В последнее время он начал по-настоящему страшиться того дня, когда получит титул, станет герцогом и получит гнусную выгоду от бессмысленной смерти брата.
Мэнни любил людей Дарингема и наслаждался ответственностью за поддержание потомственных традиций помещика и крестьянина. Он был рожден управлять этими мужчинами, женщинами и детьми, этими полями и скотом.
Джулиан никогда не завидовал будущему брата, он мечтал о приключениях на далеких берегах, о поисках затерянных сокровищ Египта и восхождении на Альпы.
Хотя в глубине души Джулиан радовался, что отец стал уделять ему хоть немного внимания после смерти Мэнни, его обязанности как наследника всегда вызывали у него ощущение своей неполноценности и некомпетентности. Здесь, в деревне, его увлекало лишь разведение породистых лошадей.
Работа с прекрасными, умными животными успокаивала его, а принесение в мир таких великолепных образцов лошадиной породы давало удовлетворение, как ничто другое. Даже отец вынужден был признать его мастерство, хотя маркиз называл лошадей «бесполезными игрушками», которые не имеют ничего общего с поместьем.
В этом Джулиан не сомневался. Его лошади были намного лучше того, что имение когда-либо ему дало. Или может когда-либо дать. Глядя на зеленые холмы на фоне серого хмурого неба, Джулиан вдруг почувствовал холод.
Дарингем уходил корнями в далекое прошлое, как и сам титул. В средние века, во времена рыцарей, которые сражались за своего короля, награждавшего их земельными наделами и крестьянами.
Дом, построенный на века, представлял собой все, о чем только мог мечтать герцог. Оттуда, где они с Тристаном стояли, Джулиан видел дом во всем его великолепии. Особняк был построен в виде гигантской буквы «Е». Обращенный на запад, главный вход представлял собой внушительное зрелище со своей массивной дверью, достаточно широкой для королевского антуража.
Сам Джулиан редко пользовался центральным входом, предпочитая менее величественные двери в задней части среднего крыла, где жили они с отцом, и где располагалось большинство спален. Там же находился его кабинет, как и тот, что использовался маркизом.
Южное крыло было единоличным владением герцога. Хотя дед Джулиана много лет не покидал своих покоев и никогда не принимал гостей, он сохранял четвертую часть здания за собой и свитой своих слуг. Это был мрачный чертог, и Джулиан проводил здесь как можно меньше времени.
Третье крыло буквы «Е» занимали слуги. И хотя оно тоже было величественным, кухня ютилась на конце крыла как бедный родственник.
Построенная из дерева, кухня являлась результатом изобретения современной плиты. Не желая нарушать внешнюю архитектуру здания уродливыми печными трубами, было решено кем-то – Джулиан не знал, кем именно, – добавить к служебному крылу пристройку.
Прямо за кухней располагались конюшни. Это было очень удобно для Джулиана, он проводил в доме ровно столько времени, сколько необходимо. Ему надо было лишь выйти из конюшни и пересечь сад к семейному входу.
Когда-то здесь стоял и малый замок. Они с Мэнни часто играли в его руинах. Брат читал ему древние записи поместья с благоговением в голосе, почтительно переворачивая старые страницы, вглядываясь в неразборчивый почерк их предков.
Он поддразнивал Мэнни, напоминая ему, что рыцари в прежние времена были в основной своей массе невежественными и недалекими людьми и, возможно, даже никогда не видели записей, не говоря уже о том, чтобы делать их своей рукой. «Заткнись, Эппи, – мягко укорял его Мэнни. – Я читаю».
В то время как Джулиан волочился за служанками и сбегал от своего наставника, чтобы сломя голову носиться верхом на лошади по поместью, Мэнни с головой уходил в подготовку к своему будущему положению герцога.
Истории и наследия было достаточно для Мэнни, достаточно для того, чтобы мириться с порками, истошными воплями и тирадами, с жизнью в постоянном страхе днем и дрожанием в своих комнатах по ночам.
Старый герцог был безумцем, только никто, кроме них, похоже, не осознавал этого. Отец оставлял их тут на месяцы для «воспитания в традициях герцогов Дарингемов», традициях, которые, очевидно, требовали тяжелых побоев и визгливых оскорблений.
Оглядывая сейчас этот буколический пейзаж, Джулиан видел бурлящий мрак, который все еще живет под тонким слоем внешней идиллии. Старый герцог в резиденции, разумеется. Как было всегда. И хотя его грубые руки сморщились от старости, а яростный рев превратился в сиплое рычание, злоба его не ослабевала.
Несмотря на то, что в течение двадцати лет он был прикован вначале к креслу, а затем к постели, старик держал дела имения мертвой хваткой. Даже сейчас Джулиан выполнял особый приказ деда, следуя верхом на Тристане предписанным маршрутом.
Не дай Бог иметь свое собственное мнение, особенно если оно противоречило герцогским планам. Старику потребовалась почти неделя, чтобы прийти в себя от предложения Джулиана заменить старые печные трубы или, по крайней мере, укрепить их. Они простоят еще сотню лет, и с какой стати он хлопочет о таких пустяках, когда надо делать настоящую работу?
На самом деле Джулиан был рад, что герцог загружает его сейчас делами. Иначе он не смог бы устоять перед соблазном близости Иззи. Именно сейчас, когда он так сильно нуждается в ней, и когда позор прошлого только-только отступил. Сладость Иззи, ее запах временами просто переполняли его.
Только находясь за переделами дома, ища отвлечения в утомительных жалобах арендаторов, он мог забыть о ее коже, о ее роскошных волосах.
Джулиан застонал. Ну вот, опять. Она сводит его с ума. Его внимание нужно ей не больше, чем внимание Тристана. Конечно, трудно сказать наверняка, ибо всякий раз, когда он приближается к ней, она бежит к ночному горшку.
Повернув Тристана в сторону мельницы, Джулиан стиснул зубы и приготовился к очередной нудной обязанности. Судя по черным грозовым тучам, затягивавшим небо, надо успеть сделать как можно больше до того, как разразится гроза. А главное – прогнать из головы образ обнаженной Иззи, извивающейся на его постели.
Увидев Дарингем, Иззи теперь представляла себе то богатство и статус, которые унаследует Джулиан. Поместье оказалось больше, чем она могла себе вообразить. Но это его право, и она не винит Джулиана, что он делает все необходимое, дабы добиться желаемого.
И все же он всегда так восприимчив к отцовским желаниям, всегда пляшет на веревочках любви и долга; она видела это всякий раз, когда он получал письмо от отца. Иззи задавалась вопросом, что произойдет в тот день, когда Джулиан наконец поймет, что, сколько бы он ни подчинялся отцовской воле, маркиз не способен ответить на любовь, которой ждет его сын, сам того не осознавая.
Прогуливаясь, Иззи углубилась в безграничный лес, шагая по тропинке, которую обнаружила несколько дней назад. Красота природы в имении притягивала ее словно магнитом, а холодный дом – пугал.
Ей отвели покои, настолько пышные и обширные, что она до сих пор еще не успела их осмотреть, так, по крайней мере, ей казалось. В распоряжении у них с Бетти были прямо-таки королевские покои, и они перекатывались в них, как камешки в бочке.
Комнаты были прекрасны, но напрочь лишены тепла. Сколько бы огня ни разводили слуги в каминах, он не мог согреть холодную, лишенную любви душу дома. Иззи ненавидела этот роскошный дом.
Нуждаясь в живительной гармонии природы, она проводила дни в неугомонных поисках покоя в пышной зелени августа. И находила успокоение в древних деревьях, холмах и лощинах, небольших кучках камней и шифера, отмечающих место давно заброшенного маленького коттеджа.
Иногда на этих прогулках она видела Джулиана, едущего верхом на Тристане на расстоянии или разговаривающего с арендаторами, чьи маленькие аккуратные домики располагались прямо за границей обширного парка вокруг помещичьего особняка.
Остановившись на одно мгновение, она уступила постоянной дурноте, которая мучила ее. Прислонившись к гигантскому, раскидистому дубу на краю большой прогалины, Иззи ослабила железную узду, в которой обычно держала себя, и позволила коварной руке усталости украсть ее волю.
Большую часть времени ей удавалось бороться с тошнотой, но порой, когда она была с Джулианом или думала о нем, тошнота подступала с новой силой.
Стоя с закрытыми глазами, она ощущала на коже освежающий ветерок, который выманил ее сегодня из дома. Прислонившись головой к стволу дерева, она заставила себя подумать о том, чтобы покинуть Джулиана.
Это вполне возможно. У нее есть ее наследство, которое по-прежнему лежит в красивой шкатулке, которую он подарил ей, надежно припрятанное на самом дне одного из ее сундуков. Есть люди, к которым она может обратиться, – Селия, леди Гринли, даже Эрик.
Но может ли она оставить его? Как бы ни претила ей мысль о влиянии на ее ребенка маркиза – или странного герцога, деда Джулиана, которого она еще ни разу не встречала, – она искренне верила, что муж имеет право растить своего сына. Если ему удастся преодолеть эмоциональную пустоту собственного детства, она уверена, из него выйдет хороший отец.
А какой матерью будет она? Ее мама была чудесной, но ведь она была счастливой женщиной. Потеря же Иззи ее независимого будущего и безразличие Джулиана к ее любви делало ее, бесспорно, несчастной. Сможет ли она выдержать это мучительное существование? И есть ли у нее выбор?
Несмотря на все свои мечты о свободе, о независимости от кого бы то ни было, она знала, что, не задумываясь, отбросила бы все это прочь, если бы Джулиан ее любил. Правда, она всегда тосковала по такому месту, где могла бы быть по-настоящему полезной, а не просто племенной кобылой или украшением, как большинство женщин в кругу Джулиана, но…
Неужели это так необычно – мечтать о свободе и приключениях, когда другие думают лишь о мужьях и положении? И что важнее?
Какое-то движение на дальнем конце поля привлекло ее внимание. Джулиан верхом на пританцовывающем Тристане возвращался со своего еженедельного объезда земельных угодий. Иззи печально улыбнулась, когда великолепный мужчина и не менее великолепная лошадь исчезли за раскидистым шатром деревьев.
Они так прекрасны. Сердце ее защемило от любви к мужу. Вздохнув, она призналась себе, что одна из причин ее каждодневных прогулок – это желание хотя бы мельком увидеть его. И заполнить свои пустые дни.
Иззи не знала, чем себя занять. Домашнее хозяйство велось компетентно, и хотя определенно были изменения, которые она внесла бы, это не ее дело. Она не настоящая хозяйка дома. Иззи подружилась с главным садовником, и он, похоже, с энтузиазмом воспринимал ее идеи, но потребуется время для того, чтобы она начала что-то менять в холодно чопорных, неукрашенных садах вокруг дома.
Определенно не сегодня. Иззи устала, хотя еще только минул полдень, и решила прилечь. Небо заволокли тучи, близилась гроза. Возможно, она возьмет еще какую-нибудь книгу из обширной библиотеки. У нее в комнате есть удобное кресло у окна, в котором она может почитать и понаблюдать за небом.
Иззи вздохнула. Неужели ее жизнь теперь будет состоять лишь из мимолетных взглядов украдкой на Джулиана и чтения? Если так, она скоро сойдет с ума.
Завершив свой дежурный объезд, Джулиан бросил перчатки и стек безымянному лакею, ожидавшему у входа, и зашагал по длинному коридору в библиотечное крыло. Там есть книга, которая может понравиться Иззи: трактат по садоводству, написанный одной из предыдущих герцогинь Дарингем. Он уже несколько дней ищет жену, пытаясь наладить с ней отношения.
Не Бог весть, какой подарок, но он сомневался, что драгоценности произведут на Иззи впечатление, а подарить шоколад он больше не рискнет после того, что произошло в прошлый раз. Ему потребовалось немало времени, чтобы отмыться, и чувствовал он себя крайне глупо.
Джулиан гадал, как она проводит свои дни. Иногда он видел ее за завтраком, если она чувствовала себя Достаточно хорошо, чтобы поесть, но они почти не разговаривали.
Казалось, стоит ей только посмотреть на него, и ее начинает тошнить. Это был ощутимый удар по его самолюбию. Она сидела спокойно столько, сколько могла, затем вскакивала и исчезала. Это было странно и более чем обескураживающе. Он хотел ее, хотел вернуть их дружбу. Она же, казалось, не желала иметь с ним ничего общего.
Войдя через массивные двери в библиотеку, он на мгновение остановился. Последний раз он искал слева от огромного западного окна. В комнате имелось два таких окна: одно с севера, другое с запада, и ряд изящных окон, расположенных высоко на двух других стенах. Библиотека располагалась в огромном помещении и была свидетельством множества ученых индивидуумов в роду Дарингемов. Многие поколения читали, собирали и переставляли книги на этих полках.
Джулиан полагал, что лучше начать с нижних полок и продвигаться вверх. Побочной пользой такого метода было много интересных томов, которые он попутно нашел. Он пересек комнату и начал опускаться на колени перед самой нижней полкой.
– О, черт! – услышал он раздраженный женский голос. Резко вскочив, он повернулся. Там, высоко на стремянке, пытаясь дотянуться до полки, до которой невозможно было дотянуться, стояла его жена. Внезапно осознав грозящую ей опасность, он прыгнул к лестнице.
В этот момент прогремел гром. Вздрогнув, Иззи потеряла и без того шаткое равновесие и начала падать. На мгновение ему показалось, что она удержится, но непривычные к новому весу ноги соскользнули со ступеньки. Вскрикнув, Иззи полетела вниз.
– О-ох!
Иззи растянулась на полу, крепко зажмурившись от сильнейшей боли, которая непременно последует. Никакой боли. Ничего, кроме комковатой поверхности, на которой она лежит. Что-то вдавилось ей в бок. Поерзав, чтобы было поудобнее, она приоткрыла один глаз.
Да она, похоже, ни капельки не покалечилась. Руки и ноги в порядке, двигаются легко. Ребенок! Прижав ладонь к небольшой выпуклости на животе, она не почувствовала ничего необычного.
Какое счастье, что, грохнувшись с такой высоты, она ничего себе не сломала. Приподнявшись, чтобы встать, она с удивлением обнаружила, что ее ладони упираются в широкую твердую грудь, и, подняв глаза, ахнула.
Она, оказывается, приземлилась на Джулиана и, судя по его виду, с ним не все хорошо! Он не двигается. Иззи поспешно подтянулась выше и приложила ладонь к его щеке.
– Джулиан? Ох, Джулиан, пожалуйста, скажи, что с тобой все в порядке! – Ответа не последовало. Когда она уже собралась подняться, то почувствовала, что грудь его расширилась от протяжного, натужного вздоха. Он делал один свистящий вдох за другим, в то время как Иззи сидела на нем с увлажнившимися от облегчения глазами.
– Иззи? – Он разом вспомнил. – Иззи, как ты могла совершить такую глупость? С ребенком все в порядке? Что за легкомыслие! – Джулиан привлек ее к себе на грудь. От облегчения, что с ней все в порядке, сердце его заколотилось еще сильнее.
– Мне нечем дышать, – послышался сдавленный возглас, и Джулиан немного ослабил хватку. Иззи подняла голову.
– Спасибо, – вежливо проговорила она, откинув назад спутанные волосы.
Джулиан не слушал. Он чувствовал, как волны шелковистых волос ласкают ему шею и плечо, и вдыхал сладкий, свежий аромат ее кожи. Тут было все, что он помнил, о чем грезил. Его плоть стала твердой.
Иззи почувствовала, как она напряглась под ней, и еще не забытое тепло растеклось по ее телу. Он всегда излучал тепло, но сейчас оно граничило с возгоранием. В остальном это был ее собственный сладостный отклик на его возбуждение.
Все в нем было твердым. Под ее ладонями мышцы груди перекатывались, как железные обручи, и его мужественность вызывала у нее возбужденный трепет.
Джулиан не мог этого вынести. Ладони Иззи блуждали по его груди, пальцы мягко, по-кошачьи, вонзались, проверяя его напряженные мышцы и гладя их. Руки ее пропутешествовали по груди вверх, прошлись по плечам, затем вернулись вниз. Она медленно села, и он увидел, что веки ее полузакрыты, а губы приоткрылись.
Когда ее прикосновения спустились ниже, бедра его непроизвольно приподнялись, прижимая его к ней, и руки ее сжались на затвердевшем животе, как озорные кошачьи коготки.
Он должен знать.
– Иззи? – Напряженная сиплость голоса привела бы его в расстройство, если бы ему уже не было все равно.
Она не слышала его. Голова ее свесилась вниз, волосы упали на него, и она ощущала, как его возбуждение пульсирует под ней. Дыхание ее вырывалось неровными всхлипами, состязаясь с ритмом его сердцебиения. Погрузившись руками ей в волосы, Джулиан мягко заставил ее встретиться с ним глазами.
– Иззи?
Она знала, чего он хочет. Его львиные глаза приглашали, просили, приказывали. Один раз она уже видела в них это темное, отчаянное желание, и ей хотелось согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28