Три любви, - думал Калли, - три любви было в жизни Калихэна О'Рурка в
хронологическом порядке. Это: Пограничье, архитектура и Алия. В семь лет
отроду он был обычным земным мальчиком, который не слишком радовался
переселению на пограничную планету Калестин. В одиннадцать Калли стал
убитым горем подростком, который выжил лишь потому, что губернатор планеты
Амос Брайт принял его в свою семью, став опекуном мальчика.
Он нашел заботу и семейное тепло как раз в тот момент, когда больше
всего в этом нуждался. Поэтому пять лет спустя, когда он отправился в буш,
чтобы стать траппером, травма успела исцелиться, - и он смог обрести
первую свою любовь. Любовь к открытым просторам нетронутой земли,
просторам, которые формировали характер людей Пограничья, столь
отличавшийся от характера живущих в старых перенаселенных мирах.
Ковыряя старую краску, чувствуя жар тропического земного солнца,
Калли вспоминал. Два года спустя он вернулся в город, накопив достаточно
средств, чтобы отправиться учиться в земной колледж. И в мичиганском
государственном университете он открыл свою вторую любовь - архитектуру.
Чем больше он взрослел, тем явственнее чувствовал: он из тех людей,
которые не способны просто принимать мир, в котором они живут. Ему нужно
было этот мир изменять, попытаться приложить к нему руку - на благо или во
вред, иначе он не мог.
Наверное, в более спокойную эпоху он нашел бы дело всей жизни в той
возможности творчества, которую предлагала архитектура. Ему удалось
втиснуть пять лет обучения в три, он работал без отдыха и каникул, но его
финансовые ресурсы быстро истощились, и ему не оставалось ничего другого,
как вернуться на Калестин, где и освоенной основной программы было
довольно, чтобы получить работу архитектора. Накопив здесь достаточно
средств, он мог вернуться на Землю и завершить обучение в аспирантуре. Но
не прошло и года, как заполыхало пламя Восстания, и Калли, втянутый в него
возродившейся первой своей любовью, оказался на острие событий.
Старые миры не позволяли планетам Пограничья строить или покупать
космические корабли. Поэтому Калли поставил рекорд в самом опасном деле:
нападал и захватывал корабли, жизненно необходимые Пограничью.
В конце концов Восстание победило. Калли, перед которым открывались
радужные перспективы, стал представителем Калестина в новоиспеченной
Ассамблее представителей Пограничных миров... и ему пришлось похоронить
первую свою любовь. День за днем Ассамблея все глубже увязала в склоках.
На глазах Калли идеалы, за которые сражались повстанцы, погружались в
трясину партизанской борьбы фракций, эгоистических местнических интересов.
Устав от всего этого, полгода спустя он подал в отставку и снова занялся
архитектурой.
И вот, когда жизнь, пройдя пик, достигла нижней точки кривой, когда
наступило определенное затишье, внезапно появилась Алия...

- Калли!
Хриплый сердитый шепот заставил его вернуться к действительности. Не
поднимая головы, он быстро взглянул по сторонам, одними лишь уголками
глаз.
Он ожидал увидеть Доука, хотя не в манере коротышки было так шептать.
Но Доук в поле зрения все еще не наблюдался. Глаза Калли на секунду
встретились с глазами громадного, тяжеловесного мужчины, который пытался
проскользнуть за край навеса, прятавшего зону свалки от всяких посторонних
глаз, если не считать чаек и акул. Это был Марк Листром, один из членов
правления, и глаза его выражали настойчивый вопрос.
- Чего ты ждешь?
Калли впервые видел, чтобы громадный пограничник проявлял подобное
нетерпение. Очевидно, он верно угадал причину внезапного сбора.
Момент побега приближался. Теперь, наверное, каждая секунда - на вес
золота. Но у Калли имелись собственные планы и интересы, о которых
остальные члены правления, само собой разумеется, не подозревали. И он не
желал рисковать, присоединяясь к собранию, пока в поле зрения не покажется
Доук.

6
Калли снова занялся слущиванием краски. У него в запасе минут пять -
после чего правление сообразит, что дело не в элементарной осторожности и
Калли задерживается по иной причине. После чего... Нет, они не станут без
него начинать, а впрочем, не исключено, что и станут. Если так, то он
может потерять возможность протащить в состав участников побега Вила и
Доука.
Как Вил и предсказывал, сам Калли без проблем оказался в числе
названных правлением. Это разумелось само собой: кто еще, кроме Калли,
бывшего повстанца номер один, должен в первую очередь получить шанс на
побег? Но что касается Доука или Вила, их кандидатуры с точки зрения
членов правления не заслуживали даже упоминания, не то что обсуждения.
Зато они были жизненно необходимы Калихэну - Вил, по крайней мере.
Столь необходимы, что Калли не имел права рисковать, доверившись
остальным членам правления. Вил один мог помочь ему выяснить мотивы,
руководившие молдогами, которые настаивали на передаче в их собственность
пограничных планет. Если просочится хотя бы слух об этом и седоволосый
антрополог по какой-то причине будет переведен в другую тюрьму, все далеко
идущие планы Калли потерпят полный крах.
Нет, пусть Вил остается самой мелкой сошкой в глазах общественного
мнения арестованных на номере первом, но когда они окажутся на Калестине,
в безопасности...
Однако ради этого Калли должен был найти способ заставить правление
включить Била и Доука в число избранных для побега. Он начал с поиска
слабых мест в уже разработанном плане побега - и нашел их. Как он и
предполагал, идея построить в тайне лодку и тайно же ее собрать оказалась
просто трудновыполнимой, но и вообще несостоятельной. Если об этом плане
знал Вил, то, вероятно, многие другие заключенные тоже имели о нем
представление. А среди трех тысяч человек не могло не оказаться стукачей.
Проверка, которую Калли незаметно провел, подтвердила его подозрения.
Он быстро убедился, что начальник станции знал о плане побега; охрана
просто давала правлению возможность выпустить пар до момента, когда лодка
будет готова. Как только этот момент наступит, готовые части лодки сразу
конфискуют.
Поскольку план, разработанный правлением, был заранее обречен на
неудачу, Калли принялся искать другой, более безопасный способ побега. И
вскоре его придумал. Теперь он рассчитывал купить за эту цену места для
Доука и Вила. Но необходимо было выждать до того момента, когда правление
будет поставлено перед фактом провала собственного плана, и ему ничего не
останется другого, как принять в число участников побега протеже Калли.
Поэтому он выжидал, тем временем знакомясь с помощью Вила с языком и
культурой молдогов. Это оказалось сложнее, чем он предполагал. Сначала тот
был рад вопросам Калли, потом начал хмуриться, и наконец раздраженно
спросил:
- Приятно, конечно, когда к делу всей твоей жизни проявляют интерес,
но зачем тебе все это знать? Ты можешь просто проконсультироваться со
мной, если возникнут вопросы.
- Я хочу понять молдогов, - объяснил ему Калли.
- П_о_н_я_т_ь_? - Брови Вила удивленно дрогнули. - Но как ты или
любой другой человек можете их понять, если ваша исходная предпосылка: все
молдоги - чудища, уроды?
- Чудища? - в свою очередь изумился Калли. - Ты меня с кем-то спутал,
Вил. Я ведь тоже пограничник, как и ты. Я не с Земли или какого-нибудь
другого Старого мира.
- Неважно! - отрезал Вил. - Это не имеет значения - землянин ты или
пограничник. На подсознательном уровне вы реагируете на молдогов
одинаково, вами руководит старая концепция: "чужак" - значит "враг". А
"враг" - значит нечто чудовищное, злобное, отвратительное. Нет, -
решительно добавил он. - Не стану я тебе рассказывать о молдогах. Ты все
равно не поймешь, собственные предрассудки не дадут. Когда тебе
понадобится конкретная информация, посоветуйся со мной. Но учить тебя
всему, что я сам знаю, я не хочу: твое неверное восприятие проблемы станет
только еще глубже.
Таким взволнованным Калли старика еще не видел. И он поступил мудро:
не стал настаивать, на несколько дней сделал вид, что забыл о разговоре.
Тем временем он сам пришел к заключению, что в словах Вила имеется
определенный смысл. Тогда он снова подошел к нему.
- Знаешь, Вил, я подумал и решил, что ты прав. Я в самом деле считал
молдогов чудищами - в глубине души. Но ведь без твоей помощи я никогда не
смогу взглянуть на них по-другому.
Вил хмуро смотрел на Калли.
- Ты прав, - вздохнул он. - Слишком часто приходилось мне встречаться
с дураками, которые ничего не желали слушать. Понимаешь, в большинстве
своем люди даже знать не хотят о подсознательных барьерах, которые
возникают между людьми разных культур. Что уж и говорить о различиях между
людьми и молдогами!
- Попробуй это мне растолковать, ты ничего не теряешь, - предложил
Калли. - Например, что ты имел в виду, упоминая культурные барьеры?
Вил вдруг засмеялся, в голосе его появился энтузиазм.
- Расскажу тебе одно историю. Но сначала скажи: тебе приходилось
общаться с людьми, которые во время разговора становятся к тебе так
близко, что ты даже чувствуешь их дыхание на лице?
- Действительно, случалось такое, - сказал Калли.
- Ну, тогда я тебе буду рассказывать, а ты имей это в виду. Насколько
я знаю, случай этот имел место еще в двадцатом веке. Согласно источнику,
произошел он во время дипломатического коктейля, на котором послы Англии и
Италии разговаривали друг с другом, стоя, лицом к лицу. В ходе беседы они
постепенно, сами того не замечая, перемещались через комнату - один
пятился, другой наступал. Пятился англичанин, а наступал итальянец.
Вил вдруг замолчал, вопросительно посмотрел на Калли.
- Как ты думаешь, почему так получалось? - спросил он.
- Понятия не имею.
- Дело в том, что у людей разных культур разные понятия о комфортном
расстоянии до собеседника в разговоре. Комфортное расстояние для итальянца
было в два раза меньше, чем для англичанина. В результате англичанин,
смутно испытывая неловкость, сам того не замечая, начал пятиться, пытаясь
установить приятную для него дистанцию. Но как только расстояние
увеличивалось, дискомфорт начинал испытывать итальянец - и теперь уже он,
не осознавая этого, делал шаг вперед. При этом ни один из дипломатов не
понимал, в чем причина их дискомфорта.
Калли рассмеялся.
- Да, могу себе представить!
- Очень хорошо, - сказал Вил. - Кстати, что касается молдогов, то у
них две дистанции комфортности - "индивидуальная", примерно в восемь
футов, и "личная" - около двенадцати дюймов. Но не будем пока об этом. Ты
не читал случайно книг Эдварда Т.Холла, который жил в двадцатом веке?
Калли отрицательно покачал головой.
- Среди прочих он написал книгу под заглавием "Беззвучный язык". В
книге рассказывается о небольшом городке на западе Америки, в котором
большинство представителей городской власти имели испанские корни, в то
время как многие проезжающие через город принадлежали к
англо-американскому типу культуры. Предел скорости в черте города был
установлен пятнадцать миль в час. Испано-американский полицейский
неуклонно задерживал всех, кто превышал лимит, пусть хоть немного. Ничего
страшного, по сути, но вскоре англо-американцы стали замечать, что
арестованные за превышение скорости испано-американцы отделывались в суде
гораздо легче, чем они. Англы пришли в негодование.
Калли вновь засмеялся.
- Я бы на их месте сделал то же самое, - сказал он.
- Не сомневаюсь, поскольку твои культурные корни явно ближе к
английской культуре, чем испанской, - заметил Вил. - Но суть в том, что
обе стороны, - испано-американцы и англо-американцы, - согласно своему
мировоззрению, поступали нормально. Для испанцев закон - это то, что не
подлежит обсуждению. Если их задерживал полицейский, они подчинялись
беспрекословно. И только после ареста они прибегали к неформальным
методам, чаще всего использую свои семейные связи: ведь в
правительственной системе почти у всех находились какие-нибудь
родственники. С другой стороны, англы весьма вольно относились к
установленным правилам. Им представлялось, что предел скорости должен быть
гибким, учитывать условия и ситуацию на дороге. Но как только в дело
включалась машина закона, они становились чересчур официальными. Суд
должен быть в высшей степени непредвзятым - ничего другого им и в голову
прийти не могло. Конфликт между ними зашел так далеко, что во время одного
из задержаний полицейских был ранен, и ему пришлось арестовать нарушителя
с пистолетом в руке. Вот тебе и пожалуйста - две разные культурные группы
вели себя правильно согласно канонам собственных культур, отчего постоянно
были на ножах.
- Ну, ладно, - сказал Калли, когда Виол закончил. - Идею твою я
понял. Совет Трехпланетья и послы молдогов, сами того не осознавая,
говорят на разных языках...
- Иначе и быть _н_е _м_о_ж_е_т_! - воскликнул Вил. - В том-то все и
дело. Они просто не могут понимать друг друга в принципе; молдоги - нас,
людей, а мы, люди, - молдогов. Например, главой тройки послов является
адмирал Рун. Люди, естественно, принимают двух остальных за эскорт или
помощников. Но как по-твоему, почему - с точки зрения молдогов - они здесь
втроем?
- Понятия не имею, - сказал Калли. - Прости и просвети меня.
Вил не заметил иронии. Он был слишком поглощен темой разговора.
- Их трое, потому что в понимании молдогов вообще нет такой вещи, как
"отдельная личность". Примерное соответствие этому понятию - их триада,
тесное взаимодействие трех индивидов. Теоретически, это три брата или
сестры, но на практике - любая комбинация из трех. Это минимальная ячейка
общества молдогов. Они думают и определяют свое отношение к
действительности как единое целое. Они принимают решения так же, как
человек принимает решение за себя. Они действуют, как действует среди
людей всякий отдельный индивид. Вот почему послов должно быть три, хотя
Рун - старший брат, доминанта триады. Очень сомневаюсь, что Брайт и его
сотоварищи по Трехпланетному Совету понимают, насколько зависят решения,
принимаемые Руном, от мнений его двух братьев, не говоря уже о
дипломатических нюансах ведения переговоров с трехличностным индивидом.
- Я бы тоже не знал, как вести себя, - признался Калли. - Но
насколько твои знания достоверны? Ты основываешься на мифах и легендах
молдогов, а в сказках случается что угодно. Взять хотя бы земные волшебные
истории об эльфах, феях, духах и гоблинах, - по-моему, к реальной жизни, к
поступкам и мотивам поведения людей они имеют мало отношения.
- Ты ошибаешься, очень сильно ошибаешься, - с жаром возразил Вил. -
Все персонажи наших мифов - это глубинные элементы культуры. Уже в этих
персонажах можно увидеть, как одна культура отличается от другой, хотя все
они - земные человеческие культуры. Вот, например, балканские легенды о
вампирах, которые, выпивая кровь жертвы, превращают ее в сородича-вампира,
такого же, как и он сам. Предательство, измена - постоянные элементы
истории этого региона, и они отражаются в культуре. Смысл персонажа
следующий: доверять нельзя никому, даже женщине, которая тебя любит, даже
лучшему другу. Укус вампира за одну ночь превратит их в самых опасных
твоих врагов. Теперь для сравнения вспомним фольклор региона Британских
островов и северо-западной Европы. Вспомнил легенды о фантастических
созданиях типа гоблина или феи. Как ты считаешь, чем они отличаются от
образа вампира?
Калли на миг задумался.
- Они... не опасны для жизни человека, - сказал он. - По крайней
мере, не в той степени, что вампиры...
- Именно так! - воскликнул Вил. - Они - эльфы, гоблины, феи -
проказливы, но не опасны для жизни человека, если только с ними поступают
честно! Короче, их характер противоположен характеру вампиров. Они честны,
они любят честную игру.
- Это верно, - задумчиво сказал Калли. - Это вообще очень английская
фраза - "честная игра".
- Более чем, - согласился Вил. - Недаром англичан называли
джентльменами. Шотландцы и англичане славились тем, что твердо держали
данное слово и до последней запятой выполняли условия заключенного
контракта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23