Что сказать по этому поводу? Провозглашение половины населения Империи “нерусским” — это фальсификация, грубая даже и для уровня Лакера. Ведь любой чуть-чуть знакомый с проблемой человек знает, что для Союза русского народа “русскими” являлись в равной мере все три восточнославянских племени, более того, самыми многочисленными сторонниками Союз располагал среди малороссов-украинцев. И потому русские (великороссы, малороссы и белорусы) составляли не 50, а около 70 процентов населения страны.
Но, может быть, Лакер прав по отношению к остальным 30 процентам, и Союз русского народа если и не уничтожал их, то во всяком случае относился к ним как к враждебным чужакам? Забавно, что сам Лакер тут же себя опровергает. Ему хочется дискредитировать “черносотенцев” во всех возможных аспектах и, стремясь показать их национальную “несостоятельность”, он сообщает, что немало видных “черносотенных” деятелей “было нерусского происхождения: Пуришкевич, Грингмут, Бутми де Кацман, Крушеван, генерал Каупьбарс, Левендаль, Энгельгардт, Плеве, Пеликан, генерал Рано. Рихтер-Шванебах и другие” (с. 69). Перечень таких нерусских лидеров “черносотенства” можно продолжать и продолжать. Но как это совместить с “расизмом” — или хотя бы с национализмом — Союза русского народа? Что это за националисты, которые избирают в качестве вожаков многочисленных людей иного национального происхождения?
Впрочем, к насквозь лживой книге Лакера мы еще вернемся; здесь же нельзя не (“сказать об его рассуждении о российском масонстве XX века, поскольку я подробно рассматривал эту тему.
Лакер не отрицает (да это и невозможно) существование масонов в революционной России, но без всяких аргументов утверждает, что они не играли хоть сколько-нибудь существенной роли. Их “миссия” в Феврале — это-де выдумка нескольких эмигрантов и современных русских историков. Трудно поверить, что Лакер ничего не знает о целом ряде работ западных историков (Л. Хаймсон, Б. Нортон, Н. Смит, Б. Элкин и др.) , пришедших, в сущности, к тем же выводам, что и их русские коллеги. Словом, перед нами опять заведомая ложь.
Впрочем, это обычный “прием” Лакера. Так, например, он упоминает коллективный труд “Погромы: противоеврейское насилие в новейшей русской истории”, изданный в 1992 году Кембриджским университетом (я писал о нем; см. “Наш современник”, 1994, №8, с. 138-140), и даже дает ему высокую оценку: “Глубокое исследование причин и обстоятельств погромов” (с. 56). В этом труде показано, в частности, что “черносотенцы” отнюдь не устраивали погромов. Однако Лакер всего через две страницы беспардонно пишет, что-де Н. Е. Марков планировал, как “в грядущих погромах погибнут все евреи, до последнего” (с. 59). Но на каких же основаниях Лакер отвергает все многочисленные исследования о роли масонства в Февральской революции? А крайне просто: он ссылается на написанную еще в 1981 году книгу воинствующего советского историка А.Я. Авреха “Масонство и революция”, которая якобы содержит истину в последней инстанции (с. 20). Из книги Авреха можно узнать, что историки, говорящие о роли масонства, “практически отвергают марксистско-ленинскую концепцию развития революционного процесса в России” . Это в самом деле так, и Аврех — вслед за “академиком И. И. Минцем”, на статью которого он почтительно ссылается в своей книге, — ринулся отстаивать сию концепцию.
Так что Лакер — хочет он того или не хочет — оказывается единомышленникам Авреха и Минца. Могут возразить, что в книге Лакера есть нападки на тех или иных коммунистов. Это действительно так, но с одним в высшей степени многозначительным уточнением: Лакеру не нравятся те коммунисты, которые хоть в какой-либо мере склонны к патриотизму. Истинный враг для Лакера — вовсе не коммунизм (в любом смысле этого слова), но Россия. И это необходимо осознать каждому, кто возьмет в руки его книгу, — как, кстати сказать, и многие другие западные сочинения о России….

Глава 7

Историософское приложение:
О византийском и монгольском “наследствах” в судьбе России.
Размышление о “черносотенцах” и Революции было сосредоточено на очень кратком — хотя и поистине перенасыщенном событиями и конфликтами — периоде русской истории: это всего лишь полтора десятилетия — с 1905 по 1921 год. Но в силу беспримерной динамики и обостренности этого периода, в нем, надо думать, должны были так или иначе воплотиться основные, сущностные особенности всего русского бытия, каким оно складывалось в течение веков.
И для более глубокого и полного понимания того, что происходило в начале XX века, необходимо хоть в какой-то мере иметь в виду эти тысячелетние основы России, — для чего следует обратиться даже не к русской истории как таковой (то есть многовековой цепи событий), но к “смыслу” русской истории, то есть, пользуясь давно существующим, но до последнего времени прочно забытым и, более того, “запрещенным” термином — к русской историософии.
Вместе с тем невозможно, разумеется, изложить эту историософию во всем ее объеме сколько-нибудь кратко. Поэтому я избираю для рассмотрения две стороны, две координаты исторического пути Руси-России — ее взаимосвязи с Византийской и Монгольской империями, — взаимосвязи, которые, несомненно, играли громадную судьбоносную роль (чего не отрицал, пожалуй, ни один из авторитетных мыслителей, касавшихся этих взаимосвязей, хотя их роль толковалась и оценивалась принципиально различным образом). Размышляя о — двух указанных взаимосвязях, можно, как представляется, сделать существенные выводы об основах русского пути вообще, в целом (например, об его идеократическом и евразийском характере; понятия эти будут уяснены в дальнейшем изложении).
То, что произошло в России в 1905-1921 годах, имеет самые что ни есть глубокие исторические корни, и предлагаемое “Историософское приложение” призвано так или иначе выяснить неотвратимую “закономерность” пережитого нашей страной катаклизма.

Русь и “Царство ромеев”.
Понимание и ценностное восприятие Византийской империи в русском самосознании допетровского времени и, с другой стороны, в идеологии XIX-XX вв. — очень существенно, даже принципиально расходятся. Говоря кратко и просто, до XVIII века Византия воспринималась на Руси — в общем и целом — в самом положительном духе, а в последующее время для наиболее влиятельных идеологов характерно негативное отношение к ней. Правда, в конце XIX века — начале XX вв. начинает складываться и противоположная тенденция (особенно ярко выразившаяся в течении евразийства), но она, в свою очередь, наталкивается на сильное сопротивление, и можно без преувеличения утверждать, что и сегодня очень широко распространена более или менее “отрицательная” оценка роли Византийской империи в истории России.
Тут мне почти наверняка возразят, что дело обстоит не совсем так, ибо общепризнанно позитивное значение приятия Русью христианства от византийской церкви. Однако, рассматривая проблему во всей ее многосторонности, мы убедимся, что она значительно более сложна и противоречива.
Во-первых, существует и в последнее время усиливается стремление переоценить уже и само по себе обращение к христианству, подавившему восточнославянские языческие верования, которые, по убеждению сторонников этого взгляда, воплощали в себе подлинно самобытные начала Руси.
С другой стороны, многие историки — и это не случайно — пытались и пытаются доказать, что русские в действительности восприняли христианство не из Византии, но либо из Болгарии (см., например, работы влиятельного в свое время историка М. Д. Приселкова), либо из Моравии (Н. К. Никольский), либо от норманнов-варягов (Е. Е. Голубинский); в последнее время была выдвинута еще особенная версия об ирландском происхождении русского христианства (наш современник А. Г. Кузьмин).
Наконец, очень многие из тех историков и идеологов, которые признают византийские истоки христианской Руси, вместе с тем стремились и стремятся утвердить представление о том, что древнерусская церковь — как и Древняя Русь в целом — с самого начала находилась будто бы в состоянии упорной борьбы с Византией за свою независимость, каковой, мол, постоянно угрожал Константинополь.
Так, великий деятель Русской Церкви и культуры XI века, митрополит Киевский Иларион преподносится в качестве своего рода непримиримого борца с византийской церковью, и созданное Иларионом гениальное “Слово о законе и Благодати” с XIX века и до нашего времени пытаются толковать как якобы противовизантийское по своей основной цели и смыслу выступление.
Между тем подобное истолкование поистине нелепо; чтобы убедиться в этом, достаточно беспристрастно вдуматься хотя бы в следующее суждение митрополита Илариона — в его слова о “благоверении земли Греческе, христолюбиви же и сильне Верою, како единого Бога в Троици чтут и кланяются, како в них деются силы и чудеса и знамения, како церкви люди исполнены, како вси града благоверени, вси в молитвах предъстоят и вси Богови простоят…” Или слова о Владимире Святославиче, который “принесъша крсть (крест) от Новага Иерусалима — Константина града”. Выдающийся историк М. Н. Тихомиров не без иронии заметил в свое время: “В таких словах нельзя было говорить против Византии” … Но и до сего дня Илариона тщатся изобразить неким принципиальным врагом Византии и ее Церкви…
Все это не могло не иметь существенной причины. И дело здесь, как я буду стремиться доказать, в том, что, начиная со времени Петра I, Россия и вполне реально, практически устремилась на Запад, и в своем самосознании испытывала мощнейшее воздействие западной идеологии. А Запад издавна, — можно даже сказать извечно, — непримиримо противостоял Византии.
…В V веке “варварские” племена, создавшие впоследствии современную западноевропейскую цивилизацию и культуру, беспощадно разгромили ослабевший Рим. Словно предвидя эту участь великого города, римский император Константин I Великий еще в 20-е годы предыдущего, IV века перенес центр Империи на 1300 км к Востоку, в древний греческий Византии, получивший затем имена “Новый Рим” и “Город Константина” (Константинополь). Этот город, в отличие от Рима, сумел отстоять себя в борьбе с “варварами”, и Византия явилась единственной прямой наследницей античного мира и прожила свою богатую и сложную историю, длившуюся более тысячи ста лет.
Правда, в 1204 году — через восемь столетий после разгрома Рима — в “Новый Рим” вторглись далекие потомки тех самых варваров — крестоносцы. В основанной на многолетних разысканиях книге М. А. Заборова “Крестоносцы на Востоке” (1980) сообщается, в частности:
“В разрушительных оргиях погибли… замечательные произведения античных художников и скульпторов, сотни лет хранившиеся в Константинополе. Варвары-крестоносцы ничего не смыслили в искусстве. Они умели ценить только металл. Мрамор, дерево, кость, из которых были некогда сооружены архитектурные и скульптурные памятники, подвергались полному уничтожению. Впрочем, и металл получил у них своеобразную оценку. Для того, чтобы удобнее было определить стоимость добычи, крестоносцы превратили в слитки массу расхищенных ими художественных изделий из металла. Такая участь постигла, например, великолепную бронзовую статую богини Геры Самосской… Был сброшен с постамента и разбит гигантский бронзовый Геркулес, творение гениального Лисиппа (придворного художника Александра Македонского)… Западных вандалов не остановили ни статуя волчицы, вскармливавшей Ромула и Рема… ни даже изваяние Девы Марии, находившееся в центре города… В 1204 г. западные варвары… уничтожили не только памятники искусства. В пепел были обращены богатейшие константинопольские книгохранилища… произведения древних философов и писателей, религиозные тексты, иллюминованные евангелия… Они жгли их запросто, как и все прочее… Византийская столица никогда уже не смогла оправиться от последствий нашествия латинских крестоносцев”.
Картина впечатляющая, но необходимо осознать, что едва ли сколько-нибудь уместны употребленные в этом тексте слова “варвары” и “вандалы”; к ХIII веку западноевропейская средневековая культура была уже достаточно высоко развита, — ведь это время “Проторенессанса”; архитектура, церковная живопись и скульптура, прикладное искусство, письменность Западной Европы переживали период расцвета, — что показано, например, в классической работе О. А. Добиаш-Рождественской “Западное средневековое искусство” (1929).
Словом, поведение крестоносцев диктовалось неих чуждостью культуре вообще, но чуждостью и, более того, враждебностью по отношению именно к Византии и ее культуре, — потому и вели они себя примерно так же, как их действительно еще “варварские” предки, захватившие Рим в далеком V столетии…
Чтобы признать справедливость этого утверждения, достаточно, полагаю, познакомиться с “позицией” основоположника ренессансной культуры Запада — Франческо Петрарки. Через полтора столетия после захвата Константинополя крестоносцами, в 1352 году, Византии в очередной раз нанесли тяжелейший ущерб генуэзские купцы-пираты (генуэзцы и венецианцы вообще сыграли главную роль в крушении Византии; турки в 1453 году захватили уже почти бессильный к тому времени Константинополь). И Петрарка (которого не заподозришь в недостатке культуры!) писал в своем послании “Дожу и Совету Генуи”, что он “очень доволен” разгромом “лукавых малодушных гречишек” и хочет, “чтобы позорная их империя и гнездо заблуждений были выкорчеваны вашими (то есть генуэзскими. — В.К.) руками, если только Христос изберет вас отмстителями за Свое поношение и вам поручит возмездие, не к добру затянутое (даже так! — В.К.) всем католическим народом” (Ф. Петрарка. Книга о делах повседневных. XIV, 5. — Перевод В. В. Бибихина).
Но вернемся еще раз к “крестоносному” разгрому Константинополя в 1204 году. При мысли о нем естественно напрашивается чрезвычайно выразительное сопоставление. В 988 или 989 году, то есть еще за два столетия с лишним до нашествия крестоносцев, русский князь Владимир Святославич овладел главным византийским городом в Крыму — Херсонесом (по-русски — Корсунью). Как и Константинополь, Херсонес был создан еще в древнегреческую эпоху и являл собой подобное же совокупное воплощение античной и собственно византийской культуры. До недавнего времени в историографии господствовало мнение, согласно которому русское войско, войдя в' Херсонес, будто бы обошлось с городом так же, как крестоносцы с Константинополем, — разрушило и сожгло все до основания и дотла. Однако в новейших исследованиях вполне убедительно доказано, что никакого урона Херсонес тогда не претерпел (см. “Византийский Временник” на 1989 и 1990 гг., — то есть тома 50 и 51), — о чем свидетельствует, кстати, и русский летописный рассказ о взятии Корсуни. Правда, Владимир Святославич увез в Киев ценные трофеи; как сказано в летописи, “взя же ида, 2 капища медяны и 4 кони медяны, иже и ныне стоять за Святою Богородицею, якоже несведуще мнятъ я мрамаряны суща” (“взял с собой, уходя, двух бронзовых идолов и четырех бронзовых коней, что и теперь стоят за церковью Святой Богородицы, и которых невежды считают мраморными”). Сама детальность рассказа убеждает, что в начале XII века (когда создавалась “Повесть временных лет”) бронзовые фигуры людей и коней все еще красовались в центре Киева. И это отношение русских (еще в Х веке!) к ценностям культуры Византии о многом говорит. Мне, правда, могут напомнить, что и фактический руководитель похода крестоносцев в 1204 году, венецианский дож Энрико Дандоло спас от уничтожения четверку бронзовых коней, изваянных тем же Лисиппом, и ее привезли из Константинополя в Венецию. Но это было все же исключением на фоне тотального уничтожения византийских культурных сокровищ…
А поскольку, как уже отмечено, ровно никаких достоверных сведений о “варварском” поведении русских в Херсонесе нет, приходится сделать вывод, что версия о мнимом разорении этого византийского города в 988 (или 989) году сконструирована историками XIX века “по образцу” опустошения Константинополя в 1204 году… На деле отношение Запада и Руси к Византии было принципиально различным.
Здесь невозможно охарактеризовать всю многовековую историю взаимоотношений Руси и Византии, начиная с хождения в Константинополь первого (правившего на рубеже VIII-IХ вв.) киевского князя Кия, который, по летописи, “велику честь приял” от византийского императора. Остановимся только на первом военном столкновении русских и византийцев. 18 июня 860 года войско Руси осадило Константинополь (сведения о более ранних подобных атаках недостоверны). Новейшие исследования показали, что этот поход был совершен под диктатом Хазарского каганата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36