Ференци добивался, чтобы все сторонники Фрейда вышли из общества. Карл Абрахам и Эрнест Джонс не разделяли его мнения. Они писали: «Если мы уйдем, то общество окажется полностью в руках Юнга. А себя мы обессилим. Юнг, видимо, не останется слишком долго на посту редактора. Когда он созреет, то удалится в Кюснах и начнет сплачивать своих последователей».
Зигмунд согласился с умеренными соображениями. Абрахам и Джонс оказались правы. В октябре 1913 года Юнг оставил пост редактора ежегодника. Не откажется ли он вскоре от поста президента Международного психоаналитического общества?
Зигмунд принял известие об отставке Юнга со смешанным чувством. Он почувствовал облегчение, и в то же время его огорчала потеря друга, которого он искренне любил. Где–то в глубине рассудка он навсегда останется благодарным ему и сохранит эти чувства. Ненависть выступала обратной стороной медали. Он не позволит себе ненавидеть Карла Юнга или третировать его. Если, как он сам твердил много лет, для сознания не существует случайностей, то в равной мере справедливо, что нет и сокрытия. Он поморщился, вспомнив строку из письма Юнга, отвечавшего на обвинения, что он начинает говорить, как Альфред Адлер. Юнг писал Зигмунду с возмущением: «Никто не может обвинить меня в том, что я сторонник Адлера или что примкнул к вашей группе». Под «вашей» он имел в виду группу Адлера. Подсознание Юнга прорвалось здесь и раскрыло истину.
Карл Юнг не был похож на людей типа Альфреда Адлера. Он никогда бы не выпалил: «Почему я должен всегда работать под вашей сенью?» Ему никогда не приходили в голову такие мысли. Он верил лишь в то, что должен сделать научный вклад, который сравняет его с Зигмундом. Юнг не станет сколачивать в Кюснахе соперничающую, враждебную группу вроде той, какую основал Адлер у себя на Доминиканерштрассе. Он не намерен вредить Зигмунду Фрейду и разработанному им психоанализу.
Зигмунд перечитал переписку за последний год; десятки писем подтверждали, какое огромное напряжение испытывал Юнг. Ведь и Карлу Юнгу, как и ему самому, разрыв нанесет травму. Юнг преподавал и пропагандировал психоанализ с 1900 года, тринадцать лет, и вложил в это огромный труд. Шесть с половиной лет назад он посетил Вену, и он и Зигмунд ощутили тогда связывающую их общность. Карлу Юнгу следовало бы знать, что, отходя от Зигмунда Фрейда, он отрывает себя от самого дорогого друга, от мастера, которому он обязан больше, чем даже своему бывшему руководителю Ойгену Блейлеру. Ему следовало бы знать, что означает отказ от двух престижных постов редактора ежегодника и президента Международного психоаналитического общества. Зигмунд также знал, что человек со способностями и волей Карла Юнга не может отрешиться от своих убеждений, сделать вид, будто он следовал указке Фрейда лишь до того момента, когда смог найти более универсальную веру.
В конечном счете проделанный Зигмундом анализ не сделал потерю Карла Юнга менее горькой. Зигмунд в отличие от других осознавал мощь ума и личности Юнга. Если Юнг будет продолжать работать и пропагандировать свою теорию психологии, произойдет раскол на отдельные и противостоящие лагери. Нет способа умерить силу удара.
Пережив период скорби, Зигмунд понял, что существует лишь один путь преодолеть последствия отхода Юнга – он должен написать книгу об истории психоанализа и его методике, точно показав, в чем истина. В критике в адрес Карла Юнга объектом должны стать мистицизм Юнга, его обращение к сагам и мифам.
Во время первой лекции двенадцати студентам в университете 26 октября 1913 года, когда он рассказывал о своих отношениях с Йозефом Брейером, его вдруг осенило. Он сказал про себя: «Налицо полная аналогия между отказом Брейера признать сексуальность причиной неврозов и отчуждением Юнга! Это лишний раз подтверждает, что именно здесь ядро психоанализа».
Что же, он ведет борьбу за умы людей. Истина утвердит себя. Он знает силу своего оппонента: многое, о чем пишет Карл Юнг, правильно, ибо он глубокий исследователь археологии, антропологии, мирового искусства и литературы. Но многое окажется окутанным мистикой и не выдержит проверки разумом и логикой. Плотный спиритический налет приведет к мистике под предлогом стремления примирить человека со своей судьбой.
Намерение Зигмунда иное. Его главная цель – дать возможность человеку познать собственное подсознание, инстинктивные устремления, силы, действующие в его душе. Короче говоря, познание человеком самого себя и других, знание, которое дает последнюю великую надежду живущим на земле.
13
На Рождество он выехал поездом в Гамбург, чтобы навестить дочь Софию, которая была на шестом месяце беременности. Он и Макс Хальберштадт ладили между собой, благодаря тому что Зигмунд не вставал в позу поучающего тестя. София чувствовала себя хорошо и выглядела крепкой, увлеченной вынашиванием плода. Зигмунд с нетерпением ждал, когда станет дедом. Он помнил замечание Марты, вернувшейся после посещения Софии:
– У матери особое чувство при виде беременной дочери. Это классический способ для женщины увековечить свое имя.
По пути домой он заехал в Берлин, где консультировался с Карлом Абрахамом, которого он мечтал видеть президентом Международного психоаналитического общества, после того как Карл Юнг подаст официальную просьбу об отставке. Абрахам был согласен занять этот пост. Заодно Зигмунд решил воспользоваться возможностью, чтобы посетить свою сестру Марию, ее мужа Морица Фрейда и их четверых детей.
За истекший год бывали дни, когда он уделял пациентам по тринадцать часов. Ныне же, вернувшись в Вену, чтобы отметить в кругу семьи новый, 1914 год, он обнаружил, что по необъяснимым причинам число пациентов уменьшилось вдвое. Временами на прием приходили всего четыре–пять больных.
Пациентку, не принимавшую жизнь такой, какая она есть, и рассказывавшую невероятные вымыслы о подарках и щедрости мужа, удалось подвести к воспоминаниям детства, когда она, дочь небогатого торговца, хвасталась в школе, будто каждый день за обедом ест мороженое, которое приносит богатый отец. На деле же она даже не знала вкуса мороженого. Ныне же она раздвинула рамки своих фантазий, выгораживая мужа.
Затем пришла молодая женщина, у которой не сложилась супружеская жизнь. Ей нельзя было давать деньги, она тут же выбрасывала их на улицу как нечто плохое, грязное. Потребовалось значительное время, прежде чем она вспомнила, что неоднократно видела свою няню, отдававшуюся врачу прямо в кабинете. Каждый раз няня и врач давали ей деньги «за молчание» на покупку сладостей. Ныне, после свадьбы, деньги и интимные отношения превратились в синонимы. Она с отвращением выбрасывала «плохие» деньги на улицу и с тем же чувством изгоняла мужа из постели. Профессору Фрейду удалось ослабить симптомы: она больше не выбрасывала деньги и могла выполнять супружеские обязанности. Зигмунд все же сомневался в ее способностях к полнокровной половой жизни.
В третьем случае речь шла о женщине, которая считала себя высокоодухотворенной и требовала от мужа удовлетворения своих мазохистских наклонностей, видя в этом гарантию верности. Муж должен был истязать ее и грубо с ней обращаться при половом акте, а она при этом фантазировала, что окружающие зрители наслаждаются зрелищем. В промежутках между интимными актами она страдала приступами головокружения. Психоанализ стал продвигаться лишь тогда, когда доктор Фрейд совместил два свидетельства: что у ее отца также бывали обмороки и что в ее фантазиях он часто присутствовал в качестве зрителя в момент совокупления. Будучи ребенком, она отождествляла себя с отцом, который в ее присутствии оскорблял ее мать и насильно загонял в спальню. Доктору Фрейду удалось избавить пациентку от головокружений, последующие сеансы раскрыли женщине глаза на причины ее склонности к мазохизму. Пациентка сдержанно благодарила его:
– Господин профессор, теперь, когда вы вернули меня к норме, смогу ли я оставаться верной мужу?
Самой судьбе было угодно, чтобы сократилось число пациентов, ибо он был полон желания в первые месяцы года составить историю психоаналитического движения и опубликовать ее в ежегоднике к тому моменту, когда об отставке Карла Юнга станет известно в Европе, Англии и Америке. В основе его политического кредо был принцип никогда не находиться в обороне. Однако данная рукопись послужит обороне: нужно было изложить правду о том, как возникла и развивалась теория психонализа, что он открыл, разработал, привел в движение и что сделали Альфред Адлер и Карл Юнг. Он попытается написать историю откровенно и честно.
«Субъективный характер предлагаемой истории психоаналитического движения не должен вызывать удивления, так же как роль, которую мне довелось в нем играть. Психоанализ создан мною, я был единственным, кто занимался им в течение десяти лет, и все недовольство, вызванное этим новым явлением у современников, оборачивалось критикой в мой адрес. Я чувствую себя вправе утверждать, что и в наши дни, когда я давно уже не единственный психоаналитик, никто не может знать лучше меня, что такое психоанализ, чем он отличается от других способов исследования психической жизни и что именно следует этим словом обозначать».
Он описал, как обнаружил психоанализ, начиная со случая с Бертой Паппенгейм, которую лечил Йозеф Брейер; остановился на мужской истерии, открытой Шарко; упомянул о том, как был подвергнут остракизму профессором Мейнертом и медицинским факультетом; рассказал о работе в Нанси с Бернгеймом и Льебо, о первом применении метода убеждения с помощью гипноза и легкого нажима на лоб больного, о разработке метода свободной ассоциации; о том, как высветились подсознание, эдипов комплекс, детская сексуальность, подавление, перенос из подсознания в сознание…
Он писал о многом, касавшемся его лично, включая разрыв с Альфредом Адлером и Карлом Юнгом, а также об осознании им собственной вины в том, что, говоря словами Геббеля, «нарушил покой мира».
«Вся моя личная чувствительность в те годы, на счастье, притупилась. От ожесточения же меня оберегало одно обстоятельство, которое выпадает на долю не всякому первооткрывателю–одиночке. Последний мучительно доискивается причин безучастия или неприятия со стороны современников и видит в них мучительное несоответствие правоте собственных убеждений. Я же в этом не нуждался, поскольку психоаналитическая теория давала мне возможность оценить такое отношение окружающих как необходимое следствие аналитических посылок. Если верно, что раскрытые мной взаимосвязи изолируются от сознания больных людей внутренним аффективным сопротивлением, то такое же сопротивление должно возникать у здоровых, когда вытесненный материал поступал к ним в виде информации извне. Неудивительно, что они стремились мотивировать аффективное отрицание интеллектуальными выкладками. Столь же часто это встречалось у пациентов, и приводимые доводы, которые проще пареной репы, как говорил Фальстаф, были теми же самыми и вовсе не отличались остроумием. Разница лишь в том, что с больными можно было пользоваться средствами принуждения, чтобы заставить их осознать и преодолеть сопротивления, тем же, кто считает себя здоровым, так не поможешь».
Как заставить здоровых людей рассмотреть проблему в трезвом и научно объективном духе, оставалось нерешенной задачей, которую лучше доверить времени.
«История науки дает много примеров того, как положение, вначале вызывающее только возражения, через некоторое время получало признание, не имея новых доводов в свою пользу».
Он закончил рукопись к концу февраля 1914 года и отдал ее в печать. Карл Абрахам, заменивший Юнга на посту редактора ежегодника, полагал, что сможет опубликовать ее в первом редактируемом им выпуске, возможно, в июне. Зигмунд почувствовал большое облегчение, что вскоре увидит свет исторический обзор. Через несколько дней его дочь София еще более укрепила его хорошее настроение, родив крепкого мальчугана.
В начале мая Зигмунд почувствовал недомогание. Он сказал Марте:
– Кроме болезни Эрнеста Джонса в Лондоне, дела идут хорошо. Мы получили официальное прошение Юнга об отставке с поста президента. Карл Абрахам займет его место и подготовит следующий конгресс в Дрездене. Я намерен описать случай «человека, одержимого волком». По набору фактических доказательств описание этого случая может стать наиболее убедительным свидетельством, которое я был когда–либо в состоянии привести. Меня пригласили прочитать курс лекций в Лейденском университете осенью; это первое важное признание в Европе. Ведущий голландский психиатр А. В. Рентергем объявил публично о достоверности нашего толкования сновидений и теории неврозов…
Впервые после неполадок с сердцем двадцать лет назад Марта всерьез встревожилась по поводу здоровья Зигмунда. Ее расстроило намерение доктора Вальтера Цвейга, специалиста по пищевому тракту, провести ректоскопию, чтобы удостовериться в отсутствии рака прямой кишки. Зигмунд не хотел признаваться в том, что многие из расстройств вызывались перегрузкой, волнениями, усталостью.
– У тебя было более чем достаточно неприятностей, Зиги. Дело Юнга попортило тебе кровь; а теперь доктор Стенли Холл объявил о поддержке Альфреда Адлера.
Обследование проходило болезненно, но доктор Цвейг не нашел признаков злокачественной опухоли. Зигмунд объявил об этом Марте:
– Боги дают отсрочку. Доктор Цвейг не нашел ничего тревожного относительно того, что я ласково именую моим американским колитом. Будем считать, что я ошибся в своих ощущениях. Вскоре выйдет ежегодник с историей открытия психоанализа, и это расставит все по своим местам. А тем временем подумаем о лете.
– Да. Анна хочет навестить Софию и ребенка.
– Хорошо. Она может остановиться там на пути в Англию. Я обещал ей, что она проведет лето в семье Эммануэля, как я, когда был в ее возрасте и отец наградил меня поездкой за успешную сдачу экзаменов на аттестат зрелости.
– Считает ли доктор Цвейг, что нам следует поехать в Карлсбад?
– Такую рекомендацию он дал. Почему бы не провести большую часть июля на вилле «Фазольт», затем август – в Южной Далмации? В сентябре ты сможешь сопровождать меня в Дрезден на конгресс. Это славный город, быть может, самый колоритный в Германии.
Его интерес к политике не выходил за рамки интереса простого человека; он ежедневно читал газеты, не придавая особого значения международным новостям в отличие от Альфреда Адлера и его друзей – завсегдатаев кафе, которые ежедневно читали несколько иностранных газет. Политический кризис, угрожавший Зигмунду, его семье и друзьям, мог быть вызван вступлением в должность мэра Вены Карла Люгера. Он был избран на этот пост, но не утвержден императором Францем–Иосифом из–за его антисемитской избирательной платформы. Однако когда Люгер был повторно избран и принес присягу, он заявил:
– Я сам буду решать, кто еврей, а кто нет.
Люгер объявил ряд своих друзей неофициальными арийцами и назначил некоторых на посты в своей администрации. Он проявил себя прогрессивным мэром. Во время его правления, до смерти в 1910 году, антисемитизм оставался приглушенным. Это, естественно, успокаивало.
В течение нескольких лет военные тучи отбрасывали свою тень на венские газеты. Зигмунд вчитывался в сообщения, но было трудно распознать, где блеф, а где гроза. Карл Абрахам присылал из Берлина успокаивающие письма, что войны не будет. В таком же духе писал ему из Будапешта Ференци. Эрнест Джонс в Лондоне и Пфистер в Цюрихе тоже не высказывали тревоги. Зигмунд знал, что сербы пытаются оторвать хорватов от Австро–Венгерской империи и образовать собственный союз, что эрцгерцог Франц–Фердинанд обещал хорватам автономию, как только он сменит престарелого Франца–Иосифа на троне. Он понимал, что такой акт мог означать войну с Россией, державшей войска на австрийской границе, однако все эти тревоги и прокламации повторялись много раз в течение длительного времени и никто не принимал их всерьез.
Зигмунд говорил:
– Оставляю дискуссии о войне на совести кофеен.
Он был захвачен врасплох, когда эрцгерцог Франц–Фердинанд был убит на мосту в Сараеве сербом, находившимся в конспиративной связи с теми, кто хотел подчинить себе хорватов и не дать им возможности получить независимость из рук эрцгерцога. Прочитав известия в газетах, он написал Ференци: «Пишу под влиянием шокирующего убийства в Сараеве, последствия которого трудно предвидеть».
Когда гроб с телом эрцгерцога везли ранним утром по пустынным улицам Вены, как везли из Майерлинга двадцать пять лет назад тело последнего принца Рудольфа, Зигмунд сказал Марте:
– За этим скрывается что–то нечистое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Зигмунд согласился с умеренными соображениями. Абрахам и Джонс оказались правы. В октябре 1913 года Юнг оставил пост редактора ежегодника. Не откажется ли он вскоре от поста президента Международного психоаналитического общества?
Зигмунд принял известие об отставке Юнга со смешанным чувством. Он почувствовал облегчение, и в то же время его огорчала потеря друга, которого он искренне любил. Где–то в глубине рассудка он навсегда останется благодарным ему и сохранит эти чувства. Ненависть выступала обратной стороной медали. Он не позволит себе ненавидеть Карла Юнга или третировать его. Если, как он сам твердил много лет, для сознания не существует случайностей, то в равной мере справедливо, что нет и сокрытия. Он поморщился, вспомнив строку из письма Юнга, отвечавшего на обвинения, что он начинает говорить, как Альфред Адлер. Юнг писал Зигмунду с возмущением: «Никто не может обвинить меня в том, что я сторонник Адлера или что примкнул к вашей группе». Под «вашей» он имел в виду группу Адлера. Подсознание Юнга прорвалось здесь и раскрыло истину.
Карл Юнг не был похож на людей типа Альфреда Адлера. Он никогда бы не выпалил: «Почему я должен всегда работать под вашей сенью?» Ему никогда не приходили в голову такие мысли. Он верил лишь в то, что должен сделать научный вклад, который сравняет его с Зигмундом. Юнг не станет сколачивать в Кюснахе соперничающую, враждебную группу вроде той, какую основал Адлер у себя на Доминиканерштрассе. Он не намерен вредить Зигмунду Фрейду и разработанному им психоанализу.
Зигмунд перечитал переписку за последний год; десятки писем подтверждали, какое огромное напряжение испытывал Юнг. Ведь и Карлу Юнгу, как и ему самому, разрыв нанесет травму. Юнг преподавал и пропагандировал психоанализ с 1900 года, тринадцать лет, и вложил в это огромный труд. Шесть с половиной лет назад он посетил Вену, и он и Зигмунд ощутили тогда связывающую их общность. Карлу Юнгу следовало бы знать, что, отходя от Зигмунда Фрейда, он отрывает себя от самого дорогого друга, от мастера, которому он обязан больше, чем даже своему бывшему руководителю Ойгену Блейлеру. Ему следовало бы знать, что означает отказ от двух престижных постов редактора ежегодника и президента Международного психоаналитического общества. Зигмунд также знал, что человек со способностями и волей Карла Юнга не может отрешиться от своих убеждений, сделать вид, будто он следовал указке Фрейда лишь до того момента, когда смог найти более универсальную веру.
В конечном счете проделанный Зигмундом анализ не сделал потерю Карла Юнга менее горькой. Зигмунд в отличие от других осознавал мощь ума и личности Юнга. Если Юнг будет продолжать работать и пропагандировать свою теорию психологии, произойдет раскол на отдельные и противостоящие лагери. Нет способа умерить силу удара.
Пережив период скорби, Зигмунд понял, что существует лишь один путь преодолеть последствия отхода Юнга – он должен написать книгу об истории психоанализа и его методике, точно показав, в чем истина. В критике в адрес Карла Юнга объектом должны стать мистицизм Юнга, его обращение к сагам и мифам.
Во время первой лекции двенадцати студентам в университете 26 октября 1913 года, когда он рассказывал о своих отношениях с Йозефом Брейером, его вдруг осенило. Он сказал про себя: «Налицо полная аналогия между отказом Брейера признать сексуальность причиной неврозов и отчуждением Юнга! Это лишний раз подтверждает, что именно здесь ядро психоанализа».
Что же, он ведет борьбу за умы людей. Истина утвердит себя. Он знает силу своего оппонента: многое, о чем пишет Карл Юнг, правильно, ибо он глубокий исследователь археологии, антропологии, мирового искусства и литературы. Но многое окажется окутанным мистикой и не выдержит проверки разумом и логикой. Плотный спиритический налет приведет к мистике под предлогом стремления примирить человека со своей судьбой.
Намерение Зигмунда иное. Его главная цель – дать возможность человеку познать собственное подсознание, инстинктивные устремления, силы, действующие в его душе. Короче говоря, познание человеком самого себя и других, знание, которое дает последнюю великую надежду живущим на земле.
13
На Рождество он выехал поездом в Гамбург, чтобы навестить дочь Софию, которая была на шестом месяце беременности. Он и Макс Хальберштадт ладили между собой, благодаря тому что Зигмунд не вставал в позу поучающего тестя. София чувствовала себя хорошо и выглядела крепкой, увлеченной вынашиванием плода. Зигмунд с нетерпением ждал, когда станет дедом. Он помнил замечание Марты, вернувшейся после посещения Софии:
– У матери особое чувство при виде беременной дочери. Это классический способ для женщины увековечить свое имя.
По пути домой он заехал в Берлин, где консультировался с Карлом Абрахамом, которого он мечтал видеть президентом Международного психоаналитического общества, после того как Карл Юнг подаст официальную просьбу об отставке. Абрахам был согласен занять этот пост. Заодно Зигмунд решил воспользоваться возможностью, чтобы посетить свою сестру Марию, ее мужа Морица Фрейда и их четверых детей.
За истекший год бывали дни, когда он уделял пациентам по тринадцать часов. Ныне же, вернувшись в Вену, чтобы отметить в кругу семьи новый, 1914 год, он обнаружил, что по необъяснимым причинам число пациентов уменьшилось вдвое. Временами на прием приходили всего четыре–пять больных.
Пациентку, не принимавшую жизнь такой, какая она есть, и рассказывавшую невероятные вымыслы о подарках и щедрости мужа, удалось подвести к воспоминаниям детства, когда она, дочь небогатого торговца, хвасталась в школе, будто каждый день за обедом ест мороженое, которое приносит богатый отец. На деле же она даже не знала вкуса мороженого. Ныне же она раздвинула рамки своих фантазий, выгораживая мужа.
Затем пришла молодая женщина, у которой не сложилась супружеская жизнь. Ей нельзя было давать деньги, она тут же выбрасывала их на улицу как нечто плохое, грязное. Потребовалось значительное время, прежде чем она вспомнила, что неоднократно видела свою няню, отдававшуюся врачу прямо в кабинете. Каждый раз няня и врач давали ей деньги «за молчание» на покупку сладостей. Ныне, после свадьбы, деньги и интимные отношения превратились в синонимы. Она с отвращением выбрасывала «плохие» деньги на улицу и с тем же чувством изгоняла мужа из постели. Профессору Фрейду удалось ослабить симптомы: она больше не выбрасывала деньги и могла выполнять супружеские обязанности. Зигмунд все же сомневался в ее способностях к полнокровной половой жизни.
В третьем случае речь шла о женщине, которая считала себя высокоодухотворенной и требовала от мужа удовлетворения своих мазохистских наклонностей, видя в этом гарантию верности. Муж должен был истязать ее и грубо с ней обращаться при половом акте, а она при этом фантазировала, что окружающие зрители наслаждаются зрелищем. В промежутках между интимными актами она страдала приступами головокружения. Психоанализ стал продвигаться лишь тогда, когда доктор Фрейд совместил два свидетельства: что у ее отца также бывали обмороки и что в ее фантазиях он часто присутствовал в качестве зрителя в момент совокупления. Будучи ребенком, она отождествляла себя с отцом, который в ее присутствии оскорблял ее мать и насильно загонял в спальню. Доктору Фрейду удалось избавить пациентку от головокружений, последующие сеансы раскрыли женщине глаза на причины ее склонности к мазохизму. Пациентка сдержанно благодарила его:
– Господин профессор, теперь, когда вы вернули меня к норме, смогу ли я оставаться верной мужу?
Самой судьбе было угодно, чтобы сократилось число пациентов, ибо он был полон желания в первые месяцы года составить историю психоаналитического движения и опубликовать ее в ежегоднике к тому моменту, когда об отставке Карла Юнга станет известно в Европе, Англии и Америке. В основе его политического кредо был принцип никогда не находиться в обороне. Однако данная рукопись послужит обороне: нужно было изложить правду о том, как возникла и развивалась теория психонализа, что он открыл, разработал, привел в движение и что сделали Альфред Адлер и Карл Юнг. Он попытается написать историю откровенно и честно.
«Субъективный характер предлагаемой истории психоаналитического движения не должен вызывать удивления, так же как роль, которую мне довелось в нем играть. Психоанализ создан мною, я был единственным, кто занимался им в течение десяти лет, и все недовольство, вызванное этим новым явлением у современников, оборачивалось критикой в мой адрес. Я чувствую себя вправе утверждать, что и в наши дни, когда я давно уже не единственный психоаналитик, никто не может знать лучше меня, что такое психоанализ, чем он отличается от других способов исследования психической жизни и что именно следует этим словом обозначать».
Он описал, как обнаружил психоанализ, начиная со случая с Бертой Паппенгейм, которую лечил Йозеф Брейер; остановился на мужской истерии, открытой Шарко; упомянул о том, как был подвергнут остракизму профессором Мейнертом и медицинским факультетом; рассказал о работе в Нанси с Бернгеймом и Льебо, о первом применении метода убеждения с помощью гипноза и легкого нажима на лоб больного, о разработке метода свободной ассоциации; о том, как высветились подсознание, эдипов комплекс, детская сексуальность, подавление, перенос из подсознания в сознание…
Он писал о многом, касавшемся его лично, включая разрыв с Альфредом Адлером и Карлом Юнгом, а также об осознании им собственной вины в том, что, говоря словами Геббеля, «нарушил покой мира».
«Вся моя личная чувствительность в те годы, на счастье, притупилась. От ожесточения же меня оберегало одно обстоятельство, которое выпадает на долю не всякому первооткрывателю–одиночке. Последний мучительно доискивается причин безучастия или неприятия со стороны современников и видит в них мучительное несоответствие правоте собственных убеждений. Я же в этом не нуждался, поскольку психоаналитическая теория давала мне возможность оценить такое отношение окружающих как необходимое следствие аналитических посылок. Если верно, что раскрытые мной взаимосвязи изолируются от сознания больных людей внутренним аффективным сопротивлением, то такое же сопротивление должно возникать у здоровых, когда вытесненный материал поступал к ним в виде информации извне. Неудивительно, что они стремились мотивировать аффективное отрицание интеллектуальными выкладками. Столь же часто это встречалось у пациентов, и приводимые доводы, которые проще пареной репы, как говорил Фальстаф, были теми же самыми и вовсе не отличались остроумием. Разница лишь в том, что с больными можно было пользоваться средствами принуждения, чтобы заставить их осознать и преодолеть сопротивления, тем же, кто считает себя здоровым, так не поможешь».
Как заставить здоровых людей рассмотреть проблему в трезвом и научно объективном духе, оставалось нерешенной задачей, которую лучше доверить времени.
«История науки дает много примеров того, как положение, вначале вызывающее только возражения, через некоторое время получало признание, не имея новых доводов в свою пользу».
Он закончил рукопись к концу февраля 1914 года и отдал ее в печать. Карл Абрахам, заменивший Юнга на посту редактора ежегодника, полагал, что сможет опубликовать ее в первом редактируемом им выпуске, возможно, в июне. Зигмунд почувствовал большое облегчение, что вскоре увидит свет исторический обзор. Через несколько дней его дочь София еще более укрепила его хорошее настроение, родив крепкого мальчугана.
В начале мая Зигмунд почувствовал недомогание. Он сказал Марте:
– Кроме болезни Эрнеста Джонса в Лондоне, дела идут хорошо. Мы получили официальное прошение Юнга об отставке с поста президента. Карл Абрахам займет его место и подготовит следующий конгресс в Дрездене. Я намерен описать случай «человека, одержимого волком». По набору фактических доказательств описание этого случая может стать наиболее убедительным свидетельством, которое я был когда–либо в состоянии привести. Меня пригласили прочитать курс лекций в Лейденском университете осенью; это первое важное признание в Европе. Ведущий голландский психиатр А. В. Рентергем объявил публично о достоверности нашего толкования сновидений и теории неврозов…
Впервые после неполадок с сердцем двадцать лет назад Марта всерьез встревожилась по поводу здоровья Зигмунда. Ее расстроило намерение доктора Вальтера Цвейга, специалиста по пищевому тракту, провести ректоскопию, чтобы удостовериться в отсутствии рака прямой кишки. Зигмунд не хотел признаваться в том, что многие из расстройств вызывались перегрузкой, волнениями, усталостью.
– У тебя было более чем достаточно неприятностей, Зиги. Дело Юнга попортило тебе кровь; а теперь доктор Стенли Холл объявил о поддержке Альфреда Адлера.
Обследование проходило болезненно, но доктор Цвейг не нашел признаков злокачественной опухоли. Зигмунд объявил об этом Марте:
– Боги дают отсрочку. Доктор Цвейг не нашел ничего тревожного относительно того, что я ласково именую моим американским колитом. Будем считать, что я ошибся в своих ощущениях. Вскоре выйдет ежегодник с историей открытия психоанализа, и это расставит все по своим местам. А тем временем подумаем о лете.
– Да. Анна хочет навестить Софию и ребенка.
– Хорошо. Она может остановиться там на пути в Англию. Я обещал ей, что она проведет лето в семье Эммануэля, как я, когда был в ее возрасте и отец наградил меня поездкой за успешную сдачу экзаменов на аттестат зрелости.
– Считает ли доктор Цвейг, что нам следует поехать в Карлсбад?
– Такую рекомендацию он дал. Почему бы не провести большую часть июля на вилле «Фазольт», затем август – в Южной Далмации? В сентябре ты сможешь сопровождать меня в Дрезден на конгресс. Это славный город, быть может, самый колоритный в Германии.
Его интерес к политике не выходил за рамки интереса простого человека; он ежедневно читал газеты, не придавая особого значения международным новостям в отличие от Альфреда Адлера и его друзей – завсегдатаев кафе, которые ежедневно читали несколько иностранных газет. Политический кризис, угрожавший Зигмунду, его семье и друзьям, мог быть вызван вступлением в должность мэра Вены Карла Люгера. Он был избран на этот пост, но не утвержден императором Францем–Иосифом из–за его антисемитской избирательной платформы. Однако когда Люгер был повторно избран и принес присягу, он заявил:
– Я сам буду решать, кто еврей, а кто нет.
Люгер объявил ряд своих друзей неофициальными арийцами и назначил некоторых на посты в своей администрации. Он проявил себя прогрессивным мэром. Во время его правления, до смерти в 1910 году, антисемитизм оставался приглушенным. Это, естественно, успокаивало.
В течение нескольких лет военные тучи отбрасывали свою тень на венские газеты. Зигмунд вчитывался в сообщения, но было трудно распознать, где блеф, а где гроза. Карл Абрахам присылал из Берлина успокаивающие письма, что войны не будет. В таком же духе писал ему из Будапешта Ференци. Эрнест Джонс в Лондоне и Пфистер в Цюрихе тоже не высказывали тревоги. Зигмунд знал, что сербы пытаются оторвать хорватов от Австро–Венгерской империи и образовать собственный союз, что эрцгерцог Франц–Фердинанд обещал хорватам автономию, как только он сменит престарелого Франца–Иосифа на троне. Он понимал, что такой акт мог означать войну с Россией, державшей войска на австрийской границе, однако все эти тревоги и прокламации повторялись много раз в течение длительного времени и никто не принимал их всерьез.
Зигмунд говорил:
– Оставляю дискуссии о войне на совести кофеен.
Он был захвачен врасплох, когда эрцгерцог Франц–Фердинанд был убит на мосту в Сараеве сербом, находившимся в конспиративной связи с теми, кто хотел подчинить себе хорватов и не дать им возможности получить независимость из рук эрцгерцога. Прочитав известия в газетах, он написал Ференци: «Пишу под влиянием шокирующего убийства в Сараеве, последствия которого трудно предвидеть».
Когда гроб с телом эрцгерцога везли ранним утром по пустынным улицам Вены, как везли из Майерлинга двадцать пять лет назад тело последнего принца Рудольфа, Зигмунд сказал Марте:
– За этим скрывается что–то нечистое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113