кроме того, сэр Джеймс Мэке был так любезен со своими гостями, что последние могли вполне удовлетворить свою любознательность.
Около девяти часов был подан завтрак, конечно, на английский лад и сервированный так же комфортабельно, как если бы он происходил не в маленьком форте, а в самом Лондоне.
Сэр Джеймс Мэке, прапорщик Уард и двое иностранцев составляли все общество, завтракавшее в этот день за столом.
Завтрак прошел очень весело, причем собеседники разговаривали о совершенно посторонних предметах.
Английские офицеры держали себя как настоящие джентльмены и, само собой разумеется, не позволили ни малейшего намека на причины, заставившие путешественников прибыть в форт.
Прошло уже несколько минут после того как бутылка начала свой круговой обход, как вдруг открылась дверь столовой, и появился сержант Гаррисон в сопровождении индейского вождя.
Голубая Лисица был еще молодой человек высокого роста, с умными чертами лица и гордым взглядом; на нем в высшей степени элегантно, если можно так выразиться, сидел обычный костюм вождя индейского племени.
Войдя в зал, он поклонился присутствовавшим кивком головы, затем выпрямился, скрестил руки на груди и молча ждал, пока с ним заговорят.
Сержант Гаррисон выглядел еще суровее, чем обыкновенно; лицо его было краснее мундира, а глаза сверкали, как карбункулы.
— Добро пожаловать, вождь, — сказал сэр Джеймс Мэке, увидя индейца и церемонно идя к нему навстречу, — сердце мое радуется при виде друга.
— Голубая Лисица получил приглашение от своего отца, бледнолицего начальника… и поспешил прийти, — отвечал краснокожий с той напыщенностью и тем горловым акцентом, которые свойственны всем индейцам.
— Сядьте возле меня, вождь, — продолжал офицер. Индеец повиновался; капитан тотчас же налил ему стакан виски, наполнив его до самых краев. Вождь, глаза которого заблестели! от жадности, опорожнил его до последней капли.
— Э! Э! Вам, кажется, нравится? — смеясь, сказал прапорщик Уард, относившийся к индейцам несколько презрительно.
— Ох! — отвечал индеец, — огненная вода бледнолицых, все равно, что молоко для Гуронов.
— Если это так, то следует повторить, — продолжал прапорщик.
И он до самых краев налил индейцу второй стакан. В это время сержант Гаррисон, приложив правую руку к головному убору и вытянув левую по швам, стоял неподвижно и прямо, как столб, в трех шагах от стола. Он с таким упорством смотрел на капитана, что последний, наконец, это заметил.
— Что вам надо, сержант? — спросил он его, — вы, кажется, хотите что-то мне сказать?
— Да, капитан, — отвечал сержант с угрюмым видом, мало изменявшимся даже и в присутствии начальников.
— Ну, так говорите! Но сначала выпейте вот это, чтобы промочить себе горло, — добавил офицер, протягивая ему стакан водки.
Сержант взял стакан, выпил, обтер себе рот ладонью и, поставив пустой стакан на стол, опять стал по-прежнему во фронт.
— Ну, а теперь говорите, в чем дело! — сказал капитан.
— Вот в чем дело, сэр, — отвечал сержант, — ваша честь совершенно бесполезно отдает приказание затворять каждый вечер ворота крепости и даже ставить часовых на стенах.
— Это почему, сержант?
— А потому, ваша честь, что есть люди, которым вовсе не нужно дверей, чтобы уходить, когда им это нравится, и проделывают они это под самым носом у часовых.
— Кто же эти люди, сержант, позвольте вас спросить?
— Их двое, ваша честь.
— А как их зовут?
— Первый — тот долговязый негодяй, которому индейцы дали прозвище Розового Фламинго.
— Если не ошибаюсь, это тот самый человек, который два дня тому назад передал нам письмо от этих джентльменов? — сказал капитан, указывая на иностранцев.
— Он самый, ваша честь; он исчез часов около трех утра и так хорошо скрыл свои следы, что нам до сих пор не удалось найти его.
Молодые люди обменялись взглядом и невольно улыбнулись, слушая наивное красноречие унтер-офицера.
— Гм! Ну, а кто же второй дезертир?
— О! Второй! Это негодяй, которого я давно уже знаю… это человек ровно ни на что непригодный… он был проводником у этих джентльменов и вместе с ними вошел в форт; его зовут Змея, я ему совсем не доверяю…
— Однако на этот раз вы отнеслись к нему, по-видимому, совершенно иначе? — с иронией заметил капитан.
— Это правда, но если он когда-нибудь опять попадется мне в руки…
— Ну, это едва ли скоро случится. Вы никому не говорили еще об этом, сержант?
— Никому, сэр.
— Очень хорошо! Можете идти, сержант, и главное ни гу-гу! А! Кстати, прикажите сейчас же оседлать лошадей этим джентльменам, а теперь выпейте еще на дорогу.
Сержант поклонился, снова опорожнил поданный ему стакан и ушел, ворча себе под нос:
— Вино доброе… офицер тоже… Но, все равно, потом видно будет!
После ухода сержанта капитан повернулся к молодым людям и сказал.
— Как вы находите, господа, этот двойной побег? Не правда ли, как будто странно немного?
— Мне кажется, что ваш сержант видит опасность там, где ее нет и в помине,
— небрежно отвечал старший из иностранцев — Мы дали поручение нашему конюшему, и этот человек, вероятно, вышел из крепости сегодня утром, как только отворили ворота, а проводник, услуги которого нам теперь бесполезны и с которым мы рассчитались тотчас же по приезде сюда, вероятно, воспользовался случаем уйти вместе с ним. Вам известно лучше, чем кому-нибудь другому, сэр, что охотники, привыкшие к жизни в пустыне, не любят долго оставаться в городах и крепостях.
— Не в том дело, господа. Мне это исчезновение кажется все-таки чрезвычайно странным, несмотря на ваше более чем снисходительное отношение к этим…
— А мне все это кажется вполне естественным.
— Однако, господа, — настаивал сэр Джеймс.
— Виноват, капитан, — отвечал высокомерно молодой человек, — уж не собираетесь ли вы подвергнуть нас допросу? И, таким образом, мы из гостей обратимся в преступников?
— Сохрани меня Бог, господа! — возразил капитан, вежливо кланяясь. — Поверьте, что меня заставляет говорить так одно лишь мое служебное положение
— В таком случае, не станем больше об этом разговаривать, прошу вас, и займемся приготовлениями к нашему отъезду. Что же касается случившегося, то мы отдадим отчет как в нашем поведении, так и в поведении наших людей лорду Дэнвиди, если он этого пожелает, и при этом с вас будет снята всякая ответственность Слова эти были произнесены таким сухим и решительным тоном, что капитан не нашел ни одного слова в ответ. Чтобы скрыть свою досаду, он обратился к индейскому вождю, который, относясь совершенно безучастно ко всему происходившему вокруг него, был полностью поглощен бутылкой рома, стоявшей перед ним, содержимое которой безостановочно переходило сначала в стакан, а из стакана в его желудок. Эта операция, выполнявшаяся с поразительною быстротой, показывала на устойчивую к этому привычку.
— Хорошо ли вы помните, вождь, поручения, которые вам были даны в начале луны пролетавших орлов? — спросил его капитан.
— Слова моего отца остались в моем сердце, — отвечал вождь. — Я в тот же день отправил четверых из моих молодых воинов, они открыли следы и сняли с них мерки. Кто может скрыться в пустыне от пронзительных глаз Голубой Лисицы?
— Значит, вождь уверен, что найдет указанных ему лиц? Краснокожий презрительно улыбнулся.
— Разве мой отец считает своего сына за болтливую старуху? То, что говорит вождь, всегда верно, у него язык не раздвоен. Мой отец даст огненной воды моим воинам, и все будет хорошо.
— Вы получите огненную воду по возвращении из экспедиции, и поэтому я в ваших же собственных интересах советую вам поторопиться.
— Мой отец даст нам теперь же ружья?
— Хорошо! Воинам моего сына по выходе их из форта дадут десять ружей, пороху и пуль.
— Ох! Мой отец — великий начальник бледнолицых; Голубая Лисица исполнит все, что он обещал.
— Я рассчитываю на вашу честность, вождь, — добавил капитан Затем, указав на чужестранцев, сказал: — Оба эти воина будут сопровождать вас во время экспедиции, как это было условленно
— Голубая Лисица будет повиноваться обоим этим воинам, как он повинуется своему отцу. Голубая Лисица великий храбрец в своем племени; кто осмелится ответить ему — нет, когда он говорит я хочу?
Капитан встал.
— Теперь как раз пора ехать, — сказал он. Вождь поднес горлышко бутылки ко рту и опорожнил ее одним духом.
— Голубая Лисица готов, — отвечал он, ставя на стол пустую бутылку.
Все вышли
— А как вам кажется, — шепотом спросил старший из чужестранцев капитана, — в состоянии ли будет этот человек после того огромного количества спирта, которое он поглотил, вести себя как следует?
— Успокойтесь, — возразил так же тихо капитан, — желудок этого негодяя до такой степени сожжен крепкими напитками, что они уже не производят на него никакого действия. То, что он выпил сейчас, для него ровно ничего не значит; я видел, как он проделывал еще и не такие штуки.
— Значит, мы можем доверять ему?
— Вполне! Он по-своему честен, и душой и телом предан англичанам, словом, это как раз такой человек, какой вам именно нужен Трудно было бы найти другого, более..
— Откуда вы это знаете? — спросил молодой человек, резко перебивая капитана.
— Я так думаю, — отвечал офицер с двусмысленной улыбкой.
Лошади были оседланы, мулы навьючены. Два солдата держали каждый по пяти ружей на плече; двое других держали большой жестяной ящик, наполненный порохом, и мешок с пулями это было оружие и боевые припасы, обещанные индейскому вождю Оба чужестранца сердечно простились с английскими офицерами и прыгнули в седла Отдан был приказ открыть ворота форта.
— Прощайте, господа, — сказали иностранцы, — еще раз спасибо вам за ваше гостеприимство.
— Прощайте, господа, — отвечал капитан, — счастливого пути и в особенности удачной охоты! Будьте осторожны: дичь, которую вы хотите подстрелить, может сама напасть на охотника, поэтому старайтесь не давать захватить себя врасплох!
Чужестранцы, по всей вероятности, поняли намек, заключавшийся в этих загадочных словах, они оба покраснели, не произнося ни слова, а затем, пришпорив лошадей, удалились крупной рысью.
Через несколько минут они достигли уже индейских шалашей, где были приняты краснокожими со знаками глубочайшего почтения.
Никакими словами нельзя описать, как ликовали индейские воины, получив оружие, присланное им комендантом английского форта Радость эта походила на беснование безумных, и вождь довольно долгое время не мог заставить их успокоиться. Наконец, возбуждение постепенно утихло, и все пришло в обычный порядок Голубая Лисица, не теряя времени, приказал убрать тольдосы и как можно скорее готовиться к отъезду. Через несколько минут воины уже стояли, выстроившись в одну шеренгу, а затем углубились в лес, где не замедлили исчезнуть, идя тем эластичным, так называемым гимнастическим шагом, за которым лошади трудно следовать даже рысью и которым так гордятся индейцы Оба путешественника следовали в арьергарде. С вершины крепостной стены английские офицеры следили за тем, как снимались с лагеря краснокожие; когда вслед за краснокожими в лесу исчезли и всадники, офицеры спустились со стены.
— Бедные молодые люди, — сказал прапорщик Уард, — ради чего это им пришло в голову, таким богатым и таким красивым, добровольно подвергать себя всем опасностям подобного путешествия, не преследуя при этом ни выгод, ни славы?
— Вы ошибаетесь, сэр, — отвечал капитан, — выгода, которой они ожидают, — мщение и, к сожалению, оно, по всей вероятности, им удастся.
— Я вас не совсем понимаю, сэр Джеймс. Почему это к сожалению?
— Я хотел этим сказать, старый дружище, что быть и казаться — две совершенно различные вещи.
— Я никогда иначе и не думал. Итак, эти молодые люди..
— Не мужчины!
— Э? Кто же они в таком случае… обезьяны?
— Не думаю, — отвечал капитан, улыбаясь
— Черти?
— Скорее, да, или нечто в этом роде.
— Значит, женщины?
— Угадали, и притом такие женщины, которых ненависть делает коварными и жестокими!
— Зачем же вы их здесь принимали? — проворчал прапорщик сквозь зубы.
— Если бы это зависело только от меня, крепостные ворота не отворились бы для них; но я получил на этот счет особые приказания… Вы увидите, сэр, что посещение этих дам принесет нам несчастье.
— Это почему?
— У меня такое предчувствие. Помните вы смерть графа де Жюмонвилля?
— Мой Бог! Да… я не забуду ее до самой смерти, — проговорил прапорщик, отворачиваясь.
— Ну, так вот! Если я не ошибаюсь, это будет продолжением того печального дела.
— Тем хуже, капитан! Дай Бог, чтобы вы ошиблись. Довольно и того, что это дело лежит на нашей совести, хотя мы исполняли только приказания! Но не будем больше говорить об этом, хотите?
Капитан Мэке, вероятно, был одного мнения с прапорщиком Уардом.
Он ничего не возразил и, грустный и озабоченный, направился в свое помещение.
Смерть французского офицера, хотя они помогали ей только невольно, лежала тяжелым гнетом на сердце обоих этих храбрых солдат.
Голубая Лисица недаром хвастался, что он великий храбрец, и сэр Джеймс Мэке отдавал ему только должное, хваля его ловкость, его преданность, а также его храбрость.
Оба путешественника очень скоро уже и сами могли оценить все эти качества начальника конвоя.
Они могли только хвалить его за это. Умный индеец на каждом шагу давал им доказательства своих способностей проводника; он никогда не ошибался, никогда не колебался; он двигался так же быстро и решительно по пустыне, как если бы люди, по следам которых он шел, заранее сообщили ему свой маршрут. Сломанная ветка, оторванный лист, слегка помятый мох на дереве, замутившаяся вода, примятая трава, — словом, всякая безделица служила ему указанием и заметкой, мешавшей ему отклониться от настоящего пути.
Через два дня после выезда из крепости, в то время, когда отряд располагался бивуаком на ночь, к путешественникам присоединился сеньор Паламэд.
Достойный идальго, несмотря на довольно смешную внешность, был старый авантюрист, полный хитрости и тонкости. Испробовав все ремесла, в особенности же ремесло браконьера, он обладал необыкновенной способностью отыскивать едва заметные следы, оставленные на песке или в кустах, и это с первого же дня заставило краснокожих относиться к нему с величайшим уважением, потому что они больше всего ценили в людях именно эти качества; кроме того, авантюрист был храбрый, меткий стрелок и неутомимый ходок, что тоже ценится индейцами очень высоко.
На этот раз, кроме желания с честью выполнить данное ему поручение, им руководила еще и другая, более существенная, причина, а именно желание отомстить за удар шпаги, от которого он чуть не умер и за который горел желанием воздать с процентами. Это был единственный долг, заплатить который так хотелось идальго.
Вот почему он натворил чудес. Он явился с самыми свежими и интересными новостями: он знал, где находились те, которых искали; он видел их, значит, сомнение было невозможно. Кроме того, Змея взял на себя обязанность провести их в такое место, где они будут иметь возможность захватить врагов, как в мышеловке.
Змея, надо заметить, не счел нужным сообщить авантюристу, какое средство он имел в виду для того, чтобы добиться этого результата; но все равно… сеньор Паламэд считал себя вправе положиться на обещание охотника, и он был прав: последний, действительно, имел намерение сдержать свое слово.
Эти добрые известия рассеяли все сомнения.
На следующий день, на рассвете, все снова тронулись в путь, на этот раз еще быстрее, потому что все знали, куда идут.
Змея, желая, вероятно, доказать свою честность, вышел навстречу маленькому отряду, которому он должен был служить проводником.
Он поставил его в засаду с ловкостью, заслужившей ему единодушную похвалу.
Выше мы уже говорили, какие результаты дали эти комбинации, — от них, конечно, ждали лучшего.
Теперь мы станем продолжать наш рассказ с той минуты, когда оба путешественника, взятые в плен теми, которых они хотели захватить врасплох, были приведены к ним краснокожими.
Глава IX. ПЛЕННИКИ
Переправившись на остров, Голубая Лисица окружил цепью воинов обоих офицеров, разговаривавших с Изгнанником на прогалине, и затем, подойдя к молодым людям, сказал им:
— Бледнолицые начальники руководили экспедицией с самого выхода из форта Necessite; они прибыли на место. Что они теперь будут делать? Голубая Лисица ждет их приказаний, чтобы действовать.
Молодые люди обменялись быстрым взглядом, затем старший из них ответил:
— Голубая Лисица захватит врасплох наших врагов; мой друг и я, мы останемся здесь и будем ждать, чем окончится нападение.
— Бледнолицые станут защищаться.
— Вероятно. Вождь возьмет их живыми; наш белый дед, командующий фортом, хочет сохранить их у себя пленниками Индеец с недовольным видом покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Около девяти часов был подан завтрак, конечно, на английский лад и сервированный так же комфортабельно, как если бы он происходил не в маленьком форте, а в самом Лондоне.
Сэр Джеймс Мэке, прапорщик Уард и двое иностранцев составляли все общество, завтракавшее в этот день за столом.
Завтрак прошел очень весело, причем собеседники разговаривали о совершенно посторонних предметах.
Английские офицеры держали себя как настоящие джентльмены и, само собой разумеется, не позволили ни малейшего намека на причины, заставившие путешественников прибыть в форт.
Прошло уже несколько минут после того как бутылка начала свой круговой обход, как вдруг открылась дверь столовой, и появился сержант Гаррисон в сопровождении индейского вождя.
Голубая Лисица был еще молодой человек высокого роста, с умными чертами лица и гордым взглядом; на нем в высшей степени элегантно, если можно так выразиться, сидел обычный костюм вождя индейского племени.
Войдя в зал, он поклонился присутствовавшим кивком головы, затем выпрямился, скрестил руки на груди и молча ждал, пока с ним заговорят.
Сержант Гаррисон выглядел еще суровее, чем обыкновенно; лицо его было краснее мундира, а глаза сверкали, как карбункулы.
— Добро пожаловать, вождь, — сказал сэр Джеймс Мэке, увидя индейца и церемонно идя к нему навстречу, — сердце мое радуется при виде друга.
— Голубая Лисица получил приглашение от своего отца, бледнолицего начальника… и поспешил прийти, — отвечал краснокожий с той напыщенностью и тем горловым акцентом, которые свойственны всем индейцам.
— Сядьте возле меня, вождь, — продолжал офицер. Индеец повиновался; капитан тотчас же налил ему стакан виски, наполнив его до самых краев. Вождь, глаза которого заблестели! от жадности, опорожнил его до последней капли.
— Э! Э! Вам, кажется, нравится? — смеясь, сказал прапорщик Уард, относившийся к индейцам несколько презрительно.
— Ох! — отвечал индеец, — огненная вода бледнолицых, все равно, что молоко для Гуронов.
— Если это так, то следует повторить, — продолжал прапорщик.
И он до самых краев налил индейцу второй стакан. В это время сержант Гаррисон, приложив правую руку к головному убору и вытянув левую по швам, стоял неподвижно и прямо, как столб, в трех шагах от стола. Он с таким упорством смотрел на капитана, что последний, наконец, это заметил.
— Что вам надо, сержант? — спросил он его, — вы, кажется, хотите что-то мне сказать?
— Да, капитан, — отвечал сержант с угрюмым видом, мало изменявшимся даже и в присутствии начальников.
— Ну, так говорите! Но сначала выпейте вот это, чтобы промочить себе горло, — добавил офицер, протягивая ему стакан водки.
Сержант взял стакан, выпил, обтер себе рот ладонью и, поставив пустой стакан на стол, опять стал по-прежнему во фронт.
— Ну, а теперь говорите, в чем дело! — сказал капитан.
— Вот в чем дело, сэр, — отвечал сержант, — ваша честь совершенно бесполезно отдает приказание затворять каждый вечер ворота крепости и даже ставить часовых на стенах.
— Это почему, сержант?
— А потому, ваша честь, что есть люди, которым вовсе не нужно дверей, чтобы уходить, когда им это нравится, и проделывают они это под самым носом у часовых.
— Кто же эти люди, сержант, позвольте вас спросить?
— Их двое, ваша честь.
— А как их зовут?
— Первый — тот долговязый негодяй, которому индейцы дали прозвище Розового Фламинго.
— Если не ошибаюсь, это тот самый человек, который два дня тому назад передал нам письмо от этих джентльменов? — сказал капитан, указывая на иностранцев.
— Он самый, ваша честь; он исчез часов около трех утра и так хорошо скрыл свои следы, что нам до сих пор не удалось найти его.
Молодые люди обменялись взглядом и невольно улыбнулись, слушая наивное красноречие унтер-офицера.
— Гм! Ну, а кто же второй дезертир?
— О! Второй! Это негодяй, которого я давно уже знаю… это человек ровно ни на что непригодный… он был проводником у этих джентльменов и вместе с ними вошел в форт; его зовут Змея, я ему совсем не доверяю…
— Однако на этот раз вы отнеслись к нему, по-видимому, совершенно иначе? — с иронией заметил капитан.
— Это правда, но если он когда-нибудь опять попадется мне в руки…
— Ну, это едва ли скоро случится. Вы никому не говорили еще об этом, сержант?
— Никому, сэр.
— Очень хорошо! Можете идти, сержант, и главное ни гу-гу! А! Кстати, прикажите сейчас же оседлать лошадей этим джентльменам, а теперь выпейте еще на дорогу.
Сержант поклонился, снова опорожнил поданный ему стакан и ушел, ворча себе под нос:
— Вино доброе… офицер тоже… Но, все равно, потом видно будет!
После ухода сержанта капитан повернулся к молодым людям и сказал.
— Как вы находите, господа, этот двойной побег? Не правда ли, как будто странно немного?
— Мне кажется, что ваш сержант видит опасность там, где ее нет и в помине,
— небрежно отвечал старший из иностранцев — Мы дали поручение нашему конюшему, и этот человек, вероятно, вышел из крепости сегодня утром, как только отворили ворота, а проводник, услуги которого нам теперь бесполезны и с которым мы рассчитались тотчас же по приезде сюда, вероятно, воспользовался случаем уйти вместе с ним. Вам известно лучше, чем кому-нибудь другому, сэр, что охотники, привыкшие к жизни в пустыне, не любят долго оставаться в городах и крепостях.
— Не в том дело, господа. Мне это исчезновение кажется все-таки чрезвычайно странным, несмотря на ваше более чем снисходительное отношение к этим…
— А мне все это кажется вполне естественным.
— Однако, господа, — настаивал сэр Джеймс.
— Виноват, капитан, — отвечал высокомерно молодой человек, — уж не собираетесь ли вы подвергнуть нас допросу? И, таким образом, мы из гостей обратимся в преступников?
— Сохрани меня Бог, господа! — возразил капитан, вежливо кланяясь. — Поверьте, что меня заставляет говорить так одно лишь мое служебное положение
— В таком случае, не станем больше об этом разговаривать, прошу вас, и займемся приготовлениями к нашему отъезду. Что же касается случившегося, то мы отдадим отчет как в нашем поведении, так и в поведении наших людей лорду Дэнвиди, если он этого пожелает, и при этом с вас будет снята всякая ответственность Слова эти были произнесены таким сухим и решительным тоном, что капитан не нашел ни одного слова в ответ. Чтобы скрыть свою досаду, он обратился к индейскому вождю, который, относясь совершенно безучастно ко всему происходившему вокруг него, был полностью поглощен бутылкой рома, стоявшей перед ним, содержимое которой безостановочно переходило сначала в стакан, а из стакана в его желудок. Эта операция, выполнявшаяся с поразительною быстротой, показывала на устойчивую к этому привычку.
— Хорошо ли вы помните, вождь, поручения, которые вам были даны в начале луны пролетавших орлов? — спросил его капитан.
— Слова моего отца остались в моем сердце, — отвечал вождь. — Я в тот же день отправил четверых из моих молодых воинов, они открыли следы и сняли с них мерки. Кто может скрыться в пустыне от пронзительных глаз Голубой Лисицы?
— Значит, вождь уверен, что найдет указанных ему лиц? Краснокожий презрительно улыбнулся.
— Разве мой отец считает своего сына за болтливую старуху? То, что говорит вождь, всегда верно, у него язык не раздвоен. Мой отец даст огненной воды моим воинам, и все будет хорошо.
— Вы получите огненную воду по возвращении из экспедиции, и поэтому я в ваших же собственных интересах советую вам поторопиться.
— Мой отец даст нам теперь же ружья?
— Хорошо! Воинам моего сына по выходе их из форта дадут десять ружей, пороху и пуль.
— Ох! Мой отец — великий начальник бледнолицых; Голубая Лисица исполнит все, что он обещал.
— Я рассчитываю на вашу честность, вождь, — добавил капитан Затем, указав на чужестранцев, сказал: — Оба эти воина будут сопровождать вас во время экспедиции, как это было условленно
— Голубая Лисица будет повиноваться обоим этим воинам, как он повинуется своему отцу. Голубая Лисица великий храбрец в своем племени; кто осмелится ответить ему — нет, когда он говорит я хочу?
Капитан встал.
— Теперь как раз пора ехать, — сказал он. Вождь поднес горлышко бутылки ко рту и опорожнил ее одним духом.
— Голубая Лисица готов, — отвечал он, ставя на стол пустую бутылку.
Все вышли
— А как вам кажется, — шепотом спросил старший из чужестранцев капитана, — в состоянии ли будет этот человек после того огромного количества спирта, которое он поглотил, вести себя как следует?
— Успокойтесь, — возразил так же тихо капитан, — желудок этого негодяя до такой степени сожжен крепкими напитками, что они уже не производят на него никакого действия. То, что он выпил сейчас, для него ровно ничего не значит; я видел, как он проделывал еще и не такие штуки.
— Значит, мы можем доверять ему?
— Вполне! Он по-своему честен, и душой и телом предан англичанам, словом, это как раз такой человек, какой вам именно нужен Трудно было бы найти другого, более..
— Откуда вы это знаете? — спросил молодой человек, резко перебивая капитана.
— Я так думаю, — отвечал офицер с двусмысленной улыбкой.
Лошади были оседланы, мулы навьючены. Два солдата держали каждый по пяти ружей на плече; двое других держали большой жестяной ящик, наполненный порохом, и мешок с пулями это было оружие и боевые припасы, обещанные индейскому вождю Оба чужестранца сердечно простились с английскими офицерами и прыгнули в седла Отдан был приказ открыть ворота форта.
— Прощайте, господа, — сказали иностранцы, — еще раз спасибо вам за ваше гостеприимство.
— Прощайте, господа, — отвечал капитан, — счастливого пути и в особенности удачной охоты! Будьте осторожны: дичь, которую вы хотите подстрелить, может сама напасть на охотника, поэтому старайтесь не давать захватить себя врасплох!
Чужестранцы, по всей вероятности, поняли намек, заключавшийся в этих загадочных словах, они оба покраснели, не произнося ни слова, а затем, пришпорив лошадей, удалились крупной рысью.
Через несколько минут они достигли уже индейских шалашей, где были приняты краснокожими со знаками глубочайшего почтения.
Никакими словами нельзя описать, как ликовали индейские воины, получив оружие, присланное им комендантом английского форта Радость эта походила на беснование безумных, и вождь довольно долгое время не мог заставить их успокоиться. Наконец, возбуждение постепенно утихло, и все пришло в обычный порядок Голубая Лисица, не теряя времени, приказал убрать тольдосы и как можно скорее готовиться к отъезду. Через несколько минут воины уже стояли, выстроившись в одну шеренгу, а затем углубились в лес, где не замедлили исчезнуть, идя тем эластичным, так называемым гимнастическим шагом, за которым лошади трудно следовать даже рысью и которым так гордятся индейцы Оба путешественника следовали в арьергарде. С вершины крепостной стены английские офицеры следили за тем, как снимались с лагеря краснокожие; когда вслед за краснокожими в лесу исчезли и всадники, офицеры спустились со стены.
— Бедные молодые люди, — сказал прапорщик Уард, — ради чего это им пришло в голову, таким богатым и таким красивым, добровольно подвергать себя всем опасностям подобного путешествия, не преследуя при этом ни выгод, ни славы?
— Вы ошибаетесь, сэр, — отвечал капитан, — выгода, которой они ожидают, — мщение и, к сожалению, оно, по всей вероятности, им удастся.
— Я вас не совсем понимаю, сэр Джеймс. Почему это к сожалению?
— Я хотел этим сказать, старый дружище, что быть и казаться — две совершенно различные вещи.
— Я никогда иначе и не думал. Итак, эти молодые люди..
— Не мужчины!
— Э? Кто же они в таком случае… обезьяны?
— Не думаю, — отвечал капитан, улыбаясь
— Черти?
— Скорее, да, или нечто в этом роде.
— Значит, женщины?
— Угадали, и притом такие женщины, которых ненависть делает коварными и жестокими!
— Зачем же вы их здесь принимали? — проворчал прапорщик сквозь зубы.
— Если бы это зависело только от меня, крепостные ворота не отворились бы для них; но я получил на этот счет особые приказания… Вы увидите, сэр, что посещение этих дам принесет нам несчастье.
— Это почему?
— У меня такое предчувствие. Помните вы смерть графа де Жюмонвилля?
— Мой Бог! Да… я не забуду ее до самой смерти, — проговорил прапорщик, отворачиваясь.
— Ну, так вот! Если я не ошибаюсь, это будет продолжением того печального дела.
— Тем хуже, капитан! Дай Бог, чтобы вы ошиблись. Довольно и того, что это дело лежит на нашей совести, хотя мы исполняли только приказания! Но не будем больше говорить об этом, хотите?
Капитан Мэке, вероятно, был одного мнения с прапорщиком Уардом.
Он ничего не возразил и, грустный и озабоченный, направился в свое помещение.
Смерть французского офицера, хотя они помогали ей только невольно, лежала тяжелым гнетом на сердце обоих этих храбрых солдат.
Голубая Лисица недаром хвастался, что он великий храбрец, и сэр Джеймс Мэке отдавал ему только должное, хваля его ловкость, его преданность, а также его храбрость.
Оба путешественника очень скоро уже и сами могли оценить все эти качества начальника конвоя.
Они могли только хвалить его за это. Умный индеец на каждом шагу давал им доказательства своих способностей проводника; он никогда не ошибался, никогда не колебался; он двигался так же быстро и решительно по пустыне, как если бы люди, по следам которых он шел, заранее сообщили ему свой маршрут. Сломанная ветка, оторванный лист, слегка помятый мох на дереве, замутившаяся вода, примятая трава, — словом, всякая безделица служила ему указанием и заметкой, мешавшей ему отклониться от настоящего пути.
Через два дня после выезда из крепости, в то время, когда отряд располагался бивуаком на ночь, к путешественникам присоединился сеньор Паламэд.
Достойный идальго, несмотря на довольно смешную внешность, был старый авантюрист, полный хитрости и тонкости. Испробовав все ремесла, в особенности же ремесло браконьера, он обладал необыкновенной способностью отыскивать едва заметные следы, оставленные на песке или в кустах, и это с первого же дня заставило краснокожих относиться к нему с величайшим уважением, потому что они больше всего ценили в людях именно эти качества; кроме того, авантюрист был храбрый, меткий стрелок и неутомимый ходок, что тоже ценится индейцами очень высоко.
На этот раз, кроме желания с честью выполнить данное ему поручение, им руководила еще и другая, более существенная, причина, а именно желание отомстить за удар шпаги, от которого он чуть не умер и за который горел желанием воздать с процентами. Это был единственный долг, заплатить который так хотелось идальго.
Вот почему он натворил чудес. Он явился с самыми свежими и интересными новостями: он знал, где находились те, которых искали; он видел их, значит, сомнение было невозможно. Кроме того, Змея взял на себя обязанность провести их в такое место, где они будут иметь возможность захватить врагов, как в мышеловке.
Змея, надо заметить, не счел нужным сообщить авантюристу, какое средство он имел в виду для того, чтобы добиться этого результата; но все равно… сеньор Паламэд считал себя вправе положиться на обещание охотника, и он был прав: последний, действительно, имел намерение сдержать свое слово.
Эти добрые известия рассеяли все сомнения.
На следующий день, на рассвете, все снова тронулись в путь, на этот раз еще быстрее, потому что все знали, куда идут.
Змея, желая, вероятно, доказать свою честность, вышел навстречу маленькому отряду, которому он должен был служить проводником.
Он поставил его в засаду с ловкостью, заслужившей ему единодушную похвалу.
Выше мы уже говорили, какие результаты дали эти комбинации, — от них, конечно, ждали лучшего.
Теперь мы станем продолжать наш рассказ с той минуты, когда оба путешественника, взятые в плен теми, которых они хотели захватить врасплох, были приведены к ним краснокожими.
Глава IX. ПЛЕННИКИ
Переправившись на остров, Голубая Лисица окружил цепью воинов обоих офицеров, разговаривавших с Изгнанником на прогалине, и затем, подойдя к молодым людям, сказал им:
— Бледнолицые начальники руководили экспедицией с самого выхода из форта Necessite; они прибыли на место. Что они теперь будут делать? Голубая Лисица ждет их приказаний, чтобы действовать.
Молодые люди обменялись быстрым взглядом, затем старший из них ответил:
— Голубая Лисица захватит врасплох наших врагов; мой друг и я, мы останемся здесь и будем ждать, чем окончится нападение.
— Бледнолицые станут защищаться.
— Вероятно. Вождь возьмет их живыми; наш белый дед, командующий фортом, хочет сохранить их у себя пленниками Индеец с недовольным видом покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24