А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поэтому, будьте добры, пожалуйста, избавьте меня от необходимости высказывать свое мнение. Эти храбрецы гораздо лучше меня знают, что им нужно делать. На меня же смотрите, как на одного из ваших солдат, другого я ничего не желаю. Я намерен показать всем нашим спутникам пример повиновения вашим приказаниям. Я выбрал себе эту роль, единственную подходящую для меня; никакая сила не заставит меня изменить принятое решение.
Это заявление, сделанное откровенно и с улыбкой, имело большой успех у охотников и тем более им понравилось, что в душе они побаивались, как бы молодой офицер не заявил претензии на командование экспедицией и не заставил бы их действовать несогласно с их привычками, а это, несомненно, могло бы очень печально повлиять на успех дела.
Когда барон так решительно отказался от своего права, охотники заговорили каждый по очереди. Бержэ выслушал их мнения с самым серьезным вниманием, не прерывая их ни одним словом; потом он собрал все мнения, резюмировал их и, так как больше некому было высказывать мнения и делать замечания, то он заговорил сам. Речь его была коротка, проста и, в особенности, ясна; когда он умолк, каждый нагнул голову, ничего не возразив: его мнение восторжествовало и было принято всеми единогласно.
Таким образом, было решено, что все сто человек разделятся на три отряда. Бержэ и трое французов войдут в состав первого отряда; они отправятся в экспедицию водой. Другие два отряда, каждый из пятидесяти человек, направятся таким образом, что один будет придерживаться следа, оставленного похитителями во время бегства, а другой пойдет через горы.
Все три отряда должны будут идти усиленными переходами к западу.
Местом свидания была избрана группа утесов, прозванная Белыми Замками, около одного столба из целого камня — последнего следа, оставленного исчезнувшим народом, возвышавшегося, подобно гигантскому обелиску, посреди обнаженной равнины.
Эта равнина была переполнена камнями, происхождение которых неизвестно, и которые, в глазах удивленного путешественника, напоминают дольмэны и менгиры кельтического карпака как числом, так и симметрией, в которой они были расставлены.
Десять минут спустя, охотники покинули сарай, и около огня остались только барон, Бержэ и оба солдата.
Через минуту канадец поднялся.
— Теперь пора в путь и нам, — сказал он.
Товарищи молча последовали за ним.
Глава XVI. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Если бы обстоятельства, вызвавшие эту экспедицию, не были такими печальными, такими серьезными, барон де Гриньи пришел бы в восторг от своего путешествия.
Никогда еще он не совершал такой интересной поездки: развертывающиеся перед ним картины на каждом шагу готовили ему восхитительные сюрпризы.
Бержэ, прекрасный спутник, полный увлечения и в то же время в высшей степени снисходительный, с удовольствием показывал молодому человеку во всех подробностях этот чудесный кран, один из самых богатых, один из самых роскошных и один из самых красивых во всей Канаде.
Четверо мужчин путешествовали точно туристы: то в пироге, то пешком по высокой траве равнины, взбираясь на горы, проходя по лесам, старым как мир, и на каждом шагу спугивая всевозможную дичь, которую они часто не удостаивали даже выстрелом.
Область, в которой они находились, казалась совершенно необитаемой; никогда, со времени открытия Канады, французы и англичане не рисковали проникнуть так далеко вовнутрь страны. Одни только индейцы и их беспощадные враги — трапперы и охотники царили в качестве хозяев в этой пустыне, которую они оспаривали у диких зверей, устроивших в ней свои берлоги.
На второй день, в ту минуту, когда они становились, бивуаком на ночь, Бержэ стал выказывать признаки беспокойства, что казалось даже немного странным в этом человеке. Он останавливался, пригибался к земле, потом вдруг выпрямлялся, уходил то направо, то налево, потом возвращался назад, опять начинал свой осмотр. Потом, когда казалось, точно он нюхает воздух, Бержэ с негодованием пкачал головой, хмуря брови и сильно ударяя прикладом своего ружья о землю. Барон де Гриньи, заинтригованный поведением охотника, в котором он ничего не понимал, тревожно следил за ним, не решаясь, однако, спросить у него о причине беспокойства. Но, по мере того, как день продвигался вперед, возрастало и беспокойство канадца, и, наконец, молодой человек решил задать ему несколько вопросов по этому поводу, как вдруг Бержэ его предупредил:
— Господин барон, — проговорил он, останавливаясь перед ним, — сегодня происходит что-то необыкновенное в лесу и это сильно беспокоит меня.
— Что такое случилось, мой храбрый друг? — спросил тот, оглядываясь кругом, — признаюсь вам, что я, со своей стороны, не вижу ничего необыкновенного.
— Вы — может быть, сударь; у вас нет привычки к пустыне: то, что так удивляет нас, лесных бродяг, проходит для вас совершенно незаметно.
— Боже мой, в этом нет ничего удивительного, друг мой. Разве сегодня деревья не похожи одно на другое, или лес не похож на лес?
— Это справедливо, вы должны так рассуждать, потому что вы этого не знаете; нет, господин барон, одно дерево никогда не бывает похоже на другое.
— Скажите мне, в чем дело, умоляю вас! Ну, что вас так сильно тревожит?
— А вы это заметили?
— Черт возьми! Если человек не слеп, то это вовсе уж не так трудно!
— Ну, хорошо, я вам скажу.
— Вы доставите мне большое удовольствие.
— Да, тем более, что это должно интересовать вас еще больше, чем меня.
— Ну, говорите! Я вас слушаю.
Путешественники остановились и, облокотившись на свои ружья, окружили канадца. Минуту спустя последний продолжал, сдерживая голос, точно боялся быть услышанным каким-нибудь невидимым шпионом, сидящим в засаде в близком соседстве.
— В настоящую минуту мы находимся в лесу, которого никогда еще не посещали белые с того самого дня, когда они в первый раз поставили ногу на эту землю; одни только индейцы, да кое-кто из отважных канадцев осмеливаются заходить сюда.
— Значит, он очень опасен?
— Да, порядочно; он громаден, кишит всевозможной дичью и хищными зверями; даже сами туземцы не знают его вполне. Когда настает сезон великих зимних охот, краснокожие собираются по нескольку племен вместе и устраивают охоты с загонщиками, которые продолжаются около двух месяцев; за исключением этого времени, лес остается совершенно пустынным, никто туда и не ходит. Да и зачем туда ходить?
— Однако же, мы здесь, — проговорил барон де Гриньи.
— Мы — дело совсем другое. Я избрал эту дорогу потому, что, хотя она и самая трудная, зато заброшенность ее давала нам возможность скрывать наши следы, а следовательно, увеличивала нашу безопасность и позволяла нам идти, как нам нравится, не боясь, что за нами подсматривают или следят; кроме того, сегодня вечером мы из него выйдем.
— Прекрасно! Но во всем этом я ничего не вижу до сих пор такого, что оправдывало бы ваше беспокойство, которое тем более меня удивляет, что вы не такой человек, чтобы пугаться из-за пустяков.
— Вы отдаете мне вполне заслуженную честь, сударь. Вот что служит причиной этого беспокойства, которое, скромно признаюсь вам, очень серьезно: часа два тому назад я открыл след.
— След! — вскричал с удивлением молодой человек.
— Да, след, правда, тщательно скрытый и который мог бы обмануть глаза менее проницательные, чем мои; этот след идет по той же дороге, по которой следуем мы.
Каждый раз, как это оказывалось возможным, его самым тщательным образом уничтожали; но следы все-таки остались видны, и я с уверенностью могу сказать вам, что не ошибаюсь.
— Это, действительно, серьезно, мой храбрый Бержэ. А как вы думаете, кому мог принадлежать этот след?
— Вот это-то именно меня и затрудняет. Тех, идущих впереди нас, кто бы они ни были, трое: двое мужчин и одна женщина, вот в чем я уверен.
— Женщина?
— Да, она даже еще очень молода; шаг ее легок, едва отпечатывается на земле. Мужчины, сопровождающие ее, гораздо старше; они сильно напирают на пятку, что доказывает, что это не индейцы; кроме того, на них надеты мокасины вроде тех, какие носят лесные бродяги. Теперь интересно бы узнать, кто эти путешественники? Безобидные это охотники, или враги — этого я еще не могу вам сказать!
— Гм! — прошептал молодой человек, тоже сильно озабоченный этим сообщением, — все это очень серьезно, друг мой; я, право, придумать не могу, что делать.
— Мы можем выбрать только одно из двух, и теперь нам останется только решить, что будет лучше в наших интересах?
— Рассмотрим же и то и другое!
— Первое — возвратиться назад той же дорогой, выбраться из леса и присоединиться к нашим друзьям, следуя по одной из двух избранных ими дорог: при этом мы потеряем много драгоценного времени.
— Я никогда не соглашусь возвращаться назад.
— Я именно это самое и думал, однако, я должен был справиться с вашим мнением.
— Это справедливо, теперь посмотрим второе… первое никуда не годится.
— Вы останетесь с вашими двумя спутниками на том самом месте, где мы находимся; я же пойду на разведку… буду идти вперед до тех пор, пока не достигну людей, опередивших нас, но которые не должны быть очень далеко, во-первых, потому, что не пройдет и часа, как стемнеет. Они, наверно, сделают привал для того, чтобы поесть, отдохнуть и дождаться рассвета. Когда я увижу этих таинственных путешественников, когда узнаю, что это за люди и как нам с ними держаться, я вернусь к вам, и мы посоветуемся относительно того, что нам предпринять. Нас четверо смелых людей и, в случае нападения, мы сумеем защищаться. Что вы думаете об этом плане, сударь?
— Я думаю, что он великолепен, и советую вам немедленно привести его в исполнение, друг мой.
— Очень хорошо! Во время моего отсутствия не трогайтесь с места, иначе вы рискуете заблудиться, и тогда Бог знает, сколько времени понадобится мне на то, чтобы вас разыскать.
— Будьте спокойны, мы постараемся исполнить ваше желание.
— Итак, это решено… Ах, да! Еще последнее наставление:
если вы будете разговаривать, то говорите шепотом, в лесу никогда нельзя быть уверенным, что тебя никто не подслушивает; в пустыне деревья имеют глаза и листья-уши, а главное, не зажигайте огня. Словом, не делайте ничего такого, что могло бы привлечь внимание посторонних.
— Хорошо.
— В таком случае, до свиданья! Может быть, я возвращусь даже раньше, чем через час.
— Желаем успеха.
Двое мужчин горячо пожали друг другу руки; затем охотник углубился в кусты и сейчас же исчез из виду. Барон остался один со своими солдатами, в глубине души сильно озабоченный результатами, которые могла дать экспедиция, предпринятая храбрым канадцем, но, конечно, старался не показать этого солдатам.
Время тянется бесконечно медленно в тех случаях, когда приходится чего-нибудь ждать, а в особенности же когда тот, кто вынужден ожидать, находится не в комфортабельном салоне, а, наоборот, в девственном лесу, и судьба к тому же забросила его сюда в первый раз: вокруг него сгущается мрак, ближайшие к нему предметы меняют свой вид по мере того, как угасает слабый свет вечерних сумерек, и постепенно принимают самые фантастические формы. Добавьте к этому таинственный шум, который то и дело слышится в кустах; ветер жалобно завывает в верхушках деревьев, хищные звери, пробудившиеся при закате солнца, зловещим ревом дают знать о себе.
При таких условиях секунды кажутся целыми часами, а уж часы тянутся прямо-таки бесконечно.
Самый храбрый человек чувствует, как нервная дрожь пробегает по всему его телу, как холодный пот выступает у него на висках, а волосы дыбом встают на голове, — ему страшно!.. Изогнув тело вперед, непомерно открыв глаза, насторожившись, держа палец на курке ружья, он стоит неподвижно, едва дыша, готовый вступить в борьбу с врагом, порожденным его воображением.
Прошло два часа. Сначала трое французов разговаривали и даже посмеивались сами над тем, что они будут делать, если проводник их почему-нибудь раздумает вернуться, и как выберутся они из этого бесконечного векового леса; потом как-то сам собой смех застыл у них на губах, разговор не вязался и, наконец, совсем прекратился. Затем, по мере того как ночь становилась все темнее, они сбились, стеснились до того, что чувствовали локти друг друга; и, наконец, мрачные, безмолвные, едва дыша, с ружьями в руках, готовые каждую минуту пустить их в дело, они как бы застыли в этих позах, точно мраморные статуи.
Вдруг веселый смех прозвучал над их ушами, между деревьями заблестел красноватый огонь, и показался человек. Этот человек был Бержэ.
Крик радости вырвался невольно из сдавленной груди троих мужчин, а так как гордость тотчас же вернулась в их сердца, то они украдкой отодвинулись один от другого, точно школьники, пойманные на месте преступления, и аффектированно разлеглись в самых непринужденных и наивно беззаботных позах. Канадец, делая вид, что ничего не замечает, быстро направился к тому месту, где они лежали, и скоро подошел к ним.
— Как вы долго пропадали! — сказал барон голосом, которому он, увы! — тщетно старался придать желаемый оттенок полного спокойствия.
— Вы находите? — наивно отвечал канадец. — Я ушел от вас всего только два часа тому назад.
Молодой человек не возразил ни слова; по его расчетам, прошло, по крайней мере, шесть часов.
— Ну, да не в этом дело! — продолжал Бержэ, — я здесь, а это самое главное, не так ли?
— Конечно. Ну! Что же вы узнали?
— Прежде всего, что я не ошибся: впереди нас, действительно, идут двое мужчин и одна женщина.
— А они враги или друзья?
— На это я не могу ответить вам так, как хотел бы. Все, что я могу сказать вам, ограничивается тем, что пока нам их
— Вы это могли бы угадать разве только чудом.
— Может быть, и так, а может быть, и нет; но я не хочу играть с вами в прятки и прямо скажу вам, что мы идем к одной и той же цели, поэтому столкуемся лучше как следует вместо того, чтобы держаться настороже, что могло бы только повредить и даже расстроить наши проекты.
— Я вас не понимаю, — сказал барон де Гриньи, — и если вы не выскажетесь более определенно, я, к величайшему моему сожалению, не буду знать, что ответить вам.
— Хорошо сказано, клянусь спасением моей души! Я с удовольствием вижу, что вы, несмотря на свою молодость, умеете быть осторожным, — отвечал Изгнанник насмешливо. — Но я позволю себе заметить вам, что даже одного факта, что мы с вами идем по одной и той же дороге, совершенно достаточно для того, чтобы решить, куда вы идете, даже если бы я и не знал, какую смелую штуку вы замышляете. Не сердитесь на меня, — добавил он, видя нетерпеливый жест барона, — судьба капитана де Виллье интересует меня не меньше, чем вас. Он спас мне жизнь; это старинный долг, и мне хотелось бы заплатить ему как можно скорей!
— Неужели это правда!
— Да разве вы этого не знаете?
— Мой приятель не имеет обыкновения рассказывать об оказанных им услугах.
— Это правда, и я благодарю его за это. Эта черта только еще более увеличивает мою симпатию к нему, а также и благодарность к нему и его друзьям.
— Значит, — сказал Бержэ, — мы можем рассчитывать на вашу помощь в этом деле, то есть в том случае, если вы действительно задумали попытать счастья освободить капитана?
— Точно так же, как и на самих себя. Но послушайте, ведь мы с вами давно знакомы друг с другом, поэтому будьте со мной откровенны: я докажу вам, что все знаю. Вы ждете Куга-Гандэ, не так ли? Ну, так вот, прежде, чем прийти к вам, он должен повидаться со мной,
— А, ну уж это, милейший Жан-Поль…
— Вы мне не верите? — улыбаясь спросил Изгнанник.
— Да, если только не увижу этого собственными глазами.
— Ну, тогда смотрите!
И он заставил его повернуть голову.
Бержэ подпрыгнул от удивления. В эту минуту Тонкий Слух, индейский вождь, взобравшись на холм, медленными шагами подходил к лагерю.
Сомнение становилось невозможным: Изгнанник сказал правду.
Глава XVII. МУЧЕНИК
Кулон де Виллье невозмутимо смотрел, как утоляли голод его похитители, отказываясь принять какое бы то ни было участие в их трапезе и отталкивая все предлагаемые ему яства.
Кто бы ни были эти бандиты, белые или краснокожие, но они не стали принуждать его подчиниться их воле.
Наоборот, они сами, видимо, относились к нему с уважением; они даже отошли от него подальше и предоставили ему полную свободу отдаться мрачным мыслям, которые должно было внушить ему его положение.
Отдых продолжался часа два. Затем, на закате солнца, вопреки привычкам индейцев, которые, за исключением весьма редких случаев абсолютной необходимости, никогда не делают ночных походов, был подан сигнал к выступлению.
Тот же самый человек, который уже говорил с графом, опять подошел к нему и, вежливо поклонившись, сказал:
— Сударь, нам придется продолжать теперь путешествие уже не пешком, а на лошадях, на которых мы все отправимся верхами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24