Военно-революционный комитет, справившись при поддержке всего трудового казачества и трудового населения и при поддержке его успеха со стороны трудового казачества Кубани, Терека, Урала и Сибири и всех трудящихся, созовет съезд всего трудового казачества, рабочих и крестьянства для организации на Дону трудовой власти. Да здравствует трудовое казачество! Смело за свободу и счастье трудящихся! Правда на нашей стороне!»
И каждый из них – и наказной атаман вместе с объединенным правительством области Всевеликого Войска Донского, и Военно-революционный комитет, выступая от имени народа и расхваливая свои порядки – обещали в прекрасном будущем свободу и счастье. И для этого требовался сущий пустяк – задушить друг друга. Военно-революционный комитет послал ультиматум Войсковому правительству, заседавшему день и ночь в Новочеркасске:
«1. Вся власть в области Войска Донского над войсковыми частями в ведении военных операций от сего, 10 января 1918 г., переходит от войскового атамана Донскому казачьему военно-революционному комитету».
В ответ на этот ультиматум наказной атаман Каледин послал отряд под командованием полковника Чернецова и приказал разогнать эту «шайку самозваных правителей...».
В чем вина полковника Чернецова и офицеров отряда, идущих в бой с верой, что спасают православный Дон?.. Произошла жесточайшая схватка, в которой мало кто кому уступал в мастерстве и храбрости. Ведь казаки сошлись в смертельном бою. Он был первым между красными – несколько дней назад названными революционными полками, и – белыми – хранителями вековых традиций Дона. Между разрушителями уклада жизни донских казаков и отстаивавшими традиции. А что это так, а не иначе, Миронов убедился воочию. По крайней мере, за три года, отпущенных ему судьбой и небом, он не наблюдал ни одного созидательного акта со стороны красных. Почему – красные? Цвет пожара. Цвет уничтожения. Гибели. А почему – белые? Белый цвет – цвет мира. Жизни. Вечности. Случайны ли эти бирки, навешанные войскам?..
Итак, первый бой. Кто и как себя проявил? Революционные войска дрались с особой яростью, как нарождающаяся свежая сила. И победили. В плен попали вместе с полковником Чернецовым многие офицеры. Он послал в Новочеркасск записку: «Я вместе с отрядом попал в плен. Во избежание совершенно не нужного кровопролития прошу вас не наступать. От самосуда мы гарантированы словом всего отряда и войскового старшины Голубова. Полковник Чернецов». На этой записке поставил свою подпись и Голубов, благодаря которому и была одержана победа.
У станицы Глубокой, где происходило сражение, плененного Чернецова встретил проезжавший мимо Подтелков, который, кстати сказать, не участвовал в бою. В кожаной куртке, быстро перехвативший моду, он, бывший вахмистр, а теперь вождь революционных красных войск, свысока посмотрел на поверженного полковника казачьих контрреволюционных белогвардейских войск, снисходительно сказал: «Ну что, доигрался, кровопивец?!» Полковник что-то ответил вахмистру. Кстати, между этими двумя воинскими званиями расстояние, как от земли до звезд... Началась перебранка. Подтелков выхватил шашку и отрубил Чернецову голову. И во всем своем величии, доставшемся ему несколько дней назад, он заорал: «Руби всех!..» И всех офицеров порубили приближенные Подтелкова...
Филипп Козьмич, узнав об этой бесчеловечной акции, горестно задавал самому себе вопросы: «Имел ли право, без суда и следствия, вахмистр Подтелков на то, чтобы зарубить полковника Чернецова, и вообще поднять руку на пленного? Ведь это деяние запрещено не только всеми международными, цивилизованными правилами, но и традициями донского казачества. Надо разобраться и предать суду – он единственный имеет право определить наказание человеку. А нарушивший это правило сам подлежит суду. Так почему же не судили вахмистра Подтелкова и его приближенных?.. Или это называется „борьбой идей“ и правосудия тут не существует?..
Эта была первая кровавая беззаконная расправа. Отсюда пошел отсчет времени животной дикости и беззакония... И слово перестало быть мерилом порядочности и чести. Ну что из того, что Голубов, опоздав на какое-то мгновение к месту этой дикой вакханалии, кричал на Подтелкова: «Сволочь!.. Подлец!.. Что ж ты наделал – ведь слово офицера дано!..» Что же ему ответствовал неповоротливый Подтелков? Туго вращая шеей, будто туда кто-то сыпанул жменю мякины пополам с осотом, он заносчиво отвечал: «Хватит слов – надо кончать их всех...» Весело, ничего не скажешь... Почему кончать? Для чего кончать? Для счастья, которого ждут не дождутся донские казаки? Но ведь он, Миронов, хорошо знает, что Подтелкова вскоре повесили... И хорошо ли копаться в делах усопшего? Но ведь надо же разобраться во всем! По правде разобраться. Это же не где-то происходило на вражеской земле, а на родной матушке-землице. А иначе незачем и память теребить. Он, конечно, помнит, как из Усть-Медведицкой даже посылал помощь попавшему в беду отряду Подтелкова. Это же нормально, коли товарищ по борьбе за власть Советов оказался в трудном положении и требовалась выручка. И то, что Подтелкова повесили, конечно, жалко и бесчеловечно, но так решил суд. Уж какой он там был – правый, не правый, ему неизвестно, но суд был, и старики присутствовали, без которых ничего не решается. И только один суд правомочен выносить приговор. Миронов не знает, вменялось ли в вину Подтелкову убийство безоружных и беззащитных пленных из отряда полковника Чернецова... Но он убежден, что за зло, сотворенное человеком, его рано или поздно кара настигнет. От этого еще никому и никогда не удавалось улизнуть. Хорошо, если бы об этом люди знали и помнили...
Потом, почему на арену кровавой бойни донской всплыл такой вождь, как Подтелков? Что его отличало от остальных? Образования никакого. О начитанности нечего и спрашивать. Ум? Всю жизнь быкам хвосты крутил. Выказал храбрость на войне – это хорошо. Но почему-то дальше вахмистра не продвинулся. Его дружок вспоминает: «Глядишь, бывало, – обыкновенный казачий парень, фронтовик, веселый, с широкими жестами, шумливый говорун». А Френкель, чернявый и юркий, который все время возле него крутился, замечает, что «Подтелков чрезвычайно быстро развивался политически и морально, закаляясь в борьбе». Бог ты мой, а до того, как стать вождем революционных войск, он что же, был недоразвитым и аморальным?.. Или этому самому Френкелю и надо было такого вождя, чтобы вертеть им в нужную сторону? И опять же – «развивался...». А выбирали -то его, Подтелкова, за что, за какие качества и заслуги?.. Ну ладно, избрала. Зачем же он сразу же, буквально через несколько дней, совершает преступление?.. Кто на этот вопрос ответит?..
И потом, почему этот самый Френкель, один из подтелковского отряда, сумел сбежать из-под смертельного кольца казачьей охраны? Ведь скрыться от казаков невозможно – всем известно. А вот Френкель скрылся. Уж не подставил ли он сам отряд Подтелкова под расстрел и виселицу, а казаки в благодарность за такую услугу просто отпустили его?.. Ведь потом этот самый Френкель всплыл в роли комиссара и яро проводил расказачивание... Значит, все закрутилось так хитро, чтобы казаки сами себя уничтожали? И Френкель этому уж очень помогал?.. А Константин Абрамович Хмелевский пишет: «В вихре событий формировались их убеждения, приобретался политический опыт. Не всегда молодые казачьи революционеры умели разбираться в сложных перипетиях борьбы классов и партий, порою подводила их, особенно Подтелкова, наивная вера в „общеказачьи“ интересы. Но они смело и без оглядки шли навстречу будущему». А как же тогда быть с Пушкиным? Он ведь утверждал, что только «дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим». А нас так лбами треснули друг о друга, что от боли аж в глазах потемнело и разум угас. И когда в моем очаге потухло пламя, я уже не знал, в какой дом идти за горячими углями... Через год хутор Понаморев, где совершилась казнь подтелковцев, был освобожден. На могиле установили обелиск с надписью: «Вы убили личности, мы убьем классы». Значит, миру не бывать на родной земле, потому что для уничтожения классов много потребуется времени...
И так день за днем... 27 января 1918 года в Новочеркасске собрался Войсковой Круг... Наказной атаман Каледин сделал последнее сообщение: «Положение наше безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но настроено к нам враждебно. Сил у нас нет. Сопротивление безнадежно... – генерал был чем-то взволнован и сильно нервничал. Видимо, до конца хотел побыть на заседании Войскового Круга, добавил: – Господа, говорите короче. Ведь от болтовни Россия погибла». На этом заседании Войскового Круга генерал Каледин сложил с себя полномочия наказного атамана Всевеликого Войска Донского. Поднялся в свой кабинет. Через небольшой промежуток времени раздался выстрел. Когда адъютанты вбежали, наказной атаман был мертв...
Новым наказным атаманом избрали генерала Назарова. Созванный малый Круг в отчаянии исторг клич: «Защищать Дон до последней капли крови». И объявил Донскую область на военном положении и всеобщую мобилизацию...
Донское правительство издало приказ о расформировании всех полков донского казачества, кроме номерных – 3, 5, 7, 9, 10, 13, 16, 17, 18, 21, 28, 29, 38, 40, 48, 49-го, двух гвардейских и формируемого в Сальском округе калмыцкого полка. Генерал-атаман Назаров мог рассчитывать только на эти преданные воинские части. Правда, попутно проходил еще один набор добровольцев в многочисленные партизанские отряды: Семилетова, сотника Грекова, хорунжего Назарова, подъесаула Боброва, студенческих дружин, Сибирского отряда, «дивизиона смерти», Донской военной дружины, семинарской сотни, польского уланского эскадрона имени Понятовского...
12 февраля 1918 года в Новочеркасске, который объявлен на осадном положении, под председательством войскового старшины Волошина открылся малый Круг, принявший постановление о введении «смертной казни для применения ее судами по законам военного времени».
Из Новочеркасска в Ростов перебирается штаб Добровольческой армии, насчитывающей в своих рядах 4000 штыков, 200 сабель, 12 орудий. Всем этим начинаниям отводилась короткая жизнь – чуть меньше месяца. 24 февраля революционные войска заняли Ростов. Спасаясь бегством, Добровольческая армия переправилась через Дон у станицы Ольгинской и двинулась в так называемый «ледовый поход»...
Войсковой старшина Голубов, командир 27-го казачьего полка, 26 февраля ворвался в зал заседания Войскового Круга, заседавшего в Новочеркасске, и, ударив плетью о стол, за которым сидели избранники народа, закричал: «Это еще что за сволочь здесь расселась?! В России социальная революция, а они, сукины дети, расселись, разговоры разговаривают. Встать! Пошли вон, сволочи!..» Все разбежались... Передача власти совершилась бескровно и даже легче, чем уход с исторической сцены Временного правительства или Учредительного собрания под председательством Виктора Чернова... Только отряд походного атамана Попова – полторы тысячи казаков при 5 орудиях и 40 пулеметах – успел целым и невредимым ускользнуть в сторону Сальских степей и впоследствии стать центром сосредоточения сил контрреволюции.
Задача 32-го Донского кавалерийского полка под командованием Филиппа Козьмича Миронова без его непосредственного участия была выполнена – ведь по прибытии в Михайловку они приняли резолюцию на полковом митинге: «Не расходиться по домам до тех пор, пока не ликвидируют контрреволюционный мятеж Каледина... Мы признаем власть Совета Народных Комиссаров и будем вести беспощадную борьбу до тех пор, пока власть на Дону не будет вырвана из рук Каледина и не передана трудовому народу». Теперь они как бы освобождались от своих обязательств перед революцией...
2
После одного кровавого события, происшедшего в Михайловне, Миронова кто-то в шутку сравнил с Голубевым. Оба войсковых старшины, перешедшие на сторону революции, оба храбрецы-удальцы и оба... опоздали. Дело было так. У Михайловки со стороны Царицына появился офицерский отряд имени Стеньки Разина под командованием есаула Лапина, родом из станицы Урюпинской. Он занят спиртоводочный завод... Тут их настигли революционные войска и перебили. Перебили и офицеров 5-го запасного Донского казачьего полка, расположенного в Михайловке... Священника Феоктиста убил Ефим Полевой. Священник, встав на колени возле часовни, попросил разрешения перекреститься... Ефим ударил его штыком в грудь и повернул штык винтовки несколько раз... А есаула Лапина убил Сашка Ткачев, мужик-красноармеец, из винтовки... Бессмысленные, бесправные убийства, просто потому, что власть наша и в руках оружие. А в голове помутнение от безнаказанности... Опоздал Миронов, это случилось за несколько дней до его прибытия в Михайловку. Не смог предупредить самочинства, но уж потом ни единого случая беззакония не допускал.
Председателю Войскового правительства, донскому бояну и златоусту с университетским дипломом, тридцатисемилетнему Митрофану Петровичу Богаевскому перед казнью разрешили поговорить с казаками. Он говорил ровно три часа и 10 минут, и казаки были готовы отпустить его с миром, но явились активисты и увели его в Балабановскую рощу под Нахичеванью и там прикончили... И так снизу доверху. Сверху донизу, будто богом проклятый на донской благодатной земле, никто не знал ни радости, ни покоя, ни христианского успокоения. Только пуля, шашка и штык имели силу и авторитет. Какая уж тут борьба идей... Не поговоришь – орудия убийства страшны безмолвием и неумолимостью.
В этой обстановке всеобщего разврата и ничем не сдерживаемых звериных инстинктов Миронову – человеку, наделенному мужеством, верой и добротой, честью и правдивостью, надо было найти свое место и попытаться спасти осколки погибающей родимой сторонушки.
...Да, а ведь он не зря вспомнил и сравнил свою судьбу с судьбой войскового старшины Голубова. Мятущийся Голубов побывал в революционных войсках, что-то там ему не очень понравилось, и он вернулся в Новочеркасск. Несмотря на усиленную охрану, прорвался, проник в кабинет наказного атамана Всевеликого Войска Донского, упал на колени, перекрестился и поклонился в ноги ему. Хрипло выдавил из себя: «Прости, если можешь...» Один из адъютантов атамана подошел вплотную сзади к нему и выстрелил в затылок Голубову. Волосы на затылке были седыми и беспомощными... От своих Голубов в конце концов получил пулю.
Так, наверное, свои поступят и с ним, Мироновым... Это сейчас он так думает, сидя в проклятом каземате, а тогда, в 1918 году, сильным, здоровым мечтал весь мир перестроить и наградить счастьем. Растолковать ему, как он плохо живет, этот старый мир, и как прекрасно будет жить новый. Значит, надо старый в порошок стереть с лица земли? Чтоб его и духу не было? Конечно, так Миронов не думал, но за счастье народа со всей присущей увлекающейся натуре страстью он кинулся его завоевывать. Теперь-то все может показаться наивным и даже глупым и стыдным, потому что он знает: нет общего счастья, оно у каждого свое, но тогда искренне верил. И кто посмеет за эту святую веру бросить в него камень?.. Он не только верил сам, но с первых же дней пытался растолковать, какие партии существуют в России, каждая из которых тянет на свою сторону казаков.
3
Советская власть на Дону победила. Казаки революционных полков разошлись по родимым куреням. Первый съезд Советов провозгласил образование Донской Советской республики. Но контрреволюционные силы разбрелись по станицам и хуторам, ушли в подполье и начали подтачивать из глубины молодое, неокрепшее деревце республики. А походный генерал Попов в открытую вышел на белый свет и белым днем заявился в свою родную станицу Константиновскую, всего-то войска у него было – два ординарца. Вошел в курень, где в это время проходил окружной съезд Советов и где делегаты в накуренном помещении сидели в шапках. Генерал высокий, цыганистого вида, с длинной, давно не стриженной бородой, обладавший мощной физической силой и бесстрашием, громовым голосом крикнул: «Шапки долой!» Все подчинились и поснимали шапки, по-видимому, вспомнив, что казаки всегда шапки снимали еще на пороге комнаты и сидеть в помещении в шапке считалось не только неприличным, но и греховным. А коли такое закладывается с детства, да вдобавок слышится властный командный голос, все покоряются. Генерал взял слово и в конце концов подбил весь съезд выбрать его атаманом и выступить против Советской власти.
Походный атаман Попов обратился с воззванием к казакам Дона:
«Настало время, когда уже нет сомнений, когда можно сказать, что не в силе бог, а в правде, и что разбои красной гвардии идут к концу. Наша маленькая горсточка казаков смело восстала на защиту своей чести, чести своих жен и дочерей и на защиту достояния станиц и хуторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
И каждый из них – и наказной атаман вместе с объединенным правительством области Всевеликого Войска Донского, и Военно-революционный комитет, выступая от имени народа и расхваливая свои порядки – обещали в прекрасном будущем свободу и счастье. И для этого требовался сущий пустяк – задушить друг друга. Военно-революционный комитет послал ультиматум Войсковому правительству, заседавшему день и ночь в Новочеркасске:
«1. Вся власть в области Войска Донского над войсковыми частями в ведении военных операций от сего, 10 января 1918 г., переходит от войскового атамана Донскому казачьему военно-революционному комитету».
В ответ на этот ультиматум наказной атаман Каледин послал отряд под командованием полковника Чернецова и приказал разогнать эту «шайку самозваных правителей...».
В чем вина полковника Чернецова и офицеров отряда, идущих в бой с верой, что спасают православный Дон?.. Произошла жесточайшая схватка, в которой мало кто кому уступал в мастерстве и храбрости. Ведь казаки сошлись в смертельном бою. Он был первым между красными – несколько дней назад названными революционными полками, и – белыми – хранителями вековых традиций Дона. Между разрушителями уклада жизни донских казаков и отстаивавшими традиции. А что это так, а не иначе, Миронов убедился воочию. По крайней мере, за три года, отпущенных ему судьбой и небом, он не наблюдал ни одного созидательного акта со стороны красных. Почему – красные? Цвет пожара. Цвет уничтожения. Гибели. А почему – белые? Белый цвет – цвет мира. Жизни. Вечности. Случайны ли эти бирки, навешанные войскам?..
Итак, первый бой. Кто и как себя проявил? Революционные войска дрались с особой яростью, как нарождающаяся свежая сила. И победили. В плен попали вместе с полковником Чернецовым многие офицеры. Он послал в Новочеркасск записку: «Я вместе с отрядом попал в плен. Во избежание совершенно не нужного кровопролития прошу вас не наступать. От самосуда мы гарантированы словом всего отряда и войскового старшины Голубова. Полковник Чернецов». На этой записке поставил свою подпись и Голубов, благодаря которому и была одержана победа.
У станицы Глубокой, где происходило сражение, плененного Чернецова встретил проезжавший мимо Подтелков, который, кстати сказать, не участвовал в бою. В кожаной куртке, быстро перехвативший моду, он, бывший вахмистр, а теперь вождь революционных красных войск, свысока посмотрел на поверженного полковника казачьих контрреволюционных белогвардейских войск, снисходительно сказал: «Ну что, доигрался, кровопивец?!» Полковник что-то ответил вахмистру. Кстати, между этими двумя воинскими званиями расстояние, как от земли до звезд... Началась перебранка. Подтелков выхватил шашку и отрубил Чернецову голову. И во всем своем величии, доставшемся ему несколько дней назад, он заорал: «Руби всех!..» И всех офицеров порубили приближенные Подтелкова...
Филипп Козьмич, узнав об этой бесчеловечной акции, горестно задавал самому себе вопросы: «Имел ли право, без суда и следствия, вахмистр Подтелков на то, чтобы зарубить полковника Чернецова, и вообще поднять руку на пленного? Ведь это деяние запрещено не только всеми международными, цивилизованными правилами, но и традициями донского казачества. Надо разобраться и предать суду – он единственный имеет право определить наказание человеку. А нарушивший это правило сам подлежит суду. Так почему же не судили вахмистра Подтелкова и его приближенных?.. Или это называется „борьбой идей“ и правосудия тут не существует?..
Эта была первая кровавая беззаконная расправа. Отсюда пошел отсчет времени животной дикости и беззакония... И слово перестало быть мерилом порядочности и чести. Ну что из того, что Голубов, опоздав на какое-то мгновение к месту этой дикой вакханалии, кричал на Подтелкова: «Сволочь!.. Подлец!.. Что ж ты наделал – ведь слово офицера дано!..» Что же ему ответствовал неповоротливый Подтелков? Туго вращая шеей, будто туда кто-то сыпанул жменю мякины пополам с осотом, он заносчиво отвечал: «Хватит слов – надо кончать их всех...» Весело, ничего не скажешь... Почему кончать? Для чего кончать? Для счастья, которого ждут не дождутся донские казаки? Но ведь он, Миронов, хорошо знает, что Подтелкова вскоре повесили... И хорошо ли копаться в делах усопшего? Но ведь надо же разобраться во всем! По правде разобраться. Это же не где-то происходило на вражеской земле, а на родной матушке-землице. А иначе незачем и память теребить. Он, конечно, помнит, как из Усть-Медведицкой даже посылал помощь попавшему в беду отряду Подтелкова. Это же нормально, коли товарищ по борьбе за власть Советов оказался в трудном положении и требовалась выручка. И то, что Подтелкова повесили, конечно, жалко и бесчеловечно, но так решил суд. Уж какой он там был – правый, не правый, ему неизвестно, но суд был, и старики присутствовали, без которых ничего не решается. И только один суд правомочен выносить приговор. Миронов не знает, вменялось ли в вину Подтелкову убийство безоружных и беззащитных пленных из отряда полковника Чернецова... Но он убежден, что за зло, сотворенное человеком, его рано или поздно кара настигнет. От этого еще никому и никогда не удавалось улизнуть. Хорошо, если бы об этом люди знали и помнили...
Потом, почему на арену кровавой бойни донской всплыл такой вождь, как Подтелков? Что его отличало от остальных? Образования никакого. О начитанности нечего и спрашивать. Ум? Всю жизнь быкам хвосты крутил. Выказал храбрость на войне – это хорошо. Но почему-то дальше вахмистра не продвинулся. Его дружок вспоминает: «Глядишь, бывало, – обыкновенный казачий парень, фронтовик, веселый, с широкими жестами, шумливый говорун». А Френкель, чернявый и юркий, который все время возле него крутился, замечает, что «Подтелков чрезвычайно быстро развивался политически и морально, закаляясь в борьбе». Бог ты мой, а до того, как стать вождем революционных войск, он что же, был недоразвитым и аморальным?.. Или этому самому Френкелю и надо было такого вождя, чтобы вертеть им в нужную сторону? И опять же – «развивался...». А выбирали -то его, Подтелкова, за что, за какие качества и заслуги?.. Ну ладно, избрала. Зачем же он сразу же, буквально через несколько дней, совершает преступление?.. Кто на этот вопрос ответит?..
И потом, почему этот самый Френкель, один из подтелковского отряда, сумел сбежать из-под смертельного кольца казачьей охраны? Ведь скрыться от казаков невозможно – всем известно. А вот Френкель скрылся. Уж не подставил ли он сам отряд Подтелкова под расстрел и виселицу, а казаки в благодарность за такую услугу просто отпустили его?.. Ведь потом этот самый Френкель всплыл в роли комиссара и яро проводил расказачивание... Значит, все закрутилось так хитро, чтобы казаки сами себя уничтожали? И Френкель этому уж очень помогал?.. А Константин Абрамович Хмелевский пишет: «В вихре событий формировались их убеждения, приобретался политический опыт. Не всегда молодые казачьи революционеры умели разбираться в сложных перипетиях борьбы классов и партий, порою подводила их, особенно Подтелкова, наивная вера в „общеказачьи“ интересы. Но они смело и без оглядки шли навстречу будущему». А как же тогда быть с Пушкиным? Он ведь утверждал, что только «дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим». А нас так лбами треснули друг о друга, что от боли аж в глазах потемнело и разум угас. И когда в моем очаге потухло пламя, я уже не знал, в какой дом идти за горячими углями... Через год хутор Понаморев, где совершилась казнь подтелковцев, был освобожден. На могиле установили обелиск с надписью: «Вы убили личности, мы убьем классы». Значит, миру не бывать на родной земле, потому что для уничтожения классов много потребуется времени...
И так день за днем... 27 января 1918 года в Новочеркасске собрался Войсковой Круг... Наказной атаман Каледин сделал последнее сообщение: «Положение наше безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но настроено к нам враждебно. Сил у нас нет. Сопротивление безнадежно... – генерал был чем-то взволнован и сильно нервничал. Видимо, до конца хотел побыть на заседании Войскового Круга, добавил: – Господа, говорите короче. Ведь от болтовни Россия погибла». На этом заседании Войскового Круга генерал Каледин сложил с себя полномочия наказного атамана Всевеликого Войска Донского. Поднялся в свой кабинет. Через небольшой промежуток времени раздался выстрел. Когда адъютанты вбежали, наказной атаман был мертв...
Новым наказным атаманом избрали генерала Назарова. Созванный малый Круг в отчаянии исторг клич: «Защищать Дон до последней капли крови». И объявил Донскую область на военном положении и всеобщую мобилизацию...
Донское правительство издало приказ о расформировании всех полков донского казачества, кроме номерных – 3, 5, 7, 9, 10, 13, 16, 17, 18, 21, 28, 29, 38, 40, 48, 49-го, двух гвардейских и формируемого в Сальском округе калмыцкого полка. Генерал-атаман Назаров мог рассчитывать только на эти преданные воинские части. Правда, попутно проходил еще один набор добровольцев в многочисленные партизанские отряды: Семилетова, сотника Грекова, хорунжего Назарова, подъесаула Боброва, студенческих дружин, Сибирского отряда, «дивизиона смерти», Донской военной дружины, семинарской сотни, польского уланского эскадрона имени Понятовского...
12 февраля 1918 года в Новочеркасске, который объявлен на осадном положении, под председательством войскового старшины Волошина открылся малый Круг, принявший постановление о введении «смертной казни для применения ее судами по законам военного времени».
Из Новочеркасска в Ростов перебирается штаб Добровольческой армии, насчитывающей в своих рядах 4000 штыков, 200 сабель, 12 орудий. Всем этим начинаниям отводилась короткая жизнь – чуть меньше месяца. 24 февраля революционные войска заняли Ростов. Спасаясь бегством, Добровольческая армия переправилась через Дон у станицы Ольгинской и двинулась в так называемый «ледовый поход»...
Войсковой старшина Голубов, командир 27-го казачьего полка, 26 февраля ворвался в зал заседания Войскового Круга, заседавшего в Новочеркасске, и, ударив плетью о стол, за которым сидели избранники народа, закричал: «Это еще что за сволочь здесь расселась?! В России социальная революция, а они, сукины дети, расселись, разговоры разговаривают. Встать! Пошли вон, сволочи!..» Все разбежались... Передача власти совершилась бескровно и даже легче, чем уход с исторической сцены Временного правительства или Учредительного собрания под председательством Виктора Чернова... Только отряд походного атамана Попова – полторы тысячи казаков при 5 орудиях и 40 пулеметах – успел целым и невредимым ускользнуть в сторону Сальских степей и впоследствии стать центром сосредоточения сил контрреволюции.
Задача 32-го Донского кавалерийского полка под командованием Филиппа Козьмича Миронова без его непосредственного участия была выполнена – ведь по прибытии в Михайловку они приняли резолюцию на полковом митинге: «Не расходиться по домам до тех пор, пока не ликвидируют контрреволюционный мятеж Каледина... Мы признаем власть Совета Народных Комиссаров и будем вести беспощадную борьбу до тех пор, пока власть на Дону не будет вырвана из рук Каледина и не передана трудовому народу». Теперь они как бы освобождались от своих обязательств перед революцией...
2
После одного кровавого события, происшедшего в Михайловне, Миронова кто-то в шутку сравнил с Голубевым. Оба войсковых старшины, перешедшие на сторону революции, оба храбрецы-удальцы и оба... опоздали. Дело было так. У Михайловки со стороны Царицына появился офицерский отряд имени Стеньки Разина под командованием есаула Лапина, родом из станицы Урюпинской. Он занят спиртоводочный завод... Тут их настигли революционные войска и перебили. Перебили и офицеров 5-го запасного Донского казачьего полка, расположенного в Михайловке... Священника Феоктиста убил Ефим Полевой. Священник, встав на колени возле часовни, попросил разрешения перекреститься... Ефим ударил его штыком в грудь и повернул штык винтовки несколько раз... А есаула Лапина убил Сашка Ткачев, мужик-красноармеец, из винтовки... Бессмысленные, бесправные убийства, просто потому, что власть наша и в руках оружие. А в голове помутнение от безнаказанности... Опоздал Миронов, это случилось за несколько дней до его прибытия в Михайловку. Не смог предупредить самочинства, но уж потом ни единого случая беззакония не допускал.
Председателю Войскового правительства, донскому бояну и златоусту с университетским дипломом, тридцатисемилетнему Митрофану Петровичу Богаевскому перед казнью разрешили поговорить с казаками. Он говорил ровно три часа и 10 минут, и казаки были готовы отпустить его с миром, но явились активисты и увели его в Балабановскую рощу под Нахичеванью и там прикончили... И так снизу доверху. Сверху донизу, будто богом проклятый на донской благодатной земле, никто не знал ни радости, ни покоя, ни христианского успокоения. Только пуля, шашка и штык имели силу и авторитет. Какая уж тут борьба идей... Не поговоришь – орудия убийства страшны безмолвием и неумолимостью.
В этой обстановке всеобщего разврата и ничем не сдерживаемых звериных инстинктов Миронову – человеку, наделенному мужеством, верой и добротой, честью и правдивостью, надо было найти свое место и попытаться спасти осколки погибающей родимой сторонушки.
...Да, а ведь он не зря вспомнил и сравнил свою судьбу с судьбой войскового старшины Голубова. Мятущийся Голубов побывал в революционных войсках, что-то там ему не очень понравилось, и он вернулся в Новочеркасск. Несмотря на усиленную охрану, прорвался, проник в кабинет наказного атамана Всевеликого Войска Донского, упал на колени, перекрестился и поклонился в ноги ему. Хрипло выдавил из себя: «Прости, если можешь...» Один из адъютантов атамана подошел вплотную сзади к нему и выстрелил в затылок Голубову. Волосы на затылке были седыми и беспомощными... От своих Голубов в конце концов получил пулю.
Так, наверное, свои поступят и с ним, Мироновым... Это сейчас он так думает, сидя в проклятом каземате, а тогда, в 1918 году, сильным, здоровым мечтал весь мир перестроить и наградить счастьем. Растолковать ему, как он плохо живет, этот старый мир, и как прекрасно будет жить новый. Значит, надо старый в порошок стереть с лица земли? Чтоб его и духу не было? Конечно, так Миронов не думал, но за счастье народа со всей присущей увлекающейся натуре страстью он кинулся его завоевывать. Теперь-то все может показаться наивным и даже глупым и стыдным, потому что он знает: нет общего счастья, оно у каждого свое, но тогда искренне верил. И кто посмеет за эту святую веру бросить в него камень?.. Он не только верил сам, но с первых же дней пытался растолковать, какие партии существуют в России, каждая из которых тянет на свою сторону казаков.
3
Советская власть на Дону победила. Казаки революционных полков разошлись по родимым куреням. Первый съезд Советов провозгласил образование Донской Советской республики. Но контрреволюционные силы разбрелись по станицам и хуторам, ушли в подполье и начали подтачивать из глубины молодое, неокрепшее деревце республики. А походный генерал Попов в открытую вышел на белый свет и белым днем заявился в свою родную станицу Константиновскую, всего-то войска у него было – два ординарца. Вошел в курень, где в это время проходил окружной съезд Советов и где делегаты в накуренном помещении сидели в шапках. Генерал высокий, цыганистого вида, с длинной, давно не стриженной бородой, обладавший мощной физической силой и бесстрашием, громовым голосом крикнул: «Шапки долой!» Все подчинились и поснимали шапки, по-видимому, вспомнив, что казаки всегда шапки снимали еще на пороге комнаты и сидеть в помещении в шапке считалось не только неприличным, но и греховным. А коли такое закладывается с детства, да вдобавок слышится властный командный голос, все покоряются. Генерал взял слово и в конце концов подбил весь съезд выбрать его атаманом и выступить против Советской власти.
Походный атаман Попов обратился с воззванием к казакам Дона:
«Настало время, когда уже нет сомнений, когда можно сказать, что не в силе бог, а в правде, и что разбои красной гвардии идут к концу. Наша маленькая горсточка казаков смело восстала на защиту своей чести, чести своих жен и дочерей и на защиту достояния станиц и хуторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55