Я в долгу перед мертвыми за их верность мне.
– Понимаю, – прошептала Розалинда дрогнувшим голосом. Руки у нее затряслись, на мгновение ей стало дурно.
– Ты, разумеется, не обязана выходить замуж за Дрейка. Я не могу тебя заставить. И не брошу тебя в Тауэр, если ты не вступишь в брак с ним. Но буду вынуждена забрать у тебя Торнбери-Хаус, если из-за него начнутся распри.
Розалинда вскочила на ноги и яростно выпалила:
– Ваше величество! Как вы можете?
– Я всегда хотела владеть Торнбери-Хаусом. Если ты ослушаешься отца, я буду считать тебя недостойной такой ценности.
– А что же мне без него делать?
– Ты всегда можешь вернуться служить при дворе. Или же я подберу тебе мужа.
– Но почему? Вы же всегда хотели, чтобы ваши придворные дамы оставались незамужними.
Королева медленно приблизилась к Розалинде и вручила ей листок бумаги.
– Ты упомянула о моих стихах. Прочти это, когда будешь одна, возможно, ты все поймешь.
Дрожащими руками взяв листок, Розалинда присела в реверансе.
– Ваше величество… – и, не дожидаясь разрешения уйти, выбежала прочь. До этикета ли ей сейчас было!
Трясущимися руками развернув листок, Розалинда поднесла его к факелу, горевшему на стене, и прочитала стихотворение, написанное рукой королевы.
На смерть Монсеньора
Печально мне, но все же не решаюсь
Другим своей печали показать
Полна любви – а словно ненавижу,
Томлюсь желанием страданьям имя дать,
Кажусь немой, но сердце переводит мои слова
На свой язык.
Жива ли я? Во мне и лед и пламень,
Себя скрываю от себя,
Печаль моя как тень бежит за мной,
Вослед за мной, когда я мчусь за нею.
Покоя нет мне днем,
А ночью целим ложе, вспоминая
Мои слова и чувства, боль и грусть!
Как с другом давним я делюсь
Обидой, что не в силах боле я зелье отыскать,
Чтобы того изгнать из сердца,
Кто так дорог
И образ чей со мною будет жить, пока живу сама.
Позволь мне жизнь мою прожить,
На миг избавь от боли
Иль смерть мне дай, чтоб о любви забыть.
Елизавета тем временем повернулась к ширме, стоявшей в глубине комнаты.
– Ну и что ты на это скажешь? – спросила она. Из-за ширмы вышел Дрейк и, мрачно взглянув на королеву, ничего не ответил.
– Тебя удивил визит Розалинды?
– Нет. – Дрейк начал медленно расхаживать по комнате. – Она любит свой дом как никто другой. Вероятно, даже больше, чем любил его мой отец.
– Ты ее действительно не переносишь?
Дрейк остановился и смущенно потер переносицу.
– Нет.
– Скорее наоборот, так я полагаю.
Он с трудом перевел дыхание.
– Ты вернулся, чтобы изводить ее, как она утверждает?
– Конечно, нет, – горько усмехнулся он. – Я почти разорен. Мне нужны деньги.
Королева помолчала, довольная, как всегда, тем, что ее подданный унижается перед ней.
– Тогда почему ты не признаешься Розалинде? Она может помочь тебе.
Дрейк лишь устало вздохнул, и королева жестом велела ему сесть.
– Стоит ли сообщать Розалинде о своих бедах, ведь я и так уже всего лишь грязь у нее под ногами. Может, она и находит меня очаровательным, но равным себе не признает никогда.
– А может, и признает, если я пожалую тебе рыцарство.
Некоторое время Дрейк недоуменно смотрел на Елизавету, отметив про себя ее хитрый взгляд. Эти всезнающие глаза таили в себе интригу.
– Всем известно, что ваше величество терпеть не может увеличивать число рыцарей и лордов. Вы часто говорили, что подобная щедрость принижает заслуги тех, кто уже удостоился такой чести. – Дрейк вспомнил, что королева страшно негодовала, когда Эссекс резко увеличил число рыцарей, воюя против Тирона, главаря ирландских мятежников. – И потом, – сказал он с грустной усмешкой, – представьте, как будет поражен ваш двор, если вы сделаете меня рыцарем. Ведь никто не знает, что я шпионил за вашими дипломатами, одновременно занимаясь торговлей.
Действительно, Дрейк отбил у испанцев огромное богатство и, чтобы добиться расположения королевы, передал его ей, как, впрочем, поступали все ее придворные. Но миссия Дрейка была тайной. Ему не нужно было находиться при дворе, потому что лучше всего он служил Елизавете, находясь в самых далеких уголках ее монархии.
Королева чуть не замурлыкала от удовольствия:
– Даже Бергли не знал о тебе, Мандрейк, мой маленький шпион.
При звуках имени покойного казначея королевы сердце Дрейка оборвалось. Смеет ли он рассказать ей о деле, которое занимает все его мысли?
– Что такое? – тотчас насторожившись, спросила королева. – Ты надеялся на рыцарство?
– Если это порадует ваше величество, то я с благодарностью и покорностью приму его. Но, по правде говоря, более всего я желаю не этого.
– Тогда чего же? Я не раз гадала, что тобой движет? Ты ведь даже не просил комиссионных.
– Я счастлив быть полезным Глориане, которую Господь справедливо посадил на этот трон. – Дрейк галантно склонился перед королевой.
– Сдается мне, что ты служил мне не только из-за этого, – в ответ отрезала она.
Дрейк поднял голову. Если не сейчас, то когда? Если не королева, то кто?
– Я ничего так не желаю, как найти человека, сломившего дух моего отца.
Ротвелл встал и, зашагав по комнате, выложил королеве все, что знал о смерти отца и о подставной торговой компании. Он никогда и вообразить себе не мог, что осмелится так открыто говорить с Елизаветой, но ведь столь же трудно представить себе, что преступник пользовался расположением Бергли. Глаза королевы затуманились слезами при упоминании этого имени. Она с ложечки кормила своего любимого министра, когда тот уже был при смерти, и, по всей видимости, ей очень его недоставало. Дрейк постарался никоим образом не оскорбить честь Бергли.
– Я попытаюсь что-либо разузнать, – сказала наконец королева, обессилено сгорбившись в кресле. – Но ты должен жить полной жизнью независимо ни от чего. Иногда месть просто невозможна. Я когда-то оплакивала свою мать, хотя едва знала ее. – Она говорила об Анне Болейн, которую обезглавил ее отец, Генрих VIII. – Кого просить о возмездии, когда твой собственный отец и монарх и убийца? – прохрипела она.
Дрейк устыдился, поняв, насколько мелки его обиды в сравнении с горем королевы.
– Не стану более вас беспокоить, мадам. – Он низко ей поклонился.
– Я не шутила, говоря о том, что вам следует пожениться. – Королева медленно подошла к зеркалу, скривилась при виде своих морщин и взглянула на отражение Ротвелла в зеркале. – Дрейк, ты меня слышал?
– Вы хотите, чтобы мы поженились, – отозвался он. Королева задумчиво нахмурилась:
– Это ведь не имеет для тебя значения, да? Женишься ты или нет, на ком женишься, тебе ведь все равно? Нет, не отвечай. Мотивы твоих поступков так же непостижимы, как и твои скитания. Потому-то ты так хорошо и служил мне.
– Я живу, чтобы служить вам, моя государыня. – Он склонился в глубоком поклоне.
– Бедная Розалинда! Женщина всегда остается пешкой в игре мужчин. Вот почему я так и не вышла замуж. А теперь ступам. Выйди через потайную дверь.
Дрейк кивнул.
– И будь добр к ней, – добавила королева. – Она дорога нашему сердцу.
Глава 17
Дрейк покинул Уайтхолл и направился прямо к Темзе. Им овладело почти непреодолимое желание сесть на корабль и уплыть в Ост-Индию. Зачем бороться с призраками здесь, в Англии, когда все проходит само собой в море?
Он ступил-таки на борт судна, правда, сел не на корабль, а всего лишь в небольшую лодку, одну из тех, что бороздили воды Темзы.
– Отличный денек, господин, – обратился к нему лодочник, пыхтя самодельной трубкой и усиленно работая веслами.
– Да, – рассеянно ответил Дрейк.
– Вам куда, господин?
– В Либерти.
– Собрались в театр?
– Нет, еду навестить друга.
Лодочник украдкой посмотрел через плечо: судя по всему, его пассажир направляется в один из борделей, чтобы вволю поразвлечься.
– Я там раньше жил, – объяснил Дрейк.
– Ясно, господин, – сказал лодочник, кивая и расплываясь в довольной ухмылке. – Ясно, – повторил он и сосредоточил все свое внимание на веслах.
Когда они подошли к пристани, рыбаки как раз вытаскивали сети и сотни серебристых рыб заскользили по деревянному настилу. Запах рыбы несколько успокоил Дрейка. Ему действительно было уютнее на воде.
Совсем недалеко от пристани высились ряды доходных домов, где прошли самые страшные годы его детства. Хорошо бы забыть все это – вонь гниющих отбросов в канавах; духоту в такие вот дни, как этот, когда высокие обшарпанные здания, казалось, заслоняют собой солнечный свет; когда не знаешь, что хуже: запах собственного пота, струящегося по лицу, или запах похоти, обволакивающий дома терпимости и исходящий от женщин, что, расставшись с одним клиентом, тут же искали другого. Хорошо бы забыть, как они цокали языками, даже при виде маленького мальчика, как выпячивали грудь и сами щипали себя за соски, завлекая клиента. Но разве такое забудешь?
– Привет, душка, – окликнула его шлюха, когда он повернул за угол строения, которое когда-то называл своим домом.
Он не остановился, и она, последовав за ним, решительно вцепилась в него сзади.
– Я сегодня в настроении, душка, возьму недорого.
– Потом, – резко оборвал ее Дрейк.
Ветхие строения, тянувшиеся вдоль улицы, представляли собой жалкое зрелище. Казалось, они рухнут, если вытащить хотя бы одну доску.
Из покосившегося окна выглядывал изможденный, похожий на скелет ребенок. Дрейк помахал ему рукой, но мальчик даже не шевельнулся. Потом из глубины комнаты, видимо, появилась мать, и ребенок тут же исчез. А может, то был лишь призрак, причудливое напоминание о печальных днях детства, подумал Дрейк.
Какие-то мальчишки неподалеку пинали собачий череп, служивший им мячом. Грязные и оборванные, они тем не менее весело смеялись. Если бы Дрейк родился в таких условиях, то, возможно, и сам был бы так же счастлив, как эти мальчишки. Но он родился в богатстве, а потом лишился его. Нет, после этого уже не оправишься. Даже если позднее снова окажешься на коне.
Дрейк весь вспотел, пока добрался наконец до доходного дома, в котором жил когда-то с матерью. Навстречу ему выскочила крыса, противно заверещала и на мгновение остановилась. В детстве он отгонял таких настырных крыс от своей постели.
– Есть здесь кто-нибудь? – спросил Дрейк, хотя было ясно, что в доме уже никто не живет. Вероятно, его покинули после вспышки чумы год назад. Люди семьями бежали из Лондона, спасаясь от страшной болезни, или умирали в муках. Трупы складывали штабелями и увозили, чтобы захоронить в общей могиле.
Войдя в дом, Дрейк увидел куски штукатурки, отвалившиеся от стен. Пол был завален сломанной мебелью, разбитыми игрушками и невероятно грязным тряпьем. По спине его пробежал холодок.
Почему он пришел именно сюда? Ах да, совсем недавно, в разговоре с королевой, Розалинда упомянула о его унизительном детстве. Это лишь напомнило ему, что Торнбери-Хаус на самом деле не его дом и никогда им не будет, даже если он и выиграет в борьбе за наследство. Торнбери был домом его отца, а отец, унаследовавший имение от деда, потерял его.
Дед Ротвелл купил эти земли у Генриха VIII после того, как тот конфисковал их у аббата в годы английской Реформации. Владение этим огромным имением сразу возвысило семью Дрейка, тогдашних торговцев, до положения джентри, что сулило как расширение власти, так и умножение обязанностей. Но отцу Дрейка эта задача оказалась явно не по плечу.
Вновь оказавшись в этой дыре, куда скатилась семья Джеймса Ротвелла после потери Торнбери-Хауса, Дрейк наконец признал, что, хотя его отца, безусловно, обманули, он сам польстился на ложь в силу своей слабости. Обстоятельства слишком высоко вознесли его, и он пал, словно ангел в ад.
Дрейк пристально всматривался в темноту, так пристально, что она в конце концов приобрела неясные сероватые очертания, а затем и облик человека. Там, в тени, стоял мужчина!
Дрейк даже подпрыгнул от неожиданности:
– Боже милостивый, как давно вы здесь?
Незнакомец в черной накидке с капюшоном, закрывавшим длинные каштановые волосы, тотчас отделился от темной стены. На лице его отчетливо были заметны следы усталости и тревог, но взгляд оставался живым и цепким.
– Вы Страйдер? – спросил Дрейк.
– Да, – ответил мужчина, и в его глазах промелькнуло любопытство. – А вы господин Дрейк Ротвелл. Ваш поверенный сказал, что я найду вас здесь.
– Я не ожидал вас так скоро. Что вы хотите?
– Торнбери-Хаус, разумеется.
– Он не продается. Мой поверенный получил распоряжение предлагать только земли. Он должен был сказать об этом.
– Дом пока не продается. – Легкая полуулыбка появилась на губах незнакомца.
– Простите мою прямоту, – сказал Дрейк, – но я не уверен, что ваш кошелек достаточно полон, чтобы купить гостевой дом.
– Я – лишь агент и совершаю покупку для моего хозяина.
– И это…
– Это секрет. – Страйдер снисходительно улыбнулся. – Таковы уж правила игры. Надеюсь, вы не сочтете меня стишком наглым, если я скажу, что мой хозяин готов заплатить вам больше любой названной вами цены.
Теперь настала очередь Дрейка насмешливо улыбнуться.
– Почему вы так уверены, что я соглашусь продать дом? – «И почему мне кажется, что я уже тебя где-то видел?» – подумал Дрейк, но сколько ни всматривался в ожесточенное лицо агента, так и не мог вспомнить ни его имени, ни места возможной встречи.
Страйдер подошел к окну, ставни которого были открыты, и посмотрел на улицу.
– Я полагаюсь на свою интуицию. Я вырос в таком же месте и знаю людей, подобных вам.
Дрейк не удивился. Страйдер не производил впечатления дворянина, но держался весьма уверенно, отнюдь не как обычный агент.
– Я подумаю над вашим предложением, – отозвался Дрейк. – Но наша встреча должна остаться в тайне.
– Разумеется. – Страйдер слегка поклонился и стал чем-то неуловимо похож на старуху с косой.
Дрейк ушел не прощаясь Люди, подобные Страйдеру, считали такие формальности напрасной тратой времени. Кого он может представлять? Уж не он ли направлял угрожающие письма Старку?
И тотчас холодок пробежал по спине Дрейка. А когда он вспомнил о Розалинде, то невольно вздрогнул. Она, вероятно, возненавидит его, когда узнает, каков он на самом деле. Ведь секретов у него больше, чем у тайного агента, называющего себя Страйдером.
Розалинда потерла воспаленные глаза, вглядываясь в цифры, и подвинула подсвечник ближе к бухгалтерской книге, которую уже более часа изучала в кабинете лорда Даннингтона. У нее не только болели глаза, но и звенело в ушах: мозг устал от подсчитывания и пересчитывания доходов и расходов, а ярость все еще не утихла. Она билась над цифрами лишь для того, чтобы доказать себе, что за Торнбери стоит бороться. Сердце говорило, что дом этого стоит, но что скажут книги?
Не стоит забывать, что экономика Англии сейчас в упадке. Вереницы бедняков с жалкими пожитками тянулись в города и обратно в тщетных поисках работы или подаяния. Только на прошлой неделе был продан огромный Фултон-Хаус: для его хозяина настали тяжелые времена. А ведь когда-то Фултон-Хаус был домом Франчески.
В Торнбери-Хаусе, слава Богу, дела обстояли неплохо. Тяжелое экономическое положение в стране усугублялось низкими урожаями несколько лет подряд, однако Розалинде удалось компенсировать потери за счет скромного дохода от производства шерсти. Торнбери-Хаус определенно твердо стоял на ногах, так что ее ярая и в то же время сентиментальная решимость сохранить его может быть подкреплена и экономической целесообразностью. Если ей придется бороться с королевой – а сегодня она решила не уступать монарху, – то ей пригодятся любые аргументы.
Едва Розалинда, утвердившись в своих намерениях, откинулась в кресле, дверь распахнулась и на пороге появился Дрейк. Сердце ее тут же оборвалось – ей предстояло сообщить ему свое решение.
Дрейк еле стоял на ногах, его костюм для верховой езды с одной стороны был забрызган грязью. Он, должно быть, свалился с лошади, язвительно подумала Розалинда.
– Малютка, – проговорил он заплетающимся языком.
– Ты пьян, – спокойно отозвалась она и аккуратно положила гусиное перо на стол. Похоже, ее задача несколько облегчится. Наутро он вспомнит лишь половину разговора.
– Малютка, – повторил он, на этот раз насмешливо. Розалинда заметила в его глазах яростный блеск и адское желание нагрубить. В ней тотчас вспыхнул ответный огонь, но она тем не менее чопорно сложила руки на коленях.
– В чем дело, Дрейк?
– Я что, действительно звал тебя малюткой? – Он, шатаясь, ввалился в комнату, и Розалинда просто не могла не отметить красоту его торса и мускулистые ноги в туго обтягивающих грязных панталонах.
– Да, ты действительно называл меня этим ужасным прозвищем. Причем совсем недавно.
Свеча вдруг загорелась ярче, может, от его присутствия? Она всегда знала, что он обладает каким-то необъяснимым величием, чувствовала в нем угрозу для себя. И вот сейчас под влиянием алкоголя его истинная сущность проявилась в полной мере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Понимаю, – прошептала Розалинда дрогнувшим голосом. Руки у нее затряслись, на мгновение ей стало дурно.
– Ты, разумеется, не обязана выходить замуж за Дрейка. Я не могу тебя заставить. И не брошу тебя в Тауэр, если ты не вступишь в брак с ним. Но буду вынуждена забрать у тебя Торнбери-Хаус, если из-за него начнутся распри.
Розалинда вскочила на ноги и яростно выпалила:
– Ваше величество! Как вы можете?
– Я всегда хотела владеть Торнбери-Хаусом. Если ты ослушаешься отца, я буду считать тебя недостойной такой ценности.
– А что же мне без него делать?
– Ты всегда можешь вернуться служить при дворе. Или же я подберу тебе мужа.
– Но почему? Вы же всегда хотели, чтобы ваши придворные дамы оставались незамужними.
Королева медленно приблизилась к Розалинде и вручила ей листок бумаги.
– Ты упомянула о моих стихах. Прочти это, когда будешь одна, возможно, ты все поймешь.
Дрожащими руками взяв листок, Розалинда присела в реверансе.
– Ваше величество… – и, не дожидаясь разрешения уйти, выбежала прочь. До этикета ли ей сейчас было!
Трясущимися руками развернув листок, Розалинда поднесла его к факелу, горевшему на стене, и прочитала стихотворение, написанное рукой королевы.
На смерть Монсеньора
Печально мне, но все же не решаюсь
Другим своей печали показать
Полна любви – а словно ненавижу,
Томлюсь желанием страданьям имя дать,
Кажусь немой, но сердце переводит мои слова
На свой язык.
Жива ли я? Во мне и лед и пламень,
Себя скрываю от себя,
Печаль моя как тень бежит за мной,
Вослед за мной, когда я мчусь за нею.
Покоя нет мне днем,
А ночью целим ложе, вспоминая
Мои слова и чувства, боль и грусть!
Как с другом давним я делюсь
Обидой, что не в силах боле я зелье отыскать,
Чтобы того изгнать из сердца,
Кто так дорог
И образ чей со мною будет жить, пока живу сама.
Позволь мне жизнь мою прожить,
На миг избавь от боли
Иль смерть мне дай, чтоб о любви забыть.
Елизавета тем временем повернулась к ширме, стоявшей в глубине комнаты.
– Ну и что ты на это скажешь? – спросила она. Из-за ширмы вышел Дрейк и, мрачно взглянув на королеву, ничего не ответил.
– Тебя удивил визит Розалинды?
– Нет. – Дрейк начал медленно расхаживать по комнате. – Она любит свой дом как никто другой. Вероятно, даже больше, чем любил его мой отец.
– Ты ее действительно не переносишь?
Дрейк остановился и смущенно потер переносицу.
– Нет.
– Скорее наоборот, так я полагаю.
Он с трудом перевел дыхание.
– Ты вернулся, чтобы изводить ее, как она утверждает?
– Конечно, нет, – горько усмехнулся он. – Я почти разорен. Мне нужны деньги.
Королева помолчала, довольная, как всегда, тем, что ее подданный унижается перед ней.
– Тогда почему ты не признаешься Розалинде? Она может помочь тебе.
Дрейк лишь устало вздохнул, и королева жестом велела ему сесть.
– Стоит ли сообщать Розалинде о своих бедах, ведь я и так уже всего лишь грязь у нее под ногами. Может, она и находит меня очаровательным, но равным себе не признает никогда.
– А может, и признает, если я пожалую тебе рыцарство.
Некоторое время Дрейк недоуменно смотрел на Елизавету, отметив про себя ее хитрый взгляд. Эти всезнающие глаза таили в себе интригу.
– Всем известно, что ваше величество терпеть не может увеличивать число рыцарей и лордов. Вы часто говорили, что подобная щедрость принижает заслуги тех, кто уже удостоился такой чести. – Дрейк вспомнил, что королева страшно негодовала, когда Эссекс резко увеличил число рыцарей, воюя против Тирона, главаря ирландских мятежников. – И потом, – сказал он с грустной усмешкой, – представьте, как будет поражен ваш двор, если вы сделаете меня рыцарем. Ведь никто не знает, что я шпионил за вашими дипломатами, одновременно занимаясь торговлей.
Действительно, Дрейк отбил у испанцев огромное богатство и, чтобы добиться расположения королевы, передал его ей, как, впрочем, поступали все ее придворные. Но миссия Дрейка была тайной. Ему не нужно было находиться при дворе, потому что лучше всего он служил Елизавете, находясь в самых далеких уголках ее монархии.
Королева чуть не замурлыкала от удовольствия:
– Даже Бергли не знал о тебе, Мандрейк, мой маленький шпион.
При звуках имени покойного казначея королевы сердце Дрейка оборвалось. Смеет ли он рассказать ей о деле, которое занимает все его мысли?
– Что такое? – тотчас насторожившись, спросила королева. – Ты надеялся на рыцарство?
– Если это порадует ваше величество, то я с благодарностью и покорностью приму его. Но, по правде говоря, более всего я желаю не этого.
– Тогда чего же? Я не раз гадала, что тобой движет? Ты ведь даже не просил комиссионных.
– Я счастлив быть полезным Глориане, которую Господь справедливо посадил на этот трон. – Дрейк галантно склонился перед королевой.
– Сдается мне, что ты служил мне не только из-за этого, – в ответ отрезала она.
Дрейк поднял голову. Если не сейчас, то когда? Если не королева, то кто?
– Я ничего так не желаю, как найти человека, сломившего дух моего отца.
Ротвелл встал и, зашагав по комнате, выложил королеве все, что знал о смерти отца и о подставной торговой компании. Он никогда и вообразить себе не мог, что осмелится так открыто говорить с Елизаветой, но ведь столь же трудно представить себе, что преступник пользовался расположением Бергли. Глаза королевы затуманились слезами при упоминании этого имени. Она с ложечки кормила своего любимого министра, когда тот уже был при смерти, и, по всей видимости, ей очень его недоставало. Дрейк постарался никоим образом не оскорбить честь Бергли.
– Я попытаюсь что-либо разузнать, – сказала наконец королева, обессилено сгорбившись в кресле. – Но ты должен жить полной жизнью независимо ни от чего. Иногда месть просто невозможна. Я когда-то оплакивала свою мать, хотя едва знала ее. – Она говорила об Анне Болейн, которую обезглавил ее отец, Генрих VIII. – Кого просить о возмездии, когда твой собственный отец и монарх и убийца? – прохрипела она.
Дрейк устыдился, поняв, насколько мелки его обиды в сравнении с горем королевы.
– Не стану более вас беспокоить, мадам. – Он низко ей поклонился.
– Я не шутила, говоря о том, что вам следует пожениться. – Королева медленно подошла к зеркалу, скривилась при виде своих морщин и взглянула на отражение Ротвелла в зеркале. – Дрейк, ты меня слышал?
– Вы хотите, чтобы мы поженились, – отозвался он. Королева задумчиво нахмурилась:
– Это ведь не имеет для тебя значения, да? Женишься ты или нет, на ком женишься, тебе ведь все равно? Нет, не отвечай. Мотивы твоих поступков так же непостижимы, как и твои скитания. Потому-то ты так хорошо и служил мне.
– Я живу, чтобы служить вам, моя государыня. – Он склонился в глубоком поклоне.
– Бедная Розалинда! Женщина всегда остается пешкой в игре мужчин. Вот почему я так и не вышла замуж. А теперь ступам. Выйди через потайную дверь.
Дрейк кивнул.
– И будь добр к ней, – добавила королева. – Она дорога нашему сердцу.
Глава 17
Дрейк покинул Уайтхолл и направился прямо к Темзе. Им овладело почти непреодолимое желание сесть на корабль и уплыть в Ост-Индию. Зачем бороться с призраками здесь, в Англии, когда все проходит само собой в море?
Он ступил-таки на борт судна, правда, сел не на корабль, а всего лишь в небольшую лодку, одну из тех, что бороздили воды Темзы.
– Отличный денек, господин, – обратился к нему лодочник, пыхтя самодельной трубкой и усиленно работая веслами.
– Да, – рассеянно ответил Дрейк.
– Вам куда, господин?
– В Либерти.
– Собрались в театр?
– Нет, еду навестить друга.
Лодочник украдкой посмотрел через плечо: судя по всему, его пассажир направляется в один из борделей, чтобы вволю поразвлечься.
– Я там раньше жил, – объяснил Дрейк.
– Ясно, господин, – сказал лодочник, кивая и расплываясь в довольной ухмылке. – Ясно, – повторил он и сосредоточил все свое внимание на веслах.
Когда они подошли к пристани, рыбаки как раз вытаскивали сети и сотни серебристых рыб заскользили по деревянному настилу. Запах рыбы несколько успокоил Дрейка. Ему действительно было уютнее на воде.
Совсем недалеко от пристани высились ряды доходных домов, где прошли самые страшные годы его детства. Хорошо бы забыть все это – вонь гниющих отбросов в канавах; духоту в такие вот дни, как этот, когда высокие обшарпанные здания, казалось, заслоняют собой солнечный свет; когда не знаешь, что хуже: запах собственного пота, струящегося по лицу, или запах похоти, обволакивающий дома терпимости и исходящий от женщин, что, расставшись с одним клиентом, тут же искали другого. Хорошо бы забыть, как они цокали языками, даже при виде маленького мальчика, как выпячивали грудь и сами щипали себя за соски, завлекая клиента. Но разве такое забудешь?
– Привет, душка, – окликнула его шлюха, когда он повернул за угол строения, которое когда-то называл своим домом.
Он не остановился, и она, последовав за ним, решительно вцепилась в него сзади.
– Я сегодня в настроении, душка, возьму недорого.
– Потом, – резко оборвал ее Дрейк.
Ветхие строения, тянувшиеся вдоль улицы, представляли собой жалкое зрелище. Казалось, они рухнут, если вытащить хотя бы одну доску.
Из покосившегося окна выглядывал изможденный, похожий на скелет ребенок. Дрейк помахал ему рукой, но мальчик даже не шевельнулся. Потом из глубины комнаты, видимо, появилась мать, и ребенок тут же исчез. А может, то был лишь призрак, причудливое напоминание о печальных днях детства, подумал Дрейк.
Какие-то мальчишки неподалеку пинали собачий череп, служивший им мячом. Грязные и оборванные, они тем не менее весело смеялись. Если бы Дрейк родился в таких условиях, то, возможно, и сам был бы так же счастлив, как эти мальчишки. Но он родился в богатстве, а потом лишился его. Нет, после этого уже не оправишься. Даже если позднее снова окажешься на коне.
Дрейк весь вспотел, пока добрался наконец до доходного дома, в котором жил когда-то с матерью. Навстречу ему выскочила крыса, противно заверещала и на мгновение остановилась. В детстве он отгонял таких настырных крыс от своей постели.
– Есть здесь кто-нибудь? – спросил Дрейк, хотя было ясно, что в доме уже никто не живет. Вероятно, его покинули после вспышки чумы год назад. Люди семьями бежали из Лондона, спасаясь от страшной болезни, или умирали в муках. Трупы складывали штабелями и увозили, чтобы захоронить в общей могиле.
Войдя в дом, Дрейк увидел куски штукатурки, отвалившиеся от стен. Пол был завален сломанной мебелью, разбитыми игрушками и невероятно грязным тряпьем. По спине его пробежал холодок.
Почему он пришел именно сюда? Ах да, совсем недавно, в разговоре с королевой, Розалинда упомянула о его унизительном детстве. Это лишь напомнило ему, что Торнбери-Хаус на самом деле не его дом и никогда им не будет, даже если он и выиграет в борьбе за наследство. Торнбери был домом его отца, а отец, унаследовавший имение от деда, потерял его.
Дед Ротвелл купил эти земли у Генриха VIII после того, как тот конфисковал их у аббата в годы английской Реформации. Владение этим огромным имением сразу возвысило семью Дрейка, тогдашних торговцев, до положения джентри, что сулило как расширение власти, так и умножение обязанностей. Но отцу Дрейка эта задача оказалась явно не по плечу.
Вновь оказавшись в этой дыре, куда скатилась семья Джеймса Ротвелла после потери Торнбери-Хауса, Дрейк наконец признал, что, хотя его отца, безусловно, обманули, он сам польстился на ложь в силу своей слабости. Обстоятельства слишком высоко вознесли его, и он пал, словно ангел в ад.
Дрейк пристально всматривался в темноту, так пристально, что она в конце концов приобрела неясные сероватые очертания, а затем и облик человека. Там, в тени, стоял мужчина!
Дрейк даже подпрыгнул от неожиданности:
– Боже милостивый, как давно вы здесь?
Незнакомец в черной накидке с капюшоном, закрывавшим длинные каштановые волосы, тотчас отделился от темной стены. На лице его отчетливо были заметны следы усталости и тревог, но взгляд оставался живым и цепким.
– Вы Страйдер? – спросил Дрейк.
– Да, – ответил мужчина, и в его глазах промелькнуло любопытство. – А вы господин Дрейк Ротвелл. Ваш поверенный сказал, что я найду вас здесь.
– Я не ожидал вас так скоро. Что вы хотите?
– Торнбери-Хаус, разумеется.
– Он не продается. Мой поверенный получил распоряжение предлагать только земли. Он должен был сказать об этом.
– Дом пока не продается. – Легкая полуулыбка появилась на губах незнакомца.
– Простите мою прямоту, – сказал Дрейк, – но я не уверен, что ваш кошелек достаточно полон, чтобы купить гостевой дом.
– Я – лишь агент и совершаю покупку для моего хозяина.
– И это…
– Это секрет. – Страйдер снисходительно улыбнулся. – Таковы уж правила игры. Надеюсь, вы не сочтете меня стишком наглым, если я скажу, что мой хозяин готов заплатить вам больше любой названной вами цены.
Теперь настала очередь Дрейка насмешливо улыбнуться.
– Почему вы так уверены, что я соглашусь продать дом? – «И почему мне кажется, что я уже тебя где-то видел?» – подумал Дрейк, но сколько ни всматривался в ожесточенное лицо агента, так и не мог вспомнить ни его имени, ни места возможной встречи.
Страйдер подошел к окну, ставни которого были открыты, и посмотрел на улицу.
– Я полагаюсь на свою интуицию. Я вырос в таком же месте и знаю людей, подобных вам.
Дрейк не удивился. Страйдер не производил впечатления дворянина, но держался весьма уверенно, отнюдь не как обычный агент.
– Я подумаю над вашим предложением, – отозвался Дрейк. – Но наша встреча должна остаться в тайне.
– Разумеется. – Страйдер слегка поклонился и стал чем-то неуловимо похож на старуху с косой.
Дрейк ушел не прощаясь Люди, подобные Страйдеру, считали такие формальности напрасной тратой времени. Кого он может представлять? Уж не он ли направлял угрожающие письма Старку?
И тотчас холодок пробежал по спине Дрейка. А когда он вспомнил о Розалинде, то невольно вздрогнул. Она, вероятно, возненавидит его, когда узнает, каков он на самом деле. Ведь секретов у него больше, чем у тайного агента, называющего себя Страйдером.
Розалинда потерла воспаленные глаза, вглядываясь в цифры, и подвинула подсвечник ближе к бухгалтерской книге, которую уже более часа изучала в кабинете лорда Даннингтона. У нее не только болели глаза, но и звенело в ушах: мозг устал от подсчитывания и пересчитывания доходов и расходов, а ярость все еще не утихла. Она билась над цифрами лишь для того, чтобы доказать себе, что за Торнбери стоит бороться. Сердце говорило, что дом этого стоит, но что скажут книги?
Не стоит забывать, что экономика Англии сейчас в упадке. Вереницы бедняков с жалкими пожитками тянулись в города и обратно в тщетных поисках работы или подаяния. Только на прошлой неделе был продан огромный Фултон-Хаус: для его хозяина настали тяжелые времена. А ведь когда-то Фултон-Хаус был домом Франчески.
В Торнбери-Хаусе, слава Богу, дела обстояли неплохо. Тяжелое экономическое положение в стране усугублялось низкими урожаями несколько лет подряд, однако Розалинде удалось компенсировать потери за счет скромного дохода от производства шерсти. Торнбери-Хаус определенно твердо стоял на ногах, так что ее ярая и в то же время сентиментальная решимость сохранить его может быть подкреплена и экономической целесообразностью. Если ей придется бороться с королевой – а сегодня она решила не уступать монарху, – то ей пригодятся любые аргументы.
Едва Розалинда, утвердившись в своих намерениях, откинулась в кресле, дверь распахнулась и на пороге появился Дрейк. Сердце ее тут же оборвалось – ей предстояло сообщить ему свое решение.
Дрейк еле стоял на ногах, его костюм для верховой езды с одной стороны был забрызган грязью. Он, должно быть, свалился с лошади, язвительно подумала Розалинда.
– Малютка, – проговорил он заплетающимся языком.
– Ты пьян, – спокойно отозвалась она и аккуратно положила гусиное перо на стол. Похоже, ее задача несколько облегчится. Наутро он вспомнит лишь половину разговора.
– Малютка, – повторил он, на этот раз насмешливо. Розалинда заметила в его глазах яростный блеск и адское желание нагрубить. В ней тотчас вспыхнул ответный огонь, но она тем не менее чопорно сложила руки на коленях.
– В чем дело, Дрейк?
– Я что, действительно звал тебя малюткой? – Он, шатаясь, ввалился в комнату, и Розалинда просто не могла не отметить красоту его торса и мускулистые ноги в туго обтягивающих грязных панталонах.
– Да, ты действительно называл меня этим ужасным прозвищем. Причем совсем недавно.
Свеча вдруг загорелась ярче, может, от его присутствия? Она всегда знала, что он обладает каким-то необъяснимым величием, чувствовала в нем угрозу для себя. И вот сейчас под влиянием алкоголя его истинная сущность проявилась в полной мере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32