С каждым годом человек все больше и больше превращается в чародея, жестокого и властного мага-разрушителя! С каждым прошедшим годом! А вы собираетесь пригласить его, этого… этого гада сюда, в самое сердце… за щит… в наши дома!
Глаза коронеля стали суровыми. Ему грустно было видеть, во что она превратилась. Как далека – о, как далека! – была эта фурия от той нежной девушки-эльфа, которая заливалась когда-то стыдливыми девичьими слезами, а он ее ласкал и успокаивал.
Он прервал ее яростную речь и мягко спросил:
– Разве не лучше пригласить их к нам, победить дружбой и тем самым получить возможность хоть немного влиять на них? Если мы будем враждовать с ними, то проиграем. Они явятся сюда как завоеватели, как разрушители, будут преследовать нас везде, где только можно, перешагивая через потоки нашей крови. Не вижу здесь славы. Какой толк в том, что вы стараетесь сохранить в такой священной неприкосновенности, если народ погибнет? Перевранные легенды в памяти людей и нашей полуродни? Не будет ли смертельной ошибкой, если вырождающийся народ с задранным от собственного величия носом закроет глаза и заткнет уши?
Илдилинтра была вынуждена остановиться, иначе она, ослепленная яростью, со всего размаху налетела бы на него. Она стояла перед ним, почти нос к носу, вслушивалась в поток его вопросов и так крепко прижимала к бедрам кулаки, что на пальцах побелели косточки.
– Вы собираетесь стать тем, кто допустит эти… эти скотские племена в наши самые тайные, самые уединенные места, куда пока распространяется наша власть? – наконец спросила она. Голос ее охрип и стал уже совсем неприятным. – Чтобы те немногие, кто переживет ваше безумие, вспоминали о вас с ненавистью, как о предателе, который торжественно клялся служить своему народу, а довел его до гибели?
Элтаргрим покачал головой:
– У меня нет выбора. Только в Открытии я вижу путь к тому, чтобы у нашего народа было будущее. Все остальные пути, а я перебирал их все, в том числе и небольшую войну, приведут – и очень быстро, за несколько сезонов, – к кровавой бойне. Это схватка, которая может кончиться только поражением и гибелью Кормантора хотя бы потому, что все остальные расы, кроме карликов и гномов, многочисленнее эльфов в двадцать с лишним раз. А люди и орки превосходят нас в тысячи раз. Если гордыня доведет нас до войны, она доведет нас и до могилы, а делать такой выбор от имени наших детей я не имею права, потому что погублю их жизни раньше, чем они сами смогут сделать выбор и позаботиться о себе.
Илдилинтра фыркнула:
– Такой почерпнутый из страха довод можно приводить всю жизнь, до самой старости. Всегда будут дети, которые еще слишком молоды для того, чтобы самим выбирать путь.
Она снова заметалась, обходя Элтаргрима так, чтобы оставаться к нему лицом. И добавила почти небрежно:
– Есть старая песня, в которой говорится, что не переубедить коронеля, если у него есть твердое намерение. Теперь я вижу, что песня права. Я больше ничего не могу сказать, чтобы переубедить вас.
Когда их взгляды встретились, что-то очень усталое и даже старческое появилось в лице Элтаргрима:
– Я не боюсь, Илдилинтра, любимая и гордая Илдилинтра, – сказал он, – Коронель обязан делать то, что правильно, чего бы это ни стоило и как бы ни оценивалось…
Она даже зашипела в злобе, когда он слегка протянул к ней руки.
– …Именно это и означает быть коронелем, а вовсе не почести, регалии, поклонение.
Илдилинтра отстранилась от него и направилась к каменному бордюру, увитому ползучей лавандой. С хищной грацией она сложила руки на груди и стала всматриваться поверх водной глади на юг. Сейчас, в лунном свете, эта гладь напоминала чистую белую простыню – или саван. За ее спиной повисла тишина, глубокая, почти оглушительная.
Наблюдая за ней, коронель уронил руки. Он терпеливо ожидал. В этом королевстве воинствующей гордыни, в королевстве, где никогда и ничего не забывается, труд коронеля по большей части состоял в терпеливом выжидании. Молодые эльфы никогда этого не понимали.
Благородная леди Старим долго всматривалась в ночь. Почти бесконечно. Ее руки слегка дрожали, а голос, когда она заговорила, был высоким и таким же нежным, как внезапно налетевший ветерок:
– Ну что ж, зато теперь я знаю, что должна сделать.
Элтаргрим поднял руку, чтобы своей магической мощью сковать свободу леди – самое серьезное оскорбление, какое можно нанести главе эльфийского дома.
И все же он немного опоздал. В ночи внезапно вспыхнул огонь и взлетел сноп искр там, где встретились их силы. Они боролись довольно долго, но ей удалось ускользнуть. В руке леди Старим был родовой клинок ее дома, а глаза не отрывались от коронеля.
– О, как я вас когда-то любила! За Старимов! За Кормантор!
Лунный свет еще раз блеснул на лезвии ее клинка, когда она вонзила его, по рукоять, в свою грудь. А другой рукой воткнула зуб дракона в яркую, фонтанирующую струю. Резной клык, казалось, блеснул на мгновение и начал медленно таять в алом потоке. Из нее вытекло больше крови, чем можно было ожидать от такого хрупкого тела.
– Элтар… – выдохнула она почти умоляюще, потом глаза ее потемнели еще больше, она покачнулась. Коронель торопливо сделал шаг вперед и поднял руки, зарево целебной магии скользнуло по его пальцам, но, увидев это, она выхватила клинок и опять с силой вонзила его, на этот раз себе в горло.
Он уже почти пробежал то небольшое расстояние, что еще оставалось между ними, когда она, задыхаясь, сделала неуверенный шаг вперед, опять подняла залитую кровью руку и глубоко вонзила клинок в свой правый глаз.
Она упала прямо ему на руки, а потом замирающими губами еще пыталась произнести его имя. От того места, куда она вонзила драконий клык, в небо поднимался кровавый дымок. А коронель бережно опустил ее на мох, не обращая внимания на нарастающий, рвущийся в ночное небо рев магии, беснующейся вокруг него, магии, которая, теперь он это знал, должна была потребовать не ее, а его жизнь.
– Ох, Линтра, – прошептал он, – разве есть на свете какой-нибудь спор, который стоил бы твоей окончательной гибели?
Потом он поднялся, посмотрел на блестящие от крови руки и собрал всю свою волю. Кровь Илдилинтры на руках была кратчайшим путем, по которому ее бушующая магия доберется до него, если он слишком запоздает со своей.
Коронель вытянул руки и смотрел на них до тех пор, пока с них не исчезла потемневшая влага, пока ее не сменило светло-голубое свечение возрождающихся чар, несущихся по его коже, подобно пожару. И вдруг его накрыла темнота. Коронель поднял взгляд и обнаружил, что смотрит прямо в разверстую, зловонную, роняющую капли крови пасть дракона.
Это было самое смертоносное заклинание старейших домов королевства, магия мщения. Она забирала жизнь и того, кто ее пробудил. Некоторые называли это заклинание «Смерть чистокровным!». Дракон башней возвышался над ним в ночи, темный, влажный и ужасный, такой же тихий, как ветерок, и такой же смертельный, как дождь из колдовского зелья. Любая живая плоть должна распадаться перед ним, трепеща, увядая, превращаясь в серую гниль мешанины из костей и сухожилий.
Правитель Кормантора стоял, окруженный всей своей пробужденной магией, и ждал нападения дракона.
Внезапно его ошеломил грохот, зашелестели листья на деревьях, по взволнованной глади воды побежали сотни барашков, покатились камни, опаляя и превращая в золу мох там, где они касались его. Высокий, невидимый в воздухе купол, воздвигнутый коронелем над собственной головой с помощью защитного заклинания, мешал нападению. Дракон извивался и ревел, нарезая жадные, но бесплодные круги вокруг правителя эльфов.
Элтаргрим неподвижно стоял под охраняющим его куполом и наблюдал за тем, как дракон постепенно уходит в небытие. Вот еще раз чудовище угрожающе подняло голову, но это была уже только рваная тень его исчезающей плоти. Мрачный правитель стоял как вкопанный, и тогда дракон стал слабеть, уменьшаться, наконец, упал, чтобы стать дымом в светло-голубом пламени коронеля.
Когда все было кончено, старый эльф пригладил дрожащей рукой белые волосы и опять опустился на колени перед распростертым телом любимой:
– Линтра, – печально позвал он и наклонился, чтобы коснуться ее губ, на которых все еще пузырилась кровь. – О, Линтра.
Он коснулся магией ее раны на горле, и кровь на ней превратилась в облако дыма. Когда дыма стало еще больше, слезы закапали всерьез.
Он боролся с ними, как мог, потому что опять зазвенели стеклянные колокольчики – это ветер, несмотря на все защитные заклинания, доносил сюда взрывы смеха и громкую музыку с пирушки Эрладдена. Он боролся, потому что был правителем Кормантора, и в его обязанности входило сказать кое-что еще, прежде чем кровь совсем перестанет течь, а сама Линтра совсем остынет.
Элтаргрим откинул назад голову, чтобы еще раз увидеть луну, чтобы загнать рыдания вглубь, и, справившись с этим, сказал прямо в блестящий глаз Линтры, который все еще смотрел на него:
– Мы будем чтить память о тебе.
А потом он долго укачивал ее тело, и если даже печаль полностью овладела им, то все равно на острове больше никого не было, чтобы это услышать.
Часть I
Человек
Глава первая
Дикие следы и скипетры
О путешествии Эльминстера из родного Аталантара через глухие леса в легендарное королевство эльфов Кормантор никаких записей нет. Остается только предполагать, что оно прошло без особых приключений.
Антарн Мудрый из великой истории могущества архимагов Фэйруна, изданной приблизительно в Год Посоха
Молодой человек был настолько занят размышлениями над последними словами богини, которые та ему сказала, что стрела, вылетевшая из-за деревьев, оказалась для него полным сюрпризом.
Она просвистела у самого его носа, оставив след на листве, и Эльминстер удивленно захлопал глазами. Когда он снова взглянул на дорогу перед собой, по ней бежали люди в потертых и грязных кожаных доспехах, с кинжалами и мечами, явно намереваясь прикончить одинокого путника. Их было человек шесть, может быть, больше, и ни один из них не выглядел дружелюбно.
– Слезай, а то умрешь! – заявил один из них почти вежливо. Эл метнул быстрый взгляд вправо, влево, увидел, что никто не подкрадывается к нему сзади, и тихо произнес несколько коротких слов.
Миг спустя он щелкнул пальцами, и тех троих, что стояли прямо перед ним, отбросило очень далеко, будто их сильно ударили… просто воздухом. А их клинки, вращаясь, взлетели вверх. Напуганных, словно подхваченных вихрем людей тащило через заросли ежевики, и, если им случалось за что-нибудь зацепиться, они поминали всех чистых и нечистых.
– Полагаю, вы хотели сказать «Добро пожаловать!», – сказал Эльминстер человеку, который с ним заговорил, и добавил скупую улыбку к своему замечанию, полному чувства собственного достоинства.
Побледневший вожак отскочил за дерево.
– Элган! – заорал он. – Дрейк! Выручайте!
В ответ на его вопли из глубины зеленого леса вылетело еще несколько стрел, они прожужжали, словно рассерженные осы.
Буквально через мгновение после того, как Эл птицей выпорхнул из седла, две из них встретились в голове его лошади. Преданная серая кобыла удивленно захрипела, вскинулась на дыбы, словно посылая вызов невидимому противнику, потом опрокинулась на бок и издохла.
Еще бы на полпальца в сторону, и всадник был бы повержен. Бормоча проклятия, он, как мог, проворно откатился в сторону и стал думать, какое из его заклинаний может лучше всего помочь ему пробраться через заросли папоротника и ежевики, в которых прячутся бандиты с луками и мечами наготове.
Что бы там ни было, но он решительно не желал бросать свою седельную сумку. Задыхаясь от страшной спешки, Эл добрался до толстого старого дерева, на ходу приметив, что листва его уже начала сворачиваться, тронутая золотом и бронзой первых дерзких заморозков Года Избрания. Он вцепился в замшелую кору, чтобы отдышаться и оглядеться. Поднявшийся треск подсказывал, что грабители окружают молодого чародея.
Эльминстер перевел дух и прислонился к дереву, поспешно шепча заклинание, которое должно было сделать его незаметным в случае встречи лицом к лицу с каким-нибудь диким голодным зверем. Эл закончил заклинание, улыбнулся бандиту, осторожно выглядывавшему из-за ствола, и отступил в мрачную тень дерева.
Испуганное проклятие замерло на устах вожака, когда молодой человек растворился в старчески терпеливом молчании лесного гиганта. Сливаясь с деревом, Эл мог проследить, как корни его дерева добираются до следующего ствола, еще толще этого, но стоящего довольно далеко. Ну что ж, придется это сделать. Он направил свое смутно различимое в тени тело вдоль главного корня (главное, не задыхаться и не чувствовать себя в западне). Преданные уже забвению ощущения в свое время довели некоторых магов до безумия, когда они попытались сотворить такое же заклинание, но Мириала объяснила ему, как важно уметь пользоваться этой магией.
Неужели она умеет предвидеть события на много лет вперед?
От такой мысли Аталантара пробрал озноб. Не произошло ли все, что с ним случилось, по воле Мистры?
И если это так, то, что будет, если ее воля столкнется с волей иного бога, который руководит кем-то другим?
Вспомнить только, ведь он летел бы над этим лесом в облике сокола, если бы не ее приказ ехать в легендарное эльфийское королевство Кормантор верхом. Ведь хищная птица может лететь так высоко, что никакие бандиты с их стрелами не смогут ее достать, даже если они решат тратить впустую силы и стрелы. Значит, нужно пройти через испытания.
Эта мысль опять вернула Эльминстера к реальности. Он вытек из темной, теплой древесины на яркий солнечный свет, увидев слева пыльную ленту Скалдаск-роуд, а справа, не более чем в двух шагах, грязные кожаные штаны бандита. Эльминстер не удержался от искушения незаметно вытащить из-за пояса разбойника нож, как много лет назад. Рукоять ножа оказалась выточена в форме змеиной головы, поднявшейся для атаки.
Молодой маг застыл, не смея сделать шаг из опасения, что шуршание опавших листьев выдаст его присутствие. Он стоял неподвижно, как каменный, потому что к тому же дереву осторожно крался человек.
Сумеет ли он заполучить свою седельную сумку и удрать так, чтобы его не заметили? Если бы у них не было стрел и навыков в стрельбе, то он ни за что не стал бы тратить заклинания на горстку отчаянных парней здесь, в самом центре Скалдаскара.
За время путешествия он уже видел медведей, огромных лесных котов и пауков-снотворцев и слышал рассказы о животных, которые, вызывая ужас, охотятся в окрестностях на людей. Однажды он даже нашел обглоданные кости и гниющие останки под фургонами каравана, остановленного смертью на дороге, и он не хотел стать еще одним жутким знаком на обочине.
Так он и стоял в нерешительности, пока еще один бандит, который, опустив голову, обходил дерево, не набрёл прямо на него. От неожиданности оба кинулись в листву, но молодой аталантарец уже держал в руке клинок. Кинжал был острым, и с одного взмаха на лбу неосторожного разбойника открылась рана, сам Эл тут же вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону, для пущей уверенности поплясав на луке, который человек выронил. Лук треснул под его сапогами. Затем, сопровождаемый выстрелами спохватившихся бандитов, Эл ринулся к дороге.
Человек, которого он поранил, будет ослеплен потоком крови до тех пор, пока кто-то ему не поможет, и, стало быть, бандитов, преследующих Эльминстера из Аталантара, стало на одного меньше. Бердаскан Рапидс все еще в дне пути, даже дальше, учитывая, что теперь ему придется идти пешком. А если возвращаться, то Эльтурель и того дальше. Но что его совсем не прельщало, так это путь с бандой головорезов за спиной, которые день и ночь будут за ним охотиться.
Вскарабкавшись обратно на дорогу, он все-таки добрался до лошади и отрезал седельную сумку вместе с петлей, на которой держались его ножны. Схватив и то и другое, он тяжело побежал по дороге, рассчитывая выиграть хоть малое расстояние, прежде чем преследователи попробуют еще какой-нибудь трюк.
Очередная стрела просвистела у него над плечом, и он резко вильнул в лес на дальней стороне дороги. Так, пора кончать с этой блестящей тактикой. Нужно остановиться и принять бой. Пока не…
В неистовой спешке он опустил ношу и выхватил меч, вынул кинжалы из-за голенищ обоих сапог и нож, вложенный в ножны у него за плечами (рукоятка ножа скрывалась в волосах на затылке). Все это вместе с позаимствованным кинжалом было удобно разложено на заросшей мхом кочке. К этому всему он добавил еще почерневшую от огня кухонную вилку и нож с широким лезвием для свежевания туш, и тут же начал бубнить заклинания.
Внезапно среди деревьев появились бегущие люди, а Эл все еще бормотал, поднимая по очереди каждое лезвие и осторожно надрезая кожу на руке так, чтобы капли крови падали на металл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Глаза коронеля стали суровыми. Ему грустно было видеть, во что она превратилась. Как далека – о, как далека! – была эта фурия от той нежной девушки-эльфа, которая заливалась когда-то стыдливыми девичьими слезами, а он ее ласкал и успокаивал.
Он прервал ее яростную речь и мягко спросил:
– Разве не лучше пригласить их к нам, победить дружбой и тем самым получить возможность хоть немного влиять на них? Если мы будем враждовать с ними, то проиграем. Они явятся сюда как завоеватели, как разрушители, будут преследовать нас везде, где только можно, перешагивая через потоки нашей крови. Не вижу здесь славы. Какой толк в том, что вы стараетесь сохранить в такой священной неприкосновенности, если народ погибнет? Перевранные легенды в памяти людей и нашей полуродни? Не будет ли смертельной ошибкой, если вырождающийся народ с задранным от собственного величия носом закроет глаза и заткнет уши?
Илдилинтра была вынуждена остановиться, иначе она, ослепленная яростью, со всего размаху налетела бы на него. Она стояла перед ним, почти нос к носу, вслушивалась в поток его вопросов и так крепко прижимала к бедрам кулаки, что на пальцах побелели косточки.
– Вы собираетесь стать тем, кто допустит эти… эти скотские племена в наши самые тайные, самые уединенные места, куда пока распространяется наша власть? – наконец спросила она. Голос ее охрип и стал уже совсем неприятным. – Чтобы те немногие, кто переживет ваше безумие, вспоминали о вас с ненавистью, как о предателе, который торжественно клялся служить своему народу, а довел его до гибели?
Элтаргрим покачал головой:
– У меня нет выбора. Только в Открытии я вижу путь к тому, чтобы у нашего народа было будущее. Все остальные пути, а я перебирал их все, в том числе и небольшую войну, приведут – и очень быстро, за несколько сезонов, – к кровавой бойне. Это схватка, которая может кончиться только поражением и гибелью Кормантора хотя бы потому, что все остальные расы, кроме карликов и гномов, многочисленнее эльфов в двадцать с лишним раз. А люди и орки превосходят нас в тысячи раз. Если гордыня доведет нас до войны, она доведет нас и до могилы, а делать такой выбор от имени наших детей я не имею права, потому что погублю их жизни раньше, чем они сами смогут сделать выбор и позаботиться о себе.
Илдилинтра фыркнула:
– Такой почерпнутый из страха довод можно приводить всю жизнь, до самой старости. Всегда будут дети, которые еще слишком молоды для того, чтобы самим выбирать путь.
Она снова заметалась, обходя Элтаргрима так, чтобы оставаться к нему лицом. И добавила почти небрежно:
– Есть старая песня, в которой говорится, что не переубедить коронеля, если у него есть твердое намерение. Теперь я вижу, что песня права. Я больше ничего не могу сказать, чтобы переубедить вас.
Когда их взгляды встретились, что-то очень усталое и даже старческое появилось в лице Элтаргрима:
– Я не боюсь, Илдилинтра, любимая и гордая Илдилинтра, – сказал он, – Коронель обязан делать то, что правильно, чего бы это ни стоило и как бы ни оценивалось…
Она даже зашипела в злобе, когда он слегка протянул к ней руки.
– …Именно это и означает быть коронелем, а вовсе не почести, регалии, поклонение.
Илдилинтра отстранилась от него и направилась к каменному бордюру, увитому ползучей лавандой. С хищной грацией она сложила руки на груди и стала всматриваться поверх водной глади на юг. Сейчас, в лунном свете, эта гладь напоминала чистую белую простыню – или саван. За ее спиной повисла тишина, глубокая, почти оглушительная.
Наблюдая за ней, коронель уронил руки. Он терпеливо ожидал. В этом королевстве воинствующей гордыни, в королевстве, где никогда и ничего не забывается, труд коронеля по большей части состоял в терпеливом выжидании. Молодые эльфы никогда этого не понимали.
Благородная леди Старим долго всматривалась в ночь. Почти бесконечно. Ее руки слегка дрожали, а голос, когда она заговорила, был высоким и таким же нежным, как внезапно налетевший ветерок:
– Ну что ж, зато теперь я знаю, что должна сделать.
Элтаргрим поднял руку, чтобы своей магической мощью сковать свободу леди – самое серьезное оскорбление, какое можно нанести главе эльфийского дома.
И все же он немного опоздал. В ночи внезапно вспыхнул огонь и взлетел сноп искр там, где встретились их силы. Они боролись довольно долго, но ей удалось ускользнуть. В руке леди Старим был родовой клинок ее дома, а глаза не отрывались от коронеля.
– О, как я вас когда-то любила! За Старимов! За Кормантор!
Лунный свет еще раз блеснул на лезвии ее клинка, когда она вонзила его, по рукоять, в свою грудь. А другой рукой воткнула зуб дракона в яркую, фонтанирующую струю. Резной клык, казалось, блеснул на мгновение и начал медленно таять в алом потоке. Из нее вытекло больше крови, чем можно было ожидать от такого хрупкого тела.
– Элтар… – выдохнула она почти умоляюще, потом глаза ее потемнели еще больше, она покачнулась. Коронель торопливо сделал шаг вперед и поднял руки, зарево целебной магии скользнуло по его пальцам, но, увидев это, она выхватила клинок и опять с силой вонзила его, на этот раз себе в горло.
Он уже почти пробежал то небольшое расстояние, что еще оставалось между ними, когда она, задыхаясь, сделала неуверенный шаг вперед, опять подняла залитую кровью руку и глубоко вонзила клинок в свой правый глаз.
Она упала прямо ему на руки, а потом замирающими губами еще пыталась произнести его имя. От того места, куда она вонзила драконий клык, в небо поднимался кровавый дымок. А коронель бережно опустил ее на мох, не обращая внимания на нарастающий, рвущийся в ночное небо рев магии, беснующейся вокруг него, магии, которая, теперь он это знал, должна была потребовать не ее, а его жизнь.
– Ох, Линтра, – прошептал он, – разве есть на свете какой-нибудь спор, который стоил бы твоей окончательной гибели?
Потом он поднялся, посмотрел на блестящие от крови руки и собрал всю свою волю. Кровь Илдилинтры на руках была кратчайшим путем, по которому ее бушующая магия доберется до него, если он слишком запоздает со своей.
Коронель вытянул руки и смотрел на них до тех пор, пока с них не исчезла потемневшая влага, пока ее не сменило светло-голубое свечение возрождающихся чар, несущихся по его коже, подобно пожару. И вдруг его накрыла темнота. Коронель поднял взгляд и обнаружил, что смотрит прямо в разверстую, зловонную, роняющую капли крови пасть дракона.
Это было самое смертоносное заклинание старейших домов королевства, магия мщения. Она забирала жизнь и того, кто ее пробудил. Некоторые называли это заклинание «Смерть чистокровным!». Дракон башней возвышался над ним в ночи, темный, влажный и ужасный, такой же тихий, как ветерок, и такой же смертельный, как дождь из колдовского зелья. Любая живая плоть должна распадаться перед ним, трепеща, увядая, превращаясь в серую гниль мешанины из костей и сухожилий.
Правитель Кормантора стоял, окруженный всей своей пробужденной магией, и ждал нападения дракона.
Внезапно его ошеломил грохот, зашелестели листья на деревьях, по взволнованной глади воды побежали сотни барашков, покатились камни, опаляя и превращая в золу мох там, где они касались его. Высокий, невидимый в воздухе купол, воздвигнутый коронелем над собственной головой с помощью защитного заклинания, мешал нападению. Дракон извивался и ревел, нарезая жадные, но бесплодные круги вокруг правителя эльфов.
Элтаргрим неподвижно стоял под охраняющим его куполом и наблюдал за тем, как дракон постепенно уходит в небытие. Вот еще раз чудовище угрожающе подняло голову, но это была уже только рваная тень его исчезающей плоти. Мрачный правитель стоял как вкопанный, и тогда дракон стал слабеть, уменьшаться, наконец, упал, чтобы стать дымом в светло-голубом пламени коронеля.
Когда все было кончено, старый эльф пригладил дрожащей рукой белые волосы и опять опустился на колени перед распростертым телом любимой:
– Линтра, – печально позвал он и наклонился, чтобы коснуться ее губ, на которых все еще пузырилась кровь. – О, Линтра.
Он коснулся магией ее раны на горле, и кровь на ней превратилась в облако дыма. Когда дыма стало еще больше, слезы закапали всерьез.
Он боролся с ними, как мог, потому что опять зазвенели стеклянные колокольчики – это ветер, несмотря на все защитные заклинания, доносил сюда взрывы смеха и громкую музыку с пирушки Эрладдена. Он боролся, потому что был правителем Кормантора, и в его обязанности входило сказать кое-что еще, прежде чем кровь совсем перестанет течь, а сама Линтра совсем остынет.
Элтаргрим откинул назад голову, чтобы еще раз увидеть луну, чтобы загнать рыдания вглубь, и, справившись с этим, сказал прямо в блестящий глаз Линтры, который все еще смотрел на него:
– Мы будем чтить память о тебе.
А потом он долго укачивал ее тело, и если даже печаль полностью овладела им, то все равно на острове больше никого не было, чтобы это услышать.
Часть I
Человек
Глава первая
Дикие следы и скипетры
О путешествии Эльминстера из родного Аталантара через глухие леса в легендарное королевство эльфов Кормантор никаких записей нет. Остается только предполагать, что оно прошло без особых приключений.
Антарн Мудрый из великой истории могущества архимагов Фэйруна, изданной приблизительно в Год Посоха
Молодой человек был настолько занят размышлениями над последними словами богини, которые та ему сказала, что стрела, вылетевшая из-за деревьев, оказалась для него полным сюрпризом.
Она просвистела у самого его носа, оставив след на листве, и Эльминстер удивленно захлопал глазами. Когда он снова взглянул на дорогу перед собой, по ней бежали люди в потертых и грязных кожаных доспехах, с кинжалами и мечами, явно намереваясь прикончить одинокого путника. Их было человек шесть, может быть, больше, и ни один из них не выглядел дружелюбно.
– Слезай, а то умрешь! – заявил один из них почти вежливо. Эл метнул быстрый взгляд вправо, влево, увидел, что никто не подкрадывается к нему сзади, и тихо произнес несколько коротких слов.
Миг спустя он щелкнул пальцами, и тех троих, что стояли прямо перед ним, отбросило очень далеко, будто их сильно ударили… просто воздухом. А их клинки, вращаясь, взлетели вверх. Напуганных, словно подхваченных вихрем людей тащило через заросли ежевики, и, если им случалось за что-нибудь зацепиться, они поминали всех чистых и нечистых.
– Полагаю, вы хотели сказать «Добро пожаловать!», – сказал Эльминстер человеку, который с ним заговорил, и добавил скупую улыбку к своему замечанию, полному чувства собственного достоинства.
Побледневший вожак отскочил за дерево.
– Элган! – заорал он. – Дрейк! Выручайте!
В ответ на его вопли из глубины зеленого леса вылетело еще несколько стрел, они прожужжали, словно рассерженные осы.
Буквально через мгновение после того, как Эл птицей выпорхнул из седла, две из них встретились в голове его лошади. Преданная серая кобыла удивленно захрипела, вскинулась на дыбы, словно посылая вызов невидимому противнику, потом опрокинулась на бок и издохла.
Еще бы на полпальца в сторону, и всадник был бы повержен. Бормоча проклятия, он, как мог, проворно откатился в сторону и стал думать, какое из его заклинаний может лучше всего помочь ему пробраться через заросли папоротника и ежевики, в которых прячутся бандиты с луками и мечами наготове.
Что бы там ни было, но он решительно не желал бросать свою седельную сумку. Задыхаясь от страшной спешки, Эл добрался до толстого старого дерева, на ходу приметив, что листва его уже начала сворачиваться, тронутая золотом и бронзой первых дерзких заморозков Года Избрания. Он вцепился в замшелую кору, чтобы отдышаться и оглядеться. Поднявшийся треск подсказывал, что грабители окружают молодого чародея.
Эльминстер перевел дух и прислонился к дереву, поспешно шепча заклинание, которое должно было сделать его незаметным в случае встречи лицом к лицу с каким-нибудь диким голодным зверем. Эл закончил заклинание, улыбнулся бандиту, осторожно выглядывавшему из-за ствола, и отступил в мрачную тень дерева.
Испуганное проклятие замерло на устах вожака, когда молодой человек растворился в старчески терпеливом молчании лесного гиганта. Сливаясь с деревом, Эл мог проследить, как корни его дерева добираются до следующего ствола, еще толще этого, но стоящего довольно далеко. Ну что ж, придется это сделать. Он направил свое смутно различимое в тени тело вдоль главного корня (главное, не задыхаться и не чувствовать себя в западне). Преданные уже забвению ощущения в свое время довели некоторых магов до безумия, когда они попытались сотворить такое же заклинание, но Мириала объяснила ему, как важно уметь пользоваться этой магией.
Неужели она умеет предвидеть события на много лет вперед?
От такой мысли Аталантара пробрал озноб. Не произошло ли все, что с ним случилось, по воле Мистры?
И если это так, то, что будет, если ее воля столкнется с волей иного бога, который руководит кем-то другим?
Вспомнить только, ведь он летел бы над этим лесом в облике сокола, если бы не ее приказ ехать в легендарное эльфийское королевство Кормантор верхом. Ведь хищная птица может лететь так высоко, что никакие бандиты с их стрелами не смогут ее достать, даже если они решат тратить впустую силы и стрелы. Значит, нужно пройти через испытания.
Эта мысль опять вернула Эльминстера к реальности. Он вытек из темной, теплой древесины на яркий солнечный свет, увидев слева пыльную ленту Скалдаск-роуд, а справа, не более чем в двух шагах, грязные кожаные штаны бандита. Эльминстер не удержался от искушения незаметно вытащить из-за пояса разбойника нож, как много лет назад. Рукоять ножа оказалась выточена в форме змеиной головы, поднявшейся для атаки.
Молодой маг застыл, не смея сделать шаг из опасения, что шуршание опавших листьев выдаст его присутствие. Он стоял неподвижно, как каменный, потому что к тому же дереву осторожно крался человек.
Сумеет ли он заполучить свою седельную сумку и удрать так, чтобы его не заметили? Если бы у них не было стрел и навыков в стрельбе, то он ни за что не стал бы тратить заклинания на горстку отчаянных парней здесь, в самом центре Скалдаскара.
За время путешествия он уже видел медведей, огромных лесных котов и пауков-снотворцев и слышал рассказы о животных, которые, вызывая ужас, охотятся в окрестностях на людей. Однажды он даже нашел обглоданные кости и гниющие останки под фургонами каравана, остановленного смертью на дороге, и он не хотел стать еще одним жутким знаком на обочине.
Так он и стоял в нерешительности, пока еще один бандит, который, опустив голову, обходил дерево, не набрёл прямо на него. От неожиданности оба кинулись в листву, но молодой аталантарец уже держал в руке клинок. Кинжал был острым, и с одного взмаха на лбу неосторожного разбойника открылась рана, сам Эл тут же вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону, для пущей уверенности поплясав на луке, который человек выронил. Лук треснул под его сапогами. Затем, сопровождаемый выстрелами спохватившихся бандитов, Эл ринулся к дороге.
Человек, которого он поранил, будет ослеплен потоком крови до тех пор, пока кто-то ему не поможет, и, стало быть, бандитов, преследующих Эльминстера из Аталантара, стало на одного меньше. Бердаскан Рапидс все еще в дне пути, даже дальше, учитывая, что теперь ему придется идти пешком. А если возвращаться, то Эльтурель и того дальше. Но что его совсем не прельщало, так это путь с бандой головорезов за спиной, которые день и ночь будут за ним охотиться.
Вскарабкавшись обратно на дорогу, он все-таки добрался до лошади и отрезал седельную сумку вместе с петлей, на которой держались его ножны. Схватив и то и другое, он тяжело побежал по дороге, рассчитывая выиграть хоть малое расстояние, прежде чем преследователи попробуют еще какой-нибудь трюк.
Очередная стрела просвистела у него над плечом, и он резко вильнул в лес на дальней стороне дороги. Так, пора кончать с этой блестящей тактикой. Нужно остановиться и принять бой. Пока не…
В неистовой спешке он опустил ношу и выхватил меч, вынул кинжалы из-за голенищ обоих сапог и нож, вложенный в ножны у него за плечами (рукоятка ножа скрывалась в волосах на затылке). Все это вместе с позаимствованным кинжалом было удобно разложено на заросшей мхом кочке. К этому всему он добавил еще почерневшую от огня кухонную вилку и нож с широким лезвием для свежевания туш, и тут же начал бубнить заклинания.
Внезапно среди деревьев появились бегущие люди, а Эл все еще бормотал, поднимая по очереди каждое лезвие и осторожно надрезая кожу на руке так, чтобы капли крови падали на металл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38