. Его звание в сигуранце сделали кличкой. Даже имя полковника не удалось установить. Но если говорить о «почерке» разведчика Полковник несомненно был опытным, осторожным и одновременно дерзким профессионалом-подпольщиком. Казалось, вот-вот его обнаружат, но Полковник неожиданно исчезал, искусно обходя расставленные ловушки.Агенты сигуранцы, правда, сумели установить, что к группе Полковника принадлежат такие подпольщики, как Крылов, принимавший участие в организации взрыва дамбы перед вступлением румынских войск в Одессу, Белозеров — катакомбист из отряда Бадаева, Черноморец, сброшенный с группой парашютистов в распоряжение Полковника. Появился еще один дерзкий и неуловимый подпольщик Дроздов. Он действует преимущественно в районе порта и тоже связан с Полковником.Осенью Белозеров чуть не попался в расставленные сети, но он вел себя дерзко — успел первым выхватить пистолет и положил на землю трех агентов сигуранцы, которые должны были его арестовать. Белозеров обезоружил агентов, а сам исчез. Исчез без выстрела, чтобы не поднимать шума. Все произошло на Ришельевской, переименованной в улицу Гитлера — в самом центре, во дворе многоэтажного дома.Белозеров на некоторое время исчез с горизонта, но вот появился снова. Курерару уверен, что это Белозеров сорвал его план обнаружить и захватить Полковника с помощью бежавшего парашютиста Панасенко.Был еще случай, когда ликующий Курерару считал, что теперь-то он наверняка напал на след Полковника. Но все обернулось так конфузно, что лучше не вспоминать. Неприятно, когда тебя сажают в лужу…На связи у Аргира был мелкий базарный спекулянт по кличке «Рулетка». Кличку эту он получил не случайно — в базарной толкучке он привлекал к себе любителей легкой наживы с помощью самодельной рулетки, сделанной из листа фанеры, разграфленной на клетки химическим карандашом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26